Генератор страха

– Но вы можете поручиться, что это было именно самоубийство, а не просто несчастный случай?

– А разве это можно спутать?

Фенимор нарочито громко кашлянул в кулак, как бы говоря: «Девочка, уж я-то повидал на своем веку такое, что тебе и не снилось!..»

– Вера Николаевна, однажды я собственными глазами видел человека, который спрыгнул с речного парома в воду, вместо того чтобы сойти на причал по аппарели. Когда его вытащили из воды, оказалось, что он попросту не заметил, как паром во время движения развернулся, и он пошел в ту сторону, где, по его мнению, должен был находиться причал. А на вопрос, где были его глаза, ответил просто: «Задумался». Такой вот задумчивый был человек. А ведь мог бы и не всплыть… Вот и я хочу знать ваше мнение: может быть, трагедия с Ветровым была просто случайностью? Захотел человек поправить шторы, или срочно понадобилось рассмотреть на улице что-то, что в обычном положении рассмотреть невозможно, но вдруг оступился и сорвался вниз… Такое возможно, как вы думаете?

Верочка зашарила глазами по ковру под ногами, словно там мог быть ответ на поставленный вопрос. Она по-прежнему стояла у входа в гостиную и неуверенно переминалась с ноги на ногу. Ее домашние тапочки на носках протерлись, и были видны пальцы с накрашенными красными ногтями.

– Я даже не знаю, – сказала она наконец. – Честное слово… Раньше я была уверена, что Андрей прыгнул в окно нарочно, но сейчас, после того, как вы рассказали про этого человека на пароме, я не знаю, что думать… Он же мне ничего не захотел объяснять! Он вдруг стал грубым, я даже обиделась немного и подумала еще, что теперь ему придется просить у меня прощения за такие слова…

– Такие слова? А что именно он вам сказал?

– Я спросила, что случилось, а он предложил мне заткнуться, хотя всего минуту назад мы с ним целовались…

– Да, это действительно обидно, – согласился Фенимор. – Мог бы вести себя и повежливее, хотя бы перед смертью. Тем более если знал, что собирается нырнуть вниз головой с четвертого этажа… Скажите, Вера Николаевна, этот звонок был на сотовый телефон Ветрова или на городской?

– Нет, на обычный, настольный. «Панасоник», кажется…

– Обычно современные телефоны способны определять номера, с которых поступил звонок, и сохранять их в памяти. И я хотел бы в этой памяти покопаться. У вас есть ключ от офиса, Вера Николаевна?

– Но… – Верочка уставилась на него в упор. Взгляд ее уже не был таким рассеянным – он стал вдруг острым, пронзительным, к тому же этот эффект усиливался едким прищуром. – По-моему, милиция уже выяснила этот вопрос… Кто вы такой?

«Началось… – подумал Фенимор. – Конечно, милиция этот вопрос уже выяснила. Но вот беда, детка, – еще не выяснил я!»

Он поднялся с дивана:

– Вера Николаевна, вы не будете возражать, если я закурю?

– Нет, курите, пожалуйста, пепельница на журнальном столике… Но все же – вы не из милиции?

Фенимор достал сигареты, прикурил одну и протянул Верочке. Она охотно взяла. Фенимор прикурил вторую – для себя.

– Вы совершенно правы, – сказал он, – я не из милиции. У них, знаете ли, слишком много забот, чтобы они могли заниматься этим делом с должным рвением. А есть люди, которые хотят, чтобы ситуация прояснилась раз и навсегда. Вам не о чем беспокоиться – они друзья Андрея, а я на них работаю и свое дело знаю туго. В этом можете не сомневаться.

– Я и не сомневаюсь… – Верочка сделала очень глубокую, мужскую, затяжку и сразу потерялась в полосах белого дыма. – Я даже рада, что вы не из милиции.

– Это почему?

– Потому что я тоже не уверена, что они найдут того, кто толкнул Андрея на этот шаг… То есть в том случае, конечно, если все это не было тем трагическим стечением обстоятельств, о котором вы говорили.

– А во мне вы, значит, уверены, Вера Николаевна?

– Не надо называть меня Верой Николаевной, хорошо? Меня никто так не называет. Обычно все называют меня Верочкой, даже учителя в школе так называли… А как мне называть вас?

– Мне не очень нравится имя, которое дали мне родители, и поэтому я называю его крайне редко, лишь в случае жесткой необходимости. Но люди, которые меня знают, зовут меня Фенимором. Я буду благодарен, если также будете называть меня и вы, Верочка.

– Верочка – не «вы», – поправила его девушка. – Верочка – «ты».

– То же самое я могу сказать и про Фенимора… – Он улыбнулся. – Так как насчет ключа от офиса, Верочка? Он у тебя есть?

– Ключа у меня нет, но он бы вам… то есть тебе, и не помог. Кабинет Андрея сейчас опечатан, да вы… Да ты бы там ничего и не нашел. Но что касается номера, с которого звонили Андрею, на этот счет мне кое-что известно…

Фенимор подошел к Верочке и взял ее за плечи.

– Что же ты мне сразу этого не сказала, милая… Что это был за номер?

– Я не могу говорить точно, потому что знаю об этом по слухам, но… Я слышала это от одного из наших сотрудников – Вадика Кувшинова, начальник охраны, – и у меня есть все основания ему доверять. Он сам бывший милиционер, у него остались еще какие-то связи, он всегда старается быть в курсе всех дел. Так вот, он нам рассказывал, что следователь выяснил номер, с которого поступил звонок, после чего Андрей выбросился из окна. Звонок поступил с квартирного телефона одного из домов где-то в районе Октябрьского Поля. Точный адрес мне неизвестен, но следователь его выяснил и навестил эту квартиру…

– Надо же, как быстро у нас работают следователи! – сказал Фенимор с восхищением. – Может быть, ты еще скажешь мне, что подозреваемый уже арестован?

– В том-то и дело, что никакого подозреваемого нет! Кувшинов сказал, что в этой квартирке живет лишь одинокая бабушка лет восьмидесяти, и она редко появляется на людях, целыми днями лежит на диване, смотрит телесериалы и таблетки пьет чаще, чем воду… У нее есть сын, которому самому уже под шестьдесят, но он появляется так редко, что соседи не всегда узнают его в лицо. Он живет где-то на Севере, в последний раз приезжал два года назад, на похороны отца. С тех пор больше не объявлялся. Про других родственников ничего не известно. К тому же квартира у бабки на первом этаже, на виду у всех, и никто из соседей не видел, чтобы к ней кто-нибудь приходил. Бабулька поначалу даже не могла понять, что хочет от нес следователь. Она отрицала, что кто-то пользовался ее телефоном, и, естественно, ничего не слышала ни про Андрея, ни про «Мерлин»…

Верочка замолчала, а Фенимор, погоняв сигарету из одного уголка рта в другой, отошел от нее, потирая щетину на подбородке. В задумчивости постоял у столика, в последний раз затянулся дымом и отправил сигарету в пепельницу.

– И что же дальше? – спросил он.

Верочка пожала плечами:

– Ничего. Говорят, что, скорее всего, следствие ничего не даст. Думаю, этот странный звонок признают просто случайным стечением обстоятельств, никак не связанным со смертью Андрея. Так говорит Кувшинов, и я с ним согласна. Потому что, если это не так, тут начинает попахивать мистикой, а я не очень-то верю в мистику. Точнее, раньше не очень-то верила.

– А сейчас, значит, поверила? – Скрестив на груди руки, Фенимор прошелся от столика к окну и обратно.

– А сейчас я уже и не знаю, во что верить. Собственно, мне больше добавить нечего. Ты уверен, что не хочешь кофе?

– Нет-нет, спасибо, у меня чертовски много дел. Люди, которые меня наняли, требуют закончить дело в самый короткий срок, и я боюсь не успеть… – Он достал перо, взял Верочку за руку и написал на ее ладони семизначный номер. – Вот, это номер моей трубки. Если ты вдруг что-то вспомнишь или какой-нибудь Вадик Кувшинов тебе расскажет еще что-нибудь важное – позвони мне, хорошо?

– Хорошо, обязательно… Фенимор.

– Что ж, Верочка, тогда до свидания. И прошу тебя – не впускай в дом незнакомых людей. Даже днем. Очень часто это заканчивается довольно плачевно. Договорились?

Верочка глянула на него с недоумением. И ничего не сказала. Даже вслед, когда он уже вышел из квартиры.

Глава 5

Итог визита был простым – все стало еще туманнее. Сомнительно, чтобы Верочка что-то от него скрывала, вряд ли она была такой хорошей актрисой. Скорее всего, действительно выложила все, что знала и уже неоднократно повторяла следователю. Правда, вероятным было то, что она просто неверно оценивала факты. Например, влюбленная в своего начальника, могла неправильно понять их поцелуи перед самой гибелью Ветрова. Она восприняла их как прелюдию к дальнейшим, более тесным отношениям, но для самого Ветрова это могло быть чем-то вроде прощания. Вроде как последнее маленькое удовольствие перед смертью. И звонок, конечно, мог быть просто случайностью. Бабке под восемьдесят, наверняка она уже плохо соображает, случаются и провалы в памяти – могла куда-нибудь позвонить да неправильно набрать номер, и тут же об этом позабыть. Кстати, позже она могла бы это и вспомнить, и даже сообщить следователю, вот только Верочка вряд ли это знает.

А столь удручающе повлиять на Ветрова этот звонок мог по самой простой причине: Ветров по-своему попрощался с Верочкой и успел приготовиться к встрече с костлявой, как вдруг раздается звонок и голос восьмидесятилетней старухи начинает ему что-то объяснять…

Вроде бы как пообщался со. смертью. И бросился ей навстречу, головой вниз.

Вероятно, так все и было… А может быть, и нет.

Фенимор достал свой ежедневник и вычеркнул из него имя Верочки Азаровой. Первая из трех секретарш. Теперь можно было встретиться и с Кусковой Анной. Конечно, он вряд ли ожидал, что встреча с ней прольет хоть немного света на события, но хотел раз и навсегда выяснить причину этого странного пересечения ее имени в двух колонках списка. Любое пересечение – ненормальность, от которой следовало немедленно избавляться…

Был разгар рабочего дня, и Анна Кускова наверняка была сейчас на работе в «Омеге», что на Кутузовском.

Фенимор выехал на Крымский вал, на Новом Арбате свернул налево и, пристроившись в хвост троллейбуса, выбрался на Кутузовский проспект.

Офис компании «Омега» располагался в двухэтажном здании, похожем на куб, на который нацепили красную остроконечную шляпу. Двери были стеклянные, и сквозь них хорошо был виден сидящий у входа охранник в черном бронежилете. Кажется, он дремал.

Фенимор пристроил джип у металлической оградки в трех метрах от дверей офиса, между черным «Мерседесом»-кабриолетом и крошечным японским микроавтобусом.

Прямо над входными дверями висела большая вывеска с рельефными бронзовыми буквами «Омега». В правом верхнем углу красовался фирменный логотип в виде буквы греческого алфавита, которая и являлась первой частью названия фирмы. По краям вывески висели изящные фонари под старину.

Как только Фенимор оказался перед дверями, охранник встрепенулся. Подняв голову, он заспанно взглянул гостю в глаза и поерзал на стуле. Он напоминал перепуганного ежика, даже нос морщил очень похоже.

– Добрый день. – Фенимор скользнул взглядом вокруг. – Где я мог бы найти Кускову Анну?

Охранник рассеянно взмахнул ресницами.

– Кускову? Ах да-да… – Он хлопнул себя по лбу. – Извините, я недавно работаю, еще не всех запомнил.

– Она секретарь, – напомнил Фенимор.

– Да, я уже вспомнил. Поднимитесь на второй этаж, она должна быть в приемной. Но у нас скоро обеденный перерыв.

– Ничего, я быстро…

Фенимор пересек небольшой светлый холл, отделанный белыми в крапинку пластиковыми панелями, и ступил на лестницу. Она была узкая и шла наверх по спирали, постепенно расширяясь, а на самом верху, на пузатой колонке, к которой крепились перила, стоял тяжелый горшок. Из него свешивала свои несимметричные листья пятнистая бегония.

Навстречу ему попались две женщины, о чем-то весело щебечущие. На Фенимора они не обратили никакого внимания, пока он их не окликнул:

– Дамы, можно вас на минутку… Вы здесь работаете?

– Да, – отозвалась та, что была повыше и постарше, с прической времен нэпа. – Я могу вам чем-то помочь?

– Я ищу Анну Кускову – вы не подскажете, где я мог бы ее найти?

– Вам повезло, она еще не успела уйти… Анюта! – крикнула дама куда-то в глубь коридора. – Аня! К тебе мужчина!

– Очень симпатичный! – так же громко добавила ее спутница.

Довольная собственным комментарием, она широко улыбнулась, и сразу же стал виден ее неправильный прикус – зубы росли вперед под таким солидным углом, что невольно возникал вопрос: как ей удается пережевывать пищу?

Впрочем, это Фенимор отметил мимоходом, а весь его внешний вид выражал любезность и галантность.

– Я здесь! – послышался голос из глубины коридора, и из-за увешанной картинами в золоченых багетах стены выглянула рослая девица с длинными рыжими патлами. Лицо у нее было круглое, с пухлыми щечками и курносым носиком. Короткая трикотажная кофточка обтягивала солидных размеров грудь так же плотно, как голубые джинсы обтягивали солидных размеров зад.

– Кто меня ищет? – поинтересовалась Анюта, с интересом разглядывая Фенимора.

Тот размашисто направился к ней.

– У меня к вам личная беседа, Аня. – На ходу он протянул ей руку и, когда она подала свою узкую ладонь, накрыл ее второй рукой. Покачал. – Это не займет много времени. Несколько минут у вас найдется?

– Для такого парня у нее найдется и побольше времени! – крикнула сзади дамочка с неправильным прикусом. Видимо, присутствие такого крупного мужчины никак не давало ей покоя.

Анюта зыркнула на нее, сдвинув брови. Фенимор подумал, что сейчас последует колкость, но, к его удивлению, Анюта только показала женщине язык и потянула Фенимора за собой.

Они оказались в небольшой приемной перед кабинетом с широкой деревянной дверью, которая никак не сочеталась с тем «хай-теком», в который был погружен весь офис.

– Как я понимаю, это кабинет вашего директора? – поинтересовался Фенимор, указав на дверь.

– Президента, – поправила его Анюта. – У нас есть президент, но он сейчас на обеденном перерыве.

– А Жарков Антон Валерьевич кем был в вашей фирме? – спросил гость.

Взгляд у Анны сразу потух, и даже волосы стали не такими яркими. Выкатив из-под стола кресло, она села и забросила ногу на ногу.

– Вы из милиции? – спросила она.

– Не совсем… Меня наняли друзья Антона Валерьевича, они считают, что его смерть была не такой уж случайностью, как может показаться на первый взгляд. У них есть основания полагать, что его смерть как-то связана с гибелью одного из ваших родственников, Аня.

Глянув в сторону, Анюта качнула головой, мол: «Черт, так я и думала…»

– Вы имеете в виду дядю Лешу?

– Да, Фадеева Алексея Николаевича, покончившего с собой не далее как третьего мая этого года… Значит, он вам приходится… приходился дядей?

– Он мамин брат. Именно он и устроил меня на эту работу. Они с Жарковым когда-то были друзьями, и он попросил за меня. Вы же понимаете – на такие места с улицы не принимают. Антон Валерьевич был у нас вице-президентом, и они как раз подыскивали нового секретаря…

«Вот все и прояснилось, – подумал Фенимор. – Собственно, нечто подобное я и предполагал. Вот тебе и загадочное пересечение по двум колонкам…»

– Разрешите спросить, Анюта?

– Что уж там, спрашивайте. – Она махнула рукой. – Я же понимаю – вы делаете это не для собственного удовольствия. Тем более тут действительно много загадочного, что бы там ни говорили следователи…

– А что именно говорят следователи? – заинтересовался Фенимор.

– А вы сами не знаете? Несчастный случай – что же еще? Конечно, это в случае с Антоном Валерьевичем. Но я уверена: если бы у дяди Леши не было на шее веревки, они сказали бы то же самое.

– Хм… – Фенимор поискал глазами стул, подвинул его за спинку и сел напротив. – Знаете, Анюта, я уверен, что у вас на этот счет есть свое собственное мнение. Ходят же по этому поводу в вашей фирме какие-то слухи, домыслы, сплетни… Следователь есть следователь – он оперирует фактами, составляя собственное суждение о человеке, которого никогда не знал и видел только мертвым. А вы знали его довольно продолжительное время и можете заметить нечто такое, что никак не стыкуется с самой личностью погибшего… Вы уж извините меня, Аня, что я говорю таким официальным тоном. Но все-таки: что вы сами думаете по этому поводу?

Анюта вздохнула и возвела глаза к потолку:

– Что я думаю… У нас тут было много разговоров на эту тему, но к какому-то единому мнению мы так и не пришли. То есть никто не сомневается, что это в самом деле был несчастный случай, да и смешно представить, будто кто-то нанял водителя грузовика, чтобы тот сбил Жаркова. Если у Антона Валерьевича и были враги, то не настолько жалкие, чтобы не быть в состоянии нанять нормального киллера… Думаю, вы понимаете, что я говорю в шутку. На самом деле о настоящих врагах Жаркова мне ничего не известно. Может быть, о них что-нибудь знает Гогенштауф, но со мной он своими мыслями не делится.

Фенимор поднял вверх указательный палец.

– А кто у нас Гогенштауф?

– Что вы… – Анюта махнула рукой. – Гогенштауф Виктор Абрамович – наш президент. Они с Жарковым основали «Омегу» с нуля, долгое время вкалывали вдвоем днями и ночами. У них даже денег на раскрутку не было, работали на голом энтузиазме. Это уже потом расширяться начали, когда получили первую прибыль, заключили первые контракты.

– Хорошо, пока оставим вашего президента в покое… Так какие разговоры о гибели Жаркова ходили в вашей фирме? Вам эта смерть не показалась странной?

– Да она показалась бы странной любому!.. Послушайте, у вас есть сигарета?

Фенимор поспешно угостил девушку сигаретой, дал прикурить. Анюта трижды коротко затянулась и вдруг закашлялась. Курить, как видно, ей доводилось нечасто.

– И что же в этом было странного? – напомнил Фенимор.

– А вы сами-то знали Жаркова?

– Не имел чести.

– Потому и спрашиваете… Понимаете, он попал под машину метров за триста от своего дома, и никто не знает, куда он направлялся. Даже жена не может предположить. Конечно, были всякие варианты – может, ему срочно в магазин понадобилось или в аптеку. Но дело в том, что у подъезда Жарков оставил свою машину и дверь в квартиру была незапертой. Это сказала его жена, Елена Викторовна. Она обо всем узнала, только когда вернулась через два часа с работы – у нее салон красоты на Ленинградском. Создавалось такое впечатление, что он забежал в квартиру на несколько минут – даже не выключил магнитофон в машине, но потом случилось что-то, что заставило его пойти туда, где он и нашел свою смерть… Я не знаю, что это могло быть. Ии кто не знает. Если ему действительно так срочно понадобилось в магазин – хотя я в этом очень сомневаюсь, потому что он ненавидел ходить по магазинам, – то почему пошел пешком, а не воспользовался машиной? И почему не закрыл за собой дверь квартиры? Может быть, его кто-то силой заставил покинуть квартиру и бросил под машину? Но почему тогда свидетели не видели никого, кто мог бы это сделать, – они все утверждают, что Антон Валерьевич был один. Во всяком случае, в тот момент, когда он выбежал на дорогу, рядом с ним никого не было…

Анюта снова трижды торопливо затянулась и снова закашлялась. Дергая плечами, протянула Фенимору наполовину истлевшую сигарету; тот послушно взял ее, затушил огонек, предварительно плюнув на пальцы, и забросил окурок в урну в углу приемной.

– Скажите, Аня, как давно вы работаете в «Омеге»?

– Уже почти год… – Голос у Анны стал сиплый; морщась, она потирала горло.

– Вы говорили, что ваш дядя был другом Жаркова, именно поэтому вас и взяли на работу. Вы можете сказать, в чем именно проявлялась эта дружба? Они часто общались? Может быть, встречались время от времени? Вообще – какие у них были отношения?

– Я же сказала – дружеские. Но они были не из тех, кто дружит, только работая вместе и живя по соседству. Точнее, сдружились, именно работая вместе, но потом пути-дорожки разошлись, а дружеские отношения остались. Виделись они редко, может быть, раз или два в год, но по телефону общались чаще. Я сама слышала, как Жарков звал дядю Лешу работать в нашу фирму. Дядя Леша был очень хороший инженер, Жарков называл его «почти гением, которому не хватает самой малости», но дядя Леша так и не пошел в «Омегу». Хотел всего добиться самостоятельно. И Жаркова это расстраивало. Он говорил, что у дяди Леши есть очень интересные разработки, которые могли бы сделать его богатым человеком, но без «Омеги» он ничего не сможет добиться…

– Из-за той самой «малости», которой ему не хватало? И что же Жарков подразумевал под этой «малостью»?

– В первую очередь – невезучесть. Это за дядей Лешей водилось, причем с детства. Ему постоянно не везло. Даже когда, казалось бы, все складывалось самым наилучшим образом, обязательно случалось нечто, что непременно омрачало всю радость. Он даже ходил к бабке-колдунье, чтобы снять с себя порчу, но это не помогло. Бабка сказала: это вес оттого, что в нем сидит черт. И невезение будет его преследовать до тех пор, пока он не избавится от него… Но для этого требовалась какая-то долгая и не очень приятная процедура, и дядя Леша просто махнул рукой. «Не верю я всем этим колдуньям, – сказал он. – Только время терять…» А я вот сейчас думаю: может, зря он так сказал? Если бы сделал все, что советовала ему колдунья, то не оказался бы в итоге в петле…

Анюта вместе с креслом откатилась в угол приемной, где стоял ‘маленький холодильник, и достала бутылку минеральной с надетым на горлышко пластиковым стаканом. С бульканьем вода плеснулась в стакан, Анюта жадно выпила. Предложила Фенимору, но тот предпочел отказаться.

– Вы думаете, что ваш дядя решил свои проблемы с помощью веревки из-за собственного невезения? – спросил он, когда Анюта вернула бутылку в холодильник и вновь подкатилась к столу.

– А что по этому поводу думают люди, на которых вы работаете? – поинтересовалась она не очень уж приветливо.

Фенимор сразу приставил к груди кончики всех десяти пальцев.

– Аня, ради бога, не стоит относиться ко мне с неприязнью! Люди, на которых я работаю, были друзьями не только Антона Жаркова, но и вашего дяди, и хотят, чтобы я выяснил все… Более того, я могу вам сказать: они не считают смерть вашего дяди самоубийством.

– Вот как? – Анюта приподняла брови. – А у них есть для этого основания?

– Пока только домыслы, но для того они и наняли меня, чтобы домыслы превратились в факты, а мои услуги стоят недешево. Они знали вашего дядю и теперь хотят, чтобы я нашел убийцу… Вы ведь тоже этого хотите, верно?

– Нет, – сказала Анюта. – То есть я не думаю, что его убили. На это совершенно ничто не указывало. Конечно, странности были, но…

– Какие странности?

– Понимаете, дядя Леша был не из тех, кто решает свои проблемы таким способом. Он никогда не замыкался в себе, не копил дурацких мыслей, а к собственному невезению всегда относился с юмором. Он так и говорил: «Ко всему нужно относиться с юмором, даже к неприятностям, иначе жизнь покажется дерьмом, а от этого недалеко и до веревки…» Уж лучше бы он молчал про веревку! Говорят, с такими вещами шутить опасно. Даже упоминать их опасно, потому что они хорошо это чувствуют и начинают сами к тебе притягиваться. Вот и притянулись…

– Но ты уверена, что у твоего дяди не было никаких долгов?

– Не такие, из-за которых можно лезть в петлю. Но даже если и были, он нашел бы способ расплатиться. У него были друзья, которые могли дать ему в долг, у него была хорошая машина, трехуровневый гараж, двухкомнатная квартира. Выход всегда можно найти… Но вообще-то мы с ним никогда не говорили на эту тему. Если кто-то и был в курсе его дел, то это Гогенштауф. На эту тему вам лучше поговорить напрямую с ним.

Заметив, что Фенимор повернулся к деревянной двери президентского кабинета, Анюта поторопилась помотать головой:

– Нет, сегодня вы его вряд ли застанете. Разве что вечером – он иногда забегает в офис после того, как уже все уйдут. Но не всегда. Порой он пропадает на несколько дней, и никто не может сказать, где он, а потом оказывается, что он успел побывать где-нибудь в Швейцарии или Финляндии. Но я могу для вас кое-что сделать. Я скажу вам номер его мобильного телефона, хотя от посторонних он обычно держит его в тайне. Но коль уж дело такое серьезное… Впрочем, на всякий случай не говорите ему, что это я дала вам номер. Не могу сказать, как быстро вам удастся с ним соединиться – иногда он отключает трубку, но от меня это уже не зависит.

Он взяла из подставки квадратный листочек бумаги для заметок и черкнула на нем номер.

– Вот, возьмите. Гогенштауф Виктор Абрамович – смотрите, произнесите правильно его фамилию, он терпеть не может, когда ее коверкают. Он любит повторять: «Нам, евреям, и без того приходится много терпеть, чтобы допустить издевательства над собственной фамилией…» Но и такие шуточки он позволяет отпускать только самому себе, а если услышит что-то подобное от других – шею свернет.