Путь кочевника

Мимо проходили люди, дед ворчал на них, пыхтел, окутывал едкими дымными клубами, разговаривал сам с собою – ему не хватало собеседников, а брать кое-кого в свою «компанию» он не хотел.

Мичман Яско был первым, до кого он снизошел. Во всяком случае, дед Пушкин проявил к нему интерес.

Сидя перед поленницей, как директор перед своим большим, почти промышленным хозяйством, дед потихоньку дозревал и вскоре заводил песню. Поначалу пел негромко, даже интеллигентно, можно сказать, но потом алкоголь брал свое, и Пушкин начинал реветь. Рев этот был слышен далеко – сразу было понятно (слышно же хорошо), что поет фронтовик. И песни у него были фронтовые.

Песни в конце концов доходили и до бабки, которая привычно возилась в доме и за стуком рогачей и ухватов мало чего слышала. Но рев деда был сильнее звука инструментов, которыми бабка двигала кастрюли и горшки, и результат оказывался один – разъяренная бабуля выметывалась на крыльцо, хватала деда за воротник и тащила в дом.

Поскольку дед Пушкин конструкцию имел совсем не богатырскую, то бабка без особых усилий справлялась с ним, и рёв старика исчезал за дверью, будто в сундуке, у которого захлопнули крышку.

Надо заметить, что биография у деда была героическая – он прошел войну, в Сталинграде был тяжело ранен, но военную службу не оставил – остался в действующей армии. Конец войны он провел в похоронной команде – опытные солдаты нужны были и в таких второразрядных частях, ибо иногда даже врачи не могли отличить мертвого солдата от живого, а дед Пушкин отличал всегда – чутье на живых людей имел. Оно его не обмануло ни разу – ни разу, вот ведь как.

Вместе с мичманом они тогда неплохо полакомились дедовой самогонкой, и дед Пушкин признал Яско своим, назвал его близким другом. Ни с кем в селе дедок не здоровался, а с Яско теперь здоровался всегда. Уважительно, за руку.

Остальных же односельчан своих продолжал не замечать. Вот такой оказался дед Пушкин. Хотя по натуре был добрый, даже очень добрый. И общительный, если найти к нему подход. Расскажет все и о жизни своей, и о прошлом, которое было до него, и об истории с географией. По засечной казачьей полосе.

Вот так мичман обзавелся своей второй половиной и обжился в ее деревне. Вскоре у него родился сын. Назвали его Валерием. Маленький, в детстве кричал много, даже не верилось, что он вырастет большим и будет уважаемым человеком.

Он вырос, стал большим, пошел по стопам отца – надел погоны. Ныне уже имеет звание, очень приличное для своего возраста – майор. Командир роты. Защитник Отечества.

5

А жизнь продолжала двигаться дальше. Не останавливалась ни на минуту. На флоте мода новая появилась, раньше она тоже была, но не в таком количестве – наносить дружественные визиты в разные страны, иногда даже совсем недружественные, а скорее напротив – настороженно к нам относившиеся. Попасть за границу, повидать мир, побывать в разных портах – это было мечтой для каждого моряка, а военного особенно, поскольку возможностей у флота, состоявшего на службе у Министерства обороны, было меньше, чем у флота, обслуживавшего Министерство торговли, или у ведомства, занимавшегося добычей и продажей, скажем, нефти и вообще всяких природных ископаемых, являющихся у нас национальным богатством.

Так, эсминцу, на котором служил мичман Яско, выпала почетная миссия – нанести визит в Англию – страну, которая когда-то считалась морской владычицей нашей матушки Земли. Яско был доволен, ему повезло – мир повидает, с новыми людьми познакомится, себя покажет…Это же прекрасное дело. Очень прекрасное. Даже более, чем просто прекрасное.

6

Лондон показался мичману угрюмым тяжелым городом, каким-то невеселым – то ли в пору такую невеселую их корабль совершает дружественный визит, то ли русским морякам не везет (жизнь-то из полос состоит, черных и белых, это известно всем, недаром существование людское сравнивают со шкурой зебры, все в полосочку)… А с другой стороны, во всем может быть виновата история взаимоотношений Туманного Альбиона и России.

Время от времени они были дружескими, англичане и русские улыбались друг другу, поклоны отвешивали, а потом становились, что называется, врагами; были и времена совсем наоборот: цари российские хорошо понимали, что англичане, блистая белозубыми улыбками, похлопывая по-братски русских по плечу, всегда держали в кармане фигу или что-нибудь еще круче фиги. Такое случалось много раз. В военной среде дружеских отношений между англичанами и русскими, судя по всему, не было никогда. Очень уж часто они сталкивались в разных узких водах в морях и на тесных тропках где-нибудь в горах, интересы людей в погонах пересекались, а вместе с ними пересекались и государственные интересы. То в Индии, то в Китае, то на Балканах, то в Африке…

Мир широк, неохватен, но очень часто оказывалось: весьма и весьма охватен и тесен. В нем много узких мест и тропок, где вдвоем никак не разойтись. Приходилось стрелять, другого пути не было. Побеждал тот, кто был сноровистее и стрелял первым. Так было всегда.

Очень уж сильным было стремление англичан стать главными на нашей планете, первыми всюду и везде. Первыми среди первых.

А уж по части сделать ласковую мину в чрезвычайных обстоятельствах и по-доброму улыбнуться противнику – тут равных англичанам не было совсем. Конец у таких театральных постановок был один: когда у противника притуплялась бдительность, он начинал считать, что улыбки англичанина были искренними, и неосторожно подставлял противнику бок, а то и спину, этим сыны Туманного Альбиона незамедлительно пользовались – выдергивали и из-под плаща стилет и всаживали в человека, обольщенного чужой улыбкой.

Вытирал англичанин лезвие стилета о штаны поверженного противника и преспокойно шагал дальше. Даже не оглядывался – знал, что удар его был смертельным.

В общем, на этот счет мичман Яско (впрочем, старший мичман, на погонах уже было не две звездочки, а три) много чего читал.

Тем временем лондонская мэрия пригласила команду русского эсминца к себе в гости. Прием проходил в городской ратуше. Стол был накрыт просто королевский, чего там только не было, каких только блюд. Проще перечислить, наверное, чего не было на столе. Моряки североморские – народ простой, к заморским яствам непривычный, лучшим в мире блюдом считает свежевыловленную треску, а на закуску – кисель из брусники, такого, что предложила им мэрия, мареманы с эсминца даже никогда не видывали. И никогда не слышали об этих яствах.

Не удержались мареманы, устремились к еде. Ну, а о выпивке и говорить не приходилось – и квадратные бутылки виски тут стояли, и джин имелся – обязательно с тоником, и коньяк был, и водка… водка, к сожалению, не русская была – какая-то северная, кажется, скандинавская, Яско не разглядел, но не русская, а жаль; были и вина самые разные, крепленые и сухие, белые и красные, даже было какое-то странное пойло синего цвета – уж не денатурат ли, с которым мичман был знаком? Нет, денатурат на английском столе никак не мог появиться, это запретный плод для Туманного Альбиона.

Матросская братия оживилась, с шумом окружила стол, подивилась тому, что их пытались обслуживать официанты в черных удлиненных пиджаках, с бабочками под подбородками, морякам это было удивительно, внове, не привыкли они к этому, и каждый из них старался повернуться к официанту спиной… Яско к столу не подошел – было в броске матросов к еде что-то очень торопливое, он постарался занять свою позицию и теперь стоял вдалеке от всех.

Метров в пяти от него расположились хозяева – англичане – стройная, элегантно одетая женщина и двое представительных мужчин в смокингах, – переговаривались тихонько. Рядом с ними находился переводчик – молодой белесый человек с гладко зачесанными волосами. Женщина несколько раз покосилась на мичмана, затем спросила его, – естественно, через переводчика:

– А вы почему ничего не едите?

Яско рассмеялся неожиданно весело:

– Места свободного нет.

Женщина тоже рассмеялась – смех был легким, теплым, движением руки, почти неприметным, она подозвала к себе официанта с подносом. И тот немедленно подошел, протянул ей блестящий серебряный поднос. На подносе – четыре бокала.

– Я хочу выпить с вами, – проговорила женщина.

– С удовольствием, – мичман взял бокал с красным искрящимся вином и медленно спустился на колено. – Северные моряки за красивых английских женщин пьют только так, – он чокнулся с хозяевами и красиво, неспешно опустошил бокал.

Англичане удивились – не ожидали такого от русского моряка. Шум за столом смолк. Яско увидел, что даже командир эсминца перестал есть и теперь внимательно смотрит на него. Рядом с командиром стоял особист, капитан третьего ранга, и также внимательно смотрел на него. Особист – это серьезно, гораздо более серьезно, чем командир корабля, который по званию выше особиста, капитан второго ранга, по армейским меркам – подполковник, а вот по весу ниже прикрепленного к эсминцу контрразведчика.

Мичман поднялся с колена и поцеловал руку женщине, та благодарно наклонила голову. Бокал она лишь пригубила, и это было понятно Яско, а вот то, что двое мужчин лишь ткнулись носами в посуду, но пить не стали (смочили губы, как говорят на Северном флоте – «сфуфлявили», значит), Яско не понравилось. Он рукой подозвал к себе переводчика и сказал:

– Переведите джентльменам, что в России за дам всегда пьют до дна.

Джентльмены малость смутились, – но лишь самую малость, и опустошили свои бокалы. Женщина засмеялась:

– Вы хороший человек, с вами легко, – сказала она. – Хотите экскурсию по городу?

Лондон мичман уже осмотрел – вместе со всеми, экскурсия была подробной и в общем-то скучной, город ему не понравился, и об этом он уже сообщил команде, поэтому мичман повел себя, что называется, по-одесски, вопросом на вопрос:

– Можно, я познакомлю вас с командиром корабля?

– Конечно.

Командир немного знал английский, но ощущал себя скованно, светского знакомства не получилось, но это не было бедой. После обильного застолья пошли смотреть помещения, где заседал английский парламент, в частности, пришли в главный зал, в котором принимались всякие судьбоносные решения. Колонны от пола до потолка, на них нанесены имена председателей парламента за несколько столетий… Перед такими колоннами невольно склонишь голову. Яско склонил.

В зале стоял огромный продолговатый стол, вокруг него, аккуратно по счету, с одинаковыми интервалами стояли старинные, с высокими резными спинками стулья, посередине – солидное кресло. Это было кресло спикера – председателя парламента. Представитель мэрии, сопровождавший делегацию советских моряков, огладил кресло рукой и неожиданно предложил:

– Не хотите ли посидеть в этом кресле, а?

– Почему бы и нет, – проговорил особист и первым забрался в кресло. Похвалил: – Очень даже удобно.

Следом в кресло забрался старпом, тоже похвалил. Тут же команда эсминца – вся целиком – выстроилась в очередь – интересно было хотя бы на полминуты почувствовать себя председателем английского парламента. Старший мичман Яско по-прежнему стоял в стороне, скучал, рассматривал внутреннее убранство парламента, сравнивал с огромным залом, где в Москве заседали сессии Верховного Совета СССР. Представитель мэрии, важный сухощавый господин с пробором, ровным, как натянутая струна, вместе с переводчиком подошел к Яско:

– А вы почему не хотите посидеть в кресле спикера? В этом кресле сидели самые достойные, самые уважаемые люди Англии.

– Вот потому, что тут сидели самые достойные, самые уважаемые люди Англии, я и не хочу в него садиться. Не имею права.

Представитель мэрии одобрительно наклонил голову. Мичману показалось, что сейчас он захлопает в ладоши и выкрикнет:

– Браво!

Но англичане – народ сдержанный, этого не произошло, так и этот человек – еще раз одобрительно наклонил голову и повел команду эсминца в следующий зал. Там тоже стояли стулья с высокими резными спинками, над всеми также возвышалось внушительное кресло спикера. Яско и в этом зале отошел в сторону, не стал принимать участие в веселой чехарде. Стоял, рассматривал старое, словно бы закопченное дерево зала, стены, колонны, резной потолок. А ведь это была копоть. Копоть времени, столетий… Чего только здесь не происходило! Яско сдержанно покачал головой. Это засекла женщина-англичанка, призывно махнула мичману рукой:

– Идите сюда! – Мичман подошел. – Анатолий, вы на нас произвели хорошее впечатление, – проговорила она с улыбкой, – вы веселый человек, мне очень понравились. Очень хочу пригласить на экскурсию в наш родовой замок, покажу вам, как мы живем…

У мичмана даже что-то в груди нехорошо екнуло, сделалось холодно. Этого еще не хватало… А вдруг провокация? Ведь холодная война еще не закончилась. А вдруг он вляпается в какую-нибудь нехорошую историю? Возьмут, да предложат политическое убежище, а! Нет, это дело не пройдет.

– Извините меня, – мичман прижал руку к кителю, увидел, что и командир эсминца и особист находятся рядом, оба настороженные, хорошо услышали, какое предложение получил Яско, – у нас не принято отрываться от команды, я не один… Видите, нас сколько, – мичман провел рукою по пространству, набитому матросами, – и все мои товарищи.

– Одному быть необязательно, возьмите с собой пару человек, – предложила англичанка, перевела взгляд на командира: – Вы не будете против?

Тот благосклонно провел рукой по пространству, оглянулся на своих подчиненных.

– Конечно же нет. Выбирайте любых, все орлы… Приглашайте, пожалуйста!

– Это сделать я попрошу Анатолия, он лучше меня разбирается в ваших людях.

– Старший мичман Яско у нас передовик.

Что такое передовик, англичанка не поняла, приподняв голову, вопросительно посмотрела на капитана второго ранга.

– Передовик – это очень хороший человек, – сказал тот. – Так мы их зовем. – Произнеся ободряющие слова, капитан второго ранга грозно посмотрел на мичмана. Тот понял: будет большая проработка, тем более что в глазах командира появились злые блестки… «Я тебе, Яско, устрою экскурсию», – вот что еще прочитал старший мичман Яско в глазах командира.

– В общем, завтра утром я забираю ваших матросов к себе в гости, – подвела итог переговорам англичанка.

– Конечно, мадам, – покладисто произнес тот.

– Великолепно. Утром на причале будет стоять машина, вы ее увидите, – придет за вами.

Нынешний же день подходил к концу. Надо было прощаться. Яско перед тем как отплыть в Англию, пробежался по всем магазинам Североморска, где можно было купить сувениры, брошки, значки, платки, фигурки, прочую развлекательную продукцию, которую берут с собою, чтобы кому-нибудь подарить, – и соответственно кое-что приобрел… Он опустил руку в карман, достал большой красочный значок с изображением Ленина, протянул англичанке.

– Это наш Ленин.

– Я знаю.

– Сувенир из России – плииз!

– О-о-о! – Англичанка обрадовалась и поспешно начала отвинчивать от отворота костюма золоченый значок с изображением короны, отдала значок мичману. – А это вам, Анатолий! Наш фамильный герб.

Так и обменялись памятными вещами, англичанка и русский, англичанка даже порозовела малость – непонятно было, то ли приятен был ей подарок, то ли, наоборот, неприятен, ведь Ленин все-таки представлял другую компанию, – не ту, в которой она находилась, был противником капитализма. На том и разошлись.

7

На следующий день на причале появилась большая, черная ярко начищенная машина с бульдожьим носом, украшенным золотой статуэткой. Появилась машина рано – корабль проснуться не успел, – видимо, у англичан было с этим строго: подавать машину на место задолго до той поры, когда она понадобится. Самое интересное было, что особист включил себя в число тех, кто собрался поехать в замок. И, надо полагать, не пожалел – поездка была интересной. Да не просто, а очень, – вот таким интересным оказался тот день.

Замок был старинный, с замшелыми, поросшими мхом, но очень уж обихоженными, убранными стенами – древний мох играл декоративную роль, это была часть убранства замка. Залы в замке были огромные, гулкие, тщательно вычищенные, теплые, с большим количеством портретов, на которых были изображены прежние хозяева замка – люди, которые жили здесь, – важные, с официальными лицами, решившие запечатлеть себя на века.

Увидели гости и камин, каких никогда ранее не видели, гигантских размеров, внутрь могла войти лошадь с телегой, а на толстых смолистых поленьях, установив вертел, можно было зажарить хорошего быка. Наверное, в старые времена так это и делалось. Побывали моряки и в винном подвале, где попробовали редкий напиток – виски особого сорта, воспитанный, доведенный до ума в коньячной бочке, это также было в новинку морякам, которые в большинстве своем к виски относились, как к обычной самогонке.

– Ну как? – спросила их англичанка, наряженная на этот раз в элегантный бархатный пиджачок, на лацкане которого красовался значок с изображением Ленина.

Особист посмотрел на Яско, он, похоже, решил признать за ним роль ведущего, на которого должны равняться ведомые. Это было занятно. Яско сделалось весело.

– Великолепно, – с запозданием отозвался на вопрос он. – Как говорят немцы – вундербар.

– Вы знаете немецкий?

– Не очень.

Впрочем, это не играло никакой роли – у них был переводчик. Если честно, старший мичман Яско похода в замок побаивался даже с особистом, вдруг – провокация, вдруг на голову накинут сетку, руки скрутят веревкой и поволокут в какой-нибудь бункер – ведь это же англичане, вероломная нация. На всякий случай Яско, еще на корабле, сунул в карман нож. Нормальный складень, без которого человек на севере никак не может обходиться, все время он оказывался нужен, потому нож и оказался с мичманом в походе и соответственно в замке, хлопал тяжело по пятой точке, находясь в заднем кармане брюк… Ну, будто пистолет в кобуре. Как бы там ни было, а с этим домашним ножиком он ощущал себя увереннее.

Самое интересное, он подружился с особистом, капитаном третьего ранга – тот вечером, прихватив с собой бутылку водки и свежие пирожки, оперативно спроворенные коком, появился в четырехместной каюте Яско.

– Ну, Геннадьич, ты молодец! Тебе бы в Министерстве иностранных дел работать, наши успехи были бы много весомее… Посуда у тебя есть?

– А как же, товарищ капитан третьего ранга!

– Ты умеешь завязывать такие контакты, такие контакты… тебе верят! Это очень важно, – особист разлил водку по мерзавчикам – стограммовым граненым стаканам. – Вон в какое доверие ты этой принцессе вошел… Молодец!

– Ваша наука, товарищ капитан третьего ранга. Пока мы в Англию шли, я регулярно слушал ваши лекции. О семейных ценностях, например… Слушал более чем внимательно. Вот я и завел разговор про семью. Получилась беседа.

– Ты будь поаккуратнее, Геннадьич, следи, как говорят, за местностью, оглядывайся почаще. Англичане, службы их секретные на тебя обратили внимание, понял?

– Как не понять, товарищ капитан третьего ранга! Понял, чем кот кошку донял.

– Вот и хорошо.

Сказать честно, что мичман Яско за своей спиной засек какого-нибудь рыцаря плаща и кинжала, нельзя, мичман не засек этих людей, но ощущение, что они находятся где-то рядом, совсем рядом, дышат в затылок, было сильное. Яско вообще обладал хорошим чутьем, это было проверено много раз, промахов не замечалось, поэтому особисту он поверил и о его наказе помнил до самого отплытия из Англии.

Перед тем как эсминец отчалил от берегов Туманного Альбиона, машина привезла подарки от англичанки, подружившейся с мичманом, приезжала и сама англичанка, но Яско не застала. Подарки свои – телевизор и еще полтора десятка коробок, перевязанных парадными шёлковыми лентами, она вручила командиру эсминца. Командир взял этот богатый воз под свое крыло и распределил среди своих… У себя же в капитанской каюте, как только англичанка уехала.

Об этом мичману сообщил приятель Саня Иванцов, который в тот день нес дежурство на корабельной палубе.

– В общем, кипиш на нашей посудине был серьезный, пока ты Лондон из окна автомобиля рассматривал… Принцесса уехала очень огорченная. Но забудь об этом приключении, Толя, как и о подарках, – о них также забудь, вот тебе мой совет. Не наживай врагов среди командования.

Этот совет мичман Яско принял, наживать врагов среди командиров ему не хотелось.

8

Перед отплытием команда эсминца побывала в гостях на английском авианосце.

Авианосец одиночно стоял в порту и был совершенно пустынен. Собственно, люди на нем присутствовали и, надо полагать, немало, но они были спрятаны броней, работали в закрытых помещениях, суетились там и бегали, а на открытых пространствах, на палубах и площадках, не было никого. Пусто. Но тем не менее командир авианосца решил пригласить к себе в гости команду советского эсминца. Предложение было принято, и вскоре начищенная до блеска, надраенная и нафабренная команда советских моряков прибыла на авианосец.

Командир авианосца имел чин адмирала – невысокий, строгий, с неприступным лицом большого начальника, он лично встречал гостей, каждому козырнул, а потом ещё в довесок пожал руку. Хоть и строгий он был, но на англичанина, честно говоря, походил мало, – скорее, смахивал на испанца или итальянца.

Английский корабль был опрятен, чист, как квартира у хорошей хозяйки, – видать, адмирал следил за этим строго, давал хорошие накачки тем, кто ведает швабрами, тряпками и прочим протирочным имуществом на этой коробке. Хоть и говорят, что холодная война закончилась, лидер, возглавлявший Советский Союз в последние годы, постарался на этот счет очень (как потом выяснилось, сделал много лишних движений и даже противоправных поступков, за что его вообще надо было бы привлечь к уголовной ответственности), но показали гостям на авианосце лишь то, что находилось на поверхности и было им хорошо ведомо по собственным, советским, кораблям – там это тоже есть. Мичман Яско даже усмехнулся про себя, – это мы считаем, что война с проклятым капитализмом закончилась, пора зачехлять орудия, но англичане так не считают.

«Ладно, поживем – увидим», – решил мысленно и стал с интересом разглядывать то, что им показывали. А показывали им все, вплоть до губчатых тряпок, в которые на авианосце сморкаются вахтенные, и серебряных боцманских дудок, помогающих справляться с разбойной палубной командой.

После тряпок и боцманских дудок последовал громкий клич:

– К столу!

Работа с вилками и ложечками за столами, застеленными накрахмаленными обеденными скатертями, была лучшей из всех, существовавших на этом корабле. Адмирал попросил представить ему «веселого русского» – такая слава уже пошла на авианосце о мичмане Яско, тут его называли только так, просьба была немедленно исполнена, и мичмана, к сожалению, мигом отсадили от команды, поместили в офицерскую среду.

Вот уж чего не ожидал он, так столь резкого поворота событий. Досадно было, – среди своих матросов он чувствовал себя лучше, чем среди английских офицеров. Но делать было нечего. Когда одолел пару порций виски, почувствовал, что настроение у него улучшилось, воздух сделался светлее, дышать стало легче… Яско взял свою фуражку, сдул с нее пылинки и, поднявшись со стула, переселился к адмиралу. Там жестами, знаками предложил сделать ченч, адмирал возражать не стал, отдал мичману свою фуражку с тяжелым золотым шитьем, взамен взял его, простую морскую (фураньку) с начавшим выгорать верхом. Обмен не был полноценным, но Яско так не считал и был прав.

Народ за столом уже начал нагружаться, сделалось шумно, Яско нахлобучил на голову адмиральскую фуражку и пошел прогуляться по авианосцу. Очень скоро он оказался у некой артиллерийской установки – надо полагать, ракетной, – с несколькими стальными направляющими – рельсами для сброса ракет. Дежурил у установки долговязый белобрысый англичанин с красной, обожженной ветром и соленой морской водой физиономией. Увидев русского мичмана в английской адмиральской фуражке, он довольно лихо вытянулся и, звонко щелкнув каблуками, приложил ладонь к голове.

«А почему бы не снять установочку на фотоаппарат?» – подумал Яско и коснулся пальцами «фэда», висевшего у него на шее.

Англичанин все понял, замахал протестующе руками:

– Но! Но! Но!

– Это почему же «но»? – благодушно проговорил Яско. – Что есть у вас, дорогой друг, должно быть теперь и у нас… А как же иначе? Хинди-руси бхай-бхай!

Несмотря на протесты дежурного, он расчехлил «фэд» и на глазах у обалдевшего англичанина отснял всю пленку, находившуюся в фотоаппарате. При этом ни на секунду не прерывал своего добродушного бормотания. Речь его словно бы заколдовывала английского матроса, лишала возможности что-либо сделать, – он не мог остановить русского мичмана. Отщелкав последний кадр, мичман перекрутил пленку, загоняя ее в кожух, показал так и не пришедшему в себя англичанину разбойно вздернутый большой палец правой руки, похмыкал под нос и произнес одобрительно: