Черновед. Наследие Безликого

Скример готов был распрощаться с собственным каналом, если бы парень в самом деле оказался дезинсектором. Никто не отправляется травить насекомых при помощи кадильницы. Ни один дезинсектор в мире не станет использовать странные амулеты и религиозные символы вместо защитной маски и специального костюма. Однако вопрос насчет сатанинского ритуала Скример проглотил, так и не задав. Не хватало еще спровоцировать этого странного парня.

– Лучше ты мне расскажи, как оказался в заброшенном пионерском лагере? – Егор подозрительно прищурился. – Только не говори, что случайно. Опыт отучил меня верить в совпадения.

– Меня привели сюда Мистические истории Скримера. Так мой канал называется. Специализируюсь на жутких проявлениях нашей реальности. Забрел сюда в поисках интересного материала, – Скример продемонстрировал видеокамеру и микрофон. –Заброшенный детский лагерь – шикарное место для съемок. Сам понимаешь. Я не думал, что наткнусь на другого… человека.

– Скажу честно, в сеть ты ничего не выложишь, – с мрачным выражением, написанным на лице, Егор сунул руку в карман парки.

Скример вновь ощутил липкую и гадкую волну, пробежавшую от ног до кончиков ушей. На короткое мгновение ему показалось, что любитель сатанинских ритуалов выхватит огромный нож, а миролюбивое выражение лица сменится злобным оскалом. Чудесное завершение истории о заброшенной «Веснушке». Только никто не увидит его, кроме следователя, ведущего дело об убийстве с особой жестокостью.

Вместо ножа Егор вытащил из кармана обыкновенный смартфон. От свечения экрана кожа на его лице выглядела мертвенно бледной. Чуть более высоким и слабым голосом, чем обычно, Скример спросил:

– Почему я не смогу ничего выложить в сеть? Что мне помешает?

– Посмотри запись. Последние минуты перед тем, как ты разнес потолок. А лучше – с момента проникновения в здание. В моем деле предугадать сложно.

Егор задумчиво склонился над кучей обломков, некогда бывшими радостной неваляшкой. Рука с зажатым в ней смартфоном выписывала пируэты, то ли снимая, то ли подсвечивая пространство. С губ слетало едва слышное бормотание.

Скример облегченно выдохнул. Парень с целом шкафом странностей, но хотя бы не бросается с намерением вспороть живот – и на том спасибо. Что он там сказал насчет записей? Скример уставился в маленький экранчик, щелкая кнопками. Первоклассные кадры получились от первого лица. Вот Скример собственной персоной поднимается на второй этаж, испуганно вздрагивая и поворачиваясь в сторону якобы неожиданных звуков. Вот он медленно продвигается по узкому коридору с трафаретными надписями. Плакаты крупным планом. Закрытые двери и… Картинка взрывается яркой вспышкой и тухнет секундой позже. Сплошной черный экран.

Функционировало только воспроизведение звука: редкие комментарии и тяжелое пыхтение Скримера перебивались громкими всполохами помех.

– Не-е-е, – протянул Скример. – Не может быть. Как я настолько облажался?

Он перемотал запись и запустил по новой. Ничего не изменилось. Зрелищные фрагменты бесследно пропали. А самое загадочное заключалось в том, что Егор каким-то образом знал об артефактах на видео. Мистер Дезинсектор оказался еще и провидцем. Скример поднял голову и увидел, как Егор целится в него камерой смартфона.

– Личные границы, братан! – возмутился Скример. – Погоди-ка… Ты снимаешь собственное шоу о призраках, да? А вся эта бутафория нужна лишь для создания атмосферы. Слушай, вдвоем нам будет слишком тесно. У тебя сколько подписчиков вообще?

– Я надеялся на лучшее, – отчужденно произнес Егор. – Но проблемы по одной не ходят. Так, постой минутку.

Он метнулся к противоположной стене и поднял рюкзак, который Скример прежде не замечал. Тяжеленный, если судить по натянутой тканевой лямке. Покопавшись в содержимом, Егор извлек сероватый камень, болтающийся на толстой нити.

– Советую надеть и не снимать.

– Зачем?

Скример уставился на камень, качающийся из стороны в сторону, словно маятник гипнотизера. Каждая минута, проведенная в «Веснушке», приносила все больше странностей. Что дальше? Ему предложат вызвать демона или провести обряд жертвоприношения? У этого парня определенно альтернативная логика. Лучше вежливо попрощаться и оставить его заниматься своими делами. Отснятого материала, даже испорченного, хватит на один или два выпуска.

– Затем, что ты сломал неваляшку, – сухо ответил Егор.

– Я тебе новую куплю, не переживай, – Скример хотел сделать шаг назад, но вспомнил, что и так стоит, прижавшись спиной к стене. – На барахолке их навалом: и советских, и современных. Какие тебе нравятся?

Егор покачал головой, но руку с оберегом не опустил.

– Я не жду, что ты поверишь мне на слово, – сказал он. – Но тебе очень не понравится, если доказательства придется ощутить собственной шкурой. Неваляшка была не простой игрушкой – она натворила много бед. Она, скажем так, обладала свойствами, дурно влиявшими на людей.

Егор тщательно подбирал слова, однако Скример понимал, что речь шла о вещах, не принятых к обсуждению в интеллигентных кругах. Если это розыгрыш, то пора уже его закончить.

– Я научился избавлять людей от такого влияния, – продолжил Егор. – Ты видел ритуал, вернее, его часть. Мне не удалось его завершить по твоей вине. Разломанная неваляшка никому больше не навредит, но вот нас она заразить успела. Ты можешь защититься при помощи оберега. Я ношу такой же.

– Я не чувствую заражения. У меня всегда был сильный иммунитет, – попытался отшутиться Скример. – Давай просто оставим эту тему в покое.

– Да я бы рад, но закрыв глаза проблему не решишь. Знаешь, что с тобой сделала неваляшка?

– Порезала пальцы осколками?

– Обрекла на невезение. Все полетит под откос раньше, чем ты себе представляешь.

– Хочешь сказать, что я теперь проклят? Как в фильмах?

– Именно это я и говорю.

Скример все еще ждал, что Егор вот-вот рассмеется и признается в розыгрыше, а из-за угла выбегут операторы с криками, типа: «Улыбнитесь, вас снимала скрытая камера», но проходили секунды, и ничего не менялось. Лицо Егора оставалось предельно серьезным. Он искренне верил в рассказанную дребедень и вдобавок пытался всучить какую-то фигню на ниточке. Наверняка здесь крылся подвох. Первый оберег бесплатно, все остальные – за бешеные деньги. Как подписка на онлайн-кинотеатры.

– Я воздержусь, – сказал Скример. – Предпочту более традиционные способы. Помолюсь, очищу грехи. В общем, церковь спасет мою душу. Они – проверенные годами ребята.

– Не веришь, – вздохнул Егор. – Ожидаемая реакция.

– В нашем мире капитализма полно мошенников и шарлатанов. Я никого прямо не обвиняю, но без доказательств на веру ничего воспринимать не собираюсь, – Скример гордо скрестил руки на груди.

– Думаешь, я пытаюсь развести тебя на деньги? Это каким же образом?

– Да каким угодно.

– Тяжелый случай, – поморщился Егор. – Ладно, доказательство обеспечу, но тебе оно не понравится. Попробуй себя сфотографировать. Ты ведь так уже тысячу раз делал, верно?

Скример мужественно поджал губы и щелкнул себя камерой смартфона. Корпус ощутимо нагрелся, словно внутрь встроили миниатюрный кипятильник.

– Теперь посмотри, что получилось, – велел Егор.

Глядя на экран, Скример почувствовал, как желудок сворачивается в тугую трубку. Изображение походило на свежий рисунок, по которому проехались мокрой тряпкой. Трещины на стене и часть потолка запечатлелись в малейших деталях, однако лицо Скримера расплылось, превратившись в бесформенную массу.

– Охренеть. Хочешь сказать, что…

Смартфон в его руках вспыхнул ярким желтоватым пламенем. Скример глупо пялился на огоньки, пока жжение в пальцах стало нестерпимым. Он истошно завопил и затряс рукой. С громким хлопком корпус смартфона разлетелся на несколько кусков, не успев долететь до пола.

– Ты ведь знал, что так произойдет! – взвизгнул Скример.

– Ну… не совсем так, – в глазах Егора мелькнуло удивление. И капелька насмешки. – Камеры упорно отказываются фиксировать проклятия. Глючат, нагреваются или отключаются. Но телефон взорвался не из-за съемки. Контакт замкнуло или батарея попалась с дефектами. Я пытался объяснить насчет полного невезения, а ты не верил. Повезло, что проклятие условно-смертельное.

– Условно-смертельное? – Скример не мог оторвать взгляд от остатков смартфона.

– Оно не пытается тебя уничтожить, – пояснил Егор. – Но ощутимо этому способствует. Представь, что пьяный водитель выберет именно твою машину в качестве мишени. Может, ты отделаешься испугом или синяками. Может, серьезным переломом или потерей яичек. Не исключаю более неприятный исход. Проклятие действует непредсказуемо: сломает ножки у любимого стула, обрушит самолет на твой дом…

– Или взорвет мой телефон, я догадался. Что предлагаешь делать?

Егор вновь протянул оберег.

– Надеть и не снимать.

Скример последовал его совету. Камень приятно тяготил шею и – в немалой степени благодаря самовнушению – давал ощущение безопасности. Кто бы мог подумать, к чему приведет сломанная неваляшка?

– Теперь я исцелен? Никаких пьяных водителей и утраты яичек?

– Агат не избавляет от проклятия – только защищает. Придется провести еще один ритуал, – Егор застегнул парку, натянул вязанную шапку и водрузил на спину тяжелый рюкзак. – Ты на машине?

Скример кивнул.

– До города подбросишь?

Скример кивнул еще раз.

10

Бауэр прибыл в кофейню первым. До встречи с журналисткой оставалось еще пятнадцать минут – сработала старая привычка приходить заблаговременно. Немецкая пунктуальность (передающаяся в генах, как шутили коллеги и знакомые) не имела к этому отношения. Бауэр никогда не опаздывал на занятия, поскольку каждая утраченная минута означала необходимость сокращать лекцию или ускорять темп речи. Ни того, ни другого он делать не любил, а потому старался выиграть немного времени. Это правило само по себе распространилось на всю его жизнь.

Он уже забыл, когда выбирался в какое-нибудь развлекательное заведение в последний раз. Наверное, только вместе с Мариной. После ее смерти в жизни Бауэра остались только стены университета и серое убранство квартиры, монотонно сменяющие друг друга.

– Вам помочь с выбором? – осведомилась молодая девушка, на фартуке которой красовался логотип кофейни – дымящиеся чашки в стиле поп-арт.

Бауэр осознал, что несколько минут простоял, как истукан. Пялился на доску с обведенными мелом позициями и ни слова не прочитал.

– Лавандовый раф? Киви грог? Флэт уайт? – интересовалась бариста.

Названия Бауэру ни о чем не говорили – сказывался добровольный отрыв от современной жизни либо ассортимент был рассчитан на более молодой контингент. Он взял привычный слуху капучино и сел за столик у окна. Летом из кофейни наверняка открывался неплохой вид на сквер и узкие улочки, сейчас же взор преградил раскрасневшийся водитель, пытающийся откопать застрявшую в снегу «Гранту». Белые хлопья, казалось, мгновенно засыпали места, по которым прошлась лопата.

Мелодично звякнул дверной колокольчик. В кофейню ввалилась девушка в безразмерном пуховике, облепленном белыми комьями. Она заказала лавандовый раф, нашла взглядом Бауэра и улыбнулась.

– Виктор Генрихович, насколько я понимаю?

– Он самый. А вы…

– Алла из «Бюллетень Нова», – бойко опередила его девушка. – Позвольте отогреть руки – и начнем.

Под пуховиком обнаружился столь же безразмерный свитер с оленями. Бауэр, как всегда, облачился в строгий костюм с галстуком, решив, что беседа о науке по статусу не сильно отличается от лекции.

Пока Алла выкладывала на стол диктофон и блокнот, он молча наблюдал за ее движениями. Вряд ли она была старше его студентов, даже если учитывать отгоняющие молодость темные круги под глазами, неловко замазанные тональником, и чуть заторможенный взгляд. Девушка явно пережила бессонную ночь или переработала сверх меры.

– Вам приходилось раньше давать интервью? – поинтересовалась Алла.

– Нет. Журналисты не часто интересуются исследованиями преступности. Вы пишете о массовых убийствах, крупных грабежах и резонансных изнасилованиях. Читатели это любят. Кликают по манящим заголовкам, смакуют подробности. А научная сторона преступности – причины, сухие цифры и аналитика – мало кого привлекает, – Бауэр сделал глоток бодрящего капучино. – К тому же я склонен к интроверсии. Не люблю болтать впустую.

– Преподаватель-интроверт? Вы читаете лекции перед целой толпой студентов и участвуете с докладами на конференциях международного уровня. На мой взгляд, закрытый человек как-то не увязывается с публичными дискуссиями.

– Лекции и конференции – это уже не пустая болтовня. Приятно осознавать, что делаешь окружающих людей чуть умнее и проливаешь свет на темные вопросы. Правда, приходится выделять время для социального расслабления. Иногда мне необходимо почитать книгу в тишине или посмотреть фильм в полном одиночестве, – Бауэр улыбнулся краешком губ. – Зарядить батарейки, как я это называю.

– Я понимаю вас больше, чем хотела бы. Некоторые люди бывают такими навязчивыми. И это вам говорит журналист – человек, неустанно взаимодействующий с другими человеками, – Алла потерла усталые глаза. – Что ж, давайте перейдем к главному. Большинство ваших исследований посвящены воронкам преступности. Вы можете описать самую суть так, чтобы любой читатель понял с первого слова?

Увидев Марину, Бауэр замолчал. В неизменном летнем платье в горошек, она с потухшим взглядом стояла в центре кофейни. В иные дни ее кожа сияла от свежести, лицо приобретало игривые оттенки благодаря косметике, губы расходились в легкой улыбке. Сегодня Марина выглядела изможденной, истощенной и посеревшей. Точь-в-точь, как за день до смерти. Ее указательный палец медленно поднялся вверх в жесте, похожем на предупреждение. Образ был настолько реальным, что отбрасывал тень. Казалось, еще немного – и бариста предложит Марине чашечку кофе.

– Виктор Генрихович? Что-то не так?

О присутствии Марины больше ничего не напоминало. Помотав головой, Бауэр достал ручку из внутреннего кармана пиджака. Затем взял со стола одну из салфеток и черканул на ней две линии.

– Вот смотрите, – принялся объяснять он. – Любое явление в обществе вызывается каким-то причинами. Они хорошо известны: голод, болезни, потребление алкоголя и масса других. Факторы, достаточно влиятельные по отдельности, приобретают поистине страшную силу, накладываясь друг на друга.

Мысли текли лавинообразным потоком. Бауэр увлеченно рассказывал о сделанных им открытиях, о разработанных программах борьбы с преступностью и международном признании. Корректно выбирая момент, Алла задавала уточняющие вопросы – неожиданно умные и не выбивающие из повествования. Чувствовалось, что перед беседой она прочитала далеко не одну статью, да еще и уловила содержание. Бауэр невольно проникся к девушке уважением.

– Вы не откажетесь сфотографироваться? – Алла вооружилась смартфоном.

– Мы ведь говорили о научных трудах. Так ли важно, как выглядит их автор?

– Читателям – важно. Без картинки мы потеряем процентов семьдесят просмотров. А ведь наша с вами задача – популяризовать науку. Не бойтесь, выберем лучший снимок вместе.

Бауэр позировать на камеру желанием не горел. Сперва он хотел предложить взять фотографию с официального сайта университета, но вспомнил, что сделали ее шесть лет назад. Лицо с возрастом заметно изменилось, как ни крути. Бауэр со вздохом распрямил спину и поднял подбородок. Прозвучал щелчок камеры. Алла взглянула на экран, перевернула смартфон и принялась усиленно тереть объектив рукавом свитера.

– Как получилось? – поинтересовался Бауэр.

– Не очень. Почему-то все размазалось. Давайте попробуем еще раз.

Бауэр пожал плечами, чуть повернул голову, но вместо зрачка камеры увидел разбитый кухонный гарнитур с отсутствующими дверцами. И сидел он уже не на стуле, а на перевернутом деревянном ящике. Вместо молодежного оформления кофейни его окружали газеты, поклеенные вместо обоев, и деревянный потолок с дырами, сквозь которые пробивался снег.

– Опять это случилось, – простонал Бауэр.

Он кашлянул, и лишь тогда осознал, что в воздухе отчетливо тянет гарью. Будто развели костер прямо в помещении. Бауэр вскочил с ящика и мигом преодолел крохотное пространство кухни, по пути случайно обрушив гору пустых бутылок. Его взору предстал покосившийся коридор с торчащими обломками досок и мусором, усыпавшим пол. Ряды дверей походили на изъеденные кариесом зубы. Под потолком стелились клубы дыма. Бауэра вновь забросило в самое пекло – на этот раз в буквальном смысле. В памяти всплыла мысль о самопровозглашенной избранности. Он в самом деле должен был кого-то спасти?

– Эй! – крикнул Бауэр. – Кто-нибудь меня слышит?

Никто не отозвался. Из глубин дома доносился лишь треск сжираемой пламенем древесины. Избранность или нет, но так и самому угореть недолго. Бауэр сложил ладони в форме рупора и заорал что было силы:

– Пожар! Горим! Спасайтесь!

Сквозь разбитое окно в конце коридора влетела горящая бутылка. Ударившись об стену, она разлетелась на мелкие кусочки, каждый из которых разнес по помещению желтоватые языки огня. Деревянный барак стремительно превращался в местный филиал ада.

– Боже, – выдавил Бауэр, захлебываясь от кашля.

Если ему и было суждено принести спасение, то лишь собственной жизни. В охваченном пламенем доме не было ни души. Огонь отрезал путь к лестнице на первый этаж. Проверять, заперты ли двери в квартиры, Бауэр не собирался. Он метнулся обратно на кухню и судорожно затряс шпингалет окна. Металлическая ручка не желала поддаваться. В легких и гортани поселилась сухая и колкая пакля. Казалось, огонь поглотил почти весь дом – только крохотное пространство кухни переживало последние секунды перед превращением в уголь.

В отчаянии Бауэр схватил ящик и тремя мощными ударами выбил оконную раму, которая и так держалась на честном слове. Расстояние от второго этажа до снежной насыпи выглядело неожиданно пугающе.

Бауэр пролез в проем и попытался уцепиться за подоконник с другой стороны, однако в последний момент пальцы соскользнули – дом будто бы вышвырнул незваного гостя прочь. За мгновение, проведенное в полете, сердце и желудок сжались, а в мыслях пронеслось бесформенное чувство страха.

Удар выбил воздух из легких. Бауэр закашлялся, скребя пальцами шершавый снег. Холодная поверхность освежала и приносила облегчение. Минутами позже она грозила вцепиться в одетого не по погоде Бауэра ледяной хваткой.

– Вот хрень! Там какой-то мужик! – прозвенел высокий от волнения голос, принадлежащий какому-то подростку.

– Гонишь? Ты же мне втирал, что тут никто не живет! – запаниковал второй.

– Валим, пацаны! Валим!

Бауэр с трудом поднялся со снежной насыпи. Инстинктивно поправил пиджак и галстук. Жар от гибнущего в пламени дома бил в лицо. Ни душераздирающих криков, ни выбегающих на улицу погорельцев.

Отбитые подростки развлекались с огнем на отшибе – Бауэр умудрился вклиниться в эпицентр опасной игры. Никакой он не избранный. Скорее, обреченный.

Тревожное осознание пришло вместе с пожарными сиренами: очередной спонтанный перенос он может не пережить.

11

Виктор Генрихович за доли секунды растворился в воздухе без следа и звука. Алла целилась в него из смартфона и тщетно пыталась заставить камеру сфокусироваться. Оказалось, фокусироваться больше не на ком. О присутствии Бауэра напоминали только кружка из-под кофе и кожаный портфель. Алла осмотрелась, ткнула пальцем в спинку пустого диванчика и даже заглянула под стол, хотя прекрасно понимала, что ее собеседник не вставал, не уходил и тем более не поднимал упавшую ручку.

– Виктор Генрихович? – растерянно позвала она.

Бауэр не отозвался. Его не было за столом или под ним, его не было в помещении кофейни. На мгновение Алла усомнилась в том, что вообще брала интервью у кого бы то ни было, однако оставленный портфель убедил ее в обратном. Она не прекращала поиски по одной причине: не бывает такого, чтобы сидящий напротив человек исчез, словно детское воспоминание.

– Извините, – Алла повернулась к девушке, стоящей за прилавком, – вы же помните мужчину, с которым я беседовала?

Девушка перестала протирать кофеварку и посмотрела на Аллу так, словно имела дело с умалишенной.

– Если уж на то пошло, вы оба – единственные клиенты за весь день. Волей-неволей запомнишь каждого. Ваш собеседник пришел раньше вас и долго не мог разобраться в меню.

– А где он сейчас?

С такими вопросами ее действительно можно было принять за умалишенную. Нет, больше в эту кофейню – ни ногой. Иначе пережитый стыд не забыть.

– В уборную отошел? – предложила бариста. – Его куртка все еще на вешалке. И дверной колокольчик не звенел.

– Наверное, так и есть, – нехотя согласилась Алла.

Прошлой ночью она спала от силы три часа. Ей чудился шорох в подъезде и звук отпираемого замка. Полицейские заверили, что расписавший уродливыми надписями дверь недоумок не рискнет напасть – отоспится, успокоится и пожалеет о содеянном. Подобные ему люди обычно не заходят дальше угроз. Алла подозревала, что «обычно» – не ее случай. В охране ей отказали, несмотря на настойчивые просьбы. Только пообещали, что вышлют по ее звонку группу быстрого реагирования, если понадобится. Спокойного сна, милая.

Выпитый кофе взбодрил ее самую малость. Она пару раз теряла нить интервью и вполне могла проклевать момент, когда Бауэр решил отлучиться. Через минуту или две он вернется, а беседа продолжится как ни в чем ни бывало. Осталось уточнить пару фраз и сделать, наконец, достойную фотографию.

А вдруг не вернется? Что же ей делать в таком случае? Придумывать очередной заголовок, вроде: «Новосибирский профессор бесследно исчез в ходе интервью»? Устраиваться в желтушную прессу и писать об НЛО?

Нет, нет. Она ведь может просто позвонить. Сейчас это делать рановато, но через какое-то время наступит нужный момент. Не будешь ведь трезвонить почти незнакомому человеку лишь потому, что он ненадолго отошел. «Извините, вы там по малой проблеме или большой? Я искренне волнуюсь». Позор отечественной журналистики.

Мысль о журналистике напомнила Алле о включенном диктофоне. Она остановила запись, отмотала чуть назад и поднесла динамик к уху.

– Как получилось? – послышался голос Бауэра

– Не очень. Почему-то все размазалось. Давайте попробуем еще раз.

Пауза.

– Виктор Генрихович?

И больше ничего. Бауэр не говорил, что уходит, не просил подождать – немыслимое поведение для интеллигентного профессора. Не слышен был шум отодвигаемой мебели или удаляющихся шагов. Оставлен битком набитый портфель, в конце концов.

Звякнул колокольчик двери. Алла столь погрузилась в размышления, что не обратила внимания на вошедшего, пока он не обратился к девушке за прилавком:

– Черный кофе. Даже не вздумайте добавлять молоко или сахар.

Столь знакомые властные интонации. Некогда терпимые или вполне приятные, сейчас – выворачивающие желудок наизнанку. Алла резко выпрямилась, словно тело стянули жестким корсетом. Развязной походкой Глеб подошел к столику, небрежно сдвинул портфель и упал на диванчик.

– Привет, Ал. Земля круглая, так что хочешь или нет – все равно нам суждено было встретиться.

Алла не без злорадства отметила, что с момента их разрыва Глеб сильно сдал. Он перестал держать себя в форме: лицо расплылось, наметился второй подбородок, из-под футболки выглядывало налитое волосатое пузо, поглотившее кубики пресса. Одежда выглядела мятой и потасканной, будто не стирали ее с прошлого года. Вдобавок от Глеба несло потом. Он явно пытался замаскировать запах дезодорантом, но сделал только хуже. Вряд ли Глеб по-прежнему работал фитнес-тренером. Если так, то его клиентам не позавидуешь.

Однако изменилась в нем еще одна деталь. После работы Глеб превращался в лентяя, жаждущего лишь вкусно поесть и поваляться на диване. Любое дело он был готов отложить на потом. Теперь его глаза горели жаждой действия, и этот огонек Алле не нравился. Земля-то круглая, но встреча оказалась вовсе не случайной.

– Зачем ты изуродовал мою дверь? – спросила Алла.

– Не понимаю, о чем речь.

Пожелтевшие зубы и смрад изо рта придали его ухмылке тошнотворный оттенок.

– Ты ведь не был таким, – покачала головой Алла. – Как ты опустился до мелких пакостей?

– Мне не за что оправдываться. Ты наверняка кого-нибудь вынудила или спровоцировала. Иногда тебя очень сложно терпеть.

– Зачем же ты бегаешь за таким нестерпимым человеком? Просто оставь меня в покое.

– Бегаю? Не преувеличивай. Я собираюсь взять свое. А ты, будь добра, закрой ротик и внимательно послушай.

С пылающим от возмущения лицом Алла бросила диктофон в сумочку и попыталась выскочить из-за стола, но ей помешал уткнувшийся в живот тяжелый ботинок. Подтаявший снег с подошвы тут же промочил свитер насквозь. Словно плевок на голую кожу.