Афина или отчаянные обстоятельства

– Полчаса, письмоносец. Помыться, переодеться на это не больше получаса. Вы сможете уложиться? Обязательно нужно поесть. В Топях вы натерпелись изрядно, и без подкрепления сложно будет пройти порталом в Академию, сил на переход расходуется немерено. А туда действительно лучше не опаздывать и прибыть вовремя. В таком случае назначается стипендия на ближайшие полгода, что является существенным подспорьем для студента, не имеющего постоянного дохода.

Я лишь кивнула престарелому буффоноиду с теплотой смотревшему на меня снизу вверх, стараясь не пересекаться взглядом с прозрачными слегка навыкате глазами. К чему произносить то, что изначально уже является обманом? Обозначать направление, в котором я видела и обучение, и стипендию в этом заведении, расширяя при этом лексикон у добропорядочного буффоноида непечатными выражениями. Да и врать, собственно, как и ругаться, вообще, знаете ли, нехорошо. Закрыв за собой дверь ванной комнаты, не давая себе ни секунды, чтобы осмотреться, как ни как оказалась в лягушачьей ванной комнате, начала стягивать с себя мокрую грязную одежду и скидывать в открытую пустую бельевую корзину, по всей видимости, приготовленную для меня. Однозначно, горячий душ, мыло, мочалка и щётка были бы сейчас более уместны, но пришлось довольствоваться струей воды, пытаясь стереть с лица, шоркая подсохшую болотную грязь. Получалось неважно, грязь местами въелась в кожу, но на большее, увы, времени не было. Натянув на себя сухие вещи, которые заботливо сложили аккуратными стопочками на табурет, с облегчением замечая, что рубашка мягкая и как раз впору, а свитер, если и был чуть велик, и брюки были без привычного ремня, а на добротных старомодных подтяжках, то сапог стояло три пары, все разного размера, на выбор. И даже беглого взгляда хватило, чтобы понять, что обувь у них и в правду отличная, и кожа и выделка, и пошив, жаль, что в топи я эту красоту всю испорчу. Натянув сапоги, облегченно вздохнула – не жали, сели, как будто на меня были сшиты, аккуратно обхватив мою ногу, словно подстраиваясь под неё. А пряжки и обтянувшие голень ремешки смотрелись не просто стильно, а я сказала бы даже шикарно.

Что ж, господин Кваркл, премного благодарна за заботу, к тому же убегать от обрисованной перспективы лучше в обуви, которая не жмёт, и с которых не выпадаешь при беге как Золушка, дающая дёру от свалившегося на голову Принца. Я-то на Золушку не тяну, разве, что после ударного труда на кухни у злой мачехи, а вот прибывший сопроводить меня не пойми, куда на принца не тянет даже с натягом. Не его амплуа – это даже не предположение, а вердикт. А вот то, что придется бежать, я, почему – то не сомневалась. Впрочем, как и то, что в погоню прибывший по мою душу типчик из Академии пуститься однозначно. Значит, медлить ни в коем случае нельзя.

Выскользнув с величайшей осторожностью из ванной комнаты, предварительно оставив включенной воду, пусть думают, что я еще отмокаю, я прислушалась. Все трое о чем-то переругивались в аптечном помещении. Прибывший кадр из Академии что – то говорил на повышенных тонах, но сбивчиво, не разобрать. Впрочем, я и не пыталась. Всё что надо я уже услышала и выводы сделала. Накинув плащ, что Шрек дал мне у входа в Топь, держа в руках сапоги, поборов искушение стянуть со стола угощение, боясь при этом выдать себя, на цыпочках, стараясь ступать с величайшей осторожностью, благо добротные половые доски не скрипели, направилась вглубь аптеки.

Что я искала? Черный выход. Должен же быть ещё один выход кроме входа в аптеку! Ну, это же логично! Техника безопасности?! Нет? Не слышали?! Инструктора на вас по технике безопасности нет! Мда… Логики в чужом жилище искать не шибко умное занятие…. Тогда окно? Что ж пришлось открыть первую попавшую комнату, убедиться, что в ней никого нет и, приоткрыв оконные створки витиевато выругаться сквозь зубы. Высоко. Не сильно, но безопасно спрыгнуть у меня вряд ли получиться. Привычки выходить наружу через окна у меня не наблюдалось. А если уж на чистоту – это был мой первый жизненный опыт. Некстати вспомнились наставления многочисленных психологов, которых в инете развелось, что грязи, дескать, нужно пробовать что – то новое в жизни, не дать мозгам засохнуть и прочая, прочая околесица. Бьюсь об заклад никто из этих умных товарищей и подумать не мог, что для кого – то новым занятием будет выбираться из окон жабьего дома, отказывавшись перед этим от плотного горячего ужина! Это уж сосем креативный подход к восприятию наставлений! После такого опыта пусть только попробуют мои мозги засохнуть! Не позволю! Если только хоть намёк будет или Альцгеймер там, на горизонте замаячит, оживлю в памяти картину побега из дома господина Кваркла, стоявшего на отшибе Камышова, затерявшегося среди Большой Топи. Вмиг каждая извилина в мозгу встрепенётся, взбодрится.

Свет в комнате однозначно включать было нельзя, пришлось шарить впотьмах, ища, то, что мне поможет. Через пару минут я уже спускалась по связанным в тугой узел простыням и покрывалам, примотанным к чугунным ножкам не сдвигаемой в принципе кровати, накрытой тридцатью тремя одеялами и не меньшим числом подушек. Простите меня, Кваркл Жаб Жабыч, надо было все же инструкцию прикладывать….

Харальд Реймс.

День не задался с самого начала. Выговор за случайно записанный не на положенных страницах отчет. Строжайший. Подставил всех, кто уже внес свои данные. Придется переносить свои записи, деталь – всем, причем в кротчайшие сроки. Даже не понятно, как такое вообще могло случиться, он всегда скрупулёзно относился к отчетности, не мог он совершить такой оплошности. Он всегда старался исполнять возложенные на него обязанности с предельной ответственностью. Но однозначно сам виноват, конечно. И всё же кому понравится слушать от начальства нелестные эпитеты и упрёки в своей безалаберности? После пришли результаты независимой проверки второкурсников. Наивный, он ожидал отличных результатов, ведь, сколько труда было вложено в эти не сильно одарованные головы! Он старался, объяснял, повторял, рассматривал с разных сторон, требовал результатов, спрашивал, устраивал проверочные тесты. Подходил к обучению творчески, креативно, с душой. Напрасно. Всё это было напрасно. Группа второкурсников ухитрилась написать входящую диагностику по темам первого курса космографии на неприлично низкий, можно сказать провальный балл, а это, прежде всего, ударило по нему, преподававшему им эту увлекательнейшую и основополагающую для их специализации науку в прошлом учебном году. К тому же это был его первый преподавательский опыт, своего рода тест для него самого, который он провалил по вине нерадивых студентов. И где ж справедливость? Завалили экзамен – они, виноват – он. На обед опоздал, пока оправдывался да извинялся у начальства, пришлось ходить голодным и злым вплоть до ужина. А на вечернем совещании его поставили перед фактом перед всем преподавательским коллективом, что вести космографию на втором и старших курсах будет приглашенный специалист из Ланиакеи, пребывающий сегодня то ли ночью, то ли утром. Косые, сочувствующие взгляды коллег. Не было печали! И это когда уже началось обучение и все ставки между преподавательским составом согласованы и договоры подписаны! И, тем не менее, ему, Харальду Реймсу, оставляют лишь первый вводный курс космографии, но с оговоркой только на один год, если результаты у нынешних первокурсников будут низкими, то заберут и его. Тестировать студентов будут через каждые три месяца, а потом заключительная диагностика в конце обучающего периода.

Так гадко я себя не чувствовал ещё никогда в жизни. Впрочем, было и похуже что уж там, но там-то от меня ничего не зависело, а здесь было приложено максимум стараний, от этого было вдвойне обидней. Снисходительно предложили в довесок ставку помощника книгохранителя, от неё в принципе можно было и отказаться, но вопрос тогда, что в итоге он будет получать за свой труд и чем будет оправдано его присутствие в Академии? А ведь ВАМПИР – это то место, в которое он стремился попасть, сколько себя помнит. Пожалуй, для него это единственный шанс попасть в иные миры. Перебрать все до единого по службе, раз вестником он по своей сути не являлся и не вызвать при этом ненужных вопросов.

Но на этом сюрпризы не закончились. Его поставили перед фактом, что на него возложена обязанность куратора поступающих на обучение письмоносцев. Не часто. Будем откровенны, поток письмоносцев, по-настоящему одарованных не то чтобы иссяк, но словно пунктир шёл прерывисто, грозясь затихнуть, прерваться, а там и вовсе замереть. Каждый был на учете, их обучение было под пристальным контролем Межгалактического Управления. Право выбора с этой обязанностью ему не предоставили. Должен. Вот это-то и было последней каплей. Разозлило, вышибло из колеи, заставило потерять привычную выдержку и самообладание. Все были прекрасно осведомлены, что у него непомерно болезненно развитое обоняние, ему сложно переносить резкие и уж тем более неприятные запахи. Студентов он выдрессировал на славу, никто на его занятия не приходил, к примеру, без утреннего душа или во вчерашних носках. А тут его первый же маршрутный лист, даже свыкнуться с мыслью не успел, а в нем пункт назначения – Большая Топь! Даже прийти в себя не получилось, настолько стремительно всё произошло, не было возможности свыкнуться с обязанностью, которая была то ли наказанием, то ли понижением по карьерной лестнице, на которой он только начал делать первые шаги. И тут Большая Топь! Что это?! О! Кто ж не знает?! В первую очередь – смрад и гниль вековых болот плотным непроходимым кольцом обхватившее одинокое поселение буффоноидов… Душная прелость прошлогодней лежалой листвы… запах тины и стоячих вод…. То ли завывание, то ли плач и причитание одичавших кикимор по ночам… Топь! Это ему – то?! За что? Где ж в мирах справедливость?!

На сборы, подписание бумаг для перехода в Канцелярии, получение заряженного и настроенного на ВАМПИР портального камня, на рецепции ушло прилично времени. Выдвигаться сразу в Камышово, в котором не было даже самого маломощного портала, не дожидаясь сигнала о прохождении письмоносцем Арки миров, он в принципе не хотел. Хотя по инструкции должен был не просто ждать его у Арки, а выйти за её пределы и оказать помощь при приближении письмоносца к цели, помочь сориентироваться, ободрить, в конце концов. Ему нужно было это сделать! Но на это он не был готов не физически, ни морально. Во-первых, еще не факт, что тот вообще сможет пробиться сквозь миры, ведь стыкующий мир был уже почти полностью техногенный, а если и пройдет на территорию Топи, то дойдет ли до Арки в Камышово? Резонный вопрос. Большая Топь – она же не просто полна смрадной гнили, она реально опасная, её преодолеть не так то и просто, даже с охранным письмом вестника, хотя потенциал письмоносца вскрывает на раз-два-три. Конкретно этому письмоносцу не повезло, что его мир имеет так мало стыковок с другими реальностями, ему предстоял действительно сложный переход. Во – вторых, он попросту не в силах пробыть там больше времени, чем того требует процедура идентификации и стоять возле Арки ожидая нарисовавшегося на его голову студента, вдыхая гнилостное дыхание Топи. Отходить от болотного воздуха ему так и так придётся, но на большее он, увольте, не способен. Глубоко за полночь, уже успев задремать, он услышал, как прозвучал чёткий сигнал перехода. Раздраженный сверх меры, что все-таки придется наведаться в это смрадное место, он выдвинулся в путь.

Душный, прелый запах все нарастал по мере его продвижения по Вересковой Пустоши, возле которой сработал портал. Виски нещадно ломило, глаза уже начали слезиться, а ведь такой запах, как правило, имеет способность впитываться, проникать во все поры. От него потом так просто не отмыться, а у него, к тому же, начнется проблема со зрением. Это сначала глаза будут слезиться, потом, если не удастся покинуть это место в кротчайший срок и промыть в проточной воде глаза, видеть он будет как в тумане, мутно. Если ещё занести какую-нибудь заразу, то, как сквозь едкую, мглистую завесу. Поэтому лица даже касаться сейчас нельзя, вообще за лучшее стараться не до чего не дотрагиваться, а перчатки по прибытии в Академию нужно будет выбросить сразу в портальной башне, а всю одежду сдать в чистку.

У самой аптеки дыхание стало перехватывать, дышать стало попросту невозможно, и тут он распознал источник этого смрадно-гнилостного запаха. Жабёныш! Здоровяк буффоноид, что шёл с ним за руку лишь пропах этой вонью, а настоящий источник смрадного, гнилостного запаха был завернутый в плащ, кое-как плетущийся рядом, запинающийся на каждом шагу в сгущающихся сумерках полуживой мерзкий жабёныш.

– Мыться надо хоть изредка! Прочь с дороги, жабёныш, и не думай входить пока я здесь, еще не хватало пропахнуть этой гнилью. Развели у себя перепончатые в болоте антисанитарию, самим то не тошно от этой вони?!

Что тогда на него нашло? Сорвался. Молчал, терпел весь день, глотая унижения, наблюдая, как рушится карьера, под снисходительные взгляды коллег, которая еще не успела толком начаться. А ведь вспыльчивость – это не то, что ему было присуще, наоборот, он всегда гордился выдержкой, непрошибаемостью, несгибаемостью, если хотите. Сколько ему пришлось натерпеться в детстве? И ведь кто сможет предположить сейчас, глядя на него через что ему пришлось пройти в своё время? Даже в голову не придёт. Что же нашло на него сейчас? С чего он дал себе отмашку, и позволил выплеснуть всю обиду и злость на жалкого жабёныша? Ведь самому пришлось в свое время натерпеться мало не покажется и, поди, же смог выплеснуть, задеть, обидеть еле живого буффоноида. А ведь тот и в аптеку, наверное, шёл за лекарством, не так ведь просто от него Топью несло за версту.

Вот чего он тогда не ожидал, так это не менее сердитого, да что там – взбешенного взгляда от этого самого чумазого, облепленного грязью жабёныша. Ему не ответили ни слова, впрочем, взгляда было достаточно, чтобы физически почувствовать волну негодования, что хлёстко наотмашь окатила его в ответ на его злые слова. Затем этот заморыш не говоря, ни слова схватился за дверную ручку своей извоженной в грязи лапищей и с силой рванул на себя дверь. Нет, ну всему есть предел! Обидел – да, но дверь, зачем пачкать болотной грязью?! Еще и в каком – то Камышеве, притулившемуся на окраине отдаленной спиральной галактики ему терпеть такое к себе отношение! Раскаяние, что было, подступило, тут же схлынуло, уступая место упрямству и желанию задеть, придавить, одним словом поставить на место. Показать, кто есть кто! В конце концов, как ни как представитель Межмировой Академии здесь и сейчас – он, Харальд Реймс. И какого же было его удивление, когда оказалось, что это и есть письмоносец, которого нужно сопроводить в Академию да к тому же девчонка! Теперь хоть понятно происхождение этой смрадной грязи – в Большой Топи можно и сгинуть, то, что, по всей видимости, она несколько раз проваливалась, делает ей честь – выбраться она – таки смогла, не дала себя утянуть, уволочь кикиморам, и насколько он разбирается, то отбилась она не от одиночек, а от стаи. А значит, потенциал не малый. Возможно, он бы ещё и переиграл тональность их незадавшегося знакомства, но натолкнулся на непомерное раздражение и упрямство письмоносца. Вот ведь нашла коса на камень. Остановиться, проявить дипломатичность – то, что от него требовалось в этой ситуации. Ведь в отчете все будет указано, а он накрученный с самого раннего утра вел себя как последний кретин. Почему? Да потому что спустя полчаса, когда аптекарь Кваркл пошел напомнить письмоносцу о времени, оказалось, что девчонки и след простыл.… Сбежала! Он него! Как? Куда?! В Топь?! Она же там, не имея привязки и направляющего охранного письма, сгинет в два счета! И вместо еще одного письмоносца в Академии появится кикимора в топях! Прямо на границе с Камышова! Беспредельно злая кикимора и именно на него – Харальда Реймса! А виноват будет он, только он! Нашел на ком отыграться! На девчонке, натерпевшейся за этот проход между мирами уж больше, чем он за весь день однозначно! Уж он-то должен был это понимать! Где теперь её искать?!

Вылетев из «Перепончатой лапки» он подвис лишь на мгновение. Сопровождающий письмоносца с Топи буффоноид буквально снес его с ног, схватив за грудки и тряханув, что было сил:

– Это ваша вина! Если девчонка сгинет в Топи, я вас уничтожу!

Что ж, он прав, единственное, ему придется занимать очередь, в ВАМПИРе найдутся желающие сравнять его с землей за то, что он поспособствовал самоуничтожению письмоносца.

Буффоноид рванул по тёмному переулку, ему же не оставалось ничего другого как припустить за ним, стараясь не упустить из виду. Он абсолютно не ориентировался в лабиринте улиц и проулков затерянного в мирах Камышова. Направление? Арка меж мирами – это очевидно! Понимать то он это понимал, но счет шел даже не на минуты, девчонка рванула к ней гораздо раньше и если не успеть перехватить её там, то придется идти за ней в Топь и отбивать от стаи одичавших кикимор! И это ему – то?!

Вот ведь надо было привязываться к местности, когда я входила со Шреком в в Камышово! Что нужно делать, когда ты оказываешься в незнакомом месте? Ну же? Думайте быстрее! В такие мгновения надо быть начеку, не растекаться бесформенной лужицей, беспомощной одноклеточной амёбой, а быть предельно внимательной ко всему, что окружает вас! Переживать из-за внешнего вида?! Мимо! Жалеть себя любимую? Мимо! Смотреть направо и налево, запоминать дорогу, наблюдать, держать ушки на макушки! Вот что нужно было делать! А я? А я повела себя крайне непозволительно – вздумала рефлексировать, анализировать то, когда меня разглядывали буффоноиды, да переживать за гнилостный запах, что шлейфом тянулся за мною с болот. Как на меня посмотрели?! Ах, что про меня подумают?! Да какая мне разница, если есть чем, пусть думают! На здоровье! Что мне с того?! Отслеживать повороты и многочисленные проулки, по которым можно было вернуться к проходу в мой мир – вот что мне нужно было делать! Головой вертеть в разные стороны и запоминать дорогу, не надеясь, что сопровождение будет обязательно и в обратную сторону!

В результате я потерялась почти сразу, как только вылетела с Вересковой Пустоши, свернув пару раз не в те закоулки. А вот времени на то, чтобы забегать в тупики, и устраивать себе незапланированный экскурс по Камышово у меня как раз-таки и не было. Сейчас мне как воздух нужны были четкие представления, куда бежать и желательно наикратчайшим путём. Эх, ну, как же так?! Да, я в шоке, в ступоре выползла из Топи, так это меня не оправдывает, наоборот, в такой ситуации вдвойне, слышите меня, вдвойне нужно быть внимательной и отображать дорогу, по которой идёшь. Примечать детали, считать многочисленные камышовские повороты. Сейчас же приходилось напрягать и память, и логику, но спрашивать редких прохожих, встречающихся мне на пути среди тёмных улиц, я все-таки не решалась. Я не обольщалась, союзников и друзей в этом мире я точно не найду. Помогать с побегом мне никто из буффоноидов не станет, меня сдадут с потрохами, только я дам о себе знать. Это же для них крайне не выгодно – терять их долгожданного нарисовавшегося письмоносца. Как же тогда иномирные посылки и письма к ним транзитом пойдут, если я сбегу! Нашли курьера! Почтальона! Воображение услужливо и назойливо подсовывало неказистый образ почтальона Печкина на раздолбленном велосипеде и в шапке ушанке наперекосяк – докатилась! Быть на посылках у жаб и ящериц – это, что и есть моё предназначение?! Я что на большее не гожусь?! Посылки жабам доставлять?! Ух!!! Злая, какая же я была злая в тот момент! Я буквально ощущала клокочущую в себе непримиримость, гнев вперемешку с решимостью добраться в свой мир, где все привычно и знакомо, не пугают перспективой межмирового обучения, где жабы не носят плащи и шляпы и не заведуют аптеками и обувными лавками, не предоставляют грязелечебные процедуры в Голодных Воронках. Пожалуй, я впервые в жизни физически ощутила, почувствовала, как подступает к самой гортани душная, густая ярость, перехватывая, сжимая своим прерывистым дыханием, словно запрещая делать спасительный вдох, пуская сердце вскачь, заставляя его биться неровно где – то у самого горла. Как же мне хотелось в тот миг кого-нибудь, если не прибить, то покусать или стукнуть! Да не раз, а так основательно побить!

С непередаваемым облегчением я поняла, что дома буффоноидов заканчиваются, а вдалеке можно было разглядеть еле различимые в сгустившихся сумерках очертания высоких елей. Нашла! Жаль, что времени ушло немало. Оставался последний рывок, преодолеть лесную тропу, миновать пень у которого я приходила в себя после обморока и добежать до ветвистого арочного перехода и рвануть обратно в болото. И я не позавидую никакой твари, что выползет мне навстречу в этой ненавистной Топи! На куски порву, а ошмётки по болоту раскидаю на все четыре стороны! Столько во мне было злости, несогласия принимать такой жизненный кульбит, я чувствовала в себе столько силы и решимости смести все на пути к дому, но обязательно дойти, вернуться. Я хочу домой! Дом! Родные! Семья! Мой мир! Почему я раньше не ценила то, за что сейчас готова бороться не на жизнь, а на смерть?! Осознала, что могу потерять и как яркая вспышка, со всей очевидностью, что не замечала раннее до меня-таки дошла непреложная истина: жизнь – вот та единственная ценность, что нельзя потерять, столько еще не сделано, столько не сказано, не охвачено, упущено. А я на болотах! Среди жаб и ящериц! Пришла на ум судьба Дюймовочки, уж если она тогда сбежала, то мне, что слабо?! Нужны силы пройти сквозь Большую Топь?! Пройду!

Только вот применить эти силы пришлось, не доходя до арки. Меня нагнали. Типчик из академии и Шрек! Так и хотелось крикнуть, порвав повисшую над сумрачными болотами вязкую ночную тишину: «И ты, Брут?!» Вместо этого я решила действовать. Нет, сдаваться здесь и сейчас я не буду! Это как – то даже не по-нашему, не по-русски, сложить лапки и, не дав ответного боя, покорно поплестись не к ночи помянутым вампирам. Наклонившись к тропе, на которую я уже успела забежать, я, ломая ногти, сгребла полные кулаки мелкого песка и придорожной грязи. И как только типчик из академии нагнал меня, выкрикивая на ходу, что нам нужно спокойно еще раз все обговорить, что в Топь соваться ни в коем случае нельзя я развернулась и что было силы, кинула ему в лицо горсть придорожной грязи. Попала! Шрек меня не задерживал, он попросту побежал дальше. Не давая опомниться типчику, я налетела и с размаху, где только силы – то взяла пребольно ударила его со всей дури в колено. Послышался сдавленный ох. Следующий удар, в который я вложила все свои силы – по лицу побежала кровь из разбитого носа. А вот не надо было становиться между мной и моей жизнью! Впредь наука будет!

Решив, что на какое – то время противник обезврежен, я ринулась к арке. Но! Что?! Как?! Шрек! Что же ты наделал?! Как же так?! Зачем?!

Читали про лягушку царевну?! Да?! А как та убивалась при виде сожжённой лягушачьей шкурки?! Никогда ей не сочувствовали? Вот даже ни разу?! Ну конечно! Подумаешь – шкура! Лягушачья же! Велика потеря! А она, бьюсь об заклад, пережила такую гамму боли, безысходности – ведь таилась от Кощея годы, а после хочешь, не хочешь – иди. Вот и я почувствовала себя сродни той то ли лягушки, то ли царевне. Стояла, словно это мне сейчас дали под дых, судорожно пытаясь глотать в раз ставшим поперек сгустившийся комками воздух…. Только виновником этого был не царевич, а как раз таки трансформировавшаяся до неприличных размеров лягушка. Жаба.

Арки не было! Ветви, вырванные с корнями, с налипшей на них комками чёрной влажной земли лежали безжизненной, потемневшей охапкой у ног Шрека. Прохода в мой мир больше не было! Сам он не сводил с меня взгляда, словно пытаясь нырнуть внутрь и проговорить уже туда, перепрыгивая через эмоции, которые захлестнули меня с головой.

– Прости! Ты бы сгинула на Болоте! Не просто бы погибла. Таких как ты Топь не выпускает, поверь, а охранного письма письмоносца у тебя с собой уже нет. Стала бы вечно жить в Топи смрадной кикиморой, да выть и скулить по ночам, проклиная всё и вся. Я тебе такой участи не желаю. Уж поверь. И допустить такое не могу. Ты вернешься к себе, обязательно. Но позже. Года пролетят, и не заметишь. Попроси наложить стазис на тот день, в который ты отправилась к нам. Они это могут. Вернешься, и никто даже не поймет, что ты отлучалась куда – то надолго, максимум поплутала несколько часов по лесу, не более. Зато ты будешь дипломированным письмоносцем, вестником. Миры увидишь – множество. Если впишешься в требуемый диапазон, а ты впишешься, даже не сомневайся, то и в прошлое попасть сможешь – историю миров править! Вестей письмоносцев везде ждут. Это такие перспективы, девочка, уж поверь мне! Я бы не раздумывая в ВАМПИР отправился, если б только позвали.

Я стояла у разрушенной арки перехода в свой мир, слушая, что мне второпях, сбиваясь, говорил Шрек, размазывая слезы, что невольно наворачивались на глаза. Бог мой, как же так! Ну почему кто – то считает, что может войти, ворваться в чью-то жизнь и начать дирижировать по нотам, ведомым только ему, как бы, между прочим, меняя саму жизненную тональность на минуточку чужой жизни?! Ну почему это не просто не наводит страх, а даже не смущает? Словно перед ним не жизнь, ценность которой даже не передается словами, а так набросок, эскиз, на котором можно почиркать, то, что вздумалось, а то и, смяв в кулаке выбросить, растоптать за ненадобностью? Одним словом – уйти мне не дали. Я говорила, что не знала раньше, что такое отчаяние? Так, похоже, я многое о себе еще не знала! Гнев, да что там, ярость, душила меня, сжимая горло безжалостной хваткой, заставляя хватать воздух, выдыхая же рвано, почти болезненно. Годы пройдут, говорите? Пролетят, и не замечу? Вы серьезно? Вот так просто – посчитали нужным и забрали у меня несколько лет моей жизни, только потому, что обнаружили у меня способности разносить письма?! Нет уж. Вы в своей Академии еще долго будете вздрагивать, меня вспоминая. С облегчением диплом вручите и спровадите из вашего ВАМПИРа. А может, даже и пару лет не выдержите – отчислите! Что ж. Сами виноваты. Иду! Встречайте!