София слышит зеркала

– А… – начала я, не зная, как сформулировать.

– Он любит гостей.

При этом в тоне уважаемого герра Крампе удалось уловить нотку какого-то затаенного злорадства. Решив, что просто показалось, я грустно посмотрела на протекавшие под мостом воды Эльбы. Да уж, явно будет весело. Я вот, например, гостей не люблю. Особенно незваных. Только самых дорогих и близких людей. Если мы и тут похожи, то… будет беда.

Возле нас неожиданно притормозила машина. Такой белый пафосный кабриолет. Автомобиль для тех, кто хочет показать себя и основательно привлечь взгляды других. И все. Во всяком случае, на мой пуританско-практический взгляд.

Гюнтер остановился. Его лицо обрело весьма мрачное выражение. Кажется, он знает подъехавшего и не горит желанием с ним общаться. Славка приподняла левую бровь, чуть улыбнулась, словно то, что она видит, доставляло удовольствие. Ну да, кажется, сейчас развернется любопытный спектакль. Хотя, признаться честно, смотреть на Эльбу мне куда милее.

Из кабриолета вышел стройный молодой человек. Ключевое слово: молодой. В бежевой куртке и брюках, в дорогих полуботинках с чуть вытянутыми мысками. Одет явно не дешево, но в то же время неброско. Я, по правде говоря, уже ожидала леопардовой шубы и малинового боа. После такой-то машины.

По-моему, ему от силы лет двадцать пять. Нежные черты красивого лица, очень светлые глаза. Наверное, тоже серые, ни капельки голубизны или зелени. Волосы не назвать длинными, но и на короткую стрижку не тянет. Такого необычного цвета, почти белые, как у альбиноса. И то ли свет так падает, то ли еще что, но порой кажется, что глаза – живое серебро.

Он приблизился к нам. Я уловила запах свежести зимнего дня и хвои. Вообще странным образом показалось, что вдруг очутилась где-то на украшенной гирляндами улице посреди разгара празднования Нового года и Рождества.

– Здравствуйте, – поприветствовал он приятным тенором. – Почему вы мне не сообщили, что приехали?

Гюнтер явно не в восторге от того, что нас так встретили. Однако молодой человек это недовольство откровенно игнорировал. В какой-то момент я себя поймала на том, что с интересом разглядываю его лицо. Хм, ничего не понимаю. Ни единой морщинки, ни единой складочки, а ощущение, что старик передо мной. И в то же время не старик.

Я мотнула головой, злясь на себя саму. Это все перелет. Крыша решила, что она еще в облаках, и не торопится прикрывать мои бедные мозги.

Парень явно заметил мой интерес.

– Познакомьтесь, это Клаус Кениг. Второй советник Стефана, – словно нехотя сказал Гюнтер. – Клаус, эти очаровательные дамы София Сокольская и…

– Ярослава Келых, – представилась подруга, протягивая руку Клаусу.

Гюнтер хмыкнул. Кажется, Славкина активность ему весьма импонировала, в отличие от моей сдержанности.

Клаус улыбнулся и пожал ее руку. Потом повернулся ко мне. Его ладонь оказалась сухой и неожиданной сильной. Точнее, я не ожидала, что он будет совсем хлюпиком, но… все же при таком телосложении послабее.

Клаус снова улыбнулся. И… я не смогла не ответить ему тем же. При всей видимой холодности и невозмутимости вдруг показалось, что с этим человеком не бывает никаких проблем. Даже больше. На подсознательном уровне он мне понравился. Не как мужчина, а как человек.

В тот же момент я услышала нежный мелодичный звон. Ой, точно! Зеркала заднего вида на его кабриолете. Смеются и одобряют, маленькие проказники.

Ну так… ничего удивительного.

Кажется, надо сказать что-то вроде: «очень приятно познакомиться». Однако перед глазами вдруг все зарябило, и меня, словно по чьей-то неведомой воле, потянуло прямо к кабриолету.

Сдавленно охнув, я оказалась возле машины и протянула руку к зеркалу, чтобы коснуться его. Гладкая твердая поверхность обожгла кончики пальцев холодом и прогнулась, будто от одного моего касания могла образоваться дыра.

В ушах засвистел ветер, а голова немного закружилась.

– София, стой! – громко крикнул кто-то из мужчин, кажется, наш новый знакомый.

Только это стало уже неважно. На мгновение все звуки пропали, по глазам болезненно ударила тьма. И, отчаянно охнув, я полетела куда-то вперед, утягиваемая невидимыми руками жителей Зеркалья.

Позади еще что-то крикнули, но я не разобрала.

Полет длился целую вечность. Всегда, когда находишься между реальностью и миром Зеркалья, есть странное чувство, что теряешь сразу все ощущения. Чем дольше ты находишься в таком месте, тем хуже себя чувствуешь.

Сковавшие тело путы неслышно лопнули, и я плашмя рухнула вниз. Щеку и шею тут же закололо.

Ойкнув и тихонечко ругнувшись, я медленно приняла сидячее положение и потерла щеку. Так, куда это меня притащили? Повертев головой, поняла, что местность совсем незнакомая. Так еще и темнотища вокруг. Только светит с синего неба луна, сказочная такая, как у Гоголя в сказке про рождественскую ночь.

Я провела рукой по земле. Хм, тут что, недавно дождь прошел? Да и земля такая… настоящая. По-моему, меня угораздило оказаться среди поля. Медленно поднявшись на ноги и по возможности обтрушивая руки, я осмотрелась еще разок. Да уж. Угораздило так угораздило. И впрямь поле. При этом урожай не убран: то ли пшеница, то ли рожь стоят чуть не в пояс.

Это мне повезло просто, что попала на относительно вытоптанный участок. Я, не осознавая, что делаю, провела ладонью по верхушкам колосков. Колется. И немного щекотно. Запоздалый ужас окатил этак через полминуты. Мамочки, как через это все проходить только?

Это только в фильмах показывают, как она бежит по полю, он бежит за ней, а потом они страстно занимаются любовью среди всего этого богатства. Непременно обнаженные. И как потом ни капельки не исколотые и не оцарапанные счастливо бегут дальше.

Справа раскинулся черный лес. Слева – горизонт до неба. Хотя, пожалуй, если присмотреться, то можно разглядеть огоньки. Вероятно, дома фермеров. Но… не стоит на это рассчитывать. Это Зеркалье. Пусть оно и старается повторять реальную жизнь, здесь на каждом шагу могут быть нестыковки. А учитывая, что попала я сюда спонтанно, да еще и на чужой территории… хорошего лучше не ждать.

Со стороны леса вдруг раздался улюлюкающий хохот. У меня заледенела кровь в жилах. Это еще что такое? Совсем рядом, в нескольких шагах, на уровне ног что-то зашелестело.

«Сова и полевки», – попыталась успокоить я себя.

Хохот повторился, в него вплелись ухающие интонации. Ну точно сова… Только какая-то странная.

– Что-то потеряли, фройляйн? – прозвучал совсем рядом хриплый поскрипывающий голос.

Я вздрогнула от неожиданности и обернулась. В нескольких шагах от меня стоял невысокий щупленький мужичонка. В сюртучке и штанах, в шляпе набекрень с порванными полями, будто этой шляпой играла его собака. При свете луны видно немного, но кое-что разглядеть все же можно.

И к тому же мои обострившиеся в Зеркалье чувства помогают разглядеть кое-что получше, чем может обычный человек.

Мужичонка поднял голову и посмотрел мне в глаза. Стало не по себе. Кожа у него темная и сморщенная, словно кора дерева. А глаза горят так ярко, что впору вспомнить о колдовских огнях фейри, выходящих из холмов. Зеленых, ярких, кружащих голову. И плевать, что фейри живут не здесь… хотя кто его знает?

О собаке я подумала не так просто. Потому что в руках у мужичонки был поводок. Кто-то будто сотканный из тени сидел возле его ног. Поводок тянулся к серебристому ошейнику, обхватывающему шею сидевшего.

Присмотревшись, я едва не вскрикнула. Это был человек. Точнее, человеческая душа, заплутавшая в Зеркалье.

Судорожно соображая, что делать и как бы освободить беднягу – ведь, скорее всего, мой соратник, – я поняла: молчание затянулось. Поэтому, прокашлявшись, подала голос:

– Да нет. Заблудилась немного.

А что? Почти правда. Еще бы понять, за каким чертом меня сюда притащили. Тень в ногах мужичонки жалобно заскулила. Ан нет, кажется, понятно, чего я тут. Надо спасать товарища.

Впрочем, тот не обратил внимания:

– Очень интересно. Идете издалека?

Голос такой, что продирает по нервам, хочется поскорее куда-нибудь спрятаться. Хотя бы среди этой бесконечной пшеницы. Только зеленые глаза смотрят так, что и не шелохнешься.

Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти удлиняются и впиваются острыми краями в ладони. Если дождусь момента и смогу поближе подойти, то перерезать теневой поводок не составит труда. Правда, как это сделать – пока неясно.

Тень посмотрела на меня. Несчастными, отчаянными глазами, с такой мольбой, что сердце болезненно сжалось. Я не подала виду, чтоб, не приведи господь, его пленитель не подумал, что я рассчитываю освободить его добычу.

– Вы бы не гуляли, фройляйн, без нужды, – проскрипел мужичонка и поправил шляпу. – А то всякое может случиться.

По коже пробежал мороз от скрытой угрозы в его голосе. И до меня дошло еще вот что. Фройляйн. Если не ошибаюсь, в Германии это обращение устарело. Я понимаю, что Зеркалье, но все равно тут что-то не так.

– Действительно, – сказала я, уже решаясь сделать шаг вперед, чтобы наклониться и чиркнуть по поводку. – Вы пра…

Мужичонка вдруг оскалился. Внизу послышался треск. Я быстро опустила взгляд и с ужасом увидела, что кожа его ботинка прорывается, будто вместо пальцев складные ножи, которые сейчас решили выскочить на волю. Ножи… да и впрямь они. Только какие-то загнутые, напоминают больше серпы.

Со стороны леса кто-то заливисто расхохотался. За спиной моего собеседника выросла какая-то громадина, и не разобрать, кто это. Сердце застучало, как сумасшедшее. Тень снова жалобно заскулила.

– Бегите, фройляйн, – лениво уронил мужичонка, не отводя от меня горящего взора. – Бегите.

И тут я поняла, что не стоит стоять столбом. Резко наклонилась, чиркнула вспыхнувшими серебром ногтями по поводку, а потом что было силы припустила прочь.

Вдогонку послышались сдавленные звуки и рассерженное шипение. Я мчалась вперед, и это было непросто. Стебли пшеницы не хотели приминаться, наоборот – восставали на дороге, не давая сделать ни шагу. Иногда приходилось их перепрыгивать. Хохот не затихал. Все б сделала, чтобы эта зараза заткнулась. Но пока даже не знала, кто это и как себя вести. Кое-что я, конечно, могла. Но проклятая чужая территория! Вдруг здесь другие правила?

В ужасе понимая, что вряд ли смогу обогнать преследователя, я тем не менее не сбавляла скорости. Только думать на бегу – занятие не слишком продуктивное. Кончики пальцев онемели: долго удерживать зеркальную обертку нелегко, так можно и в ледышку превратиться. И на ногтях эта зараза оставаться не хочет, все ее тянет к живой плоти. А тут еще и бег с препятствиями.

Я обернулась. Мужичонка несся за мной на огромной скорости, стебли пшеницы падали перед ним как подкошенные. Ну да, не зря у него серпы вместо пальцев. Тени на поводке нигде не было. Громадина тоже исчезла.

Сморщенное лицо мужичка исказилось в жуткой гримасе.

– Не гуляйте ночью, фройляйн. Это…

Он разинул рот, словно хотел проглотить меня целиком. Я выставила руки ладонями вперед, серебро с ногтей перебралось полностью на кисть. Сверкнуло зеркальное рваное полотно, отражаемое со всех сторон невидимыми углами Зеркалья.

Мой преследователь завыл и рухнул на землю. Он хотел тут же встать, но по полю вдруг пронесся зеркальный импульс такой силы, что покрыл всю площадь до леса. Я не удержалась на ногах и шлепнулась на пятую точку.

Ночное небо вздрогнуло, мерзкий хохот умолк и тут же обернулся испуганным насмерть писком. Я замерла на месте, не зная, что делать. Кто это расшвыривается горгоньими приемами?

То есть… я сама их применила, когда преследователь упал на землю. Но здесь они усилены в несколько раз. Простому зеркальщику такое не под силу.

Раздался шорох. Кто-то тяжело ступал на примятые колосья. Очень тяжело и медленно. Будто увидел меня давно, но пока так и не решил, что со мной сделать.

Ладони неожиданно взмокли, я снова сжала кулаки, приготовившись сделать еще один не менее впечатляющий горгоний жест.

Он появился из тьмы, как луна скрылась за тучами, отказавшись освещать безобразие, происходившее на поле. Подошедший остановился от меня в нескольких шагах. Я почувствовала себя неуютно. Явно же разглядывает, как обезьянку в цирке. И, кажется, засмеяться и подразнить ему хочется куда больше, чем угостить бананом.

– М-да уж, – произнес этот кто-то. – Я его убью.

Минута тишины, а потом меня резко ухватили за плечо и поставили на ноги.

Я успела только взвизгнуть и приготовилась высказать нахалу все, что думаю, однако тут рассмотрела его лицо.

Глава 4

Душа на поводке

Крампе подозревал, что будут неприятности, но что прямо так сразу – нет. Стоило Софии исчезнуть в зеркале, как ее неугомонная подруга вскрикнула и почти кинулась за ней. Правда, только почти. Крампе успел коснуться руки Ярославы и еле слышно шепнуть:

– Спи.

Девушка замерла с широко раскрытыми глазами. Со стороны могло показаться, что она увлеченно разглядывает цветочный магазинчик через дорогу – только и всего. Пришлось на всякий случай подхватить под руку, придав себе и ей вид беззаботной парочки.

Клаус посмотрел на него с укоризной.

– Вот только не надо сейчас меня учить, – скучающим тоном попросил Крампе. – Знаешь ли, у меня был отпуск.

В серебристо-серых глазах Клауса не отразилось и намека на смущение. Вообще было ощущение, что он смотрит сквозь Крампе и стоявшую рядом Ярославу куда-то в пасмурную даль.

– Помоги ей, – холодно уронил Клаус.

Крампе и бровью не повел. Светлая сторона души – это, конечно, очень возвышенно и прекрасно. Но не тогда, когда ты нечисть. В данном случае морализаторство и вид Кенига, воплощавшего святую невинность и укоризну в одном лице, неслабо действовали на нервы. И хоть Крампе прекрасно понимал, что одному работать скучно, но святой в напарниках – мама дорогая. Поэтому и ответ получился следующий:

– Нет. Скорее всего, там Стефан. Он сестрицу и притянул. Поэтому не будем мешать, пусть сами разбираются. Да и пора ей входить в курс дела.

Клаус помрачнел, услышанное ему однозначно не понравилось. Однако он не мог не признать: в словах Крампе есть истина. Да еще какая.

Перемена климата теперь ощущалась куда острее. И пусть дома было куда уютнее и привычнее, Крампе осознал, что не отказался бы, чтобы из-за туч вышло яркое южное солнышко и брызнуло солнечными лучами на дома и каналы.

– Куда дальше? – тихо поинтересовался Клаус и посмотрел на Ярославу. На замершую живой статуей девушку ему, кажется, смотреть куда интереснее, чем на собеседника.

От Крампе не укрылось, как несносный напарник не отводит взгляда от ее темно-бордовых губ, нежной щеки, аккуратного ушка, в мочке которого продета серьга в виде спелой вишни.

Ярослава совсем не похожа на Софию: ни внешне, ни характером. Это, кстати, было одной из причин, по которой он согласился взять с собой еще одну девицу. София хоть мало знает, но, если судить по Стефану, да и по ней самой, – девка рассудительная. А эта… в общем, скучно не будет.

– Не засматривайся так, – невинно сказал он Клаусу. – А то еще подумаю, что хочешь соблазнить девочку.

Тот только закатил глаза, показывая отношение к подобным шуточкам, и, обернувшись, быстро направился к машине.

– Расколдуй ее, и идем. Расскажу про Леманна.

Крампе улыбнулся. Леманн – это интересно. Пожалуй, стоит все же послушать этого блондинистого зануду и… он покосился на Славку. Так, и «разморозить» девочку тоже, это правильно.

Крампе коснулся ее предплечья, посылая по телу теплый заряд. Ярослава шумно выдохнула и прикрыла глаза. Но тут же их распахнула и подозрительно уставилась на него.

«Так-так, может, и впрямь где-то в роду ведьма была? Вон как смотрит! Песня, а не взгляд!» – восхитился он про себя, однако вслух произнес совершенное иное:

– Вы задумались, Ярослава. – И галантно подал ей руку. – Не будем мерзнуть, Клаус любезно согласился нас подвезти.

– Где Соня? – хрипло спросила та, продолжая прожигать его подозрительным взглядом.

– В Зеркалье, – ответил чистую правду Крампе. – И лучше ей там не мешать. Прошу, не стойте.

Она некоторое время ничего не говорила и не шевелилась, потом наконец-то подала руку, только подозрительность так никуда и не ушла. Но с Крампе пошла нога в ногу, и когда он любезно распахнул перед ней дверцу машины, молча скользнула внутрь.

Клаус поднял крышу, прекрасно понимая, что человеческую гостью лучше не морозить. Ярослава все еще была напряжена, однако держалась великолепно и старалась не подавать виду. Крампе мысленно поаплодировал ей и сел рядом с Клаусом. Девушка, конечно, объект интересный, но напарник сейчас знает много интересного. Так что с девицами можно и обождать.

Ярослава, кажется, немного успокоилась, отогреваясь в салоне в кремовых тонах на мягком сиденье, на котором вполне комфортно было бы и поспать. Вот уж Клаус, модник. А по идее должен быть скромным милым мальчиком.

Девушка сняла перчатки и засунула их в сумочку.

– Почему Соня ушла в Зеркалье прямо здесь? Неужто никто из прохожих на это не обратил внимания?

Крампе изогнул бровь. Вот те на, оказывается, милая зеркальщица чересчур приличная и не прыгает в Зеркалье в людных местах?

– Вы странно на меня смотрите, – глухо сказала Ярослава.

Клаус сдавленно хмыкнул. В зеркале заднего вида отразились сверкнувшие серебром глаза, словно говорившие: «Вперед. Выкручивайся сам».

Крампе сделал вид, что ничего не услышал. И хоть от него не ускользнул возмущенный взгляд Ярославы, объяснять свое поведение не стал. Женщины такие женщины. Объяснять им что-либо – дело бесполезное. Особенно когда надо сохранить тайну.

– Если вашу подругу позвало Зеркалье, – вдруг пришел на помощь Клаус, – то сопротивляться зову весьма трудно. Тем более если зов был от Стефана. Возможно, ему нужна помощь. А… возможно, просто любопытство.

Ярослава что-то пробормотала, и Крампе еле сдержался, чтобы не улыбнуться.

«Что-то мне уже не нравится этот ваш Стефан» – прозвучало настолько мило, насколько сам Стефан никогда бы не мог побороться за прозвище «милого».

И пусть сейчас хотелось оказаться подальше от зануды Кенига и не в меру активной подружки Софии, Крампе был искренне благодарен первому, что тот решил рассказать историю. К тому же когда он уезжал, о Леманне кое-что слышал, но только мельком. А тут, кажется, назревает что-то весьма интересное.

– А можно узнать подетальнее? – начала было Ярослава.

Клаус повернул на Катариненштрассе и кивнул:

– Конечно. Слушайте.

«Кто из нас тут еще клеит девиц?» – хмыкнул Крампе и, отвернувшись, задумчиво уставился в окно.

Гамбург держал осень за руку. Тихо шептал сотнями голосов опавших листьев, асфальтом дорог, стеклами окон. Тучи разошлись, и осторожно скользнул между ними бледно-золотой солнечный луч по несущим покой водам Эльбы. Эльба, статная красавица в одежде из серебра и темных волн, скрывала в их глубине любопытных никс и прочих обитателей, готовых в любую минуту выбраться на поверхность и с интересом поглазеть на окружающих.

Жалко, Хуммель их гоняет. Говорит, распустились страшно, глаз да глаз нужен.

– Эрих Шмидт был первым, кто впал в кому. Студент, двадцать лет. Обычный парень, здоровье в норме: ни патологий, ни отклонений. В сомнительные мероприятия не влезал, все свободное время уделял рисованию.

Клаус говорил ровно и спокойно. Его тихий глуховатый голос мерно убаюкивал. Крампе боролся с желанием откинуться на спинку сиденья и прикрыть глаза.

– В кому впал без явных причин. Врачи всю голову сломали, как и почему. Впрочем, официальной версии нет и сейчас.

Кабриолет плавно притормозил на красный свет. Клаус вел аккуратно, словно чувствовал, кто и когда свернет, притормозит или прибавит газу. Хорошо бы такого водителя иметь при себе, только… лучше ему об этом не говорить.

– А… неофициальная? – осторожно спросила Ярослава.

Клаус выдержал паузу, словно нужно было довести слушательницу до какой-то стадии. Обычно так делают в театрах. Вот же выпендрежник.

Кабриолет тронулся. Крампе покосился на напарника и все же подал голос:

– Неофициальная заключается в том… Как вам сказать, просто все найденные в доме Шмидта зеркала были треснувшими. Разумеется, врачи этого не знали. Да и не обратили бы на это внимания. Но… у Стефана хорошие слуги. Нам удалось выяснить, что Зеркалье преступило границу. При этом, скорее всего, выпустило сеть, которая утянула душу Шмидта. Но… не до конца.

– Он был зеркальщиком? – перебила Ярослава.

Клаус ухмыльнулся:

– Если бы. Именно поэтому не сразу поняли, в чем дело. Обычный человек.

– Шмидт жил один? – уточнила она.

Крампе отрицательно покачал головой:

– Нет, с родителями. Собственно, через них мы и выяснили, что никаких зеркальщиков в роду юноши не было. С зеркалами он никогда не баловался. Поэтому сейчас, я бы сказал, сложилась крайне занятная ситуация.

– Угу, – неожиданно мрачно отреагировал Клаус. – Человек может умереть, а герру Крампе ситуация кажется… занятной.

Крампе закатил глаза, всем своим видом показывая, что не готов слушать мораль и нотации. Но что поделать, когда у тебя в напарниках именно этот… Каким бы нехорошим словом его назвать, чтобы все понял, но не решил вышвырнуть из машины. А то… мало ли.

Ярослава вздохнула. Она явно думала о чем-то своем. Либо не слишком хорошо понимала английский Клауса с характерным немецким акцентом. Впрочем… Крампе достал из внутреннего кармана мобильник и открыл почту. Девочки явно куда лучше знают язык, чем рассказали ему. Не хотят попасть впросак или же желают знать больше? Похвально.

– Так вот, – продолжил он как ни в чем не бывало, открывая свежее письмо от Стефана. – Мы начали изучать ходы. Пытались понять, каким образом Зеркалье перетягивает к себе обычных людей.

Ярослава насторожилась:

– Но?

Кабриолет притормозил возле многоэтажного дома с красно-коричневой облицовкой. На вид – обычная многоэтажка.

– Но пока что все сложно, – мрачно проговорил Клаус. – Стефан натыкается на глухую стену в своих поисках. Глава зеркальщиков, а справиться не может. Да к тому же ощутил, что силы уходят в никуда. Поэтому и потребовалось срочно привезти сюда Софию.

– А кто такой Леманн? – вдруг спросила Ярослава, демонстрируя, что отлично запоминает, о чем говорят ее собеседники.

– Врач, который наблюдает Шмидта, – отозвался Крампе.

Пора выходить. И, кажется, гадский Кениг ничего нового не знает, просто сделал отвод глаз для гостьи.

– И что с ним? – не отступалась Ярослава.

В письме Стефана не было ничего интересного. Только то, что стоит заглянуть к горгульям и дать понять, что шалить в ближайшие две недели не стоит.

– Три дня назад он тоже впал в кому, – последовал ответ.

* * *

Все не так плохо, как я думала. Все оказалось намного хуже.

По телу прошла волна жара, а от голоса незнакомца стало теплее и уютнее, будто мне говорили исключительно приятные вещи. Дар тянулся невидимыми руками к стоявшему рядом человеку, желал слиться со своей потерянной частью.

Но Стефан – его я признала даже при таком слабом освещении – был далеко не в восторге. Впрочем… я тоже. Первоначальное впечатление сейчас только укрепилось. Общего языка нам не найти. Чего только стоит этот взгляд! Да и интонация. Такая ясная, что прямо беги к обрыву и прыгай от радости головой вниз. Ничего себе встреча.

– Здрасте, – пробормотала я, отряхивая пыль с одежды.

Сказать «спасибо» язык не поворачивался. Через секунду дошло, что я спокойно общаюсь с ним без всяких преград. Хм, это что-то новенькое.

– И тебе не хворать, – довольно скупо отозвался Стефан, сложив руки на груди и осматривая меня с ног до головы. Так обычно смотрит мужчина, привыкший видеть красоток и тут вдруг наткнувшийся на нечто, что к красоткам отнести никак не может.

Я посмотрела ему в глаза и, невинно улыбаясь, развела руками. Уж чего-чего, а смущаться и молча скрипеть зубами не собираюсь.

Стефан приподнял левую бровь, однако в целом сохранил невозмутимое выражение лица. Позабавил ли его мой жест или же наоборот – мысленно заставил поморщиться, мне не понять.

– Как ты тут оказалась? – спросил он, не меняя позы.

Хм, Глава Зеркальщиков и не знает? Проверяет, что ли? Не надо так.

– Попала через зеркало заднего вида, – ответила я чистую правду, одновременно прислушиваясь к шорохам, доносившимся со стороны леса. Ничего похожего на присутствие мерзкого мужичонки, но быть наготове никогда не помешает.

– Чьей машины?

Клаус, Клаус… Как там мне его представили? А, точно, Кениг!

– Клаус Кениг, я так поняла, твой советник.

Стефан нахмурился. Он явно ожидал услышать нечто другое. В молчании прошло несколько секунд. Кажется, со мной первый раз такое. Я сразу вижу и понимаю, что думает человек. При этом думает: «И так все плохо, еще и сестричка приперлась».