Двуногие лебеди

Вместе с головой.

Будь всегда под мухой,

Но фильтруй слова.

Про твою житуху

Притча такова.

Короед ты местный,

Для страны, что тать.

На людей, известно,

И тебе плевать.

Прилетела свора,

К нам без суеты.

Это значит, скоро

Будут всем кранты.

* * *

Есть среди нашей «элиты»,

Крепко откормленный сброд,

Члены его деловито

Хают российский народ.

Любят они Забугорье,

Себе создают в нём уют.

Они на беду и на горе

Россию везде продают.

Желают отдать Хабомаи,

Кунашир, Итуруп, Шикотан.

Невозмутимо кивая

На рай толерантных стран.

Делят вражьи оравы

Наш Дальний Восток и Сибирь.

Прут со своим уставом

Нагло в чужой монастырь.

«Элитная» мерзкая куча

Нас гонит в небытиё.

Когда же она получит

Медаль за старанье своё?

Такую медальку простую -

Над плахой народный топор.

Время свести подчистую

Зажравшихся бесов сбор.

Россией полвека торгуя,

Позорные эти круги

Страну обожают другую…

Они не друзья, а враги.

Российских кровей самураи,

Уже на кровавой черте…

Во всем докатились до края,

Оскотинели в мечте.

Довольно двуликой морали,

В Россию вбивающих клин!

Да чтоб сивучи их сожрали

На острове Сахалин!

Мне верится, на Кунашире,

В знак протеста, во зле

Они сотворят харакири

Всей кучей на русской земле.

* * *

На берег выходили из реки

Подростки, дети, тётки, старики.

В ней люди жили разных возрастов,

Нормальные, с ногами, без хвостов.

Не знает самый мудрый водолаз,

Что их на сушу потянуло враз.

Порою нелегко постигнуть нам

Мечты речных людей: господ и дам.

А я ведь часто им с моста кричал,

Предупреждал по дням и по ночам,

Что здесь, на суше, царствует бардак,

И в ясный день непроходимый мрак.

Я им твердил: «Всё продано давно…

Уж лучше б возвращались вы на дно».

Они швырялись тиной, в лоб и в нос,

Не верили моим словам всерьёз.

Они мне говорили: «Не ори!

Нас не обманешь! Мы – не тупари!

У нас есть телевизор, он не врёт.

Нам он сказал: на суше жизнь – курорт».

Поверить телесказкам каждый рад,

Ложь не во благо – самый страшный яд.

Внутри экрана роскошь и уют,

А из реки к нам люди всё идут.

Идут на берег к нам из ручейков,

Из омутов, прудов и родников,

Выходят резво из морей, озёр,

Что курицы без перьев на костёр.

Всё возвратиться на круги своя,

Поверят мне подводные друзья.

Признаться честно, я ведь до поры

Безумно верил в блеск телемуры.

Покуда мы живём и не мертвы,

Не стоит нам лишаться головы.

Не вырастёт другая голова

И не промолвит мудрые слова.

Пока напрасно я кричу с моста,

Что жизнь на суше слишком не проста.

Идут они из вод и в лес, и в дол

И попадают в полный произвол.

Не выходите, люди, из воды!

Подальше будьте от лихой беды.

Запомнить стоит, в тяготах прозрев,

Менять позорно Родину на блеф.

* * *

Билл из Штата Юта

Из дома на минуту

Вышел за Ход Догом.

В супермаркет путь.

Билл – не жук навозный,

Шёл он с флагом звёздным.

Чистый перед богом,

А ни как-нибудь.

Биллов масса в мире,

И беда всё шире.

Выйдешь за порожек -

Сгинешь без труда.

Господи и Боже,

Биллов ловит кто же?

Пишут, что, возможно,

Матушка-нужда.

Не был Билл бездарным,

Считался славным парнем.

В горле встал монетой

У мафии Земли.

В самых разных странах

Биллов много странных.

Для палачей Планеты

Все люди, что нули.

Ясно и дебилам,

Что всем мы рядом с Биллом.

Мы – материал разменный

Для больших господ.

Их дела неплохи

В начатой эпохе.

Счастье к нам сквозь стены

Так просто не придёт.

Вася из Тамбова

Или из Ростова,

Или из Подольска…

Представитель масс.

Он ведь тоже лишний,

Словно дрозд на вишне.

На дорожках скользких

Очень много нас.

* * *

Знай, волки воют на луну

Совсем не просто так,

Они выходят на войну,

Зажравшийся чудак.

Владенья волчьи здесь окрест,

Теперь их день и ночь.

Не убежать из этих мест

Тебе, охотник, прочь.

От крови вы сейчас пьяны…

Вам не видать тропы.

Ведь волки стаями сильны,

Нисколько не глупы.

Примолкли все твои дружки,

Ты тоже взаперти,

И вам за красные флажки

Отсюда не уйти.

Вас, полупьяных, не спасёт

Ни меткая стрельба,

Ни вертолёт, ни снегоход.

Остаться здесь – судьба.

Вас обложили неспроста,

Пришёл расплаты час.

Метель. Не видно ни черта.

Хоронят волки вас.

Вас не укроет зимовьё,

Ведь волки начеку,

И терпеливо брать своё,

Дано им на веку.

Но ты, вполне бы, просто мог

Уплыть на острова,

Где тёлки, море и песок,

Как вся твоя братва.

Теперь от холода синей,

Ты здесь – не ко двору.

Не вымрет без тебя Сидней,

Не сгинет кенгуру…

Как же прекрасен волчий вой,

Метели круговерть.

…Всех вас под кровлей снеговой

Разбудит завтра смерть.

Вечный шофёр

Дайте сала шмат верзиле,

Что работает на «Зиле»,

И он все заботы наши

В мир теней перевезёт.

Он – шофёр между мирами,

Увезёт весь хлам дворами.

Кто на крышке гроба пляшет,

Тот, по сути, глинозём.

Он того забросит в кузов.

Среди прочих мерзких грузов

Палачи, ворьё, бандиты

Вместе с ушлым главарём.

Перечислить всех не просто,

Не уйти им от погоста.

Может, встретит их элиту

Там оркестр, пушек гром.

Все мы смертные, понятно,

На Земле, что крови пятна…

А за гробом – бездорожье,

Но для «Зила» в самый раз.

Без комедии и драмы

Избавляемся от хлама,

Пусть шофёр с прыщавой рожей

Нас увозит каждый час.

Знайте, города и сёла,

Едет к вам шофёр весёлый,

И всегда он у порога.

С папиросою в зубах.

Но ему, пожалуй, мало

Рюмки водки, шмата сала…

А кому когда в дорогу,

Всё написано на лбах.

Ясно кошке и вороне,

Этот «Зил» потусторонний,

И шофёр весёлый вечен,

Впрочем, так же, как и мы.

Будем верить, в новой жизни

Нам цвести при коммунизме.

Тени грузят нас на плечи,

К нам пришедшие из тьмы.

* * *

Найдя на свалке шоколадку,

Бродяга раннею весной.

Сожрал в кустах её украдкой,

Под запоганенной сосной.

Средь хлама на лесной опушке,

Просроченной фольгой шурша,

Он говорил навозной мушке:

«Россия – щедрая душа!».

А что не так? Он прав всецело.

Щедрот великая гора.

Не всех обогатить сумела,

Но вот к разбойникам щедра.

Но только не в России дело…

Творит от имени её

Зло неприкрытое умело

На тронах мерзкое гнильё.

Россию славят бомж и нищий,

И миллионы простаков.

Для разговоров много пищи,

Но белый свет, увы, таков.

На шоколадные просторы

Выходят миллионы душ.

Ведут их к свалкам компрадоры,

И несуразица, и чушь.

В стране, богатой нищетою,

В чумной поруке круговой

Я тоже ничего не стою,

Смешон – и мёртвый, и живой.

Но не министр, слава богу,

А человек, я – просто так…

И потому моя тревога

Не за министров, а бродяг.

Найдётся шоколада плитка,

И в перспективе не одна,

Для тех, чья жизнь подобно пыткам.

Ах, шоколадная страна…

На гребне бешеного века

Нас кормят ложью невпопад.

Найдёшь на свалке человека -

Не удивляйся, он твой брат.

Закордонная трактовка

На арийские на лапки,

Взор потупив, словно гусь,

Фриц надел свои гестапки

И пошёл войной на Русь.

Пусть гестапки эти шили

Англосаксы разных стран,

Просто, милые, спешили

Уничтожить всех славян.

На чужой крови желалось,

Сотворить себе уют…

Только промахнулись малость,

Но опять гестапки шьют.

…Фриц шагал с губной гармошкой,

Старых, малых убивал.

Но в душе он был хороший,

Очень добрый, не вандал.

Замечательный и милый,

Добродушный простачок…

Фриц нашёл себе могилу,

На чужой земле клочок.

Бедный мальчик лупоглазый

И романтик по нутру,

Он желал всего и сразу,

Но пришёл… не ко двору.

Разве это небылица,

Ерундовина в кульке?

Шваль земная хвалит Фрица,

Плачет по нему в тоске.

Но гестапки шьются снова,

Вашингтон в делах опять,

И толпа шальных готова

В них немного погулять.

А Земля от боли стонет…

Мир спасём любой ценой.

Церемониться не стоит

С закордонною шпаной.

Нам о Фрице прибаутки

Надоели с давних пор.

Англосакские обутки -

Это больше, чем позор.

* * *

В прочной клетке привереда,

Социальной кривды плод.

Он вчера устал от бреда

Вымирающих господ.

Из какого там он теста,

Непонятно богачам,

Но ночами в знак протеста

Что-то гнусное кричал.

Он кричал (Ну, это ж надо!)

В центре улиц-большаков:

«Прилетайте, камнепады,

Раздавите пауков!».

Привереда, это точно…

И за что же он радел?

Ведь кричать такое ночью –

Абсолютный беспредел.

Нет, не псих он, проверяли,

И ни сколько не алкаш,

И родился на Урале,

Но поддался на шантаж.

На шантаж толпы дремучей,

Что отчаянно бузит.

А теперь, на всякий случай,

Десять лет ему грозит.

Долгих десять лет отсидки

Не дадут ему пропасть.

Привереда очень прыткий,

Явно, критикует власть.

Может он шпион, в разведке,

Или же алтайским кам.

Привереда в прочной клетке,

И спокойней паукам.

Но на нынешней неделе,

Грациозны и легки,

Камнепады прилетели,

И погибли пауки.

* * *

В текущей безнадёжке

Среди сумбурных дней

Встречают по одёжке,

И всё всегда – по ней.

Да будь ты хоть семь пядей

В своём широком лбу,

Но при плохом наряде,

Ты проклинай судьбу.

Без денег и без связей,

Без мощного родства,

Тебе не выйти в князи

И не качать права…

Останешься ты блошкой,

И правды не ищи,

А деревянной ложкой

Хлебай пустые щи.

В кошмарной безнадёге

Останешься, кем был.

Всю жизнь тобою строгий

Командует дебил.

Купил он с потрохами

Себе подобный сброд,

Где хам сидит на хаме

И песенки поёт.

Такая вот интрижка

На долгие лета.

Смотри! Твоя коврижка,

Но у чужого рта.

Жить в безнадёжье жутко

В подобие плевка.

Быть может, злая шутка -

На долгие века.

Всё безнадёжно, верь мне.

Вокруг белиберда,

И за господской дверью

Тебе стоять всегда.

* * *

Подобно пиццам, в поле, на дорожке,

Ведущей к трём канавам за селом,

Лежат коровьи свежие лепёшки…

А ты ведь думал, что металлолом.

Металл ещё в минувшем веке сдали,

Прибалтам за бесценок отвезли.

Теперь сидят на куче гениталий

Чумных времён тузы и короли.

Сидят они торжественно и гордо

И к грошику пакуют каждый грош.

В телеокне одна и та же морда

Благословляет начатый грабёж.

А он идёт – богатств народных кража…

Задумки всё черней в бетонных лбах.

Бандиты богатеют – это важно,

Всё остальные – прочно на бобах.

Подобны пиццам лица из бетона,

Застывшие в желании украсть.

Все остальные – серые вороны,

Им каркать не позволено на власть.

Продумана ворьём неразбериха…

Откуда они выплыли на свет?

С телеэкранов радостно и лихо

Шлют россиянам пламенный привет.

Не волки, а коварные шакалы –

По спискам и без них, и по родству…

Жируют на разрухе небывалой,

Разбоям гимн поют и воровству.

Нет равенства и братства под луною,

У пицц, по сути, жалкое нутро…

Превращено в навоз блатной шпаною

Бесценное народное добро.

Коровьи испражнения, словно пиццы,

Действительность нелепа и строга,

И грязь заокеанской заграницы

Всё заливает русские луга.

Ползун и белочка

В траве ползун вперёд ползёт,

На то он и ползун.

Орешки белочка грызёт,

И ни в одном глазу.

На ползуна ей начихать,

Жестокая она.

На ней бы целину пахать,

Ведь ростом со слона.

Ползун вернулся и сказал,

Как деловой мужик:

«Но ты, ушастая, борза,

Что вездеход во ржи».

Она сидит на мощном пне,

Кричит ему в ответ:

«Пожалуй, что пора бы мне

Купить велосипед!».

Ползун был раньше моряком

И знал, где фронт и тыл.

Теперь он с белочкой знаком

И снова перепил.

На речке пил, а не в селе

Он водку и всёрьёз.

Прошёл три метра по земле,

Упал, потом пополз.

На пне огромном, как всегда,

Ждёт белка каждый день…

Резва, нахальна, молода,

Огромная, как пень.

Ползёт вперёд ползун тропой,

Ползти ему дано.

За перепоем – перепой,

Но белке всё равно.

Земная стезя

Путь у идущего далёк,

Но, может быть, и нет…

Жизнь – с экскрементами кулёк

На горсточке конфет.

А за плечами тяжкий груз

Потерь, тревог, забот.

Здесь возведён в герои трус,

Здесь всё наоборот.

Здесь уважают не за труд,

А за грехи и лесть.

Но люди добрые идут,

Дорог не перечесть.

Остановиться бы на миг,

Но вдаль ведёт стезя.

Уткнуться носом бы в тупик,

Но не дано, нельзя.

Какая глупая игра…

В ней путник – жалкий смех.

Он, что личинка комара

В надежде на успех.

В дороге куплей и продаж

Он ищет отчий дом.

Ведь этот мир совсем не наш,

Мы потерялись в нём.

Мы заблудились чёрти где,

Зажатые в тиски…

В чужой безрадостной среде

Дороги нелегки.

В дорогах нищий и богач,

Палач и вертопрах…

Здесь нерешённых тьма задач

И миллиарды плах.

В дороге жалкой даже те,

Кто часто, невпопад,

Магнатам в жалкой суете

Свой подставляли зад.

Смешон в абсурде странный путь,

По воле тайных сил.

В нём невозможно отдохнуть,

Пощады попросить…

В пути ни мысли, ни ума,

Путь выпал трудны нам.

Лачуги, замки, терема –

Всё это здешний хлам.

Но путник твердь пробьёт плечом

И обретёт покой.

Не пожалеет ни о чём

Нал Летою-рекой.

* * *

Выбирающий самое лучшее

В заблуждениях утомлён.

А прозрение – дело случая,

Пара мыслящих на миллион.

Выбирающий – не умирающий,

Он пока не рождён на Земле.

Но теперь в господах товарищи,

В славе, сытости и тепле.

Им почудилось, померещилось,

Что дозволено выбирать

Или бублик, или затрещину.

Престарелая детвора…

Не порадуют их «Ленд Крузеры»,

Как и лондонские дворцы

Потому, что, по сути, лузеры –

Они сами, да их отцы.

Ничего им Свыше не дадено,

Ничего они не нашли.

…На пенёчке пригрелась гадина,

Ей позволено… пошалить.

Пошалила, но вдруг представила,

Что в иллюзиях погребена.

Не бывает, как факт, как правило,

У колодца желаний дна.

Выбирающий всё непрошено -

Просто гусеница во ржи.

Даже камень, в могилу брошенный,

Только Господу принадлежит.

Выбирающих пересытили

Заползающие на трон…

Выпрямляется знак вопросительный,

Восклицательным станет он.

Двуногие лебеди

* * *

Пламенная мура

Меня веселит порою.

Мне никогда не постичь

Братства дворцов и халуп.

А те, кто кричит «ура»,

Чаще всего не герои.

Этот великий клич

Без героизма глуп.

Жердину в землю воткну,

Она обретёт свои корни.

Под ней среди тёплой травы

Вспомнит меня юнец.

Переживёт он войну,

Взращённую на попкорне.

У дерева вместо листвы

Миллионы сердец.

Величественный обман

Расчётливых «патриотов».

«Ура» прокричать готов

Лакей за уют и мзду.

Не умирает план

Иуды Искариота.

Но выдумки новых скотов

Позорны и на виду.

У золотого тельца

Поклонники всё тучнее,

Но только украден он

У нищих и голытьбы.

Выкрики наглеца

Или «ура», точнее,

Слушать уже не резон,

Если мы не рабы.

* * *

О чудесах я толкую…

Один известный вандал

Скорость развил такую,

Что сам же себя обогнал.

Ведунья ему нагадала

Сто гор золотых на веку.

Встретил в лесу я вандала,

Сидящего на суку.

Себя ожидал терпеливо,

Потерянного в бегах,

И улыбался криво,

Будто Кот в сапогах.

В стремлении небывалом,

Потерянный навсегда,

Пока что остался вандалом

Без совести и стыда.

Всё это бы стало сказкой,

Если б ни тысячи «но».

Он смотрит на мир с опаской,

Себя найти не дано.

Вы доигрались, милый…

Допрыгались, супостат.

Чёрт вас возьмёт на вилы

И перебросит в ад.

О чудесах извечно

Мы слышим немало вестей.

Сидит на суку человечек,

Жертва чумных скоростей.

Деятельный, без лени,

Но жалок полпред Сатаны.

Ретивым был в ограбленье

Народов своей страны.

Теперь раздвоился чётко,

Продемонстрировал прыть.

Осталось его с почётом

В горькую землю зарыть.

* * *

В глубине большой планеты,

Где на прахе прах, что жмых,

Мертвецы несут портреты

Всех, пока ещё живых.

На портретах лица наши

Среди вечной, чёрной тьмы,

И оплакивают павших,

Потому что пали мы.

Пали так, что не подняться,

Не воспрянуть, не восстать.

Правят нами тунеядцы,

Грабят с чистого листа.

Под землю плач великий,

Над планётой вьётся стон.

Под землёю наши лики,

С ними тысячи колон.

В глубине Земли, пожалуй,

Скорбь усопших глубока.

Смерти мы не избежали,

Пусть ещё живём пока.

Плачет пращур наш в могиле,

И ругать его грешно…

Мертвецы похоронили

Нас уже давным-давно.

День настал, пожалуй, судный,

Предвещающий конец…

Нынче разобраться трудно

Кто живой, а кто мертвец.

* * *

Ветер гонит пургу

По долине вперёд,

Только я не могу.

Совесть мне не даёт.

Пусть не видно ни зги

И позёмка метёт,

Никогда без пурги

Пустозвон не живёт.

Он продуман, речист,

Врёт на всех рубежах.

Речи так горячи,

Будто сел на ежа.

По России пурга

Каждый час, каждый день.

Много слов у врага,

Но они – дребедень…

Он себе на беду,

Утопая во лжи,

Словно муха в меду,

Напоследок… жужжит.

Замело всё не вдруг,

Ни путей, ни дорог.

Ложь растает вокруг,

Будет день, будет срок…

Ветер гонит метель…

Я его не виню.

Но пора канитель,

Истреблять на корню.

Двуногие лебеди

Бездонна пропасть. Корешки, вершки

В коварной бездне рыночных идей…

Технический осмотр прямой кишки

Идёт в оффшорах наших лебедей.

А лебеди застенчиво белы,

На всех одна прожорливая пасть.

У нас не только соколы голы,

Ещё и люди. Некуда упасть…

Но лебеди всё тащат за бугор

И кормят закордонную братву.

Восторжен самый главный компрадор,

Ликует не во сне, а наяву.

Как ликовать ему не надоест

И превращать нелепицу в аврал!

Хранитель странных заповедных мест,

Губитель тех, кого он обобрал.

Прижав к ногтю виновных без вины,

Он разделил «пернатых» по сортам.

Смешная гордость раненой страны,

Разграбленной «элитой» дочиста.

Нет, над Землёй не лебединый пух,

А ряженых летит по ветру прах.

Но главный олигарх… он не лопух,

Не президент и даже не монарх.

В двуногих лебедей нельзя стрелять,

Ограбивших доверчивых «ворон».

У них пока действительность на «ять»

Но только так… до главных похорон.

Бездонна пропасть, будто беса взгляд,

Сжигающий и судьбы, и сердца.

Пусть только эти лебеди летят

В неведомую бездну без конца.

* * *

Пространство жуткое, кривое,

Где многие легли костьми.

Здесь нас не двое и не трое.

Людей чуть больше, чёрт возьми!

Совсем не тех, что на мансардах

Шикарных загородных вил…

Я про людей. Нас миллиарды,

И все мы пущены в распыл.

Лачуги, хижины, бараки,

Бродяг убогих шалаши…

Мешки двуногие во мраке,

В них нет и признаков души.

Щедрот земных богатства выев,

Жирует мерзкий супостат.

В притон для гоголевских Вийев

Россию превратить хотят.

Чертоги барские, хоромы

От братства, равенства вдали…

Неизлечимые синдромы,

Нарывы страшные Земли.

Хоромы барские, чертоги…

Разгул абсурда и расцвет,

И миллиарды нас в тревоге,

Только у них тревоги нет.

Они уверены в разбое,

Что не подсудны и мудры.

Их процветанье голубое

Отвергнут скоро топоры.

Земля лелеять их устала,

За всё расплатится злодей.

Им не стоять на пьедесталах

Среди порядочных людей.

Нас на Земле не пять, не десять,

Нас миллиарды – по судьбе,

И если надо, что повесить,

Оно повиснет на столбе.

* * *

У орудийного лафета

Во время краткой тишины

Стихами Майкова и Фета

Струится голос старшины.

В миг передышки он запоем

Читал стихи далёких лет

Артиллеристам перед боем…

И сам, конечно же, поэт.

Жизнь предыдущую листая,

Чужие повторю слова,

Что однозначно, Русь Святая

Великой мудростью жива.

Жива поэзией всесильной,

Наполненной благим огнём.

Ведь все мы – всё-таки, Россия,

Не закордонный бурелом.

Там ценности иного ряда,

От них отмыться – тяжкий труд…

Стихи, что мощные снаряды,

Артподготовку проведут.

Мы долго держим оборону,

Давыдов с нами среди свар

И Огарёв противник тронов,

И Батюшков – лихой гусар.

Орудиям молчать не надо,

Вот-вот придёт пора атак,

И сгинет бешеное стадо,

И захлебнётся кровью враг.

Готовясь к битве неминучей,

И седовласых, и юнцов,

На бой благословят нас Тютчев,

Никитин, Лермонтов, Кольцов.

У нас надёжные «мортиры»,

Извечно воины лихи.

…Перед атакой командиры

Читают русские стихи.

* * *

Мне сказал крестьянин на покосе

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.