Полная версия
Минувших дней разбуженная память. О жизни на окраинах страны
И они направились с косы на берег.
На берегу их встретил фельдшер Лукацкий. Увидев его, Бердин удивился:
– Ты ещё тут? А я думаю, чего не приходит с докладом наш доктор. Считал, что ты уже в леспромхозе.
– Я второй день не могу у них лодку выпросить. Тут видите, сейчас не до меня.
– А что на лошади не ехать? – озадачился директор.
– Я не один, больного надо к нам в лазарет доставить, а ему на лошади нельзя. Тут дело очень серьезное. Отойдем чуть, надо только вам рассказать, – более тихим голосом поведал фельдшер.
– А ну, – заинтересовался Бердин и сказал Мурашову. – Ты иди, я позже подойду.
Лукацкий заговорил:
– Моё обследование на участке показало, что дела здесь неважные, похоже тут эпидемия. Чешутся все – мужики, бабы, дети. Я даже поначалу думал чесотка или, не дай Бог, тиф, но тут другое: вши да еще и плотская вошь.
– Какая-какая? Мандовошки что ли? – уточнил Бердин.
Фельдшер продолжил. Они тут пытаются вывести эту заразу подручными средствами, но это не помогает окончательно, и друг от друга заражаются.
– Неужто у всех?
– Да, критически много и у всех. Вон у Чудинова – он полукамчадал, весь в волосах – грудь, спина, пах. Так там везде завелись и даже в бровях, а он наслушался, что солярка помогает, и недавно залез по шею в бочку с соляркой, да сдуру просидел в ней часа два. У него теперь кожа в промежностях воспалилась, а с яиц даже слезла. Ходить ему больно. Всё трётся, не то, что в седле ехать. Вот и прошу лодку, срочно лечить дурачка надо.
– Надо бы вам, Федор Николаевич, о соблюдении санитарии приказ издать, а то и в районе, и в тресте не так могут понять, – закончил фельдшер.
– Да-а-а, слышал я, что тут чешутся, но чтобы так. Вот напасть, что же делать? Час от часу не легче, – и добавил, – Ну с собой-то я вас не возьму, а начальнику скажу. Лодку даст.
Озабоченный от услышанного директор, направился в палатку.
Как только Бердин и лодочник Ефим вошли в палатку-столовую, шустрый Сёмка подсвистнул Верзиле, а сам бочком-бочком стал продвигаться к лодке, зажимая в руках заветный коробок от спичек. Озираясь, убедился, что никому до него дела нет, подскочил к лодке, откинул большой воротник тулупа, спешно высыпал свой подарок, стараясь больше попасть на изгиб воротника: «Вот тебе, вот тебе, почешись, как мы» – мысленно проговаривал он. И когда отошел от судёнышка, подумал: «Хорошо бы женку свою наградил, дала бы тебе злодею прикурить. Через недельку надо будет прознать, чешется он или нет?» – размыслил он. Довольно ухмыльнувшись, отправился к бригаде, крепить лебёдку к анкеру.
Когда Сёмка подошёл к рабочим, крепыш Василий, глядя на его бритую голову, поблескивающую на солнце, спросил:
– Что ты там вынюхиваешь в лодке? Может, спереть чего удумал?
– Не-е, я в зону опять не хочу, – отмахнулся тот.
– Так просто крутиться не станешь, чёй-то затеял, шельмец. Вот хрен-голова, всё неймётся тебе, – поворчал на него Василий.
А бригада спешно продолжала свою работу.
***
Приказ №109 по Леспромхозу
от 14 ноября
«… Во избежании инфекционных заболеваний и распространения их среди населения ПРИКАЗЫВАЮ:
Начальникам мехлесопунктов: имени «Лазо» и «Щапино», построить на отдаленных лесоучастках четырнадцатого и пятнадцатого кварталов – дезокамеры с 18 ноября сего года.
Убрать от нечистот территорию возле общежитий и отвезти место для помоек, регулярно проводить мытье полов в общежитиях. Организовать плановую работу бань.
Произвести в посёлках полную санобработку, а также дегазацию одежды и в обязательном порядке стрижку волос. Подготовить на местах помещения для санизоляторов.
Медфельдшерам Годневой и Лукацкому произвести медосмотр всех рабочих 15-го квартала, в особенности бригады Гребенщикова. Директор Бердин».
***
Несмотря на вызванную войной разруху в стране, в послевоенное время во всех отраслях промышленности, на заводах, фабриках и предприятиях наблюдался заметный рост выпускаемой продукции, повсюду создавалась и выпускалась новая продукция, внедрялась новая техника и технология работ, повышались стандарты условий труда рабочих.
Менялись уставные положения на производствах. В лесной отрасли тоже появился новый «Устав леспромхоза». Он был утвержден 31 декабря 1949 года министром лесной и бумажной промышленности – товарищем Орловым Г. Сопровождался этот устав выдержкой из речи вождя страны на XIII Всесоюзной конференции ВКП (б), которая давала новый толчок развития промышленности СССР.
«…чтобы привезти технику в движение и использовать ее до дна, нужны люди, овладевшие техникой, нужны кадры, способные овладеть и использовать эту технику по всем правилам искусства.
Техника без людей, овладевших ею – мертва…
(И. Сталин)»
Этот новый «Устав Леспромхоза» окончательно узаконил использование всех рек страны для транспортировки по ним (то есть сплава) леса, как штучными брёвнами, так и плотами. Повышалась ответственность руководителей за рациональное использование природных ресурсов.
Так, в разделе номер восемь этого устава указывалось: «… сплав является наиболее дешёвым видом транспорта. В связи с этим директорам и организаторам лесозаготовок в леспромхозах вовлечь в эксплуатацию все реки, в том числе и малые, путём простейших мелиоративных работ.
В тех случаях, когда река не используется дирекцией леспромхоза для лесосплава, Трест и Главк обязаны разобраться и привлечь виновных к ответственности»…
Страна переходила на рельсы более экономичного и рационального ведения хозяйствования, но социальное обеспечение жизни трудящихся всё ещё отодвигалось на второй план.
Приказ №84 по Леспромхозу
от 2 октября 1947 года.
«… В целях обеспечения плана лесозаготовок 4 квартала по леспромхозу ПРИКАЗЫВАЮ:
Начальникам мехлесопунктов «Лазо» и «Щапино» с 1 ноября сего года приступить к вывозке леса с окучиванием его у реки к сплаву.
Для этой цели с 1 ноября начальнику Щапиского МЛП Мурашову ИП поставить в работу 14 лошадей и с 15 ноября дополнительно еще 6 лошадей.
Начальнику МЛП имени «Лазо» Зиновичу К. Ф. с 1 ноября выставить 6 лошадей и с 15 ноября еще 14 лошадей.
Установить план вывозки с окучиванием леса на ноябрь месяц:
МЛП им. «Лазо» – 2500 кубометров;
МЛП «Щапино» – 2500 кубометров.
На время этой работы увеличить выдачу овса кубометровым лошадям с кличками «Крылач», «Ермак», «Бугай», «Красотка», «Демон», «Гитлер», «Ехидный», «Кривохвостка», «Сиротка», «Махорка», «Альба», «Молоток», «Стрела». Остальным норма прежняя.
Завхоз Семиколеенных затерял телеграмму треста по лимиту получения конских кормов, что влечет задержку подвоза в леспромхоз овса. За проявленную халатность завхозу снизить оклад за ноябрь на 100 рублей. Директор Бердин».
Зимний сезон вывозки леса для его сплава по реке Камчатке определялся с ноября по апрель месяц, когда устойчиво лежит снежный покров в лесу.
Для улучшения производственных показателей в труде, руководство леспромхоза внедряло «Стахановские бригады», состоящие из 3—4 звеньев. Одно звено – это один возчик, отвечающий за состояние коня и за правильной эксплуатацией животного, работающего в упряжке с волокушей. Второй член звена – навальщик леса на волокушу, хотя эту работу они, как правило, делали вдвоем. Бригадами работать было удобнее и производительнее. Все вместе они быстрее расчищали тропы для волочения бревен к местах их штабелевки и зачастую подменяли друг друга по необходимости. Такая взаимозаменяемость всегда шла на пользу всей бригаде.
Жизнь без прикрас
Март 1948 года выдался мягким. Днем пригревало солнышко, заметно стали оседать снега. Небо добавляло синевы, а воздух прозрачности. Просыпались от спячки деревья, и в погожие дни уже чувствовался тонкий запах лиственничного леса. От всего этого бодрилось тело, и душа ощущала приближение весны.
У лесорубов заметно сходила с лиц озабоченность и мрачность. Они стали чаще подшучивать друг над другом и улыбаться.
В один из таких дней бригада Рубцова, передовиков Стахановкого движения, располагалась на обеденный перерыв у невысокого штабелька брёвен на берегу реки Камчатки. Эта бригада состояла из четырёх звеньев, то есть восьми человек, и имела четыре лошади. Два коня по кличке «Ермак» и «Гитлер» были кубовые, для вывозки крупного леса, а две кобылы «Сиротка» и «Кривохвостка», для мелких и средних брёвен. Выделялся из всех норовистый жеребец серого цвета с чёрной гривой. Одна прядь волос гривы, всегда спадала ему на правый глаз, и за это кто-то дал ему неприятную кличку – «Гитлер». Он был в звене самого бригадира Рубцова, где навальщиком работал неуёмный говорун и бесшабашный гуляка Егор Рюмин. Его знали во всех лесоучастках, и за слабость к женскому полу и выпивке дразнили – Ходок Рюмкин.
Рабочие споро распрягли лошадей, отвели их от волокуш и, прихватив поводками за брёвна штабеля, накрыли их спины утеплёнными попонами. Пока одни спутывали животинам передние ноги, другие рабочие принесли из дощатого сарайчика сумы, наполненные овсом, и подвесили их на конские шеи так, чтобы они мордами доставали этот овёс. Тут же, неподалёку от берега, развели костер. Установили над ним решетку из арматуры, наставив на неё, принесенную с собой пишу в кастрюльках, котелках и в железных чашках.
Пока разогревалась пища, помощники звеньевых то и дело подходили к своим лошадям и подтягивали ремешки на торбах, приближая ко ртам лошадей всё уменьшающейся в сумах овёс. Когда лошади расправились с выделенной нормой корма, им из проруби принесли по ведру воды и отвязали их.
На берегу реки снегу было совсем мало, так как ветром его оттуда сдувало, и коням было достаточно вольготно проводить здесь свой двухчасовой положенный перерыв.
В бригаде Рубцова мужики все мастеровые. Почти всем за сорок, бывшие фронтовики, расторопные и знающие себе цену работяги. Даже Егор Рюмин и тот почти фронтовик, его призвали в 45-ом перед войной с Японией. Пока из Омска их часть добралась до Сахалина, война и закончилась. Он добровольцем согласился на трудовой фронт поднимать Дальний Восток и Камчатку. Так и попал в леспромхоз.
Подкатив к костру две пары брёвен вместо стола и для сидения, бригада расположилась на обед. Подживили ветками костер, чтобы закипел чайник. Потом, бойко позвякивая ложками, они расправились со съестным.
В ожидании чая, мужики, свернув самокрутки с махоркой, запыхтели крепким забористым дымом. Егор не курил, он первым заварил себе очень крепкого чая в железной кружке, стал неспешно попивать его, предварительно сунув в рот отколотый кусочек сахара.
Рядом сидящий Степан Рыков покосился на него и спросил:
– Чифиришь, паря!
– Ни, согреваюсь да вкушаю запах чабреца, – не согласился тот.
Худощавый, морщинистый мужичок Илья Стогов, заядлый курильщик, пожелтевшими от махорки кончиками пальцев уже сворачивал вторую «цигарку», и, глядя на безоблачное небо, заявил:
– Какова чистая синь небес. Благода-а-ть.
– Да, небо-то весеннее уже, по всему видно, – согласился с ним бородач Иван.
Тут ввязался в разговор некурящий Егор Рюмин.
– Однако, не долго ему синеть. Вижу, как вы принялись сосать свои табачные соски, враз закоптите дымом небушко, – укорил он мужиков.
– О, затрындел говорун. Ты, шельмец, расскажи нам, товарищам, как ты Марусячку-то отжарил. А-то по посёлку языками чешут, что ты туда нырял, а мы не в курсе, – лукаво заулыбался бригадир.
– Гы-гы-гы, а ну сбрехни чего, Ходок, – оживился Стогов, глядя на заерзавшего по бревну Рюмину.
– А чё мне брехать. Я-то человек вольный, а она из ссылочных тунеядок, но с гонором Ганна Тарасовна. Так и просила называть ее, а не просто Ганя Марусяк. Всегда прилично одетая, в избе читальне работает. С виду, ну прямо – грамотница. Вот я и загорелся. Долговато, и так и эдак, а все же подкатил к ней. Она живет с подругой в пристройке к избе-читальне. В тот вечер она спровадила куда-то соседку свою, и я к тому времени заявился как штык.
– Че, к бабе с пустыми руками попёр, – заявил бородач.
– А, не говори. Я долго ломал голову: чего для нее взять? Цветы, дак мы не в городе Москве живем, а конфет, кроме подушечек, тут не достать. Вина, так сам смекай: его только в Петропавловске-Камчатском сыскать можно и то «Портвейн» или «Вермут». В нашем сельпо только спирт. Встретил я дружка из ребят, мордовских переселенцев, он надоумил. У них один спец гонит самогон – слеза. Из него на ягодах настойку делает – вкусная и без запаха. Там же можно у баб малосольных грибов-волнушек купить. Вот тебе и вино, и закуска – красиво смотрится. Смотался я туда и подготовился к свиданию. Иду и успокаиваю свои сомнения: «Та-а-к, выпить, закусить есть, чё еще надо, тем паче, я в придачу».
– Да ты таков перец, что тебя бы ей и одного за глаза хватило, – съехидничал Илья под смех сидящих.
– Не перебивай, – огрызнулся Егор, явно входя во вкус своего рассказа и продолжил:
– И вот, я потемну, конечно, захожу к ней. В комнате две койки, стол, на столе лампа-керосинка, две рюмки и тарелка с жареной картошкой. А она из-за шторки в углу комнаты и говорит: «Проходи к столу, присядь. Я сейчас выйду». Рюмки на столе, кстати, да и картошечка к грибкам очень подойдет, удачно всё складывается, подумал я и выставил на стол настойку и грибы. Хорошо, что теплая осень была, и я налегке пришел. Ни куртку, ни сапоги на входе снимать не надо было. Да у них и места для вешалки и то нет. И тут выходит она. Окинула стол, меня взглядом и, указав на бутылку, спросила: «Неужели вино?» Я ответил: «Ягодная настойка на первочке для услады». Она ухмыльнулась и заговорила. «Егорушка, а чего ты ко мне, а не к Файке-учетчице пошел. Культурно отдохнуть решил? Но с таким пойлом надо было бы тебе к ней свернуть. А я к хорошему вину привыкла. Знаю, тут его не достать, но если ты хотя бы двадцатку девушке на цветы предложишь, то можем и продолжить разговор», – огорошила она меня.
– Ха-ха-ха, о це приголубила любодейка, – засмеялся в бороду бородач, и дружный хохот бригады спугнул сидящую на лесине ворону.
Чуть выждав, Егор продолжил:
– Так вот, заело меня это. Чё ей сказать? Я-то задарма привык по простоте душевной. Конечно, Файка – простая девка, но всё при ней: и сися, и пися, и грамота – то ей ни к чему. Как-то я сразу по-другому посмотрел на эту Ганку. В домашнем халатике, бледнолицая, худенькая, ну чисто – вобла сушеная, а с таким гонором, да к такой только с самогоном и ходить, да с крепким, а то нераззадоришься. Ну, думаю: «Привыкла ты в своем городе так зарабатывать Ганка-поганка, а тут ты ведь на исправлении у нас. Вот и привыкай задарма да от души всякие дела делать». Я встал и молча ушел.
– Эх, так и не отжарил, Марусячку-шельму, – сочувственно махнул рукой Илья и добавил, – Самогон бы хоть забрал.
Да ну, я ведь суетился от души, доставал что мог, пусть задарма ей мое угощение достанется. Авось поймет, что в жизни не все продается да покупается, -заключил Рюмин.
Самый пожилой в бригаде навальщик леса Стогов серьезным взором окинул Егора и размыслил:
– Нет, паря, вовсе ты не «ходок» и не «рюмкин», напрасно тебя так кличут. Ребячество да дурь из тебя еще не вышла. Ничего, жизнь пообтешит, остепенишься, душа-то у тебя, вроде как, и непорченая.
– Громкое ржание кобылы привлекло внимание лесорубов, и они все повернулись в сторону лошадей. Конь Гитлер прыжками, перенося спутанные передние ноги, выпустив свой половой орган теснился к сивой кобыле «Вертихвостке».
– Гля, гля, никак огулять её собрался.
– Вот это шлямбур у него болтается, Егор, тебе такое устройство, мог бы деньжат отгребать от охочих бабёнок, – осклабился бородач.
– Да и тебе бы не помешал, а то твоя Дарья всегда грустная ходит.
– Илья смотри, твоя «Вертихвостка» не бежит, знать, тоже запохотилась, так и подворачивает к нему, – перевел тему разговора бородач.
– А вертихвостки они завсе таковы, – заявил Егор.
– Надо же, весна ещё не разыгралась, а конь-то оживает. Знать, от усиленной пайки овса, – рассудил бригадир.
– Ты такое завхозу не скажи – враз норму срежет, – ответил ему умудренный Стогов.
– А ну-ка, Егор, убери коню путы с ног, пусть побалуется. Тьфу ты! Какой дурак дал коню-работяге эту поганую кличку? – кивнул помощнику бригадир.
Тот рискованно подскочил к коню, резко дернул за узел, и ременная пута спала с ног. «Гитлер», почуяв больше свободы, со второй попытки взгромоздился на круп кобылицы. Его орган пытался подняться к назначенной цели, но безуспешно. Мужики явно оживились и загалдели, сочувствуя коню.
– Давай, давай, «Гитлер», не опозорь нашу бригаду. Чай тоже «Стахановец». Эх, срезался! Маловато, видно, овсом заправился, – махнул рукой Илья.
– Смотри, еще заход делает. Вон бочком-бочком подходит. А елдой-то как помелом машет. Вдруг опять промахнется, – комментирует бородач.
– Егорка, войди в его положение. Видно, конь наслушался о твоих похождениях, вот и блудит теперь. Как заскочит на нее, ты подправь ему, пусть засандалит, – разрешил бригадир.
Тут ввязался в разговор возчик кобылы Илья:
– Егорка, будь человеком, подсоби. Это же ваш конь нашу «Вертихвостку» обнадёжил. Представь, что ты врач-ветеринар и помогаешь осеменению. Не боись, – почти упрашивал он.
Егор стоял неподалёку от коня, когда выдав сиплое ржание, тот вновь взгромоздился на кобылу. Тут, под выкрики, явно переживающих за коня лесорубов:
– Егор, поспеши, Егорка.
Он метнулся к животным и попытался рукой приподнять орган коня. Молниеносным ударом задней ноги «Вертихвостка» отбросила Егора от себя и, вывернувшись из под «Гитлера», запрыгала в сторону.
Бригадир первым опомнился от увиденного и бросился к скорчившемуся от боли напарнику. Подбежали и другие, никто не смеялся.
– Нога, нога, – сквозь зубы процедил Егор.
Ударом подковы, кобылица вырвала часть ватных зимних брюк и сорвала кожу с голени Рюмина. Рана кровоточила.
– Фу ты, назубоскалились. Илья, метнись на лесосеку, там нормировщик к сучкорубам из центральной усадьбы приехал. Зови его сюда. Скажи, что тут травма и надо быстрее к врачам в леспромхоз свезти. Вдруг у Егора перелом. Вон как корчится, распорядился бригадир.
Рюмину помогли подняться. На больную ногу он вставать не мог – больно. Усадили его на попону лошади под штабелёк и стали ожидать нормировщика. Вскоре на разъездных санях-розвальнях, подъехал нормировщик Чупров, на встречу ему подошел бригадир и заговорил.
– Рюмин Егор шел мимо кобылы, а та лягнула его, зараза. Раньше не замечали за ней такого. Хорошо, что не в пах угодила, а в ногу, но всё одно, поспеши Митрич, кровь из ушиба, хотя не сильно, но сочится. Сам понимаешь: тут поспешать след, – указывая на Егора доложил бригадир. Пока нормировщик разворачивал сани, бригадир наставлял Егора.
– Ты там не особо говори, что да как, а то греха не обёремся. Пока лечись, поправишься, в бригаду опять к нам, понял? Тот согласно мотнул головой и с помощью рабочих, умастился в санях. Вскоре сани-розвальни, скрепя полозьями, тронулись в путь. Бригадир Рубцов развернулся к рабочим и распорядился.
– Ну что, зубоскалы, пошли план выполнять. Запрягайте лошадей, надо добить сегодняшнюю норму. Жаль что так вышло, задурачились мы как пацаны.
– Да, но ведь без шутовства – скучна житуха. – ответил ему Илья. Тут встрял в разговор вездесущий бородач:
– Зато выяснили, что Егор – неважный ходок по бабам: и Марусячку не отжарил, и «Вертихвостку» даже с «Гитлером» не одолел, – хихикнул он. Мужики дружно захохотали, сбивая приступом смеха полученный стресс.
***
В послевоенные годы правительство страны держало под строгим контролем восстановление народного хозяйства и особого предприятий связанных с продовольственным обеспечением страны.
Совет министров в то непростое время, контролировал работу тысяч предприятий разных отраслей Советского Союза, понимая, в данном случае, что чем больше будет заготовлено леса, больше будет выработанной тары: бочек, чанов, ящиков для упаковки рыбы. Значит, будет больше поставок рыбы из Дальнего Востока для почти голодающего после военной разрухи населения огромной страны.
Из приведенных ниже приказов и распоряжений это хорошо видно.
Распоряжение «ГЛАВКАМЧАТРЫБПОМА»
№16741 от 20 марта 1947 г.
«…В последние дни осенне-зимнего сезона показывают неудовлетворительную работу некоторые лесозаготовительные предприятия. В частности: леспромхоз имени «Лазо».
Это отмечено даже приказом №199/9 заместителя председателя Совета Министров СССР товарищем Микояном Анастасом Ивановичем». Одновременно им установлено леспромхозу им. «Лазо» повышенное суточное задание.
По заготовки леса – 536 куб. м
По вывозке леса – 500 куб. м.
А по вывозке леса к сплаву для последующей поставки в Ключевской лесозавод по 250 куб. м. в день.
Предупреждаю директора леспромхоза тов. Лазуренко Г. Ф., что за невыполнение правительственного задания будут приняты самые строгие взыскания. Директор Г. К. Р. П. Баршев».
ВЫПИСКА из выступления тов. Малинкова на XVIII всесоюзной конференции ВКП (Б) в том же году.
«…Работникам наших предприятий и наркоматов пора понять, что теперь уже нельзя работать по-старинке, вразвалочку, на глазок. Новые точные механизмы, которыми оснащены наши предприятия требуют, чтобы в производстве был строжайший контроль и порядок…»
Но как далеко ещё было до точных механизмов особенно на дальних окраинах страны, где большая часть работ на производствах и стройках всё еще делалась «на пупок».
Рабочий контингент на Камчатке в то время – это вербованные да администрированные, то есть сосланные за тунеядство на перевоспитание и заключенные И. Т. К. Все они, как правило, были необученные специальностям люди. В тресте «Камчатлес» работало 4 тыс. рабочих, а семейных из них набиралось около 700 человек. По всем лесным поселкам Камчатки было всего 33 общежития, и все они переполнены. К примеру, Крахчинский участок имел одно общежитие на 300 мест, оборудованное топчанами, нарами и столами, а проживало в нём 479 человек. Быстринский мехлесопункт – общежитие на 400 мест, а проживало 604 человека и т. д.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.