Волна террора особенно быстро стала нарастать после убийства Кирова. В Ленинграде в Смольном Л. В. Николаевым 1 декабря 1934 г. был застрелен первый секретарь Ленинградского горкома и обкома партии, член Политбюро С. М. Киров. По исследованиям, Николаев был человеком психически неуравновешенным, безработным партийцем, требовавшим себе какой-либо высокой руководящей должности, его жена крутила роман с Кировым, отчего, судя по всему, им была выделена трёхкомнатная квартира со всеми удобствами. В деле убийства возникают так и повисшие вопросы, к примеру, откуда у Николаева появился пропуск для прохода в Смольный, откуда он прекрасно знал внутренний план Смольного, он также знал, что Первого секретаря в кабинете нет, знал, что телохранитель в здании обкома не охраняет Кирова, встав в проход кабинета, расположенного ближе к лестнице, он также знал, что в помещении никого нет, и его никто не сможет обнаружить. Версия, что у Николаева был вдохновитель, который мог предоставить всю необходимую служебно-конфиденциальную информацию, напрашивается сама собой.

НКВД несколько дней разрабатывал бытовую версию убийства Л. В. Николаевым на почве ревности, поскольку было известно, что его жена имела любовные связи с Кировым. Затем Сталин сам возглавил расследование. «Ищите убийц среди зиновьевцев»83 – посоветовал он Н. И. Ежову и А. В. Косареву. С этого момента характер расследования резко меняется. Вскоре Николаев дает нужное Сталину показание о своей причастности к зиновьевско-троцкистской организации. 16 декабря Зиновьева и Каменева подвергают аресту.

Убийство Кирова положило начало массовым репрессиям, затронувшие все без исключения слои населения, но основной тяжестью обрушившиеся на партийно-государственную элиту, «старую партийную гвардию». Сразу же был принят упрощенный (без участие сторон и без обжалования приговора) и ускоренный (до 10 дней) порядок ведения дел о терроре, к которому относили едва ли не каждое крупное политическое дело. Власти организовали массовые митинги и демонстрации трудящихся с требованием беспощадной расправы над обвиняемыми.

Уже в январе 1935 г. состоялся первый политический процесс над бывшими лидерами «новой оппозиции». По всем парторганизациям было разослано закрытое письмо ЦК с требованием мобилизации всех сил на выкорчевывание «контрреволюционных гнезд врагов народа». Проводились массовые аресты. В марте 1935 г. принимается закон о наказании членов семей изменников Родины, вводивший, по существу, систему заложничества. В апреле 1935 г. указом ЦИК было разрешено привлекать к уголовной ответственности детей, начиная с 12 лет. Фактически до 1936 г. продолжалась чистка в партии.

В ходе расследования без всякого суда 663 бывших сторонника Зиновьева были высланы на север Сибири, еще 325 человек переведены из Ленинграда на работу в другие места. По уголовному делу об убийстве Кирова 17 человек, включая Николаева и его жену Мильду Драуле, были приговорены к расстрелу. Зиновьев «за разжигания террористических настроений» «ленинградской группы»84 получил 10 лет тюремного заключения, Каменев – 5. Не решившись на этот раз применить смертную казнь, Сталин в 1936 г. открывает новый процесс «Антисоветского объединенного Троцкистско-зиновьевского центра». В итоге главные обвиняемые – Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, С. В. Мрачковский и И. Н. Смирнов были приговорены к расстрелу.

Началась новая, еще более широкая волна репрессий. Она связана с именем Н. И. Ежова, сменившего Г. Г. Ягоду на посту начальника НКВД. С выявлением «террористических заговоров» было найдено множество организаций захвата власти в ЦК во главе с Зиновьевым, Каменевым и Троцким. Пошли массовые аресты, наговоры друг на друга, отречения от родителей, от своих семей. «Верхушка была охвачена страхом. Все соревновались в проклятиях бывшим друзьям и врали друг другу, и матери, и детям, только бы продемонстрировать лояльность „усатому“. Люди ждали ареста со дня на день и врали даже самим себе, даже в дневниках, надеясь, что их прочтут на следствии»85 – из письма Н. Котова. Для того чтобы работники НКВД были смелее по «выявлению» врагов партии и народа, поглубже спрятали свою совесть и во всем видели преступную деятельность (Толстой Л. Н. описывал такое состояние народной души в повести «Николай Палкин»: «То, что он разорял, губил неповинных ничем детей и женщин, убивал пулей и штыком людей, то, что сам засекал стоя в строю на смерть людей и таскал их в гошпиталь и опять назад на мученье, это все не мучает его, это все как будто не его дела. Это все делал как будто не он, а кто-то другой»86), им были увеличены оклады вчетверо, переданы лучшие квартиры, дома отдыха и больницы. НКВД стала элитной организацией, это уже огромная с десятками тысяч охранников, наблюдавшая за всеми органами власти вплоть до ЦК (численность аппарата НКВД, включая внутренние войска, в 1937—1939 гг. увеличилась с 271 до 366 тыс. человек). Внутри НКВД создаются спецотделы, которые уже наблюдают за своими работниками. В январе 1937 г. состоялся процесс над т.н. параллельным центром. По делу было привлечено 17 человек, среди них Ю. Л. Пятаков, Л. П. Серебряков, Н. И. Муралов, Г. Я. Сокольников, К. Б. Радек. Большинство подсудимых было осуждено к расстрелу, четверо – к различным срокам тюремного заключения, двое у которых позднее по заочно вынесенному приговору были расстреляны.

На доходившие слухи о методах работы НКВД, применяющая пытки, власть вначале держала себя отгораживающе, но 1937 г. все меняет. На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП (б) было принято постановление, обязывающее наркома НКВД Н. И. Ежова «довести дело разоблачения и разгрома троцкистских и иных агентов фашизма до конца, с тем, чтобы подавить малейшие проявления их антисоветской деятельности»87. Сталину открывался путь для массовых репрессий. На следующем пленуме, в июне того же года, Сталин потребовал для Ежова чрезвычайных полномочий для борьбы «с контрреволюцией». Теперь все методы дозволены на официальном уровне.

Согласно записке комиссии Президиума ЦК КПСС о результатах работы по расследованию причин репрессий (комиссия Н. М. Шверника), арестованные, которые старались доказать свою невиновность требуемых показаний, как правило, подвергались мучительным пыткам и истязаниям. К ним применялись так называемые «стойки», «конвейерные допросы», заключение в карцер, содержание в специально оборудованных сырых, холодных или очень жарких помещениях, лишения сна, пищи, воды, избиения. В записке, среди прочего, приводиться выдержка из письма заместителя командующего Забайкальским военным округом комкора НВ. Лисовского: «Били жестоко, со злобой. Десять суток не дали минуты сна, не прекращая истязаний. После этого послали в карцер… По 7—8 часов держали на коленях с поднятыми вверх руками или сгибали головой под стол и в таком положении я стоял также по 7—8 часов. Кожа на коленях вся слезла, и я стоял на живом мясе. Эти пытки сопровождались ударами по голове, спине»88.

Высокопоставленный сотрудник ИНО НКВД, невозвращенец, В. Г. Кривицкий в мемуарах описывает охранную систему глазами изнутри: «По мере того как Советская власть становилась все более тоталитарной, большевистская партия все очевиднее становилась жертвой того, что она создала в 1917 году, а советская тайная полиция все больше прибирала все вокруг к рукам, террор превращался в самоцель, и бесстрашных революционеров сменяли матерые, распущенные и аморальные палачи. <…> В бюро пропусков всегда толпятся родственники, жены и друзья заключенных в надежде получить разрешение на свидание или передачу. Одного взгляда на эти очереди достаточно, чтобы составить себе впечатление о том, какую политику вела Советская власть в тот или иной период. В первые годы Советской власти в этих очередях стояли жены офицеров или купцов. Затем в них стали преобладать родные арестованных инженеров, профессоров. В 1937 году я видел, как в длинных очередях стоят родные и близкие моих друзей, товарищей и коллег1. <…> В кабинете каждого следователя самый важный предмет мебели – это диван, поскольку он вынужден порой вести допросы с перерывами круглые сутки. Сам следователь, по сути, такой же узник, как и его подследственный. Ему даны неограниченные права, начиная от пыток и кончая расстрелом на месте. Это одна из особенностей советского судебного процесса: несмотря на многочисленные казни, штатных палачей не существует. Иногда в камеры Лубянки для исполнения смертного приговора, вынесенного коллегией ОГПУ, спускаются сотрудники и охрана. Иногда это делают сами следователи. Представьте себе для аналогии, как окружной судья Нью-Йорка, получив санкцию на исполнение высшей меры наказания, со всех ног несется в Синг-Синг, чтобы включить рубильник электрического стула2»89.

Член комиссии Коллегии ОГПУ А. М. Шанин в секретном докладе приводит наблюдавшуюся картину беззакония и прямых пыток к заключенным в Соловецих лагерях:

«Штраф-изолятор, в котором помещается 51 человек, представляет большую комнату, отапливаемую раз в два-три дня; в полу и стенах щели; масса клопов; нар нет совсем; в несколько рядов стоят простые скамьи без спинок в четверть аршина шириной; все арестованные (штрафники перемешаны со следственниками) одеты только в белье, в белье же выводятся отправляться (два раза в сутки) и в баню. Режим следующий: с 3 часов утра до 9 часов вечера арестованные сидят («на жердочке») неподвижно и молча; за малейшее нарушение распорядка – побои. В 8 часов вечера – поверка, с 9 до 3 сон на полу. Для укрывания выдается по одному предмету из вещей заключенного. За почесывание в поисках клопа – пинок ногой. Сидят в таких условиях неограниченное время, многие до года. Освободившиеся вспоминают о «жердочке» с ужасом.

Режим следственного изолятора отличается отсутствием «жердочки», наличием нар и тем, что заключенные имеют одежду. Избиение же процветает в такой же степени, как и в штрафном изоляторе. При освидетельствовании избитых обнаружены не только ссадины, рубцы, кровоподтеки, но и значительные опухали, а у одного и перелом бедра. «Особо» провинившихся сажают в «кибитку» – карцер, существование которого начальник командировки тщательно пытался скрыть. В карцере, сконструированном наподобие вышеописанного (лесозавод №4), нет нар, сквозь крупные щели пробивается снег. Провинившихся держат в нем независимо от погоды по 2—5 часов, в одном белье. Выпускают только тогда, когда застывшие от холода жертвы начинают исступленно вопить…

Культивируется эта система пыток начальником изолятора, надзирателями и конвоирами и поощряется начальником командировки, членом ВКП (б)…

Приведем более характерные следственные дела:

1. Вольнонаемный отделком командировки Воньга (1 отделение СЛОН) Кочетов, систематически избивал заключенных, понуждал к сожительству женщин, присваивал деньги и вещи заключенных; неоднократно в пьяном виде, верхом на лошади, карьером объезжал лагерь, устраивал скачки с препятствиями, въезжал в бараки и на кухню, устраивал всюду дебоши и требовал для себя и лошади пробу обедов. Верхом на лошади Кочетов занимался и муштрой заключенных, избивал их нагайкой, заставлял бежать и устраивал инсценировки расстрелов.

Каждая из склонных Кочетовым к сожительству женщин числились у него под номером; по номерам же женщины вызывались на оргии, в которых принимал участие и сотрудник ИСО Осипов…

2. Дело группы стрелков, десятников и конвоиров (все заключенные) – Сенно, Герлятовича (оба – шпионы) и др. в количестве 8 чел.

Работа в 4 отделении СЛОН – (о. Соловки) систематически избивали заключенных, опускали их в прорубь, часами выдерживали на улице и привязывали к столбу. Никто из обвиняемых, до приезда Комиссии, не был арестован. <…>

5. Дело начальника командировки 63 км Парандовского тракта (2 Отделение СЛОН) вольнонаемный Иозефер-Гашидзе и 18 надзирателей-стрелков, дневальных и десятников (все заключенные).

Обвиняемые под звуки гармонии избивали заключенных валенками с металлическими гирями; загоняли раздетых заключенных под мост в воду, где выдерживали их по несколько часов. Обвязывали ноги веревками и волокли, таким образом, на работу. В виде особого наказания заставляли стоять в «параше».

Одного заключенного избили до потери сознания и подложили к костру, в результате чего последовала смерть.

Сам Гашидзе оборудовал карцер, высотой не более 1 метра, пол и потолок которого были обиты острыми сучьями; побывавшие в этом карцере в лучшем случае надолго выходили из строя.

Отмечено несколько случаев прямого убийства заключенных в лесу. Несколько человек умерло в карцере. Многие, доведенные до исступления, кончали самоубийством, или же на глазах у конвоя бросались бежать с криком «стреляйте» и действительно пристреливались надзором. Данное дело возникло в августе 1929 года, неоднократно сознательно откладывалось и лежало месяцами без движения и было скрыто от Комиссии; когда же члены последней узнали о его существовании, то им было заявлено сначала, что дело отправлено в Москву, затем – что оно находится у прокурора и лишь 24 апреля дело с обвинительным заключением поступило в Комиссию. Многие эпизоды дела явно смазаны, а часть обвиняемых во главе с Гашидзе находились на свободе. По делу ведется детальное расследование сотрудником ОГПУ…»90

В марте 1938 г. состоялся процесс над Н. И. Бухариным, Н. М. Крестинским, А. И. Рыковым, Х. Г. Раковским, Г. Г. Ягодой и другими (антисоветским правотроцкистским блоком). Большинству обвиняемых были вынесены смертные приговоры.

Смертный приговор Бухарину вынесли на основании решения комиссии, возглавляемой Микояном, в которую входили: Берия, Ежов, Крупская, Ульянова, Хрущёв. Незадолго до расстрела Бухарин составил краткое послание, адресованное будущему поколению руководителей партии, которое заучило наизусть его третья жена А. М. Ларина. «Ухожу из жизни. Опускаю голову не перед пролетарской секирой, должной быть беспощадной, но и целомудренной. Чувствую свою беспомощность перед адской машиной, которая, пользуясь, вероятно, методами средневековья, обладает исполинской силой, фабрикует организованную клевету, действует смело и уверенно. / Нет Дзержинского, постепенно ушли в прошлое замечательные традиции ЧК, когда революционная идея руководила всеми ее действиями, оправдывала жестокость к врагам, охраняла государство от всяческой контрреволюции. Поэтому органы ЧК заслужили особое доверие, особый почет, авторитет и уважение. В настоящее время в своем большинстве так называемые органы НКВД – это переродившаяся организация безыдейных, разложившихся, хорошо обеспеченных чиновников, которые, пользуясь былым авторитетом ЧК, в угоду болезненной подозрительности Сталина, боюсь сказать больше, в погоне за орденами и славой творят свои гнусные дела, кстати, не понимая, что одновременно уничтожают самих себя – история не терпит свидетелей грязных дел!»91

Закрытый скоротечный процесс в июне 1937 г., закончившийся в один день над группой высших военных руководителей (М. Н. Тухачевским, И. Э. Якиром, И. П. Уборевичем и др.) и расстрел обвиняемых стали сигналом для массовой кампании по выявлению «врагов народа», вплоть до высших эшелонов в Красной армии. За три-четыре года до нападения фашистской Германии Красная армия лишилась наиболее подготовленных и опытных кадров. За 1937—1938 годы были сменены все (кроме Будённого) командующие войсками округов. 100% заместителей командующих войсками округов и начальников штабов округов. 88,4% командиров корпусов и 100% их помощников и заместителей. Командиров дивизий и бригад сменилось 98,5%, командиров полков – 79%, начальников штабов полков – 88%, командиров батальонов и дивизионов – 87%, состав облвоенкомов сменился на 100%, райвоенкомов – на 99%.

По подсчетам военного историка О. Ф. Сувенирова количество репрессированных представителей высшего комсостава РККА за период 1937—1941 гг. составило 65,6%. К лету 1941 г. около 75% командиров находились в своих должностях менее одного года.

Известный публицист Эрнст Генри в мае 1965 г. выражал свое мнение в письме к Эренбургу: «Никакое поражение никогда не ведет к таким чудовищным потерям командного состава. Только полная капитуляция страны после проигранной войны может иметь следствием такой разгром. Как раз накануне решающей схватки с вермахтом, накануне величайшей из войн, Красная Армия была обезглавлена. Это сделал Сталин»92.

Существует версия, что в терроре командиров армии была причастна Германия, готовившаяся к войне и планомерно оклеветавшая русских генералов. Прояснить ситуацию помогают воспоминания бывшего командующего вермахта Вернера фон Бломбрега:

«Им предсказывали большое будущее, но вместо этого пришли репрессии. Мы так до сих пор и не узнали, почему Сталин учинил эти массовые убийства в высшем командовании армии. Поводом послужило обвинение в предательских контактах с заграницей, причем имелась в виду главным образом Германия. В этом нет и тени правды. Потому что, даже если бы нечто подобное было в действительности, я как главнокомандующий должен был бы об этом знать. Ни малейшей попытки в этом отношении нами сделано не было. Имели ли место внутриполитические заговоры, мне не известно. Мне такое толкование представляется неправдоподобным.

Ближе к истине лежит предположение, что Сталин убрал людей, которые не признавали его тиранического единовластия и от которых он мог ожидать последнего сопротивления. Я называю имена, которые вновь всплыли в моей памяти: Блюхер, Тухачевский, Уборевич. Конечно, этот ряд имен далеко не полный. Просто именно эти люди произвели на меня лично сильнейшее впечатление»93.

Однако точки зрения заговора в армейской среде придерживается внук Тухачевского Виктор Алкснис, который ознакомился в период гласности со стенограммой процесса над его дедом. Совсем определенно о заговоре сообщает невозвращенец, работник спецслужб сталинского времени А. Орлов:

«Подробности, интересовавшие меня, я узнал только в октябре 1937 года от Шпигельгляса. Оказывается, не было никакого трибунала, судившего Тухачевского и его семерых соратников: они просто были втайне расстреляны по приказу, исходившему от Сталина.

– Это был настоящий заговор! – восклицал Шпигельгляс. – Об этом можно судить по панике, охватившей руководство: все пропуска в Кремль были вдруг объявлены недействительными, наши части подняты по тревоге! Как говорил Фриновский, «всё правительство висело на волоске» невозможно было действовать как в обычное время – сначала трибунал, а потом уж расстрел. Их пришлось вначале расстрелять, потом оформить трибуналом!

Как утверждал Шпигельгляс, сразу же после казни Тухачевского и его соратников Ежов вызвал к себе на заседание маршала Будённого, маршала Блюхера и нескольких других высших военных, сообщил им о заговоре Тухачевского и дал подписать заранее приготовленный «приговор трибунала».

Каждый из этих невольных «судей» вынужден был поставить свою подпись, зная, что в противном случае его просто арестуют и заклеймят как сообщника Тухачевского»94.

Приведенное Орловым мнение Шпигельгляса кажется убедительным о существовании заговора, но ведь нетрудно предположить, что и Сталин не был простаком и мог просто элементарно просчитать необходимые действия, которые он должен был совершить в случае реального заговора. Поэтому был ли заговор или нет это по-прежнему остается вопросом архивных исследований, но говоря отстраненно, зная моральную атмосферу страны того периода, когда идет подготовка к войне, Сталин для всех кумир, страна развивается гигантскими шагами, учитывая исправную работу спецслужб, трудно предположить, что существовал заговор против Сталина, тем более обширного масштаба.

«Смена кадров» происходит не только в партаппарате и армии, но и в самом НКВД (было репрессировано 20 тыс. человек). Его служащие, видя это, начинают работать еще с большей отдачей. В стране истребляется все, вплоть до дипломатов и разведчиков. Арестовываются жены арестованных мужей. В августе 1937 г. выходит приказ НКВД «Об операции по репрессированию жен и детей изменников Родины»95. Жены «изменников Родины» подвергаются заключению в лагерь сроком до 8 лет, вопрос с детьми решался отдельно, до 15 лет – детдом, после – тот же лагерь. На всех процессах фигурировало имя Троцкого, который в это время находился за рубежом. Для Сталина он был злейшим врагом.

Пик массовых репрессий в СССР, охвативший все слои общества, пришелся на 1937—1938 гг. Это время вошло в историю под названием «большого террора». В отличие от обычного террора, применяемого любой диктатурой, советский был направлен не против открытых противников власти, с захватом непричастного элемента, а главным образом, против лояльных граждан. Его главным исполнителем стал Н. И. Ежов. В конце сентября 1936 г. он был назначен Сталиным наркомом внутренних дел, поскольку Ягода оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. «Предупреждаю, что буду сажать и расстреливать всех, не взирая на чины и ранги, кто посмеет тормозить дело борьбы с врагами народа»96 – заявил новый нарком, собрав после своего назначения руководящий состав наркомата. Выступая на пленуме ЦК в июне 1937 г. Ежов утверждал, что в стране действует разветвленная сеть антисоветских фашистских групп, которые «хотя и действовали каждая сама по себе, имея специальные задания, однако, были теснейшим образом связаны друг с другом1». Примерно в 1933 г. «был создан объединенный центр центров (некоторые называют – контактный центр), который объединил правых, троцкистов, зиновьевцев, военных заговорщиков из НКВД, эсеров, меньшевиков и других2». «Главной задачей объединенный центр центров антисоветских фашистских формирований, ставил – свержение советской власти и восстановление капитализма в СССР3». «Центр центров, будучи связан с фашистскими правительственными кругами Германии. Японии и Польши – с одной стороны, и с другой – с заграничными представителями антисоветских партий троцкистов, меньшевиков и эсеров, в контакте с этими кругами, развернул пользуясь методами двурушничества, работу в направлении осуществления своих планов захвата власти4». «Действуя по заданиям объединенного троцкистско-правого центра, Ягода создает внутри НКВД заговор, являющийся частью общего антисоветского фашистского заговора правых и троцкистов5». «Заговор внутри НКВД отнюдь не был изолированным действием группы людей, работавших в НКВД. Он являлся частью более обширного заговора троцкистов и правых предателей. Именно поэтому заговор внутри НКВД был теснейшим образом связан как с объединенным троцкистско-правым центром, так и с военно-шпионской шайкой Тухачевского, Уборевича, Корка и других, и с иностранными разведками, на службе у которых издавна состояли все участники и руководители заговора6»97.

В след за этим выступлением высшее руководство страны потребовало в пятидневный срок представить в ЦК состав «троек», а также количество людей, подлежащие расстрелу и выселению. Обычно в состав «троек» входил секретарь партийного комитета, начальник правления НКВД и прокуроров. Все края и области получили разнарядку – сколько людей им следовало арестовать. Арестованных делили на две категории: по первой немедленно расстреливали, по второй заключали на 8—10 лет в тюрьму или лагерь. Но уже с конца августа местные руководители идут со встречным предложением: требуют от ЦК увеличить лимиты на репрессии, что, конечно, было встречено с одобрением.

В «порядке подготовки» к предстоящим в декабре 1937 г. выборам в Верховный Совет первые секретари обкомов и ЦК союзных республик требуют новых санкций на арест первой категории врагов: белых полковников и генералов, бывших кулаков, троцкистско-бухаринских шпионов, националистов, попов. После выборов Политбюро принимает предложение НКВД об увеличении количества подлежащих репрессиям. И вновь местные руководители просят об увеличении лимита на аресты. Их просьбы удовлетворяются. Попутно этому составляются списки высокопоставленных «врагов народа», подлежащих суду военного трибунала. Приговор объявлялся заранее – расстрел. Расстрельные списки Ежов посылал на утверждение Сталину, Молотову и другим членам Политбюро.

Всеобщий поход против врагов народа не мог развертываться без систематических призывов к этому партийной печати. Именно она, печать, изо дня в день формировала в сознании людей истерику, т.е. представление, что враг действует повсюду, а все трудности жизни советского человека происходит от того, что мешают враги. С лишениями и трудностями можно мириться. С врагами, тем более в своей среде – нет. И разоблачать их нужно всем и повсеместно.

По установленным на сегодняшнее время фактам известно, что доносы друг на друга граждан СССР играли незначительную роль в раскручивании маховика репрессий. Централизованный характер мероприятия на основе заранее определенных «контрольных цифр» оставляли мало места для активности «добровольных помощников» НКВД. Львиная доля арестов первоначально осуществлялась по предварительно составленным спискам «антисоветских элементов» на основе картотеки НКВД, в которой во второй половине 1930-х годов насчитывалось более 8 млн человек, а затем на материалах «показаний», выбитых на следствии. Но, конечно, не исключением оказались и те, кто хотел воспользоваться случаем. Люди видели в доносах возможность избавиться от ненавистного сатрапа-начальника, от сильно умного подчиненного, от неверного мужа или неверной жены, от опостылевшего соседа по коммуналке.

<1...5 6 7 8 9 11 >

На страницу:

Перейти

7 из 11