Точка невозврата

За полчаса до рассвета бригада подошла вплотную к входу в ущелье, ведущее к Тура Буре, и изготовилась к штурму душманской цитадели. «Каскадёры», усиленные мотострелковой ротой, сосредоточились у входа в другое ущелье, в ущелье Пачир Агам, и с первыми лучами солнца двинулись в сторону Нижнего Пачира на поиски заложников. За четыре часа они прошли всё небольшое ущелье и, прочесав Нижний и Средний, зашли в Верхний Пачир, расположенный на самой границе с Пакистаном. В покинутых своими обитателями кишлаках ни похищенных, ни следов их пребывания обнаружено не было. В уже не жарком осеннем воздухе барражировали вертолёты, из соседнего ущелья периодически доносилась канонада, там работала ствольная и реактивная артиллерия. Бригада готовилась к атаке на бандитский укрепрайон.

Не найдя следов заложников, «каскадёры» приняли решение выходить из ущелья по древней караванной тропе, минуя уже обследованные кишлаки. В районе Среднего Пачира, в покрытом зеленью предгорье, они буквально наткнулись на несколько компактно расположенных кошар, которые, почему-то, охранялись душманским караулом. После непродолжительного боя все часовые были уничтожены, и из овечьих загонов появились на свет все двести пятьдесят угнанных заложников. В сопровождении «Тибета» и под прикрытием вертушек похищенные вазири благополучно добрались до выхода из Пачир Агама, по дороге дочиста ограбив Нижний Пачир и унеся оттуда всё, что только можно было унести с собой. После этого, они были загружены на грузовики и под охраной афганской армии триумфально возвращены в свой кишлак. Шурави смогли достойно ответить на вызов мятежников, но штурм Тура Буры был ещё впереди.

Он начался ближе к вечеру, когда развернувшееся солнце стало слепить в глаза оборонявшимся. Грамотно выстроенная оборона духов насчитывала несколько ярусов, и огонь велся настолько плотно, что атака наступающих на пещерный комплекс мотострелковых батальонов захлебнулась практически сразу. Изломанный горный ландшафт опорного пункта противника не позволял эффективно использовать артиллерию, миномётный же огонь не мог поразить укрытые в вертикальных горных выемках огневые точки душманов в силу большой крутизны навесной траектории стрельбы. Танкам взобраться на это ступенчатое плато не удалось, а из долины амбразуры дотов были не видны. Оставалось уповать на помощь вертолётчиков, и они на этот раз не подвели. Пока очередная пара вертушек обрабатывала склон нурсами, пехота поднималась и зигзагами перемещалась на несколько метров к «мёртвой», не простреливаемой зоне, располагавшейся у самого подножия. Как только вертолёты, израсходовав боекомплект, уходили в сторону аэродрома, горы мгновенно оживали и с усиленной яростью обрушивали шквал огня на наступающие батальоны, и пехоте вновь приходилось укрываться меж камней. Эта «карусель» продолжалась до самого захода солнца. К тому времени пехотинцы успели сблизиться с противником почти вплотную, на расстояние броска ручной гранаты. Бой длился всю ночь и лишь к рассвету оборона духов была прорвана и укрепрайон окончательно перешёл под контроль наступающих. Оказалось, что все огневые точки душманов были оборудованы приспособлениями, позволяющими при обстреле с воздуха быстро закрывать амбразуру специально подобранными скальными глыбами, которые надёжно защищали оборонявшихся от поражения вертолётными нурсами.

От количества захваченных трофеев голова шла кругом: четыреста гранатомётов, более сотни крупнокалиберных пулемётов, около тридцати тысяч мин, средства связи, бесчисленное множество боеприпасов, продовольствия, вещевого имущества и даже развёрнутый в одном из пещерных гротов полевой госпиталь. Всё, что с точки зрения командования представляло ценность, было вывезено в расположение бригады, остальное – подорвано на месте. Взвившееся над местом подрыва гигантское облако дыма и пыли издалека напоминало гриб ядерного взрыва.

Стоя на броне МТЛБ, Максим наблюдал, как под порывами тёплого южного ветра тот гриб постепенно трансформируется в рваный серый парус невидимой небесной ладьи, плывущей неведомо куда. Лейтенанта одолевали противоречивые чувства: с одной стороны, за вчерашний день его пусковые установки выпустили по противнику более пятисот реактивных снарядов, сея смерть и страх в рядах оборонявших Туру Буру душманов, с другой стороны, за сутки боя над его головой не просвистела ни одна пуля. Всю ночь, пока батальоны штурмовали духовский укрепрайон, он просидел на футляре квантового дальномера, около разложенного на столе прибора управления огнём, и непрерывно курил, по привычке прикрывая ладонью тлеющий огонёк сигареты, чтобы не стать мишенью ночного снайпера. Расчеты боевых машин сидели, прислонившись спинами к колёсам своих ЗИЛ-131, готовые в любой момент к открытию огня, но из лежащих на столе наушников Р-108 раздавалось лишь однообразное шипение пустого эфира.

С одной стороны, Максиму, почему-то, было неловко оттого, что он во время боя находился в безопасном месте, с другой стороны, ему реально было как-то муторно, его ломало, словно наркомана, лишённого своей привычной дозы дури. Наркотиком лейтенанту служил адреналин, которого ему явно не хватало.

Начальник разведки дивизиона старший лейтенант Гуськов, по кличке Гусь, ту ночь тоже провёл на огневых позициях. Точнее, не на огневых позициях, а в кустах между реактивной батареей и третьей гаубичной. Он, с автоматом на шее и скомканным журналом «Огонёк» в руках, выглядел весьма комично и ему явно не нужен был никакой адреналин. Ещё со вчерашнего дня у него случилось внезапное расстройство желудка, и с разведротой в горы пришлось идти командиру взвода управления первой батареи лейтенанту Белецкому. Судьба на этой операции была добра к артиллеристам, все вернулись в расположение бригады живыми и невредимыми. Вызывало тревогу лишь физическое и духовное состояние старшего лейтенанта Гуськова, осунувшегося, с посеревшим от частых позывов лицом, внезапно сражённого приступом «медвежьей болезни». Здоровье уже в конце дня вернулось к Гусю, а вот его авторитет навсегда заблудился в окрестностях Чёрной пещеры Белых гор Спингара.

А в конце ноября бригада тщетно пыталась навести порядок в таинственных Чёрных горах, безуспешно гоняясь по мрачным ущельям за постоянно исчезающими из-под удара, бандами духов Хекматьяра и Халеса. Складывалось впечатление, что кто-то, хорошо осведомлённый, информирует басмачей обо всех наших планах. Агентурная разведка противника, под чутким руководством ЦРУ, работала отменно.

Вернувшись в конце ноября в пункт постоянной дислокации, помывшись в бане и выпив все запасы браги, настоянной на чистом мандариновом соке, и весь объём самогона, который успел выгнать из неё старшина реактивщиков прапорщик Баширов, батарея «Град» вновь отправилась на очередную войну. На этот раз в рейд по старокабульской дороге, на которой не на шутку распоясались бандиты, не пропуская без боя ни одной колонны в сторону Джелалабада. Взрывались камазы, под завязку загруженные боеприпасами, факелами пылали наливники, наполненные горючим, но, пожалуй, больше всех доставалось самым обычным гражданским автолавкам – за два месяца из Кабула до бригады не смогла добраться ни одна из четырёх отправленных военторгом машин. Все они имели светло-голубую окраску, и видимо именно эта внешняя необычность настораживала душманов, и они, раз за разом, усердно расстреливали машины с цивильными сигаретами, с печеньем и греческим апельсиновым соком в жестяных баночках. Лишь после перекраски автомобилей в защитный цвет дела у военторга стали понемногу налаживаться.

Распугав разбойников с большой дороги и под шумок сопроводив до расположения бригады в целости и сохранности размещённый на нескольких ЗИЛ-131 комплекс космической связи «Кристалл», который, как говаривали, стоил космических денег, реактивная батарея вместе с первым и третьим батальонами вернулась в расположение бригады. На носу было празднование нового, тысяча девятьсот восемьдесят первого года, и в это самое время на бригаду неожиданно и коварно напали вши.

Абсолютное большинство солдат и офицеров не видели их до этого ни разу в жизни и совершенно не представляли, как бороться с этим злом. Не помогало ничего: не полевая баня, ни прожарка белья и обмундирования в специальной машине. Маленькие шестилапые паразиты, расположившись во всевозможных швах х/б и нательного белья, оборонялись умело и стойко. Не спасал ни авиационный керосин, ни выдаваемые медиками растворы. Мелкие кровососы завелись даже в складских запасах постельного белья и новой формы одежды. Снятая с молодого солдата майка, брошенная на землю, шевелилась от обилия окопавшихся в ней внутренних врагов. Ту зимнюю кампанию бригада проиграла вампирам вчистую.

Офицеры, имевшие гораздо больше возможностей для личной гигиены, тоже подвергались постоянным атакам этого неуязвимого противника. С присущим младшему офицерскому составу здоровым юмором, по вечерам на гладкой поверхности приборов управления огнём проводились, так называемые, вшивые бега. Взводные выставляли специально отловленных бегунов, работал тотализатор, делались ставки. Забеги шестилапых были весьма азартным зрелищем: каждый спортсмен бежал по своей собственной дорожке, подгоняемый пламенем спички или зажигалки своего тренера. Если пламя располагалось относительно далеко от атлета, то тот бежал совсем вяло, а если слишком близко, то бегун вполне мог, лопнув от жара, не добравшись до финиша, лишив тем самым своего хозяина шансов на призовые. Со стороны всё это выглядело довольно смешно, но на самом деле всем было грустно. Кровожадные звери, пришедшие с наступлением джелалабадской зимы, бесследно пропали с её завершением. Животные оказались сезонными. Уже в марте, когда солнце начало припекать по серьёзному, шестилапый враг начал сдавать позиции, а в начале жаркого апреля на телах шурави пропали последние следы от укусов мерзких насекомых. Заодно выяснилось, что человек может выдерживать жару под шестьдесят, а вошь – нет. Но было бы странно, если бы та зима запомнилась только нашествием вшей.

Это была зима исторического двадцать шестого съезда КПСС, который проходил в Москве с двадцать третьего февраля по третье марта восемьдесят первого года. В своей речи, казавшийся вечным, генеральный секретарь, при нём Максим пошёл в первый класс, произнес всего лишь одну фразу про войну в Афганистане. Леонид Ильич обладал хорошим чувством юмора, и, наверное, в шутку сказал, что с душманами в ДРА покончено раз и навсегда, что братский афганский народ приступил к строительству новой жизни, уверенно шагнув в социализм прямо из феодализма. Ради этого, весьма спорного, высказывания, по распоряжению ЦК КПСС, во второй половине января сороковую армию практически в полном составе выгнали в горы, добивать ненавистного супостата.

Трудно даже представить, как были изумлены глупостью этого поступка местные басмачи, ушедшие на плановые зимние каникулы ввиду того, что все горные перевалы завалило снегом. Бригада одиноким волком рыскала по Кунару и Лагману, тщетно пытаясь отыскать недобитых супостатов, которые, прикинувшись мирными дехканами, недоумённо следили за хаотичными перемещениями колонн шурави со дворов своих убогих лачуг.

Жажда боя толкала бригаду на неоправданные поступки, и как-то под вечер в нарушении всех имеющихся договорённостей, бригада со стороны Асадабада через Бар-Кандай вторглась в пределы Нуристана. Вторглась всего лишь на километр, и очень предусмотрительно остановилась на ночёвку.

Нуристанцы официально не участвовали в джихаде против неверных, и в благодарность за это шурави обходили эту непризнанную провинцию стороной. Здесь пятилетним мальчикам принято дарить карабин, чтобы к семи годам этот пацан мог бить белку в глаз. Женщины стреляли не хуже мужчин. Это было государство в государстве, где под понятием государство подразумевалась суровая реальность духовно-религиозного мракобесия, от зороастризма огнепоклонника Заратустры – до воинствующего ислама.

Зимой в горах темнеет рано. С наступлением сумерек по гребням и вершинам гор то здесь, то там начали разгораться огоньки костровой сигнализации, а когда непроглядная мгла сгустилась окончательно, все окружающие горы пылали огнём. Благо, дров в том краю хватает. На высокогорное плато, на котором с большим трудом разместилась бригадная колонна, с чёрного неба крупными хлопьями падал снег, плавно ускоряя темп своего белого танца. Но даже усиливающийся снегопад был не в состоянии скрыть появления всё новых и новых языков пламени на мрачных склонах. Нуристан выходил на тропу войны.

Комбриг, надвинув на глаза капюшон, как Чапай, обдумывающий план предстоящего боя, застыл на броне своей «Чайки», командно-штабной машины на базе бронетранспортёра, напичканной разнообразными средствами связи. Он смотрел на завораживающе красивые переплетения цепочек рыжих огней, дрожащих на холодном ветру. Пехота озаботилась выставлением боевого охранения, танки разместились по периметру временной стоянки бронегруппы, артиллерия заняла огневые позиции. Дымок полевых кухонь напоминал, что близится время ужина. Температура воздуха снизилась до минус пяти градусов, порывы ветра становились всё сильнее и сильнее, снегопад на глазах превращался в пургу. Доподлинно не известно, принял ли командир бригады решение сам или приказ поступил из штаба армии, но после приёма пищи боевая техника пришла в движении. Снежный капкан, поставленный самой природой, захлопнуться не успел. Ювелирно развернувшись на пятачке высокогорного плато, колонна начала нелёгкий спуск в долину реки Кунар, а разбушевавшаяся не на шутку стихия ещё долго не могла успокоиться.

Съезд КПСС завершил свою работу, и 66-я бригада вернулась в Джелалабад. Это была одна из самых бестолковых операций афганской войны. В зону ответственности «Восток» стремительно врывалась весна, срывая белые шапки с горных вершин, освобождая из снежного плена перевалы. Зимние каникулы духов подошли к концу. Во второй половине марта наступило полноценное лето.

Солнце только что закатилось за зубчатую гряду Спингара, а ущелье уже заполнилось сиреневым сумраком, в котором растаяла группа людей, ушедших в сторону Тура Буры. Четверо мужчин и три симпатичные женщины, врачи и медсёстры из организации «Врачи без границ», в сопровождении десятерых, одетых во всё чёрное, моджахедов пересекли невидимую линию Дюранда, разделяющую Пакистан и Афганистан. Вдоль обочины грунтовой дороги выстроилась кавалькада запылённых джипов, чуть дальше, под одиноким деревом, маячили тени вооружённых пуштунов. Три человека, одетых по-европейски, сидели на прогретых солнцем валунах и молчали. Когда переправляешь через границу очередную группу гражданских, каждый раз становится не по себе, наверное, от того, что среди ушедших были женщины. Казалось бы, старые разведчики – прожжённые циники, а вот поди же…

Они жили своей маленькой колонией в пригороде пакистанского Пешавара и были заняты, в общем-то, одним делом: оказанием военной помощи моджахедам. Главой этого англо-саксонского поселения негласно считался американец Антонио Нери, представлявший ЦРУ. Он осуществлял общую координацию деятельности советников и инструкторов, а также курировал ход боевой подготовки диверсионно-истребительного отряда «Чохатлор», что переводится с пушту как «Чёрный аист». Англичанин сэр Харклорд, известный эксперт по контршпионажу, представлял организацию со странным названием «Холдинг Джона Донна». Действиями британской разведки, закамуфлированной под организацию «Служба кило-альфа», управлял бывший командир подразделения САС майор Ариш Тертл. В эту компанию обычно входили представители английской МИ-6, находящиеся в Пакистане под эгидой бюро «Кини-мини», что в переводе с суахили – «Змея в траве», профессиональный разведчик Дэвид Уокер и Эндрю Найтингейт, майор, спец по радиоперехвату. Двое последних сегодня были заняты и приехать на проводы французов не смогли. Все эти джентльмены не были друзьями, но совместная работа, к выполнению которой они относились весьма добросовестно, способствовала их сближению. Жизнь внутри изолированного коллектива в отрыве от родины и своих семей сделала их добрыми товарищами. Затянувшуюся паузу первым прервал Харклорд.

– Забыл рассказать… Вы все, наверное, в курсе, что вчера отряд Мовли Хуссейна в очередной раз заблокировал в старой крепости асадабадский гарнизон? Так вот, всю ночь русские отстреливались прямо из окон, а с рассветом в небе появилось звено вертолётов из джелалабадского полка. Батальонный радист выходит с ними на связь… «Беркут», «Беркут», я «Байкал» … А вертолётчики отвечают: «С сегодняшнего дня наш позывной «Святая инквизиция»! Я от смеха чуть наушники из рук не выронил…

– Это лишний раз подтверждает, что у русских с юмором всё в порядке, – отреагировал на его слова Ариш Тертл, – хотя, как знать… Может они считают вторжение в Афганистан некой разновидностью крестового похода?

– Должен заметить, сэр, что у британской разведки юмор гораздо тоньше, – усмехнулся Антонио Нери, – это ж надо было додуматься, назвать фирму, прикрывающую деятельность соратников Джеймса Бонда в честь средневекового поэта – «Холдинг Джона Донна». Наверное, для того чтобы все знали, по ком звонит колокол?

– Хочу обратить ваше внимание, сэр, на то, что во времена борьбы с испанскими пиратами, Донн пару лет посвятил службе в разведке её Величества, – изящно парировал колкость американца Харклорд, – а на сегодняшний день в нашей, как вы образно выразились, фирме собран цвет британских разведслужб. У вас ведь нет нареканий к нашим сотрудникам, не правда ли, сэр?

Нери промолчал, ему совсем не хотелось вступать в ненужный спор с умным, но уж чересчур чопорным представителем туманного Альбиона. Да и нареканий в адрес сотрудников «холдинга» у него действительно не было.

– А я был уверен, что фраза, про колокол, принадлежит Хемингуэю, —Ариш Тертл попытался разрядить внезапно возникшую напряжённость, – и всё же не может не радовать, что колокол пока звонит не по нам. Но, возвращаясь к нашим баранам, хочу отметить, что ваши, Антонио, подопечные из «Чохатлора» подготовлены несравненно лучше крестьян Мовли Хусейна и даже лучше солдат полковника Рауфа. Безусловно, они отчаянны, смелы и напористы, но зачастую им не хватает гибкости мышления. Порой складывается впечатление, что все они торопятся погибнуть, словно в мусульманском раю предвидится дефицит гурий.

– Точно подмечено, – согласился с ним Нери, – мне иногда кажется, что в голове у каждого из них сидит маленький мулла, управляющий их поведением. По части отваги и готовности к самопожертвованию равных им найдётся не так уж много, но именно это сочетание достоинств и недостатков привело к неоправданным потерям «аистов» Аббаса и Ариана в боях под Харой и Нангаламом.

– Ничего страшного, сэр Антонио, – съязвил Харклорд, – ваш новый любимчик, молодой миллионер из Саудовской Аравии, купит для «Чохатлора» новых наёмников, он, ведь, неплохо заработал на нашем нефтяном кризисе.

– Смею вас заверить, сэр, он уже с лихвой восполнил все потери и в придачу где-то прикупил десяток миномётов со всем необходимым к ним приданным, и скоро всё это хозяйство прибудет в Бадабер, – вполне дружелюбно ответил ему Нери, – скомплектуем из них пару секций. Кстати, все они будут находиться под его же началом, так что в самое ближайшее время Усаме предстоит засесть за изучение правил стрельбы и управления огнём артиллерии.

– Наконец-то наш бен Ладен станет реальной угрозой для аэродромов и пунктов постоянной дислокации русских, – криво усмехнулся Тертл, – сбылась мечта воинственного исламиста!

– Тоже мне, нашёл угрозу, – презрительно сморщился Антонио, – на прошлой неделе я присутствовал на совещании лидеров моджахедов, и там Хекматьяр клятвенно заверял, что только в его отрядах число воинов джихада уже превышает пятьдесят тысяч.

– Не скажу точных цифр по Хекматьяру и Гелани, а вот то, что у Юнуса Халеса в Кунаре, Лагмане и в районе Джелалабада поставлено под ружьё не менее двадцати тысяч, это точно, – поделился информацией Харклорд, – недаром его за глаза зовут «крёстным отцом» Нангархара.

– Кстати, он единственный из всех этих важных пуштунских бородачей, кто сам, с оружием в руках, воюет с Советами, – поддержал коллегу Нери.

– Халес, как полевой командир, достоин уважения. Но его патологическая склонность к садизму… Он, ведь, просто зверь. Наверняка, все наслышаны о практикуемых им казнях, – с отвращением в голосе сказал Тертл. – Вот французские врачи и медсёстры, которых мы только что проводили в бурлящий Афганистан, по-настоящему отважны. Страшно даже подумать, что с ними будет, если они угодят в лапы бабраковской контрразведки или царандоя. Да и для русских они диверсанты. Вот это и есть подлинное мужество и благородство.

– Это точно, – согласился с ним Харклорд, – а француженки, между прочим, просто куколки.

– Всё будет хорошо, – пытаясь успокоить коллег и самого себя, подытожил Антонио Нери, – с ними ушло две группы из подразделения Ариана. Они без проблем доставят их до места базирования госпиталя. Тура Бура совсем рядом, да и до Чёрных гор к утру доберутся. Шведов на прошлой неделе они благополучно довели до самого Пандшера. Что ж, пора ехать, а то время вечернего намаза застанет нас в пути, и мы будем иметь счастливую возможность в течении нескольких минут лицезреть торчащие к небу задницы наших сопровождающих.

– Да уж, зрелище, действительно, так себе… – согласился с ним Ариш Тертл.

–Аббас! – крикнул Нери в сторону сидящих под деревом вооружённых пуштунов. – Заводи! Возвращаемся в Бадабер!

Через минуту небольшой караван джипов, разрывая снопами света фар сгущающиеся сумерки, тронулся в сторону Пешавара.

Антонио стоял на крыльце своего дома и, задрав голову, смотрел на ночное небо, усыпанное яркими звёздами.

– Что, не хочется в пустой дом заходить? – услышал он голос Дэвида Уокера, раздавшийся из темноты сада соседнего особнячка. – У меня в холодильнике припрятана бутылочка самого настоящего «Gordon’s». И ледяной тоник там же. Предлагаю выпить перед сном по чарке джина. Надеюсь, что старинная колониальная забава поможет нам немного разнообразить этот не по весеннему душный вечер.

– Привет, дружище! Прекрасная идея! Не откажусь, – откликнулся американец, – сказочная ночь… Я бы с удовольствием посидел где-нибудь под открытым небом!

– На плоской крыше моего дома нас уже заждались кресла-качалки, проходи, поднимайся наверх и располагайся прямо под звёздами, – распахивая дверь, произнёс Уокер, – а я захвачу бутылки и через минуту присоединюсь к тебе.

Добрый джин, смешанный в правильных пропорциях с ледяным тоником, что может лучше утолить жажду жарким азиатским вечером?

– Как всё прошло? – поинтересовался Дэвид, разливая спиртное по бокалам.

– Как обычно – до обидного буднично, – ответил Нери, – хотя отправлять красивых женщин чёрту в зубы совсем неправильно.

– Храни их Бог… – Уокер на несколько секунд замолчал, – а у меня сегодня, между прочим, круглая дата. Ровно год, как я оказался в этих краях кричащих муэдзинов. Антонио, скажи честно, думаешь, всё это надолго?

– Думаю, да. Это всё началось ещё пару лет назад, в Иране. Джинн эпохи мусульманских завоеваний умудрился незаметно вылезти из закупоренного кувшина и загнать его обратно будет совсем не просто, – Нери стряхнул сигаретный пепел в хрустальную пепельницу, стоящую на столике, – радикальный исламизм – страшнее ядерной бомбы.

– Мне кажется, что ты излишне пессимистичен, – философски произнёс Дэвид, пуская табачные кольца, – как говорят у нас в Англии – не стоит пугаться раньше смерти!

– Сам по себе он, может быть, и не столь опасен, если бы мы с Советами, в четыре руки, так азартно не подыгрывали ему… – возразил ему Нери, откидываясь на спинку кресла.

– Неужели всё настолько серьёзно? – по-хозяйски разливая джин в опустевшие стаканы, поинтересовался у американца Уокер.

– Помнишь, старина Джимми после советского вторжения сделал заявление, смысл которого сводился к тому, что мы никому не позволим контролировать Персидский залив? – Антонио вопросительно поглядел на Дэвида. – Теперь это зовётся доктриной Картера. А нашамиссия здесь, между прочим, началась ещё за полгода до входа Советов в Афганистан.

– Знаю, – кивнул в ответ Уокер, – ваш Збигнев не зря считал операцию «Фарадей» отличной идеей, приманкой, чтобы заманить русских в афганскую ловушку.

– Бжезинский как-то сказал, что мы не подталкиваем Советский Союз к вмешательству, мы просто увеличиваем вероятность того, что он это сделает… – Нери с наслаждением отхлебнул из своего бокала и, вновь откинувшись на спинку кресла-качалки, неспешно продолжил свою мысль. – В тот день, когда Советы официально пересекли афганскую границу, у нас, наконец-то, появился шанс, втянуть их в свою полноценную вьетнамскую войну. Всё очень логично.

– В данный момент у свободного мира, как минимум, две угрозы: СССР и радикальный ислам. И нам было выгодно стравить их здесь, и теперь пусть они с наслаждением перегрызают друг другу глотки.