Последний дар. Книга 1. Вор

Роннат

Последний дар. Книга 1. Вор

© Роннат, текст, 2024

© ООО «ИД „Теория невероятности“», 2024

Денису

Спасибо за поддержку и заботу, за помощь и терпение. Без тебя я бы не сделала последний дар.

Пролог

8-й день лета

Свет плавился в горячем воздухе янтарём и золотом, охряные пески вздымались к облакам. Ржавые горы впивались в небеса. Всё в Крапчатых землях было алым, пурпурным или жёлтым: пёстрые камни, колючие листья низкорослых веретинников, морды горбачей – двулапых вьючных животных, на которых кочевники пересекали пустыню. Когда Дау́р готовился к путешествию, он вы́читал, что самки горбачей с лёгкостью могли перевозить семью вместе с шатром – настолько эти животные были огромными. В первые дни Даур искал их взглядом в длинной скальной гряде на горизонте, чтобы самому полюбоваться на легендарных исполинов, но за три недели он не увидел даже поселений или кочующих кланов.

Даур развернул карту. Крапчатые земли обагряли её правый край подобно пролитой капле вина. Даур отметил пройденный путь и вздохнул. Дальше – пропасть Аш, созданная Двуликой, чтобы защитить мир от варваров. По легенде, богиня провела ножом по континенту и коснулась ядовитой жилы в недрах земли. Освобождённые пары́ заполнили пропасть до краёв и поднялись к облакам, отгородив Крапчатые земли от Далёких берегов смертоносной стеной. Никому не удалось преодолеть пропасть за всё время её существования.

Горбач изогнул шею, почесал клыками лапу и тряхнул головой. Поводьев он слушался плохо, и Дауру казалось, что животное считает двух наездников на своей спине поклажей. Просить караванщиков о помощи было бесполезно: ни один житель Крапчатых земель не сядет спиной к чужаку. Обычаи местных мало чем отличались от варварских. Здесь даже бесценных не уважали. Поэтому Даур удивился, когда получил заказ от рао, но не стал упускать шанс побывать у правителя Восточного предела. Такое приключение раз в жизни случается! Даур сначала сомневался, стоит ли брать с собой племянника, но Шор наотрез отказался сидеть дома.

Даур оглянулся. Мальчик, сложив руки на груди, сонно покачивался в седле. Окружающие пейзажи действительно наводили тоску, а до руин Южной империи караван пока не добрался. Раньше Шор коротал время, пытаясь открыть свою шкатулку, но делать это на глазах у крапчатников было рискованно. Даур много раз предлагал племяннику помощь, правда, уже скорее в шутку. Шор давно решил, что добудет дар Двуликой самостоятельно.

Караван пересёк остатки горного хребта и по узкой каменистой тропе поднялся на овальное плато. Даур привстал на стременах: вдалеке пейзаж разреза́ла красная завеса над пропастью Аш. Даур вздохнул: красивые виды – это всё, на что он мог рассчитывать. Крапчатники рьяно охраняли подступы к краю мира, считая, что там спрятан путь на небеса.

«Странный путь. По слухам, если бросить в ядовитый туман кусочек стали, она зашипит и мгновенно заржавеет. Что ж, по крайней мере, я увидел пропасть Аш».

Даур утешился мыслью, что он один из немногих бесценных, кто посетил Крапчатые земли. Второй раз он на такое путешествие не отважился бы.

– Шор, просыпайся, – позвал Даур, потрепав племянника по руке.

Шор протёр заспанные глаза и зевнул.

– Приехали? – спросил он с надеждой.

– Сам посмотри. Видишь шатёр в центре плато? Белый, с красными завитушками? Это шатёр рао. А вон там, по краям, шатры посыльных от кланов и приближённых.

– Ух ты! А вон там яхчал! – Шор указал на песчаную постройку в стороне от шатров. – В нём летом хранят лёд. Яхчал ещё имперцы придумали.

Племянник наклонился, будто попытался рассмотреть занятную постройку поближе, а сам прошептал:

– Караванщики говорили, что рао совсем плох. Не ест, не разговаривает. И с каждым днём ему всё хуже и хуже.

– Надеюсь, слухи о его болезни преувеличены, – так же тихо сказал Даур. – Если он умрёт… Не хотелось бы находиться здесь, когда начнётся борьба за власть.

– Это у нас народ распускает слухи, стоит принцессе чихнуть, а крапчатники не особо разговорчивы, без причины обсуждать не стали бы. Здесь происходит что-то нехорошее, – пробормотал Шор.

Даур нахмурился.

– Продолжай слушать. И помни…

– Делать вид, что не понимаю их язык, да-да. Что бы ты без меня делал? Наш переводчик ужасен, – фыркнул Шор.

– Куда ему до Шора Всезнающего!

Шор пихнул дядю в спину и гордо задрал подбородок. Парень говорил на шести языках, два из которых выучил за время путешествий. А ведь ему всего четырнадцать лет!

Караван остановился. Даур спрыгнул с горбача и с наслаждением потянулся, отчего захрустел, кажется, весь позвоночник.

– Сейчас бы окунуться, да, Шор?

Мальчик кивнул. Но, вместо того чтобы дать путешественникам отдохнуть и перекусить, крапчатники отвели обоих в шатёр. О традициях гостеприимства тут и не слышали. Даур успел только завязать в низкий хвост растрёпанные волосы. Шор украдкой сунул нос под мышку и поморщился.

«Побриться бы, смыть с лица пыль, а по-хорошему – поспать и переодеться в чистое… Что ж, мы приехали не перед принцессой красоваться».

Даур вошёл в шатёр, взглянул на рао и понял, что крапчатники действительно не болтали попусту. Рао умирал. Его глаза налились кровью, вены на лбу вздулись, а блестящее от пота лицо отекло, и кожа на нём натянулась, как на барабане. Старческое свистящее дыхание прерывалось надрывным, задыхающимся кашлем. Правитель Восточного предела лежал на горе подушек, окружённый десятком безымянных наложниц. Шатёр охраняли копейщики. Несколько слуг, смиренно склонив головы, поглядывали на гостей с любопытством.

– Даур, – едва слышно окликнул Шор, спрятавшись за спиной Даура. – Что с ним?

– Я не знаю, – ответил тот. Он сохранил дружелюбное выражение лица, сделав вид, что восхищается обстановкой, а сам за это время успел осмотреться. Над столом с яствами летали мухи. Подушки рао пропитались кровью. И хоть в шатре сильно пахло благовониями, их аромат не скрывал кисловатый душок разложения. Либо крапчатники кого-то недавно хоронили, либо болезнь рао была страшнее, чем казалось.

– Как будто в нём что-то выросло и хочет вылезти наружу, – дрожащим голосом пробормотал Шор, сгорбившись от страха. Он наверняка не заметил и трети того, что увидел Даур, но явно понял главное: после выполнения работы нужно будет поскорее убираться отсюда.

– Тихо. И выпрямись. Нас сейчас представят.

Шор повиновался.

Караванщик отстегнул маску, защищавшую от песка, вышел вперёд и поклонился рао. Правитель перевёл на подданного мутный взгляд и чуть шевельнул указательным пальцем, разрешив говорить.

Даур понимал отдельные фразы на языке крапчатников. Речь у них была быстрой, грубой. Отчётливо прозвучало только слово, единое для всех народов Ародана, – бесценный.

– Дъур, – представил того караванщик, исковеркав имя из-за акцента.

Даур поклонился. Он ожидал, что ему назовут имя рао. Но нет. Даур почувствовал холодок в груди, ведь отчётливо увидел, что рао – наречённый.

Все безымянные казались обесцвеченными, серыми. Их голоса были тихими, а глаза – пустыми. Рао, несмотря на предсмертное состояние, казался живее и ярче стоящей рядом безымянной молодой наложницы.

«Нет, у рао есть имя, но он не доверяет его бесценному. Бесценному, который откроет шкатулку, посланную рао богиней!»

Принцы представлялись перед каторжниками и убийцами, отцы веры назывались перед сквернословами и блудницами, анатомы говорили свои имена умалишённым. А правитель Восточного предела поставил бесценного ниже безымянного раба.

Рао скривился и выплюнул слово-вопрос.

– Кт твыя спутнитса? – спросил караванщик.

Шор пискнул, но благоразумно не стал ничего говорить. Он носил просторные белые одежды, голова по бокам была выбрита, а посередине волосы собирались в рыжую косу, достающую до плеч. На мочках и раковинах ушей Шор носил круглые серьги, как и полагалось мальчикам за Шёлковым морем. Должно быть, столь необычный вид ввёл правителя крапчатников в заблуждение.

– Передай великому рао, что мальчик – мой слуга, – сказал Даур.

«Нельзя, чтобы рао узнал о нашей кровной связи. Даже если крапчатники знают, что талант бесценных не связан с родством, их может заинтересовать наречённый юноша, за годы путешествий познавший немало тайн даров и шкатулок. Вдруг рао придёт в голову купить мальчика, а отказ он воспримет как оскорбление? Нет-нет, пусть считают Шора необразованным слугой».

Повезло, что внешне они мало походили друг на друга: Даур был сероглазым смуглым брюнетом без единой веснушки, а племянник отличался золотисто-медным цветом волос и глаз.

Рао нетерпеливо махнул рукой и закашлялся. Наложницы поспешили вытереть кровь с подбородка повелителя. Девушки хоть и молчали, но не прятали отвращения и брезгливо поджимали губы. Настоящий рао должен был пронзить сердце кинжалом, дабы уйти раньше, чем болезнь превратит его в немощного старика.

Но не существовало в мире желания сильнее, чем узнать секрет шкатулки, а открыть её в первый раз, кроме хозяина, мог только бесценный. Или Двуликая, но история не знала случая, чтобы богиня судеб спустилась с небес и открыла чью-то шкатулку.

Когда кашель отпустил, рао жестом велел Дауру подойти. Тот поклонился и вышел вперёд. Хорошо, что к правителю не подпускали ближе чем на три шага. Дауру не хотелось заболеть неизвестным недугом. Впрочем, в работе бесценного болезни не являлись самым опасным пунктом в списке.

Рао посмотрел на Даура так, словно выбирал жеребца на ярмарке, и что-то прокряхтел.

– Ты будшь убит, есл окажшься нэ тем, з кго сбя вдаёшь, – перевёл караванщик.

Шор вздрогнул так, что серьги в его ушах звякнули.

«О Двуликая, Шор действительно усомнился, несмотря на то что я открыл десятки шкатулок у него на глазах», – подумал Даур и начал заготовленную речь:

– Великий рао! Я открыл шкатулку принцессы Хаса́ндры, правительницы Расколотого континента. Её дар – ивовая ветвь, взмах которой вызывает дождь! Шкатулка пятого принца Ародана таила волшебный рог, и каждый, кто слышал его звук, падал без чувств. Вот и мой дар. – Даур бережно призвал свою шкатулку и достал из неё монетку. – Подбросив её, я смогу узнать, говорит мне человек правду или врёт. А в шкатулке Владыки Северной реки лежал простой белый лист, о предназначении которого я не узнал. Какой бы дар ни скрывался в шкатулке рао с Востока – я покажу его.

Рао пожевал ртом и с трудом привстал. Наложницы защебетали, закрутились, подкладывая подушки поудобнее. Рао гаркнул на девушек с такой злостью, что они мигом покинули шатёр.

Правитель сложил ладони вместе, и перед Дауром с металлическим грохотом появилась шкатулка. Слуги тут же сели на пол и зашептали молитву, а копейщики преклонили колени и потом снова встали по местам.

Даур замер. Шкатулка была выкована из тонких витиеватых полосок железного золота, жёлтые и сероватые переливы которого были похожи на мраморный узор. Крышку украшали письмена и драгоценные камни.

«Рао повезло! В Крапчатых землях залежей железного золота почти не встречается. Здесь даже чистой руды мало добывают».

От шкатулки шёл голубоватый свет, похожий на мерцание звёзд на глади ночного озера. Красота божественного творения поражала. К тому же шкатулка была огромной. Даур пытался придумать сравнение, чтобы потом рассказывать об увиденном чуде принцам и лордам, но на ум не шло ничего, кроме гроба.

«Что же там внутри? Копьё? Лук? Или, может быть, статуя?»

Даур вернул самообладание и вежливо улыбнулся рао, склонив голову и показав, как сильно он впечатлён.

– Какая красивая! – прошептал Шор, чуть подавшись вперёд. – Почему он тянул? Рао мог нанять бесценного давным-давно.

– Не наше дело! – сквозь улыбку отрезал Даур. В шкатулке наверняка лежало нечто удивительное, и это не могло не радовать.

«Быть может, всё не так страшно? Рао получит дар от светлого лика богини, бесценного вознаградят и с почестями соберут в обратную дорогу и получится посетить руины Южной империи, как и мечтал Шор?»

Даур закатал рукава, приблизился к шкатулке и остановился. Уши заложило, и он услышал собственное дыхание и грохот сердца. Пальцы закостенели, а суставы заныли от боли. Дауру показалось, что тени в шатре стали гуще.

– Всё в порядке? – испуганно прошептал Шор.

– Да, да, всё хорошо, – солгал Даур.

«Есть ли у меня выбор? Может, отказаться? А если рао разгневается, кто защитит Шора?»

Даур облизнул губы. За тридцать шесть лет он никогда не испытывал ничего подобного. Шкатулка перед ним была безупречна. Искусные узоры закручивались в тончайшие спирали. Многогранные камни переливались и сверкали, как звёзды. Но в узорах таилась тьма, а камни источали могильный холод. Шкатулка казалась неподъёмной. Нерушимой.

Даур взглянул на рао. Лицо старика скукожилось от напряжения, но всё-таки Даур заметил ухмылку.

Большими пальцами он дотронулся до края крышки – будто руки окунул в ледяную реку!

Под крышкой щёлкнуло, края едва заметно сдвинулись, встав на место, и Даур с ужасом почувствовал внутри шкатулки движение, будто кто-то попытался лечь поудобнее.

В шатре поднялся ветер. Запах гниения резко усилился. Купол затрепетал, и один из тросов лопнул, заставив всех вздрогнуть. Край ткани взметнулся в воздух, Даур невольно бросил туда взгляд и покрылся холодным потом: прямо за шатром лежали сваленные в кучу трупы служителей Двуликой. Серые рясы почернели от крови. Из гниющего месива повсюду торчали переломанные кости и лоскуты содранной кожи. Хранителей веры пытали, не боясь гнева богини.

«Что за чудовище осмелилось на такое?!»

Рао широко улыбнулся: окровавленный рот и розовые зубы показались из-под опухших щёк. Глаза почти полностью заплыли под тяжёлыми веками, а из груди вместе с кашлем вырвался торжествующий смех. Громогласный, потусторонний. Нечеловеческий.

«А он знает, – понял Даур. – Рао точно знает, что внутри. Замок открыт, осталось откинуть крышку».

Но сделать это Дауру не позволили: отволокли от шкатулки, как только рао махнул рукой.

– Что вы делаете?! – вскрикнул Даур. – Отпустите! Или я призову на суд Двуликую, и она покарает вас!

Лживая угроза. Бесценный прекрасно понимал, чем может обернуться вмешательство богини, и даже сейчас он предпочитал обойтись без неё.

Стражники не шелохнулись. Древко копья сдавливало горло, перед глазами плыли круги. Рядом охнул Шор: его ударили в живот, отпихнули в сторону, и мальчишка отполз к краю шатра. До него никому больше не было дела.

Рао сполз с ложа, подобно неуклюжему слизню. Он перебирал локтями и волочил за собой неподвижные ноги. Хриплое дыхание перешло в протяжный, животный вой, кожа на лице рао лопнула и разошлась в уродливой, чудовищной улыбке. Он схватил шкатулку непослушными, переломанными в суставах пальцами и навалился на крышку. Мышцы на руках вздулись, спина выгнулась так, что на ней с треском порвалась одежда.

«Шкатулка неподъёмная! Неподъёмная! Пусть у него не получится, Двуликая, пожалуйста, пусть вся тяжесть мироздания противостоит рао, лишь бы шкатулка не открылась!» – молил Даур, теряя сознание.

Голубая полоса разрезала письмена надвое, крышка приподнялась, и из шкатулки вырвались потоки света и холода.

Рао завизжал – и его тело разорвалось на части, выпустив бесформенного монстра, который одним рывком открыл шкатулку и с вожделением достал свой дар.

Что случилось в Восточном пределе тем летним днём, доподлинно не знал никто.

Дикие племена пустыни пели, отвечая на зов древнего бога.

Старый работорговец хвастался, что выгодно купил у крапчатников бесценного, нёсшего околесицу про чудовище у пропасти Аш.

Мальчик, которого нашли среди руин имперского города, бился в руках спасших его людей и кричал:

– Мастер! Это Мастер! Он убил её! Он убил её!

Глава 1

7-й вечер лета

На другом конце света, среди звездоносных гор и зелёных долин, в городе Илассе́т, что жил и процветал под защитой третьей ветви принцев Ародана, хозяин вишнёвых садов выбирал имя для дочери.

– Может, Шайли? «Игривая»? Что скажешь, Дора? – бормотал Мата́р, глядя, как девочка возится на полу с куклами. Она построила пирамиду из деревянных брусков, окружила её лабиринтом из веточек и теперь повела по нему рыцаря.

– Игривая-шаловливая… Ты бы ещё шлюхой дочь назвал, – проворчала жена, оторвавшись от теста. Кудрявые пряди лезли ей в глаза, и Дора постоянно заправляла их за уши, отчего каштановые волосы побелели от муки. Кухарку она отпустила и взялась за готовку, только бы лишний раз не смотреть на мужа.

«Злится. Оно и понятно. За Шёлковым морем лишь матери могут давать имена детям. Но она же согласилась жить под ветвями. Знала же, что я нареку дочь. Почему всё так сложно?»

– А что насчёт Яна́ры? «Двойственная», как раз подходит. Глазки-то у неё разные: один – карий, другой – голубой.

Хранители веры считали это хорошим знаком, но Дора так не думала.

– Дети засмеют. Хлебнёт она горя с этими глазами, как у бездомной кошки!

– Дора, милая, надо же дать девочке имя. Ей уже восемь! А я стар. Вот умру, и останется безымянной!

– Увезу домой и дам ей нормальное имя. И другим детям, когда во второй раз замуж выйду, – возразила Дора, сердито передёрнув плечами. Матар был вдвое старше супруги. Чудо, что богиня подарила им ребёнка. – Не отвлекай меня, иначе пирог не получится.

– Мой любимый? – попытался перейти на более мирную тему Матар.

– Да, – буркнула Дора, но даже не повернулась к мужу.

«Вот упрямая!» – подумал он, заёрзал в кресле и потянулся за трубкой.

– Опять курить в доме собрался?

«Глаза у неё, что ли, на затылке?»

– В своём доме я буду курить когда пожелаю! – пробурчал Матар, глубоко затянувшись.

Богиня повернулась к нему тёмным ликом, когда Матар женился на этой иностранке. Слова отца Ло́рала до сих пор скрежетали в ушах: «Кому ты, Матар Пейра́н, сады оставишь? Женись, вырасти наследника». Послушался. Да и фамилию передать хотел – Пейраны были древней семьёй, происходившей, говорят, ещё от имперцев. В мире, где для богини было важно лишь имя, люди не нуждались в фамилии, да и не ценили её. Все почти от неё избавились, но Матар был сентиментальным. Доре тоже понравилось дополнение к имени. После свадьбы у них вроде всё было хорошо. На родине Дора считалась перестарком. Вся семья радовалась, когда её выдали замуж, да и она расцвела, глаза засияли. А потом наступило время дать дочери имя. Тут жену как подменили. Она стала спорить, дерзить. И всё из-за имени. Какое ни придумай, всё не по нраву! Матар мог бы дать любое, да только тогда у них с женой всё окончательно бы разладилось.

Дочери надоело играть. Она добралась до вершины пирамиды, возблагодарила рыцаря цветком вишни и огляделась без интереса. Матар выпустил облако дыма в сторону и стал наблюдать.

«Ну что же ты? Головоломку собрала, кукол причесала и спать уложила… Ай-ай, нечем заняться? Что, и домик нарисовать не хочешь? А ведь похоже получалось».

Матар хмыкнул, причмокнул трубкой. Дочь насупилась, хитро улыбнулась и на четвереньках поползла к отцу.

– Глупая, коленочки сотрёшь! – Матар погладил дочь по волосам – чёрным, блестящим, совсем как у него.

– А можно мне посмотреть твою шкатулку? – звонко выпалила девочка.

Дора уронила скалку и резко обернулась.

– Ничего, – поспешил успокоить жену Матар, – пусть играет.

– Неслыханно! – Дора шумно выдохнула. – Безымянные не должны даже видеть шкатулки, а уж прикасаться!

– Верно, – согласился Матар, – но наша дочь скоро станет наречённой, и богиня пошлёт ей собственную шкатулку. Я считаю, ничего страшного.

Дочь переводила испуганный взгляд то на отца, то на мать.

– Вот, смотри, как это делается, – шёпотом сказал Матар. Дочь вцепилась пальчиками ему в колено и закусила губы от волнения.

Он сложил ладони, будто держал в них бабочку. За пятьдесят лет он доставал шкатулку тысячи раз, но до сих пор не понимал, где она хранилась и почему появлялась, стоило только позвать.

Шкатулка оттянула руки. Дочь засмеялась, и даже Дора соизволила улыбнуться.

– Какая интересная! – воскликнула дочка.

– Красивая, – согласилась Дора. – Похожа на тебя.

– Ты мне это каждый раз говоришь, – тепло отозвался Матар. Он был крупным мужчиной, с квадратными плечами, угловатым подбородком и голубыми глазами. Шкатулку же отлили в форме тёмной сторожевой башни. Узор на железных боках напоминал кирпичную кладку, а на месте бойницы находился синий драгоценный камень.

– Можно? – от нетерпения дочь застучала ножками по ковру.

– Держи! И никуда не уноси, поняла?

Лишнее условие. Потерять шкатулку было невозможно, но Матар не хотел, чтобы дочь думала, будто всё просто.

– Поняла. – И девочка с восторгом принялась вертеть шкатулку.

Дора вытерла руки полотенцем. Стоило ей увидеть счастливое личико девочки, как маска недовольства растаяла. Мать чмокнула дочь в макушку и ушла вглубь кухни. Вскоре послышалось шипение масла, по дому разнёсся аромат выпечки, а от запаха разрезанной жгучей репы защипало глаза.

«Кажется, ужин выйдет на славу».

Матар откинулся на спинку кресла и пыхнул трубкой.

За окном цвёл сад, домашнее тепло мягко расслабляло разум и уставшие кости. Дочь бормотала что-то: наверное, придумывала очередную историю.

«Может, куклы осадят башню-шкатулку? Или там заточена принцесса… Завтра дам имя, – решил Матар и всерьёз задумался: а не задремать ли ему? Или не стоит? – Дневной сон коварен: после него болит голова. Но как же сладко, как же сладко…»

– Папа…

Матар вздрогнул, чуть не выронив трубку, поморгал и прокашлялся. Неужели заснул? Он неловко вытряхнул табак в пепельницу и посмотрел на дочку. Та вся раскраснелась, будто собралась заплакать.

– Что такое, милая? – встревожился Матар, увидев, что дочка спрятала что-то за спиной.

– Я случайно. Я не хотела! – еле сдержав подступающие слёзы, заговорила девочка.

– Дочь? Ты что-то натворила? – Дора вошла в комнату и застыла с открытым ртом.

Девочка, всхлипнув, показала шкатулку. Крышка башенки оказалась откинута, а середина разошлась в стороны, словно оконные ставни.

– Я знаю, её должен был открыть ты! Я не хотела!

Матар встал на колени перед дочерью и дрожащими руками взял шкатулку. Внутри блестел кинжал с золотой рукоятью и чёрным переливающимся лезвием, выплавленным будто бы из ночного звёздного неба. Матар вытащил клинок, а шкатулку при этом выронил и даже не посмотрел, куда та откатилась.

– Прости меня, пожалуйста…

Матар бросил дар в кресло, подхватил испуганную дочь и закружился с ней по комнате. Безудержный смех вырвался из горла, а по щекам полились слёзы. Матар подбежал к жене, поцеловал её в губы так, как не целовал со дня свадьбы, поднял дочь под самый потолок и воскликнул:

– Бесценная! Бесценная! Ты бесценная, моё сокровище, ты подарок богини, её светлый лик! – И тут Матара осенило. – Лика! Я назову тебя Ликой! Ты – Лика Пейран!

Хозяин дома давно жаловался на зрение. И сейчас мужчина не заметил, что просыпал часть сгоревшего табака мимо пепельницы. Тлеющий уголёк проел чёрную дырочку в ковре. Сквозняк, гуляющий по полу, не давал рыжей точке погаснуть, и огонь неспешно пополз к льняным шторам.

Кукла на вершине игрушечной пирамиды держала в руках цветок вишни, по лепестку которого всё это время кралась капелька воды. Мгновение – и она легко сорвалась вниз, скатилась по пирамиде, оставив за собой мокрый след, упала на веточку и по ней, как по тропинке, пробежала до самого пола, точно и безукоризненно исправив ошибку судьбы.

Лика Пейран смотрелась в зеркало и тихонько повторяла своё имя, будто катала во рту сладкие ягоды. Краем уха она слышала, как родители готовили праздник, посылая гонцов с приглашениями.

– Лика. Лика. Ли-ка Пей-ран. Я Лика Пейран, – прошептала она и, зачем-то обернувшись и проверив, что рядом никого нет, сказала: – И я бесценная. Бес-цен-ная.

Это слово нравилось ей меньше имени, хотя оно было более загадочным. Лика слышала песни и истории про бесценных, а соседские дети постоянно спорили, кто будет бесценным в очередной игре. Лика хихикнула: теперь роль открывать игрушечные шкатулки-головоломки и извлекать из них «дары» навсегда закрепилась за ней.

При мысли о даре у Лики часто забилось сердечко. Она закусила губу и сложила ладошки вместе, как делал папа.