Выносящая приговор

Да, я была труслива и от этого слаба. Маленькая, беззащитная, слабая, неприспособленная к существованию в недружелюбном стаде, – я предпочитала нападать, а не защищаться. Тяжело держать оборону, когда ты сломлен. Авангард, наступление, напор и натиск, видимость уверенности и решимости – превентивная мера наступления неприятеля. Я никогда не надеюсь на пакт о ненападении, ведь знаю, что оно неизбежно. Благо, у меня было достаточно времени, чтобы в этом убедиться. Поэтому, каждый день переступая через собственную трусость, слабость и беспомощность, я иду в атаку, выставляя вперед штык, но не для самозащиты, а для нападения. Может быть, именно по этой причине все и считают меня невоспитанной и слишком агрессивной? поэтому не стесняются напоминать мне о моей стервозной сущности? поэтому меня воспринимают как равного себе соперника не только женщины, но и мужчины? поэтому стараются сделать больно, вызывая еще больше агрессии и ненависти? Я не божья тварь, я есть творение общества.

Я вошла в освещенное люминесцентными лампами помещение и, сунув пропуск в лицо охраннику, толкнула турникет, продвигаясь вперед. Лифт замер на третьем этаже. Я повернулась к зеркальной стене кабины и еще раз попыталась рассмотреть в лазурной грусти счастье. «Где же оно, Серёжа Александрович?» Вздох разочарования – и я вышла в коридор, прижав папку плотнее к себе. Пальцы коснулись прохладной металлической ручки, а я вдруг подумала о том, что рука брата наверняка тоже прикасалась к ней неоднократно. Запрещая себе погружаться в мысли, лишающие брони, я вошла в кабинет.

Курганов совершенно равнодушно взглянул на меня и, кивнув, указал рукой на кресло.

–– Пожалуйста, присаживайтесь, Дарья Александровна, – голос, такой же равнодушный, как и взгляд, был негромким и монотонным.

Присев на самый край (ибо зашла только отдать), я опустила папку перед Кургановым, вот только он даже внимания на нее не обратил, всматриваясь в мои глаза. «Ищи-ищи, – мысленно сказала я, – его там нет». Я тоже смотрела ему в глаза лишь для того, чтобы он не уличил меня в трусости, которая так ловко дергала за нити, управляя мной, словно низовой театральной куклой.

Наконец-то Руслан, лишившись надежды рассмотреть несуществующее счастье в бледной голубизне, опустил взгляд на папку. Казалось, он удивлен ее загадочным появлением на практически пустом столе. Курганов достал лист с текстом и скользнул взглядом по черным строкам, а затем опять уставился мне в глаза.

–– Это что? – все тот же равнодушный голос не нуждался в ответе: в нем не читался ни интерес, ни любопытство, что говорило о полной отстраненности его обладателя от происходящего.

–– Обещанная мною статья.

–– Ну да, – произнес Курганов, словно согласно регламенту. – Я позже прочту. Вы можете идти работать, – опуская белый лист на папку, добавил он как бы невзначай.

Оказавшись за дверью, я облегченно выдохнула, понимая, что напряжение постепенно растворяется во мне. «А может быть, он не помнит ничего?» – понадеялась я на ненадежную память Руслана, но прекрасно понимая, что помнит он все, да к тому же наверняка в мельчайших подробностях, повторно выдохнула. Бездарная игра в амнезию с примесью безразличного равнодушия наводила на мысль о каком-то коварном замысле. «Несомненно, эта тактика ближнего боя продумана в мельчайших деталях и должна нанести мне сокрушительное поражение, а его привести к победе», – мне безумно понравилась собственная мысль, вот только смысла в ней я не обнаружила. Ни смысла, ни логики. Но все же я была на все сто уверенна в том, что Курганов задумал что-то эдакое, вот только что именно, придумать никак не могла. Понимая, что с фантазией у меня серьезные проблемы, я обреченно махнула рукой и вошла в лифт.

Стоя у восьмиугольной клетки арены рядом с Яном, я наблюдала за молодыми бойцами, погружаясь в воспоминания о сегодняшней ночи: страстный поцелуй с Кургановым, жадный секс с мужем – изводили мысли и расшатывали психику, словно маленькие обезьянки – прутья клетки.

–– Ну что ты творишь?! – воскликнул Ветров, а я вздрогнула от неожиданности и громких нот его голоса. – Димка, да соберись ты наконец! – разозлился он. – Всё, свободны! На сегодня достаточно этого позора! – сказал Ян мужчинам, а те поспешили покинуть арену, дабы не раздражать и без того раздраженного тренера.

–– Что-то не так? – взглянула я на его уставшее лицо.

–– На это просто невыносимо смотреть, – вздохнул тяжело он. – Извини. Просто раньше у Димки был прекрасный партнер. Данила ни на минуту не позволял ему расслабиться, а этот… – Ветров махнул рукой, а я замерла в оцепенении.

–– Данила? – переспросила я.

–– Что? – испуганный, растерянный голос вызвал подозрение.

–– Ты сказал: был некий Данила…

–– Сказал… – кивнул Ветров, понимая, что талант: держать язык за зубами не его конек.

Он был настолько напряжен, что не заметить и не обратить на это внимания было невозможно.

–– И куда ж он делся, Данила твой? – придавая голосу безразличие, спросила я, рассматривая пустующую клетку.

–– Умер, – ответил Ян так быстро, словно ответ был стандартным и заранее подготовленным. Похоже, озвучивали эту версию всем без разбора и в любой ситуации.

–– Умер? – опешила я, уставившись на Ветрова, ловко прячущего от меня взгляд.

–– Да, что-то с сердцем, – поспешно и как-то небрежно, не придавая никакого значения словам, бросил он, повернувшись ко мне, а я аж обалдела от услышанного. – Ладно, Даш, поеду я домой, устал как собака, – сказал Ян и, коснувшись моего плеча рукой, приподнял подрагивающие уголки губ, пытаясь соорудить на испуганном лице улыбку. – До завтра.

Он направился в сторону раздевалок, оставив меня в компании крайнего изумления. Стоя на месте, я пыталась понять с какой целью Ветров солгал. В этом же смысла никакого не было, ведь знали все: Данилу Филатова убили. Даже следственным органам (как бы сильно они того не желали) не удалось переквалифицировать дело с убийства ни на смерть, ни на суицид. Так для чего распространять ложную информацию? Да неужто в этом есть смысл? Или умысел? Если «да», то какой? «Интересно, только Ветров несет подобную чушь или всем членам клуба дано указание: скрывать правду?» – подумала я. А еще я подумала о том, что мне просто необходимо поговорить с Дмитрием. Оказавшись у кожаного дивана, я подхватила куртку и поспешно направилась к выходу. Спрятавшись в холодном салоне «Челленджера», я принялась ждать, усердно и терпеливо, гипнотизируя входную дверь клуба.

Ждать пришлось очень долго. Я видела, как здание покинул Ян, следом за ним – трое молодых крепких мужчин. Они, загрузившись в салон универсала, освободили парковочное место слева от входа в клуб. Стоянка постепенно пустела, а я все еще сидела в ожидании появления Димы, нервно постукивая пальцами по рулевому колесу. И вскоре мое терпение было щедро вознаграждено: дверь распахнулась – на пороге возник молодой мужчина, в котором я сразу же признала Дмитрия. Даже объемный капюшон с опушкой не мог скрыть от меня знакомого лица. Он направился к нерегулируемому пешеходному переходу, повесив спортивную сумку на плечо, а я поспешно завела двигатель и, покинув парковку, выехала на проезжую часть. Как только Дмитрий оказался примерно на середине желто-белой «зебры», я с силой прижала педаль газа. «Демон», обозлившись, громко заревел и, дернувшись, рванул вперед.

Сомкнувшиеся на дисках тормозные колодки, визг колес и ошарашенное лицо Дмитрия, смотрящего на меня сквозь лобовое стекло, спровоцировали выброс норадреналина в кровь. Его рука касалась заснеженного капота, а он сам пытался осознать и осмыслить произошедшее. Выскочив из салона, я мгновенно оказалась рядом с застывшим в оцепенении мужчиной.

–– Прости, – произнесла я, подмешивая в голос как можно больше дрожи, – я не заметила тебя. Ты цел? – осмотрела я Диму с ног до головы.

–– Да вроде бы, – произнес он и отлепил ладонь от капота, оставив на нем красный след своей мощной пятерни.

–– Может быть, тебя в травмпункт отвезти? – продолжала изображать я волнение, периодически осматривая его спортивную фигуру.

–– Нет, не нужно, я, правда, в норме.

–– Давай я тебя хотя бы до дома довезу, – предложила я, не забывая ни на минуту о своем намерении.

–– В этом нет необходимости, – смущенно произнес Дима, поправляя сползающую с плеча сумку. – Я на троллейбусе, – махнул он рукой в сторону ближайшей остановки общественного транспорта.

–– Садись в машину! – строго приказала я неожиданно даже для самой себя.

Дмитрий растерялся и, покорно кивнув, направился к дверце автомобиля. Я вернулась в салон, пассионарно, но все же мысленно поздравляя себя с очередной победой. Купе продолжило движение вперед и, перепрыгнув новенькую яркую «зебру», искрящуюся в свете уличного светильника, ворвалось в узкий проулок, позволяющий сократить путь. Минут десять мы ехали молча, вслушиваясь в рев двигателя. Я сосредоточенно наблюдала за обстановкой на дороге, а Дима иногда поглядывал на меня, стараясь делать это незаметно.

–– Ты где живешь? – спросила я, как только «Додж» свернул с улицы Есенина на Астраханскую.

–– На Вишневой, дом двадцать пять. Знаешь, где это?

–– Да, примерно, – кивнула я, а сама удивилась наличию в нашем городе улицы с подобным названием.

Но до Вишневой мы так и не доехали. Спустя еще десять минут я прижала автомобиль к обочине, а Дмитрий с растерянностью посмотрел сначала по сторонам, а после – на меня. Включив аварийную сигнализацию (так как остановилась прямо под запрещающим знаком, как всегда), я села вполоборота, опустив руку на руль.

–– Я хочу поговорить.

–– О чем? – напрягся он всем телом, понимая, что мое желание довезти его до дома – это не просто проявление вежливости и заботы.

–– Ты знаешь, кто я?

–– Ну да, – кивнул Дима уверенно, – Дарья Сереброва, журналист.

–– Нет, – покачала я отрицательно головой, – я Дарья Филатова.

Дмитрий замер, изумленно уставившись на мое лицо. Похоже, он только теперь обратил внимание на мое внешнее сходство с Данилой (мы были очень похожи друг на друга, не смотря на семнадцатилетнюю разницу в возрасте). В этот момент я подумала: «А почему же Ян не обратил внимания на нашу идентичную внешность, он ведь видел Даню практически каждый день. Согласна, женское и мужское лица непросто сопоставить. Но глаза. Взгляд. У нас был один взгляд на двоих: поражающий окружающих своей тождественностью».

Брови Димы нахмурились, а вот в глазах появился подлинный испуг.

–– Ты сестра Данилы? – спросил он, продолжая рассматривать меня.

Я положительно кивнула.

–– Я хочу знать, при каких обстоятельствах погиб мой брат.

–– Я не знаю, – еще больше испугался Дима, сжав пальцы на ручках спортивной сумки, лежащей на его коленях.

–– Он ведь был твоим лучшим другом, – ляпнула я первое, что взбрело в голову, ведь подобной информацией не располагала.

–– Откуда ты знаешь?

–– Что делал Даня за городом ночью? – игнорирование чужого любопытства освобождало от обязанности отвечать на неугодные, неудобные вопросы.

–– Не знаю.

–– А что ты знаешь? – разозлилась я, но быстро взяла себя в руки, дабы не пугать еще больше и без того перепуганного Диму.

–– Все, что я знал, рассказал год назад следователю.

–– Ты ничего ему не рассказал, – произнесла я холодно, из последних сил сдерживая гнев, желающий громко заявить о себе. – Оказывается, за каждую победу на ринге вам выплачивают гонорар, но Данила до последнего дня жизни был на полном обеспечении родителей. Куда же он тратил деньги?

–– Да откуда же мне знать? – как-то неискренне удивился он, а я тут же уличила его во лжи, но так ничего и не сказала, лишь хмыкнув, выказывая недоверие.

–– А куда делась его девка?

–– Диана? – зачем-то уточнил Дмитрий.

–– А у него их что, было много?

–– Нет, – тут же покачал он головой, дабы не порочить имя друга. – Никуда она не делась. Проживает по-прежнему адресу.

Я резко наклонилась к Диме, а он испуганно отпрянул назад и прижался спиной к двери автомобиля. Теперь уже насмешливо хмыкнув, я дотянулась рукой до бардачка и, откинув крышку, достала ежедневник. Сунув его в руки ошарашенного мужчины, приказала:

–– Черкни-ка адресок!

Он положительно закивал и, открыв ежедневник, зажал в пальцах обнаруженную в нем ручку. Поспешно записав адрес на чистой странице, Дмитрий вернул мне блокнот, а я вернула его на место, намеренно громко хлопнув крышкой бардачка, дабы не позволять напряжению обстановки расслабляться.

–– Ты совсем ничего не можешь рассказать мне о Дане? – спросила я, изображая огорчение. Он отрицательно покачал головой, глядя мне в глаза с искренним ужасом, словно я представляла для него реальную угрозу. – Что же ты за друг-то такой? – разочарованно произнесла я и, отключив аварийку, завела двигатель.

Автомобиль медленно выкатился на дорогу и только после зарычал, пытаясь ухватиться за асфальт летней спортивной резиной, которую я из вредности не стала менять, периодически наслаждаясь дрифтом на обледеневших местами улицах города.

Я вновь взглянула на Дмитрия.

–– Ты только не думай, что я настолько глупа, что поверила тебе, – сказала я, сжав пальцы на рычаге переключения передач, нервно дернув его на себя. – Если вдруг твоя совесть когда-нибудь очнется ото сна, позвони мне, – сунув руку во внутренний карман куртки, я достала белую визитную карточку и протянула ее Диме. Он без колебаний и промедления принял визитку и сунул в нагрудный кармашек объемного пуховика.

Сидя в офисном кресле, я всматривалась в белый лист на экране ноутбука уж второй час как, все порываясь написать статью об уходе одного из министров c занимаемого поста вслед за губернатором, но в голове блуждали посторонние мысли, словно неупокоенные души средь могил. Утомившись от бесполезного разглядывания экрана, я выключила ноутбук и откинулась на мягкую спинку, закрыв глаза…

Тихое шуршание… Шелест… Хруст валежника… Завывание ветра… Крик… Громкий и пугающий крик встревоженного ворона, сорвавшегося с ветки, и слышимые звуки взмахивания его больших крыльев… Писк желтобрюхих синиц, устроивших беспокойную возню в кустарнике дикого шиповника, и зловещий шепот листьев, сбитых с него резким порывом ветра… Рухнувшее за макушки тополей дрожащих пунцовое закатное солнце погрузило лес во мрак… Тишина… Бездонная черная тишина, поглотившая все звуки… Покрасневший старый клен и сваленные в одну кучу обломанные большие ветки подле… Желание вдохнуть не увенчалось успехом… Нет больше необходимости вдыхать воздух, насквозь пропитанный едким трупным смрадом… Нет больше необходимости вдыхать воздух, ведь он не вдыхает его… Нет больше необходимости вдыхать… Нет необходимости – нет ничего… Истошный крик…

Распахнув глаза, я уставилась на ерзающий по столу мобильный. Незнакомый номер, отображаясь на тусклом экране, тормошил моего внутреннего трусливого ребенка, желающего забиться под стол.

–– Слушаю, – шепнула я в микрофон, дрожащей рукой прижимая телефон к щеке.

–– Дарья? – уточнил мужской голос, но подтверждения дожидаться не стал. – Это Дмитрий. Я хочу поговорить.

–– Когда? – снова шепнула я, распознав в его голосе тревожные ноты.

–– Сегодня, – он решил тоже перейти на шепот, пугая меня все больше и больше. – У меня вечером бой, я буду дома только после одиннадцати, если сможешь, приезжай ко мне, пожалуйста.

–– Я приеду, – закивала я, ощущая, как сильно дрожат мои руки от волнения (нет, от страха и паники, граничащих с истерией).

–– Двести пятнадцатая квартира, четвертый этаж, – сообщил Дмитрий. – Я буду ждать.

К Диме я решила поехать прямо из офиса, не желая объяснять мужу, куда это я собралась в такое позднее время. Он, естественно, несколько раз (не менее пятидесяти точно) пытался дозвониться до меня, но я предпочла проигнорировать звонки, не будучи настроенной на разговор. Да и что бы я ему сказала? Что у меня встреча с молодым мужчиной наедине? Даже если б я и осмелилась произнести подобное, то через несколько минут сидела б у его ноги, выполняя команду «Служить», к тому же на цепи и в наморднике, иначе и быть не могло.

Казалось, сердце от страха с каждым ударом становится все больше, наливаясь горячей кровью и упираясь в ставшее привычным для него острие (и не одно). Потеющие без конца ладони вынуждали периодически вытирать их о брюки. 22:06 – высветилось на дисплее мобильного, и я поспешила к выходу. Пустынные коридоры кишели беззвучием, расползающимся не только по стенам, но и по потолку, и по гранитному полу. Стук каблуков рванул вперед (поперед батьки в пекло), наполняя эхом пространство.

Выскочив из необитаемого офиса, я оказалась на такой же необитаемой парковке, продолжая считать удары собственного сердца. Ночь поглотила чуждый мне город, утопив его во мраке и лишив праздно шатающихся по улицам нетрезвых человеческих особей. Устроившись на водительском кресле, я завела двигатель. Моя злобная сущность мгновенно воспряла, оживилась, содрогнулась кузовом, зарычала. Взглянув на приборную панель, я медленно и подконтрольно выдохнула, полностью освобождая легкие.

22:13 – указали цифры на бегущее вперед время. Прижав подошву ботинка к педали газа, я покинула территорию офиса и, выехав на дорогу, вцепилась дрожащими пальцами в руль. Купе неслось в сторону улицы Вишневой, вынужденно останавливаясь перед светофорами, нагло ворующими время. С каждым преодоленным километром я нервничала сильнее и от этого чаще поглядывала на электронные часы. 22:44 – в очередной раз уцепился взгляд за белые цифры.

Прикусив нижнюю губу, я снова вжала педаль газа в пол, ускоряясь. Автомобиль заревел громче и отчаяннее, оставляя позади километры влажной от тающего снега дороги. Спортивные покрышки, непредназначенные для подобной омерзительной погоды, теряли сцепление с асфальтом, угрожая моей безопасности, но сейчас это не волновало (да, в принципе, это вообще никогда не волновало меня). Волновала тайна, которая должна была очень скоро стать доступной и для меня. Очередной светофор подмигнул мне желтым «глазом» – «Демон», злобно огрызнувшись, проскочил пешеходный переход, избегая неугодного промедления. Влажные ладони соскальзывали с бархатистого руля при каждом резком его повороте, а я, периодически вытирая их о брюки, снова хваталась за него руками, сжимая с силой заледенелые пальцы.

22:57 – увидела я на панели и, вывернув руль вправо, оказалась вначале улицы Вишневой. Автомобиль нарушил тишину спального района, устремившись вглубь. «Еще немного», – мысленно сообщила я себе, чтобы сердце наконец перестало волноваться, но это не помогло. Трусость, готовая в любой момент занять трон и узурпировать власть, в предвкушении потирала руки. Смелость… Нет, смелость по-прежнему отсутствовала во мне. Злость не собиралась сдавать позиции, отрекаться от престола и уступать трон трусости.

Въехав во двор дома номер двадцать пять, автомобиль занял свободное место в кармане прямо напротив подъезда Дмитрия. Заглушив двигатель, я снова взглянула на часы – 23:02. Напряженный воздух салона, казалось, давил на барабанные перепонки, словно я погружалась на морское дно. Медленно вдыхая воздух и так же медленно его выдыхая, я на мгновение закрыла глаза. Но ни размеренное дыхание, ни искусственная слепота не подарили покой. Волнение не отступало. Я открыла глаза, наткнувшись взглядом на высокого немолодого мужчину в темной куртке, двигающегося по тротуару в мою сторону. Подле него, справа, семенила большая лохматая овчарка чепрачного окраса в металлическом наморднике. Он, заметив мой автомобиль, уделил ему намного больше времени и внимания, чем требовалось для осмотра не очень большого кузова, и это показалось странным. Волнение усилилось. Мужчина прошел мимо купе, естественно, не рассмотрев меня сквозь черную тонировку, и вошел в первый подъезд. Металлическая дверь негромко хлопнула – и снова стало тихо.

Достав телефон из кармана, я нажала боковую кнопку на корпусе, взглянув на пропущенные вызовы. Макар безуспешно пытался дозвониться до меня, наверняка уже посетив и офис издательства, и квартиру родителей (хотя туда он сунется только в самом крайнем случае). Смахнув строку уведомлений влево, я взглянула на крупные белые цифры – 23:08. Схватившись за ручку и дернув ее на себя, я распахнула настежь дверь. Морозный воздух наотмашь ударил по лицу, обжигая теплую кожу. Запахнув полы куртки, я с опасением осмотрелась вокруг: никого. Двор утопал в тусклом свете фонарей с пожелтевшими от старости плафонами. Я нажала кнопку на брелоке – «Демон», глядя вдаль из-под капота, моргнул фарами, недовольно пикнул и щелкнул дверными замками так, как щелкает оскалившийся раздраженный волк хищной пастью.

Преодолев три небольшие ступеньки крыльца, я ухватилась за металлическую ручку, к которой мгновенно примерзали влажные пальцы, и потянула на себя незапертую, к счастью, дверь. Обгоревший домофон, подвешенный слева, не работал, похоже, уже несколько лет. Оказавшись в подъездной тьме, я стала не спеша продвигаться вперед, опасаясь споткнуться о порог, например. Звук чьих-то поспешных шагов заставил немедленно остановиться. Тяжелая обувь нарушала тишину, соприкасаясь с бетонными ступенями. Стоя неподвижно у подножья лестничного марша, я ощущала, как тело содрогается от мощных ударов сердца в грудь. В висках стучало в унисон сердечным сокращениям, а дыхание было непозволительно слышимым. Звук торопливых шагов становился все громче, стремительно приближаясь, а вскоре в темноте передо мной возник черный силуэт кого-то прямоходящего. Этот кто-то рванул к выходу, грубо оттолкнув меня сторону. Ударившись больно плечом о стену, я вздрогнула от громкого хлопка металлической двери.

–– Придурок, – тихо пискнула я, пытаясь отдышаться, словно это я недавно бежала вниз по ступеням.

Сердце прижималось своей красной горячей щекой к автомобильному «Ежу», острозаточенные шипы которого как по маслу входили в мышечную ткань моего барахлящего «мотора», напоминающую стертую резину видавшего виды старого жигулёнка. Отлипнув от стены, я стала подниматься вверх, хватаясь пальцами за шершавые перила. В висках по-прежнему стучало так громко, что я не слышала звука собственных шагов. Все этажи подъезда тонули в темноте, не позволяя ничего рассмотреть вокруг и вынуждая ориентироваться в пространстве наощупь и при помощи интуиции.

Оказавшись на лестничной клетке третьего этажа, я подняла лицо вверх: слабый луч света просачивался меж лестничных пролетов, стекая серой струей по краям пыльных ступеней и искривленным стойкам перил. Оставалось совсем немного до истины, обладателем которой я обречена была стать уже этой роковой ночью. Мертвое лицо брата, как образ великомученика, возник перед глазами, не позволяя остановиться и уж тем более отступить назад. Когда до четвертого этажа было рукой подать (всего ступени три), я резко остановилась, уставившись на нечто большое и черное, лежащее у открытых дверей лифта, из которого туманом и вытекал тусклый свет. В виске что-то больно щелкнуло, а я обомлела, успев схватиться за выкрашенную светло-зеленой краской стену. Непроизвольный тайм-аут позволил совладать со страхом и привести в движение скованные параличом ноги. Заставляя себя делать шаг за шагом, я все же преодолела оставшееся расстояние, поднявшись вверх, и подошла ближе к неподвижному человеческому телу. Лампа лифта освещала окровавленное лицо Дмитрия, лежащего на спине с раскинутыми в стороны руками. Его ноги находились в кабине, не позволяя дверям сомкнуться, а из-под тела постепенно растекалась вязкая кровь, погружая его в темную зловещую жижу.

Отступив назад на несколько шагов, я наткнулась на запертую квартирную дверь спиной и, содрогнувшись от охватившего сознание ужаса, кинулась прочь. Перепрыгивая через ступени, я бежала к выходу без остановок, периодически хватаясь за перила, чтобы не скатиться кубарем вниз. Толкнув двумя руками, вытянутыми вперед, промерзшую насквозь дверь, я выскочила из подъезда и, жадно схватив ртом колючий морозный воздух, карябающий больно горло, кинулась к машине. «Демон» зло сверкнул глазами, снисходительно и благосклонно позволив мне оказаться под его эгидой. Вой двигателя и рычание выхлопа нарушили сон обитателей района. Купе рвануло вперед, покидая пустынный двор. 23:29 – и авто выскочило на широкий проспект. Слезы капнули из глаз, дабы не мешать зрению фокусироваться на дороге.

Заглушив двигатель и распахнув дверь, я вдохнула нагло ворвавшийся в салон ледяной воздух. Тело по-прежнему трясло от панического страха, а перед глазами стоял мертвый Дмитрий с окровавленным лицом и дыркой во лбу от контрольного выстрела. Выбравшись со второй попытки из авто, я вошла в подъезд и, прислушиваясь к посторонним звукам, стала подниматься вверх, словно ожидая услышать все те же поспешные шаги прямоходящей темной фигуры.

Лифт завис на шестнадцатом этаже. Набрав в легкие как можно больше воздуха (столько, что даже на мгновение потемнело в глазах), я резко выдохнула и подошла к входной двери. Протянув к ней дрожащую руку с зажатым в пальцах ключом, я вздрогнула, когда дверь резко распахнулась, и предо мной предстал Макар. Его озлобленный взгляд не позволил мне ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни пошевелиться (я даже руку с ключом опустила не сразу, так как испуг прервал нейромышечную связь). Стиснув с силой зубы, он сдвинулся в сторону, позволяя мне войти в квартиру. Как только я оказалась в прихожей, Макар захлопнул дверь, да так громко, что я, вновь содрогнувшись, ощутила слезы в глазах. Страх не отпускал – напряжение нарастало. Желание зарыдать и отдаться в руки неконтролируемой истерике становилось непреодолимее. Опустившись на банкетку, я подняла перепуганный взгляд на мужа. В его зрачках без труда можно было рассмотреть: гнев, ярость, злость, ненависть и презрение (кто хоть раз в жизни видел ночной бой артиллерии, тот поймет, что видела я в его холодных глазах).