Роман без «Алкоголя»

Ну вот и слегка порадовался. И вас, милые братцы-тунеядцы, надеюсь, хоть чуточку-чуточку, да и повеселил. А то «не радуют деньги». А то «радость – лишь слёзы и боль». Понторез ты, Гошка-хитрюшка. Зато теперь вполне уже радостный такой понторез!

Прокля́тый Аид и злобная усечённая пирамида

«Во владениях Аида усечённая пирамида» – и когда только закончатся эти сны шизофреника на дикой природе? Мне реально привиделась в загульном, магическом сне эта вот самая, знакомая по школьным картинкам, египетская пирамида среди знойных, изнуряющих песков. Но только… мать её, усечённая. Ну тоже, небось, с неохотой припоминаете все эти «захватывающие наши геометрии» – короче, пирамида, как пирамида, только если ещё сверху отмахнуть у неё верхушку, параллельно массивному основанию. И вот, в моём сонном королевстве усечённых пирамид царит абсолютное безмолвие, только изредка кипящий ветер завывает, заставляя пугливо вздрагивать и рефлекторно втягивать носом раскалённый воздух вместе с золотом африканского песка.

Чёткое осознание, что это тот самый Ад, вернее, одна из его бесконечных разновидностей, приходит не сразу. А только лишь тогда, когда затравленное жаром обоняние принимается заново ощущать запахи, которых здесь вроде бы напрочь и нет. Но они, суки такие, появляются. Пакостные «ароматы» гниения. Откуда-то с нехороших небес. Судорожно задрав голову к испепеляющему, неустанно безжалостному светилу, заместившему наше Великое Солнце, я с дикими кошмарами в душе вижу кружащих надо мной поганых грифов в дичайшем множестве. Они отвратительны обликом и омерзительны «благовониями смерти». С каждым устрашающим новым витком они спускаются ниже и ниже, ниже и ниже, ниже и ниже.

Я тщетно пытаюсь куда-то бежать, но куда, нелепый смертник? Ватные ноги увязают в тягучем песке, словно кто-то подлый крепко держит меня за щиколотки, будто малярийное, чавкающее погибелью болото упрямо тянет меня на илистое дно забвения. А мерзкие падальщики неспешно спускаются, я слышу из скрипящие крики, меня уже невыносимо мутит от их гнилостного «флёра», и вот уже каменные клювы явственно клацают над головой несчастного грешника, жёсткие перья отвратительно касаются моей голой шеи. И конечно же, ваш полупьяный Игоряша спасительно просыпается в бурлящих испаринах, хватает сестрицу-бутылочку чего-то там, неважно чего, что заботливо дремлет у изголовья, изрядно прикладывается и.

Ему снова становится легко и покойно. Проклятый Аид отступил, и злобная усечённая пирамида в его владениях больше не будет донимать вашего горемыку поневоле. Дальше приползёт новый, никогда не повторяющийся, карающий Аид.

Само-Гончик «Lo-Fi», или Сам спою и сам пропью

Ничего я уже больше не запишу. Испарились все мои, хоть на копеечку дружки, соратники, сочувствующие и даже просто тупейшим образом любопытствующие. Про мифических спонсоров и найденные на захолустной дороге увесистые, плотненькие пачки с баксами тоже пришлось грустно забыть на века.

Разномастная груда сиротских «демок», совершенно неправильно записанных и так же приблизительно «сведённых» мною – главным новатором современности по звукозаписи, и что же с ними, сердешными делать-то?

И по обыкновению спонтанно и «необыкновенно оригинально» вспыхивает в уставшей головушке вашего «самородка» очередная супер-идейка! Вам известно хоть что-то о довольно давно возникшем, но всё никак не испаряющемся жанре «Lo-Fi»? Ну, видимо, нет, да и фик с ним! Без лишних умных словечек от знатного словоблуда Тёмы Троицкого, это когда самопальную музычку ваяют без всяких там мудрёных звуковых программ, хапуг-саундпродюсеров, хитрожопых рекорд-лейблов, а сугубо самостоятельно, что называется, «на острых коленках», с херовым саундом, но очень от души и смачно наплевав на все музыкальные каноны. И получается фантастически необычно и, главное, неслабо вставляет!

А ведь то, чем я все эти беспокойные годы наивно занимался, и был он, самый, что ни есть, «галимый лоу-фай». Вот только какой же отечественный термин-аналог выдумать в альтернативу тамошним независимым зазнайкам? Да ещё не худо было бы присобачить и «знаменитое имечко» нашей «Алкогольной коллаборации»? Да «Само-Гончик», ёлки-палки, что же можно измыслить более гениального!!!

На том я и облегчённо порешил (тут же, впрочем, и благополучно позабыв о своей очередной «феерической» задумке). Однако, я ещё, быть может, победно осуществлю издание пары-тройки подобных «низкопробных» дисочков своей «самогонной продукции»… только вначале немного сладко вздремну.

«Во поспал, а там, мож, уж страну завоевали» – встревоженно подумал я, всласть потягиваясь после тринадцати часочков неожиданного оздоровительного сна. Преувеличенно весело вскочив с непричёсанной кроватки, я неожиданно для самого себя «нежно» запел аж в третьей недостижимой ранее октаве и тут же опасливо осёкся – на дворе мрачновато маячил запретный «полуночный одиннадцатый». Ну и что теперь! Я ж вечный ребёнок, я ору, я имею права орать! Милые детки вообще имеют нахальное обыкновение орать в любое, облюбованное ими время суток. А то в чёрную полночь жарить, мягко говоря, пахучий минтай для оголодавших людей-кошек, да ещё почему-то на гадостном каком-то сале, это, пожалуйста! А слеганца сымитировать панковский вариант голубоглазых братцев «Bee Gees» – пожалуйте, расстрел!

Пойду и сам в отместку отварю всю заначенную упаковку сосисок «Ядрёна похоть», тьфу, «Ядрёна копоть», разумеется (сказывается регулярно отсутствие дамского посещения, и старый чёрт дедушка Фрейд снова суёт в мою схимническую житуху свою седую бородёнку).

Ладно, не ссать в домашние компоты, дорогие соседушки, я так уж, шуткую, да дуркую. Тем более что сугубо вредно сие для молодецкого организма по всем, понимаешь, разномастным статьям. Траты и нитраты. Вот всё, что и можно ожидать от нелепого ночного пиршества, да ещё и преступно «насухую».

Да, только восторженно таская «игрушки с Горбушки», «не по Сеньке» закупившись разноцветными своими музыкальными «фетюльками», я бываю противоестественно счастлив. А вот сейчас, половина одиннадцатого «пи эм», как нелепо изъясняются знающие «инглиш, как родной», без «Лоу-Фай Самогончика», без пахучей «Ядрёной похоти» и даже еженедельного своего «нариковского дозняка» с закрытой нахер Горбуленции ваш славный Игорёша… «Расстроился и раздвоился». Афоризм, понимаешь. Самопальный и, к сожалению, «самопыльный». Пыль моего забвения. Да, ничего новенького под баюкающей белоснежкой-Луной.

Ничего я уже больше не запишу. Вновь прискакала тётушка-тоска. Пытать меня и мучить. Фик тебе, противная. Запишу. Сам спою. Сам станцую. Сам продам. И сам пропью. Банзай!

Игоряша снова «молодой и перспективный», или Моё возрождение в «Подвал-Рекордс»

Когда некто шибко «молодой, да перспективный» начинает не в меру «эпатажить» на сцене небольшого клубика или в провинциальном теле-интервью, я обыкновенно, с понятной досадой, которую нам доставляет кромешная пошлость, изрекаю: «Ну может, хватит кобениться-то.». И в «обличительной» фразе своей я, прежде всего, привношу в заезженное русское словцо трагический образ бедолаги Курта Кобейна, который, как известно каждому из «гранж-девяностых», отчаянно «выКобенивался» за всю свою наркомановскую фигню.

И вот это наше «расчудесное рок-чудо», несомненно, ощущающее в себе явные зачатки и ростки необыкновенного гения, убеждено, что явится скучающему миру эдаким новым «Гением-Кобением». И ведь упорно пишется, глупая падла, небось, в каком-нибудь «Подвал-Рекордс», нигилистом цедит бабское лёгкое пиво и по две недели не стирает носки.

Ну ты, вечный наш мальчик Игорёша, конечно же, носочки аккуратнейшим образом простирываешь, опрокидываешь исключительно «шустовский» коньяк, перемежая с водочкой из «нижних полок», ни хера и нигде не записываешься вообще, давно позорно не «кобенишься», так кто из вас лучше? Конечно, я! «За мою универсальную антиржавчину мне простится всё» – как высокомерно говаривал, неврастенически притопнув ножкою, маленький истеричный криминальный мастер-самородок из «Знатоковского» «Полуденного вора». Я-то ведь решительно настоящий гений, без ободряющих, дружеских скидок и смирительных рубашечек жёлтенького психического дурдома!

И ничего, что новое, карающее утро встретит нас… «Нас утро встречает «так надой»!» – ничего, так надо, значит, так надо, обойдёмся глиняной кружечкой ирландского эля (из бордовой бутылочки «нумеро 9»), героически заместив надоевшую вашу «прохладу».

Вообще говоря, я никогда не был подвержен грубой вульгарной икоте, но сегодняшнее «прохладное так надо» просто насмешливо изматывало меня этой некрасивой проблемой, злостно мешая сочинить хоть что-то приличное. «Не пишется, так икается» – вновь весело пропищали мои расшалившиеся бесенята, и я обречённо плюнул на что-либо дельное, выпархивающее из-под моего «поэтического пёрышка», принявшись покорно записывать их глумливую, туповатую «чертовщиновку».

«Вернись в мир счастья в одночасье» – ну это совершенно уж ясно-понятно «и душману и бушмену», как говорится, мол, нацеди-ка, Игоряша, родной, нам всем по полной чарочке, и за сей волнующий часок такое счастие нагрянет, только успевай с положительными эмоциями справляться!

«С Новым Гадом, кричат из Моссада» – бредятина настолько первостатейная, что даже перехватывает моё, весьма сильно подготовленное подобной чушью, дыхание. Неуклюже притянуть за нежные ушки милый детский Новый год к «подлым гадам-вражинам» политической разведки Моссад, чего уж проще. Но выяснять, кто эти самые-рассамые «новые гады» для опасненького израильского ЦРУ, мне просто по рокерской аполитичности нафик не интересно.

Гораздо затейливей было бы попробовать себя на сомнительном поприще знойного порно – актёра. Да только, как представишь себе сосредоточенного на похотливой картинке прагматика режиссёра, что периодически пронзительно вопит зазевавшейся взмыленной девчонке «подвинь свою филармонию» (сиречь элементарную задницу), так и обуревает здоровый клоунский хохоток и похабный порно-мираж моментально рассеивается.

Гляну-ка я лучше, уже изрядно позёвывая, финальную запись на очередной запланированной к «разработке» страничке. «Стрелы добра не доведут до добра. Стрелы добра не доведут до «ура» – ну чего, не без определённой изюминки и домотканой копеечной философии. Действительно, что без дуриков доведут и до нажитого добра и до горластого «ура», оченна маловероятно. Так уж трагикомично устроен наш не шибко добрый мирочек. Так что же делать-то, дорогие мои амигос и прочие родные мучачос?

Как ни позорно лениво, а, наверное, придётся в тысячный бесполезный раз открыть наивный сезон звукозаписывающих сессий в «культовой студии «Подвал-Рекордс» и даже рискнуть на пару «выКобениваний» в вечном нашем крохотном клубике с четырьмя фанатками-официантками. Вот и вновь ваш обормотище Игоряшкин «молодой, да шибко перспективный»…

«Пока рабочие не пошли», или Выпендрёжник с револьверными барабанами

«До рабочих сходи» – Господи, какая жутковато-ностальгическая фразочка из того самого, развратившего нас бездельем СССР. Это мой наивный мамусик «повелел» мне тщательно затариться «весьма целебными» продуктами (котлеты, печень, кура) пораньше, засветло, так сказать. «Пока рабочие не пошли», одним словом. Кстати, это ещё одна типичная, но яркая разновидность фразки из той забытой эпохи. Мама, смешной ты мой «мамы́рдик», ты до сих пор счастливо живёшь в тех самых призрачных временах. Какие рабочие, мамулька? Какие, нафик, рабочие?! Те, родимые, что с восьми до пяти? Никто давным-давно ничегошеньки не «мостырит», не производит. Только вечно пьяные мужички различной степени агрессивности, да озабоченные собственной суровостью, вкалывающие за них тётушки, ну и беззаботный молодняк «в виде» манагеров, курьеров, продавцов и просто уж неведомых мне по возрасту специальностей. Да, и разумеется, стайки вездесущих азиатских заменителей почти вымершей русской породы. «До рабочих сходи.» – ну что, скорее занятно, чем мрачно-безысходно, я даже сдержанно хмыкнул. Резюмирую молниеносно – «до рабочих постараюсь успеть»!

Совершенно не понимаю, в какие разнорабочие податься вашему заигравшемуся «в высокомериях» герою. Вместо судорожного просмотра вакансий курьера я беззаботно до тупости наслаждаюсь гениями The Scoundrelles, вот ведь полосатые австралийские черти! И тут же, не к месту припоминаю очередного придурка из нелепой моей «Репаблики». Крохотного росточка, коренастенький, забитый татухами от пяточек и аж до закопченного от немытости лица, очаровательно пахнет потом. Явно жаждет быть новоявленной рок-звёздочкой, но обязательно и строго лишь в рамках «независимого андеграунда». Беспрестанно гордо вещает о собратьях «с Западу» «Meshuggah»: «Мы вот тоже, как они, такие размеры сложнючие х…ярим, высчитываем в уме, высчитываем. Чтобы сорок секунд вещи записать, полдня в студии пиз… ярили».

Да! Главное! В мочках ушей поганые эти, совсем неаппетитные тоннели в форме… револьверных барабанов! Некогда знакомый с ним вездесущий Кирюшка Триханкин утверждал, что из-за монструозных размеров этих вот самых револьверных причиндалов одно из несчастных ушей порвалось и это нелепое существо шастало по затейнице Москве с развевающимися лентами варварски разодранной мочки. Мама. Еле отвлекшись от жуткого зрелища глупой жертвы не менее тупейной моды, я смущённо вертел в руках этих вот самых редчайших ребяток «The Scoundrelles». «Чё это у тя? А! Прикольная командочка, зачётная!» – тогда я даже чуточку его зауважал, мол, не токмо «мясо» слушает, но и в гаражной лирике подкован. Но именно сегодня, не найдя ни единой возможности застенчиво стырить с «запрещённого трекера» хоть один альбомчик сих невероятных чуваков, меня просто пронзило – ни фига ведь он не знал, что это за чудо команда, выпендрёжник с револьверными барабанами в ушах! Ну, собственно, чего ж тут такого диковинно-удивительного – понтовое место, понтовые завсегдатаи.

Эх, а как ни крути, а «до рабочих успеть» нужно! И я успел. Ловко и беспечно подцепил бутылочку «французского столового красного» и коробочку красненького же из неведомой мне пока Португалии. Вместо этих ваших наскучивших «весьма целебных» продуктов. Никаких, зверски измученных восьмичасовой сменой рабочих я счастливо не заметил, а, стало быть, «пока рабочие не пошли»…

Прокуренный гном и ку́рва Авдотья

«Гном, а гном, иди сюда! Гном, курить будешь?» – нетрезво, но не без игривой дружелюбности промямлила некая пышненькая, пахнущая свежей сиренью, впополам с ванильными пирожными, Авдотья из моего очередного глупого сна. Какая нафик крупнотелая Авдотья, и почему этот безумный гном-курильщик? Ничего не понять, не разгадать. Остались лишь смутные табачно-гастрономические запахи с примесью примитивной парфюмерии, неясные загадочные контуры и эта вот ночная, корявая, дюже странная писулька.

И как не устанет моя бывалая, отважно прошедшая чрез те ещё литературные бои и сражения «писательная палочка»? Ну, ручка, то есть. Когда я случайно упомянул в компании подвыпивших дружков-музыкантов сей «новаторском термин», они почему-то чрезвычайно бурно аплодировали, набивая мозольки на нежных ладонях, и заливисто хохотали в недостижимой октаве симпатичной немчуры Ленни Вольфа.

Неутомимая моя «писательная палочка» вновь завела вашего податливого на глупости Гошу в непроходимые дебри «эпистолярных» баталий. Комическое участие в знаменитом «беллетристически-мажорском» конкурсе «НОС». Пелевины, Елизаровы, Улицкие. Победители писательских кровопролитных войн «НОСа». И ты. Туда же. Игорёша-Игорёша, как на тебя это дико похоже. Стишата. Ну, впрочем, вы сами, добро усмехаясь, наблюдаете «филигранную рифму». Меня, непутёвого, заботливо предупреждают старинные знакомые, мол, «конкурсец-то» с двойным, да тройным днищем – слишком либеральное «соревнованнице-то». А я-то чего? Я ж по этой вертлявой части и существую! Да либеральней, чем моя «крупноватая книженька» и быть ничего не смеет! Не-а, знаменитые ребятушки Горькие с Тургеневыми, я в «филологических бойцовских раундах» по либерализму давно заслужил торжественное звание, если уж не Генералиссимуса, то «Либералис-симуса» совершенно определённо!

И бестелесным призраком всё «бродит-бродит по Европе» ваш уставший шутить и быть беззаботным либеральный клоун Игорёха. «Хочешь – не хочешь, а жизнь моя к ночи.» – ну вот приятно ли и радостно ли прочесть такое «поэтическое послание потомкам» поутру, после двух «ободряющих» литровых коробочек сомнительного «португальского»?

Всё моё зыбкое создание – «музыкальная игра на всю жизнь» оказалась «курвам на смех». Нет-нет, я вовсе не оговорился, даже не тупым безмозглым квохчущим курочкам, а именно, что ни на есть, насмешливо гогочущим, бесстыдным, полуголым «курвам», польским ненасытным шлюшкам.

И даже еле вырванное у подлеца-провайдера, до судорог родное имечко сайта «Алкоголь мьюзик точка ру» в мятущейся душе моей пытается пугливо ёжиться и «молодёжно юморить». «Алкоголь смузик точка ру» – вот вам, так доставшие правоверных рокеров, хипстерские любители поганого «смузи», дебильные «смузики», бодро пейте, смело глотайте, однако не подавитесь собственной бессмысленностью.

Давний дружок, долговязый красавчик Лёшка Вареник душевно советует принять наконец-то Святое Причастие, и тогда Он пожалеет и отведёт от проклятой моей спиртуозы. Он прав на весь «золотой миллиард». Да только успею ли я на тот досужий совет? Ибо чёрные демоны мои злостно глумятся и гнусно святотатствуют, мерзко хохоча и переворачивая недостижимое Причастие в… Деепричастие. Надо полагать, то, «бездеятельное», что из ненавистной моей школы. Если бы я был раздолбаем Рабле, я бы даже слегка усмехнулся – объективно, наверное, это даже смешно. Но я, несчастный вечный мальчик, навеселился уже так вдоволь. Мне бы уже и вправду «к ночи».

К ночи… А ночь, как известно, всё сгладит. Ну или сглазит. Беспонтово пытаюсь что-то выцарапать из полусонной моей дёрганной строчки хоть что-то, как же это неумно. «Ночь всё сгладит, сглазит, на связи у Штази» – вот эта непослушная полупьяная строфа. По сути, полная постыдная ахинея, да еще абсолютно не в кассу втиснутая тайная Гэдээровская полиция, а я не могу её, калечную, вот так, запросто выбросить, как чёрствый хлеб, что категорически запрещала творить моя бедная бабушка. Да и, признаться, имеется в её копеечном абсурдизме нечто слегка и почти завораживающее.

Завораживающее и таинственное. Как и в моём недавнем, совсем уж напрочь прокуренном бедолаге гноме и его нахальной соблазнительнице, полненькой курве Авдотье.

Эпоха и Пох…й

Я сначала просто завалиться дрыхнуть. Спать. И прочее глупое времяпрепровождение. Такая эпоха. Джаз и прочее «мяу». «Мяу» это значит «будем жить и разные затеи». Когда уж совсем убивец бежит за нами с ножом и душно дышим сигаретами, так и быть, слеганца передохнём… Миленькая, такая Эпоха…

«Эпоха и Пох…й» – юмор. Юмор? Чёрная бабушка опасно сучит узловатой клюкой.

Ваяю книжки. Милые книжки, которым уж никто не улыбнётся и не всплакнёт. Горько-сладкие книжечки, где и море любви, и «слюни дьявола», уж никто не издаст…

А и ладно. Что я и в самом-то… Кафке, понимаешь, «никтошеньки ничемушки» не помогал. Служке «на полушке». Думаю, платили страховому клерку эту вот самую мелкую полушечку. Были мы с беззаботной Кисей такие красивые, на том берегу вкусной Чехии, где глупый музей его, Кафки-бедняги. Где стол, да стул его и разные неинтересные глупости.

Не забежали. И что. Чтобы мы увидели там нового, окромя того самого стула, стола, да разных нелепостей. А ведь в ту пору уж оглушительно ревел Его Величество Джаз. А он и джаз-то, небось, не любил. Сидел-рассчитывал за конторкой. В безрукавке, чтобы даже «налокотники» не портились. Лишь одни нарукавнички. Кафка в «нарукафках».

Эпоха великого Кафки улетучилась, осталось сиять чернотою лишь какое-то пелевинское зубоскальное «пох…й», где главенствует только грубый слоган «сам смеялся, сам подотру». Добрые люди, вы слышите, как с подземным гулким грохотом раскололась Великая наша Эпоха, где не было никаких омерзительных «пох…й»? А неприятно булькает только зыбкая осклизлая «пох…ямбия» в каждом сложном и пугающем вдохе.

И только лишь маркесовский «тотальник», который пошло запечатлели ужасные «Би-2», царит на наших с вами улицах и теперь. Семидесятилетний вечный Полковник неумно повздорил по поводу петушиных боёв где-то когда-то и с кем то жестоким в самом колумбийском ГэБэ. Это нескончаемая шизня, разумеется, из очередного моего дурного сна. И тот самый упрямый Полковник снова гордо повздорил. Повздорил навсегда.

Навсегда? Мэйби-шмэйби, почти не страшно… Лишь бы ласковые девушки там, во сне шныряли туда-сюда. Бодрящая реклама чашечки «оздоравливающего» кофе «завари и жди» готовит на многое, и я тоже послушно готовлюсь на то самое многое.

«Я преступно задолжал белому свету и за ЭТО, и за ЭТО…» – за многое, убогое и «разное», что рассовываем по пошлым блогам и прочим нечистым бумагам.

Мы все отчаянно оттягиванием агонию смерти, которой нет. Miss Modular. Долбит стереотипный Стереолаб. Ничего. Да, мы все исступлённо оттягиваем ту зыбкую линию погибели, которой, к сожалению, не существует.

Ты чего, «молодой», Мотя? С «самим» Пелевиным, мать его, «соревнова́шки»? С досадной примесью «со-ревновать». STARPER? Ну, старпёр дурацкий, конечно, и что? Зато весёлый старпёр, воащета!

Биться-молиться. Да! И буду. Юные, бравадные отважно отворачиваются от Святого Распятия. «Молодые, озоруют, что им…» – такая у меня своя хитрая мантра, где я вспоминаю «невспоминаемое из 172-й». Школы, школы, мать её, «развоттак»! А там, в ней, ужасной, до магического, я, к счастью, не помню ни «сладкой» боли, ни прочих милейших удовольствий.

У меня нет ни малейшего комплекса относительно роста – сто восемьдесят один, ну не дюжий «верзюха», но и не здоровенный карла. Как-то в пропащей моей школе, вот прям, вот совершенно «от души, от сердца» весело проголосил дылде Лёшке Варенику и рослому сердцееду Лёхе Клементьеву: «Эй, мачты!!!!». И кроме честного моего восхищения высоченными особями ничего и не было в этом весеннем, лучистом возгласе. А ненормальный порою А. В. глупо зарубился и подло выкрикнул то, что я не могу опасно забыть и по сию материю: «Сам ты хорь!».

Да, я всегда был чуток полноват в треклятой школе. Но. Лёх, я же всё и сам распрекраснейше помню, как нас страшно долбили по мордясям и в душу даже за копеечные физические недостатки. Зачем так уж гадко… Я никогда не расскажу, как мило-мило было в «нумере 172» по-настоящему. А я ведь только выразил душевное моё солнышко в школярском сердце – два дружбана-долговязика, и ничего большего.

Мне почти зачётный полтинник. И я невысказанным ребёнком помню эту «лютую недосказанность». Покурить бы, как в младые годики. Так ведь не имею такого наслаждения. «Переходи на «дудку» – изредка говаривал один «прокуренный – кура укура», малоприятный далёкий хулиган-хитроман. Он прав, бесноватый и ненадёжный.

А я ведь сначала просто завалиться дрыхнуть. Спать. Невероятная наша Эпоха, где нам абсолютно всё пох…й.

Акт непоВИНОвения, или Очередная Мотина глупость в 06 поутру

Ты зовёшь меня Мотя. Мотька. Мотюха. Мотенька. Обормотенька. То ли от фамилии. То ли тотемная фигня. Мне подходит. Меня ласкает. Я делаю «мяу». Я влюблён. Столько прошло лет и бед. А я люблю тебя до сих пор.

Мы все прячемся за Господа Бога. Кто лучше, кто стрёмнее. Как я, например. Моя любовь глупа. Но и честна. «Мотя любит Кисю» – старательно выводит странный один «мальчик» на чудом оставшейся девственной трансформаторной будке.

Ты ревнуешь меня до сих пор, красивая Кися? Ты сама выбрала это сладкое имя. Я ревную. Но я так старательно загнал этот мой жуткий порок в такие «запряткие-запрятки», что он там полёживает смирно. А ты? А у тебя?

Нас всех баюкает что-то. Отвлекает. И от проклятой ревности тоже. «Убаюкай нас. Экстаз» – это главное. Обволакивающий, небесный, дрожащий и самодостаточный. Он спасает. Он ласкает. Он обманывает.

«Сладкие лапы Гестапо» – нацарапал я как-то в своей дурной полудрёме. Ты можешь милостиво «дать мёд». А можешь, и нет. Ты капризна. Я сержусь. Но ты так затейливо устроена. Плюс-минус, так построена Вселенная. Не нам разменивать её по маленьким твоим пфеннигам.

Необыкновенное словечко «неповиновение». В нём, скандальном, заложено «абсолютно совершенно» (привет обкуренному «контральто» Курмангалиеву) – «вино», «вина», «не по вене» и миллиард других милых игрушек. «06» поутру, «вино» надёжно греет, жарит бесконечный дождь. Я есть. Кися где-то рядышком, в хулиганке-Москве. Чего ещё желать?

А вспоминаются всё какие-то глупые глупости. Ты нелепо цапнула этот дикий брикетик творога и… траванулась… «Травожок», понимаешь… И какие нерадивые скоты это подло стряпают? И пахнет, сука, творогом. Ворогом, блинушки.

«В ушах шумит вьюга, и мы любим друг друга.» – первостатейная пошлость, но как она дьявольски хороша. Кися любит Мотю? Ты негритянка. Твоё ненасытное чувственное главенствует. Это нужно покорно признать, или. Ничто. «Или» нет. Ты не признаёшь жалких вариантов.