Магия в ее словах

И она действительно прекратила, переключившись на насущные задачи. Подписывала соглашение о неразглашении коммерческих сведений для юристов. Заполняла карточку с банковскими данными для бухгалтерии. Запрашивала справку об отсутствии судимости для службы безопасности и так далее. Вроде ерунда, а устала, как ишак, который весь день тащил груженую телегу в гору. Вечером с опухшей головой и на взводе, напоминая сломанный фонтан, хлеставший во все стороны, Малина позвонила матери.

– Надо же, – вместо приветствия заявила в трубку та, – в кои-то веки сама набрала. Снег выпадет, не иначе, хоть и сентябрь начался только, – она устало хмыкнула, а потом спросила с легкой тревогой, – или случилось чего?

На улице почти стемнело. Не включая свет в комнате, Малина на ощупь дошла до кровати. Растянулась во весь рост и ощутила, как по телу, хаотичными волнами расходятся то тепло, то холод. В ситуациях сильного эмоционального напряжения, как, например, в первый день на новой работе, ее всегда бил нервный озноб.

– Привет, мам. Вообще-то, звоню порадовать. Я вернулась в большой бизнес.

Объяснять матери, что это значит, не требовалось. Даром, что ли, та два года песочила дочь за побег из «УмножайКо» после вспышки магии. Вопреки ожиданиям, восторгами Мариэтта Аркадьевна не разразилась.

– Наконец-то, – сухо прокомментировала мать. – И что, силу уже почувствовала?

Безразличие в ее голосе задевало. А вот еле слышимая тоска сбивала с толку. На миг Малина даже растерялась.

– Да нет. Надеюсь, и не почувствую. Не хотелось бы, чтобы кто-то пострадал, – она зябко передернула плечами, а потом спросила, – у тебя все в порядке?

В трубке повисло молчание с явным оттенком грусти.

– Да возраст, дочь. Возраст не дает мне покоя, – тяжело вздохнула Мариэтта Аркадьевна. – Немолодая я уже, дряхлею, бесполезная, – это слово она произнесла особенно ворчливо. – Солнце мое идет на закат, как ни крути. А потом? Что останется после меня? Кто будет продолжать дело нашей семьи?

Малина нахмурилась.

– Какое еще дело?

– Колдовское, конечно.

Из уст Мариэтты Аркадьевны это прозвучало как: «Можно было догадаться».

– Мама, – усилием воли Малина погасила раздражение, – это не семейное дело, а семейное проклятие. И если уж на то пошло, чем тебя не устраивает моя кандидатура?

Мать в трубке насмешливо крякнула.

– Ты меня всем устраиваешь, кроме того, что потушила дар, едва он проявился. Фокусы с техникой не в счет. Это к нашей магии никакого отношения не имеет.

Не поднимаясь с кровати, Малина щелкнула костяшками пальцев.

– Долго собираешься меня этим попрекать?

Мариэтта Аркадьевна громко цокнула языком.

– Вообще не собираюсь. Какой смысл? Ты ведь страшишься ее, магии-то. Ну, передам я тебе колдовские истины, а ты? Неужто начнешь пользоваться ими?

Малина начала закипать.

– О каких истинах ты толкуешь? – и предупреждающе добавила, – только не надо опять про то, что одно слово шептуний обладает такой огромной силой, что способно изменить все и бла-бла-бла. Я с детства это слышала. Что-то не припомню, чтобы мы уж больно хорошо жили. Ты на трех работах спину гнула, света белого не видела. Не особо магия помогла не надрывать пупок после смерти отца. По мне, это обуза, пустое умение, к тому же опасное для чужих жизней!

Малине было уже плевать, что они обсуждают подобные вещи по телефону. Она разозлилась. А вот Мариэтта Аркадьевна, наоборот, сохраняла невозмутимость.

– Ты думаешь, магия работает вот так? Щелкнул пальцами и готово? Нет, дочь, все гораздо тоньше. Рассказать бы тебе…

– Так и расскажи! – воскликнула Малина, рывком сев на кровати. – Я думала, все самое главное ты мне в детстве открыла.

– Какой там, – возразила Мариэтта Аркадьевна. – Говорила же, по-настоящему ведьму посвящают после совершеннолетия и инициации. Обычно это одновременно происходит, а не как у тебя, шестнадцать лет спустя, мушкетер ты мой недоделанный.

– Вот и расскажи мне все сейчас!

– А смысл? – снова повторила мать. – Ты, что, готова магию в дело пустить?

Перед мысленным взором Малины мгновенно посерело от едкого дыма, а кожу словно облизало горячее пламя.

– Вряд ли, – сглотнув, ответила она.

– Вот и я о том. Некого мне после себя оставить.

И Мариэтта Аркадьевна развздыхалась так, что окончательно вывела Малину из себя.

– Да о ком ты говоришь, мама?!

– О внучке, недотепа ты моя! Мне шестьдесят шесть. Я на пенсии. Пока силы есть, самое время учить внучку магии. А ее нет, внучки-то! – материнский голос тоже взлетел вверх.

Малина даже опешила.

– Ну, извини, что я карьеру строила и не встретила любимого мужчину! – взвилась она.

– Так и не нужен он, любимый мужчина-то! – выпалила мать. – Для нашей магии это даже плохо, – и она резко замолкла.

– Ты о чем? – прищурилась Малина.

Впервые на ее памяти Мариэтта Аркадьевна замялась. В трубке сначала было тихо, потом послышался тяжелый и горестный вдох. Непривычная смена материнского настроения заставила Малину обратиться в слух.

– Магия, дочь, таинственная вещь, – с редким смирением начала мама. – Даже шептуньи не все знают о своей силе. Но нам точно известно, что передается она только по женской линии. Зачать девочку надо непременно от незнакомца в полнолуние. Я твоего папашу еле отыскала в нужное время, чтоб магию сберечь.

У Малины внутри сперва похолодело, а затем вспыхнуло и обдало горячим жаром.

– Ты говорила, он умер, едва я на свет появилась! – потрясенно сказала она. – Ты… Ты, что же, всю жизнь меня обманывала?!

Открытие шандарахнуло по голове, точно пудовая гиря. Та чуть не потрескалась. Приоткрыв рот, Малина остолбенело таращилась в темноту. А вот Мариэтта Аркадьевна осталась на удивление спокойной.

– Не обманывала, а берегла, – с достоинством поправила она. – Отец твой был случайным турком. Я встретила его в Сити и провела одну ночь, чтобы зачать тебя. Потом мы навсегда разошлись, вот и все. Он о тебе и не знал.

В попытке унять сердцебиение Малина с силой прижала к груди ладонь.

– Но, мама, как же так? – ее накрыла беспомощность. – Выходит, вся эта история с его слабым здоровьем и ранней смертью… – она никак не могла подобрать слова и, наконец, хрипло выдавила, – неправда?

В трубке повисло молчание, после чего мать сконфуженно призналась:

– То была версия для ребенка, а ты давно взрослая.

Малину захлестнуло жгучее возмущение. Горло и виски будто сжали раскаленные металлические обручи. А по коже побежали колкие мурашки, как от молодой крапивы. Да что же это! Не может быть! Ее папа умер! Она всегда так думала, а тут выясняется…

– Вот почему ты ничего о нем не рассказывала, – прошептала она, немного погодя. – Не потому что не хотела, а потому что не знала.

Тишина была красноречивее любых слов. Параллельно из трубки хлынула такая мощная волна стыда и раскаяния, что Малина успокоилась так же резко, как вскипела. На секунду ей даже показалось, что она обо всем догадывалась еще тогда, в детстве. Просто не решалась признаться. Уж слишком мало и неохотно мать говорила об отце. Горе, конечно, переживают по-разному, однако та скупость и холод, которые демонстрировала Мариэтта Аркадьевна, не выдавали в ней женщину, рано лишившуюся большой любви.

– А что не так будет с девочкой, если родить ее от любимого мужчины? – тихо спросила Малина, пытаясь взять себя в руки. Все-таки матери было уже шестьдесят шесть. Не стоило спускать на нее собак хотя бы поэтому, хотя очень и очень хотелось!

Ответ был коротким и глухим.

– От них рождаются любимые дети, не ведьмы. А сами мужчины, если о нашей магии узнают, расстаются с рассудком.

Истина дошла до Малины не сразу, но потрясла куда больше, чем известие об отце. Когда смысл, наконец, уложился, она вскрикнула в новом смятении:

– Хочешь сказать, любовь и магия вообще несовместимы?!

Малина тряхнула волосами, чтобы сфокусировать взгляд хоть на чем-то, но в темноте спальни картинка перед глазами упрямилась и плыла.

– Именно это я и хочу сказать, – тон Мариэтты Аркадьевны успел выровняться и теперь напоминал хорошо отшлифованный древесный спил. Тем не менее, казалось, что от каждого слова на душе остается сотня заноз. – Шептуньям нельзя любить.

Дерьмо собачье, выругалась про себя Малина.

– И ты сообщаешь мне об этом только сейчас! Просишь внучку, а сама ставишь перед выбором: магия или любовь? Мама, да как так можно?!

От трубки повеяло вымученным сожалением.

– Я все надеялась, вот проснется магия в тебе, тогда и скажу. Чего душу раньше срока бередить, – пристыженно призналась Мариэтта Аркадьевна. – А она не проснулась. Точнее, проснулась, но поздно. Вот и я задержалась.

– Где же ты была целых два года? После пожара в «УмножайКо»?

У Малины болезненно запульсировало в затылке, а мать виновато прогундела:

– Собиралась с духом. Сказать родной дочери, что ее отец жив, а ей придется выбирать, непросто. Это великое испытание, а нас шептуний и без того мало.

– Ну, знаешь! – только и смогла сказать Малина, но потом спохватилась, – а как же ты? Бабушка Аграфена ведь родила тебя от деда Аркадия, и ничего, колдовать можешь.

Мариэтта Аркадьевна выдала очередной угрюмый вздох.

– Неродной отец он мне. Вот и вся разгадка.

Малина чуть с кровати не упала. В один вечер обнаружить столько семейных тайн!

– Он знал? – глупо спросила она, уже подозревая, каким будет ответ.

– Знал. Мать встретила его глубоко беременной.

– И, что, никогда не догадывался, кто вы?

– Догадывался, да все догадки топил в бутылке, медленно и неотступно следуя к безумию. Я говорила. Такова расплата за знания, которыми ему обладать было нельзя.

Мариэтта Аркадьевна умолкла. Малине тоже сказать было нечего.

– Ладно, – скомкано пробормотала она, – пойду в душ. Спокойной ночи, мам.

Наспех закончив разговор, Малина зашла в душевую кабинку и встала под лейку. Ей даже не потребовалось поворачивать вентиль – термостат, будто почувствовав ее присутствие, включился сам, и сверху хлынула вода. Через сорок минут, отойдя от услышанного, Малина вспомнила, что так и не рассказала матери, куда устроилась. Звонить повторно желания не было, поэтому она написала сообщение.

«Если тебе интересно что-то, кроме м., я теперь работаю в «Чудо-Фаянсе». Удаленно».

Ответ пришел на другую тему.

«Подумай, что я сказала. Магию нужно передать. Времени у тебя не так много. Тридцать шесть все же. Да и я не вечная».

Спать Малина легла злая, как бездомный пес, у которого отобрали последнюю картонку.

Глава 4. Любовь зла

Ночью Малина долго вертелась с боку на бок. Неужели когда-то она всерьез мечтала стать ведьмой?! Внутри бушевало. Она злилась на то, что мать скрыла от нее правду об отце. Хотя Малина могла бы догадаться, могла! Еще тогда, в детстве, с интересом изучая разбитый на подоконнике алтарь, в центре которого лежала морская ракушка.

– Это символ Праматери. Первой женщины, обладавшей нашей колдовской силой, – говорила мама, осторожно проводя по ракушке пальцем.

Она часто рассказывала эту историю, но каждый раз Малина слушала, как впервые.

– Что за сила? – с придыханием спрашивала она девочкой.

– Любовь ко всему сущему, – отвечала Мариэтта Аркадьевна. – Праматерь так преисполнилась ею, что смогла материализовать. Хотела помочь всем. Несчастного – осчастливить, обиженного – утешить, обездоленного – одарить. И расходовала свои колдовские умения так щедро, как умела. Стоило шепнуть нужное слово. Но однажды встретился ей недобрый человек. Мужчина, в которого она, увы, крепко влюбилась. Поначалу гордился он талантами Праматери, а потом захотел присвоить ее славу себе. Стал повсюду говорить, что чудеса принадлежат ему. Что Праматерь всего лишь пользуется его могуществом. Когда узнала та, разозлилась, пожелала наказать, но вовремя вспомнила, что в основе магии – любовь, а не ненависть. Удалилась в лесную чащу и стала жить уединенно.

Маленькая Малина, воспринимавшая легенду о Праматери, как старинную сказку, услышав про лес, не на шутку пугалась.

– Она стала злой?

– Затворницей, – успокаивала мать, – и не злой, а недоверчивой. Перестала принимать просителей. Стала ворожить тайно, незримо читая сердечные помыслы людей. За это ее прозвали ведьмой – той, что ведает, то есть знает. Долго ворожила Праматерь в лесу, а как стала терять силы, поняла, что магию нужно передать.

– И родила дочку! – хлопала в ладоши Малина.

Эта часть была ее любимой.

– Да, но не сразу, – поправляла мать. – Была она уже немолода и отлично помнила, как бывший возлюбленный возжелал присвоить ее дар себе. Так что пришлось ей пойти на маленькую хитрость.

– Какую? – распахивала глаза Малина, прекрасно зная ответ.

– Отправиться в ближайший городок и найти незнакомца. Ни как звали случайного встречного, не знала, ни чем он жил. Провела с ним всего одну ночь, зато полную любви.

Что такое «ночь, полная любви» в те времена Малина не вникала. А, как подросла, стеснялась спрашивать. Куда подевался незнакомец, она тоже не додумалась узнать. Ее заботила судьба Праматери. Уж больно она желала быть на нее похожей.

– А потом она родила дочку, да?

Мать кивала.

– Через девять месяцев. Ей она передала дар, повелев, чтоб в дальнейшем сделала и остальных научила.

В детстве Малина отчаянно хотела понять, как это, когда у тебя есть отец. Настоящий, как у одноклассников, а не призрачный, из скупых материнских рассказов. С годами это прошло. Статус безотцовщины не тяготил, ведь среди сверстников таких было полно. И все-таки, узнав о судьбе девочки, она озадаченно спрашивала:

– Неужели она не скучала о папе?

Теперь, лежа в постели, Малина хмурилась. Дубина! Уже тогда, по тому, как украдкой вздыхала мать, можно было понять, что с ее папой приключилась вовсе не ранняя смерть! Но маленькая Малина принимала за чистую монету все, что говорила мама. А, повзрослев, разуверилась в магии, которая так и не соизволила появиться.

– Сначала печалилась Праматерь, что родной отец никогда не увидит дочь, потом поняла: так даже лучше, – рассказывала Мариэтта Аркадьевна. – Росла девочка красавицей и умницей. Пела в лесной чаще, танцевала с птицами, смеялась над шутками ветра. В общем, была чудом, одним из тех, что щедро творила Праматерь. Отец точно захотел бы показать ее миру. Забрал бы из лесу, увел подальше от древней магии. И не осталось бы от той следа, – добавляла мать, и Малина волновалась.

– Это плохо? – вопрошала она. – Что магия могла исчезнуть?

– А ты сама как думаешь? – задавала мать встречный вопрос тоном, в котором сквозило едва прикрытое неудовольствие.

Малина не думала никак, но под строгим взглядом развить мысль не решалась. Вместо этого спрашивала:

– А что было после? Когда Праматерь совсем состарилась?

Мариэтта Аркадьевна хмыкала, однако на это отвечала без промедления:

– Вышла она на лесную опушку, скинула одежды, протянула руки в луне и обратилась сияющей пылью, которая взмыла высоко в небо. С тех пор ночь – время ведьм, а луна – природное воплощение Праматери.

Подобные беседы велись поздними вечерами, поэтому Малина частенько выглядывала в окошко и, указывая пальцем на ночное светило, интересовалась:

– Выходит, это она?

– Мы почитаем ее в равной степени.

Какое-то время Малина молча рассматривала яркую точку в ночном небе, а потом задавала самые разные вопросы. Слышит ли Праматерь шептуний? Может ли отвечать им? Есть ли у нее имя? На большую часть Мариэтта Аркадьевна отвечала коротко:

– Если веришь, все возможно.

На последний с грустной улыбкой замечала:

– Имени Праматери никто не знает. Существует поверье, что оно начиналось на букву «С», как свет. Свет луны.

Увы, в детстве Малина не связывала историю Праматери со своей судьбой. Была очарована самой идеей колдовства и мало думала о том, что за ней скрывается. А кое-что и сама скрывала. Уже от собственной матери. Наслушавшись ее рассказов, Малина ложилась в кровать и видела один и тот же сон. В нем девчонкой она кружилась у ночного костра посреди леса в компании ведьм постарше. Они, не стесняясь, сбрасывали одежды, танцевали и смеялись, абсолютно не боясь быть обнаруженными.

– Это твоя семья! – с азартом кричала ей помолодевшая лет на тридцать Мариэтта Аркадьевна, пробиваясь сквозь взрывы шального хохота. – Смотри, – она начинала перечислять, показывая то на одну, то на другую ведьму, – Аграфена, Юрина, Моргана, Ольгуша, Стефания, Катарина, Литабель, Паулина…

Чем больше имен называла, тем более экзотическими они становились. Все потому, что прародительницы Малины когда-то пришли на север из земель нынешней Агломерации. Стоило матери махнуть рукой в направлении какой-нибудь ведьмы, та поворачивалась к малышке и расплывалась в приветливой улыбке. Хитрой, томной, колдовской, но добродушной, искренней. В ответ Малина изо всех сил махала ладошкой, пытаясь унять громко стучащее сердечко. Это ее семья! Большая, дружная, дерзкая. Почему у костра нет ни одного мужчины, Малина не задумывалась. Ее восторгало, что ведьм не смущала ни темнота подступающего леса, ни собственная нагота. Из-за того, что все танцевали, казалось, их было много. Несколько раз Малина начинала считать, но сбивалась. А, едва наткнувшись взглядом на одну из них, обо всем забывала. Эта ведьма кружилась чуть поодаль, поэтому всегда оставалась в тени. В отличие от остальных, ее движения были медленными. Вроде танец, а вроде и нет.

Во сне подходить к огню девочка не решалась. Стояла и зачарованно таращилась на дикие пляски из-под густых древесных веток. В одну из ночей она рассмотрела среди танцующих незнакомку. Женщину, девушку или дитя, определить никак не удавалось. В огненных всполохах костра ее внешность колыхалась и менялась, как в отражении реки. Все, что получилось выхватить, это серебристые нити в волосах, глаза цвета молодой листвы и алые губы, сиявшие ярче пламени.

– Праматерь! Праматерь! – восторженно верещала Малина, делая робкий шажок в ее сторону. Жаждала хоть на миг дотронуться до той, что даровала ведьмам силу.

Незнакомка заливалась смехом и мотала головой.

– Не угадала! Не угадала!

Малина недоумевала.

– Тогда кто же ты, кто?

Вместо ответа та манила девочку к огню и повелительно приказывала:

– Перепрыгни – узнаешь!

Малышка боязливо отступала. Женщины ее семьи визжали и прыгали через костер снова и снова, лишь Малина не желала, чтобы пламя облизало ей пятки.

– Перепрыгни! – опять приказывала незнакомка.

Малина не двигалась с места. Чувствовала силу, идущую от той. Притяжение, похожее на щекотку и канат одновременно. Давление, отдающее легкой болью над переносицей. Безымянная ведьма словно хотела втолкнуть в Малину что-то. Поместить, как в кувшин. Посадить, как в горшок. Оба сосуда оказались плотно затворены, и открывать их зеленоглазой кудеснице Малина не спешила. Невиданное упрямство пересиливало все, даже страх перед необузданной мощью, что плыла к Малине прямо по воздуху. Окутывала детскую макушку, целовала голые плечики, покусывала за пухлые щечки. Страшного незнакомка не делала, но девочка каменела, точно статуя, сквозь которую чужая воля пробиться не могла.

– Ничего, однажды! – улыбалась зеленоглазая, теряясь в толпе.

Повзрослев, Малина так и не поняла, кем была та ведьма, но догадалась, что означал прыжок через огонь. Хорошо, в детстве ей хватило ума не поддаться сонному мороку и удержаться. Может, магия в ней потому дремала так долго? И к лучшему! Становиться той, кто врет собственной дочери, говоря, что отец умер молодым, она не хотела. Даже сейчас, когда сила все же проснулась. Особенно сейчас, когда выяснилось, что родная мать всю жизнь ее обманывала!

Однако, вдоволь позлившись, Малина с неохотой признала: она понимает причины материнского поступка. В Отечестве никто ни в каких ведьм не верил. Да и в остальном мире тоже. Прогресс, технологии, космос, наука, твердая доказательная база. Вот что теперь составляло основу жизни. Магия, бывшая когда-то естественной частью всеобщего существования, давно осталась в прошлом.

Ее воспринимали как выдумку, место которой находилось лишь в телешоу и книгах. В детстве телевизор мать смотреть не разрешала. Говорила, он размягчает мозг. Вот почему Малина не вылезала из библиотеки. Перечитала все истории о лесных колдуньях, заклинательницах тьмы, повелительницах теней и прочих выдуманных женщинах, обладавших мистической силой. В надежде обнаружить что-то про шептуний, глотала одну книгу за другой, пока их запасы не иссякли. После жадно принялась искать новый источник. И однажды, в дальнем углу библиотеки, наткнулась на полку с непонятной надписью «История некоторых знаний». А, заглянув в одну из пыльных книг, с трепетом сообразила, что тут тоже про магию! Правда, без привычных полетов на метлах. Без связки мышиных хвостиков за поясом. Без любовных зелий и приключений. Строго, сухо, с пометкой «согласно архивным данным», реже – «по воспоминаниям очевидцев». Малина была уже взрослой, чтобы понять: а вот это не выдумка.

На всякий случай домой такие книжки она не брала, осторожничала. Читала тайком, устроившись на полу между стеллажами. Исторические сведения о сожженных заживо женщинах в темные времена произвели на Малину жуткое впечатление. Как и проверка на колдовство путем бросания в озеро со связанными руками и ногами. На смену восторгу от причастности к древнему ведьмовскому роду пришла озадаченность с оттенком сомнений. По всему выходило, что когда-то таких, как Малина и ее мама, истребляли, используя отвратительные, бесчеловечные методы. Нигде, ни в одной из прочитанных книг, не говорилось, что магия – это дар, который нужно беречь.

Напротив, люди откровенно боялись ведьм. Обходили их дома стороной. Отселялись, топили и жгли, пока не вытравили из массового сознания любые воспоминания, а уж тем более мечты о магии. Много веков ни в Отечестве, ни за его пределами ведьм не было. Мода на колдовство, если это можно было так назвать, вернулась лет двадцать назад. Аккурат, когда Малина вступила в пору отрочества. Только к истинной магии, как говорила мать, это не имело никакого отношения.

– Пустое, – категорично заявляла она. – Обложиться благовониями – не начать колдовать. Составлять амулеты и наговоры, а потом ходить с этим по телепередачам… – она возмущенно поджимала губы. – Лучше б уж и дальше про магию не помнили, чем так. Тьфу, только позорят славное имя ведьм! Благо о нашем ремесле никто не знает, – восклицала она, заводя глаза к небу. – Не хватало еще, чтоб и нас ненароком причислили к этому отряду новоявленных колдуний.

Но, посмотрев несколько телепередач с ведьмовской тематикой, она все же признала: некоторые методы действительно заслуживали внимания. Руны, таро, свечная магия, гадания на камнях, предгорный шаманизм, который, как выяснилось, до сих пор использовали люди, жившие в дремучих лесах Отечества.

– Доля истины есть, – с опаской бормотала Мариэтта Аркадьевна. – Только обнародовать вот так открыто, – она растерянно разводила руками, – я бы не стала. В прошлом закончилось несладко.

Успокаивало ее лишь то, что о настоящей магии по-прежнему никто не знал. Истины шептуний передавались тайно, от матери к дочери. Мариэтта Аркадьевна, последняя из ведьм, преданно хранила традицию рода в секрете, продолжая трудиться на мирской службе. Днем администратором в регистратуре поликлиники, вечером – уборщицей в детском саду, а по субботам еще и в дежурной аптеке. Более престижной работы в Забытом не было. Чтобы они сводили концы с концами, Мариэтте Аркадьевне приходилось крутиться, как белке в колесе, но она никогда не жаловалась.

– Главное, что внутри, а не снаружи. У нас с тобой – древняя магия. Истинной ведьме этого достаточно, – говорила мать, возвращаясь домой.

Ее стержень для Малины был крепким примером жизненной стойкости, и все-таки она росла в другое время. Теперь превыше всего ценили комфорт. Строили карьеру, ползли вверх по социальной лестнице. Мерилом успеха был уровень финансового благосостояния, а вовсе не чувство удовлетворенности от занятия, о котором никто не знал, и которое, чего таить, не приносило видимых благ. Это противоречие беспокоило Малину с раннего детства, но пика достигло к выпускному школьному году.

Тогда она с ужасом осознала, что не может увязать детскую мечту – продолжить семейное ремесло – со страстным желанием достичь успеха в обычном, не ведьмовском смысле. Получить хорошее образование, найти достойную работу, стать признанным профессионалом в какой-нибудь востребованной сфере. Пока Мариэтта Аркадьевна надеялась, что дочь отучится пару лет в колледже в небольшом городке по соседству с Забытым, и вернется, чтобы продолжить магический промысел, та грезила о столице. Когда к совершеннолетию магия не проснулась, Малина, поддавшись на уговоры матери, просидела в Забытом еще год. Потом впервые взбунтовалась и втайне от Мариэтты Аркадьевны отправила документы в один из столичных вузов.