М-8

Лилия Степыкина

М-8

Глава 1. Lady D

«За тобой пришли», – пропел голос. Оглушающий абсурд происходящего. Любимый кабинет, адская охрана и Дьяволица. В её руках толстая папка. «Личное дело №701. Алекс Оллфорд». Вернулось всё, от чего убегал.

Я – бесстыжий делец. Цвет волос выдаёт наглость. Вдобавок – отсутствие эмпатии. Эмпатия – пустое и лишнее слово. Она ни к чему. Как и совесть. Всю жизнь я много обманывал. Предавал с широкой улыбкой. Подставлял с холодной расчетливостью. Мой привычный образ жизни. Из панков в князи. Я сроднился с ложью. Остатки доброты оставлял родным. Например, сестре, матери, отчиму. Я был одиноким волчонком.

Пока не появилась она. Леди Ди, Дьяволица. В её тонких пальцах – жизнь. Моя жизнь в бумажном формате. Все слабости и победы. Глупость и остроумие. Страхи и предрассудки. Остатки человечности и чувства. Чувства вне времени и измерений.

Она меня пригласила на Смерть. На Смерть тела ради Жизни. Жизни души. Она разыгрывает спектакль. Да так, что верится.

Мой взгляд холоден и спокоен. Её – по-детски игривый. Она появилась вспышкой. Банально, но правдиво. Я гибнул от скуки. Требовал невозможного – понимания. Малейшего понимания и зрителя. Нет, не зрителя… Шоу. Искры, перца, изюма. Бомбы, в конце концов.

И появилась она. Со своими замашками и привычками. И договором. Я влюбился. По все веснушки. Подписал договор, не глядя. Точнее, глядя только на неё. Пять лет, и я труп. Пять лет на славную, бодрую жизнь на Земле. По истечении срока меня ждёт Ад. Мой двадцать один грамм бездушия теперь её. Она – моя. Не смогу обрести себя на новом месте – превращусь в ветер.

Мы встретились с дьяволицей по истечении указанного срока. Как в песне Боуи. Леди, как прежде, восхитительна. Такая же весёлая. Вечная оптимистка. Даже когда всё рушится. Дьяволица с человеческой душой. Загадка для меня и Ада. Да, в семье не без очеловеченных! В её роду были люди. Она из известного дьявольского клана. Но не об этом.

Она листает документ. Даёт указания охране и инквизитору. Всё это смешно и сюрреалистично. Хм, я скоро умру. Леди что-то говорит, а я не слушаю.

Я смотрю на неё. Эх, дурак ты рыжий! О серьёзном бы подумал. Ты скоро умрёшь. Подумай о маме, о мягкотелом отчиме. О сестре. Сестра наконец работать пойдёт! Радость-то какая. С твоим телом что станется? Утром найдут урну с пеплом. Твоим пеплом. Алекс, станешь грёбаным пеплом? Тебя сожгут. Люди подумают, что тебя заказали! Понимаешь? Не понимаешь ты ничего. Твою прапрапрабабушку так сожгли. Подумала в Дьявола влюбиться! И ты туда же.

Ни к чему монологи. Вердикт зачитан. Спектакль подошёл к концу.

И меня сожгли. Поэтично, не больно и эстетично. Двадцать первый же век на дворе. Обошлись без долгих процедур. Я сгорел. Душа осталась жива. Охрана исчезла. Инквизитор, улыбнувшись, ушёл. Какие нынче милые инквизиторы. Остались я и Леди.

Она взяла меня за руку. Мы летим в личный ад. Что-то в стиле Depeche Mode. Или у них был Иисус? Всё равно. Я понял, что всё пустяки. Я был панком и поэтом. Был бизнесменом и подхалимом. Был девственником и грешником. Был несчастен и окрылён. Сожалел о чём-то… Отныне это всё чушь. Я счастлив. Никаких сожалений. Никакой скорби. Всё пыль. Кроме чувств и драйва.

Глава 2. О вере

Бывает, я вспоминаю себя живым. Точнее сказать, моё бутафорское существование на Земле. Периодически среди огненной ночи (какие ещё ночи бывают в Аду?) я вздрагиваю, не понимая, что происходит. Леди Ди беззвучно спит рядом. Я тихо иду на кухню за водой или бегу в душ, дабы смыть кошмары, которые периодически приходят за мной.

Что-то иррациональное гложет меня. Вроде, всё, о чём и мечтать нельзя, у тебя в руках. Ты наконец-то восстал из всех возможных пеплов, ты, кажется, научился любить (и перестал отрицать наличие каких-то эмоций, кроме недовольства и скуки). Ты счастлив, но кто-то или что-то тебя дёргает, мучает. Говорят, если мёртвым тяжело в том мире, значит, кто-то их не по-доброму вспоминает или испытывает чувство вины. Не могу судить, потому что не верю в подобные суеверия. Лучше расскажу о том, во что и кого я верил, будучи ещё Александром Валерьевичем Оллфордом, ставшим впоследствии хамелеоном с чемоданом масок. Масок было достаточно.

Маска первая:

Послушный конопатый и щекастый пятиклассник Саша. Он любил музыку. Сам попросил маму записать его на гитару. Во время прослушивания спел какую-то песню «Битлов», которую в детстве напевала бабушка, преподавательница английского.

Маленький Саша верил, что добро обязательно победит зло, наука возвысится над глупостью и предрассудками, а музыка может улучшить мир. Этому его научили бабушка и The Beatles.

Учился отлично. Не прогуливал школу, не подтрунивал над одноклассницами. Одну искренне любил, раз в неделю оставлял на ее парте шоколадку, накопленную за несколько дней без школьного обеда. Мальчики из класса периодически его избивали, издевались над ним. И это не разрушило его веру в добро. Эх, где теперь этот Саша?

Маска вторая:

Саше шестнадцать лет. Он научился драться и грубить старшим (по мнению его матери). Немного похудел. Фирменные щёчки остались. Стал привлекать одноклассниц и девочек со двора, которые оказывали ему всяческие знаки внимания. Ему было не до отношений и дам, к тому же, он ничего не смыслил в женской психологии.

Его главной религией оставалась музыка. Его комнатушка (маленькая, но своя) в родительской квартире в Купчино напоминала Hard Rock Cafe: стены в плакатах с любимыми панк- и гранж-группами. В углу две гитары: старая цыганская классика (семиструнка), переделанная дядей в шестиструнную, и его гордость, акустическая «Ямаха». После окончания девятого класса он всё лето проработал, чтобы купить это японское чудо. Какие там девушки? Разве девушка могла дать то, что дарила музыка? Музыка дарила веру в себя, приближенность к чему-то необъяснимому, а девушка что? Непонятно. Музыка и пара близких друзей – настоящая семья. Больше ничего не нужно.

Экзамены, личная жизнь и туманное будущее его не интересовали. «После школы пойду музыкантом на Невский бабло заколачивать», – ехидно повторял он каждый раз, когда мать пыталась наставить его на путь истинный.

Маска третья:

Первый курс «Политеха». Поступил каким-то чудом (вовремя взялся за голову?). Уже не Саша, а Алекс Оллфорд. Алексом его называла первая девушка Бэт (настоящее имя не помню). Их свели универ, общая религия (музыка) и её странности. Его жутко смешила и привлекала её любовь к астрологии. По-моему, она и на картах Таро гадала.

С Бэт они впервые напились. Первый курс, лихая вечеринка у кого-то из общих друзей в жилище на Пушкинской. Отмечали чей-то День рождения, совпавший с посвящением в студенты. Обычное клише жизни. Далее по списку: водка, моментальное опьянение и страстные поцелуи на кухне, беседы о всякой чепухе до утра. Точнее, она что-то говорила, а я слушал или же отпускал дурацкие шутки, пьянея.

Так я открыл для себя способ стать увереннее. Оказывается, алкоголь делает тебя в своих глазах более смелым, более дерзким и свободным.

С середины первого курса стал больше пить в компаниях: дворы, парадные, потерявшие красоту и лоск, став обычными подъездами, квартиры друзей, задрипанные бары (район не имеет значения; это вам не эти ваши «Угрюмочные»). Алкоголь – новая религия. Путь к просветлению, новым знакомствам и новым тактильным ощущениям. Бэт послал (о чём жалел долгие годы). К чему постоянство, когда вокруг такое разнообразие? А чувства? Один чёрт знает, что это такое.

На втором курсе меня ошарашила новость: умер дед, а за ним бабушка. Они прошли вместе через всю жизнь и скончались почти одновременно.

Я был близок с ними. Особенно с бабушкой.

Все эмоции по поводу их смерти я спрятал максимально глубоко. Во время похорон бабушки легко подбадривал ревущих мать и сестру. Похороны деда были полностью на мне. Мама не смогла смириться с потерей. Я так и не признался, что секрет моей стойкости в обоих случаях скрывался в виски. Пьянеть без видимых признаков для окружающих – моя фишка.

Алкоголь дал многое. Он создал мои последние маски. Я научился грамотно манипулировать людьми, получать желаемое по щелчку.

Университет закончил с легкостью. В деканате поражались моим хитрости и блестящей памяти.

Маска четвёртая: Сан Валерьевич.

После смерти бабушки и дедушки их скромная двушка на 10-ой Советской перешла ко мне. Университет окончен. Какое-то время я работал в крупных барах в центре. Вскоре мне это наскучило. Я всё попробовал, всё узнал. Скука внутри и снаружи. Хотел валить из Питера, передумал. Если здесь я скучаю, то что уж говорить о провинции? Перспективы переехать заграницу омрачали незнание английского и подруга-лень.

Остался в городе. Думал о своём бизнесе. Может, о баре. Сид Вишес знает, что было в моей голове.

Как-то я возвращался домой с работы через Советские (они же Рождественские). Взял виски в «Дикси», пошел в сквер Галины Старовойтовой. Включил музыку, общался с кем-то в «ВК». Вдруг ко мне подсела какая-то блондинка. На вид – не больше двадцати пяти. Глаза изумрудные. Высокая. На ней было какое-то платье. На ногах кроссы. Вроде бы. Не помню. Не запоминал детали ее гардероба. Было что-то дьявольское в её взгляде и манере держаться. Это была Леди Ди.

Она очаровала меня, скорее, в прямом смысле околдовала. Начала беседу. Говорили обо всём: от моего детства до моей неустроенности. Говорили почти исключительно обо мне. Она представилась, сказала, что не местная. Шутила много. По поводу чего – не помню. Я смотрел на неё и забывал о скуке и бытовухе, в которой погряз. В конце разговора она упомянула что-то про свою необычную работу. Предложила договор во имя нашего спасения: мне – пять лет без нужды и скуки на Земле плюс последующая встреча с ней в Аду, ей – закрытие рабочего плана и здоровые отношения (адские абьюзеры достали). Почему я согласился?

Мне нечего было терять. К тому же, эта чертовка меня привлекла. Почему бы и нет? Я подписал договор и личное дело сразу же. Мы обменялись взглядами, и Леди Ди исчезла.

Через неделю дела пошли в гору. Я продумал концепцию бара. Достал деньги на его открытие. Бар Dark Souls Society стал пристанищем для многих творческих, офисных планктонов и прочего сброда (у меня аллергия на офисных крыс).

Через год меня называли Сан Валерьевичем. Меня зауважали родные, пророчившие свидания с наркологичкой. Я приобрел дачу в Гатчине (на родине бабушки). Леди Ди периодически прилетала из Ада.

Через годы я научился обманывать. Dark Souls Society стал сетевиком.

Родственники продали квартиру в Купчино и переехали в один из новых ЖК на Таврической.

Сказка, а не жизнь? Скука никуда не пропадала. Я всё ещё чего-то искал.

Моя смерть стала спасением. От душных и лишних бесед с коллегами по бизнесу, от любого рода ответственности. От темноты внутри.

Я благодарен Леди Ди за договор и спасение моей душонки.

Порой страшные эпизоды из земного прошлого накрывают меня.

За свою жизнь я сменил множество масок и религий. Я верил в добро, в музыку, в зло и алкоголь. И ни разу не верил в себя. Я убегал от себя без оглядки. Можно сказать, что я эдакий бегун от себя на долгие дистанции.

Я не хочу больше никуда бежать. Я хочу верить: в себя, в сохранность своего счастья и новые эмоции, постепенно прорастающие на, казалось бы, сухой почве.

Огненная ночь в Аду. 2 часа ночи. Мертвый и живой. Восставший и верящий.

Да будет так.

Глава 3. Момент

В мире постапокалиптических пейзажей Ада, да и в бетонной монотонности случается момент, меняющий тебя полностью. Он может обернуться застенчивым утром, пришедшим из ниоткуда. Он может стать вечером, плавно перетекающим в полусладкое вино ночи. Момент меняет тебя. Прежний ты остаёшься за порогом.

С загадкой момента я сталкивался во время просмотра кино в детстве. Меня, как и остальных сверстников, мама часто просила отвернуться или закрыть глаза. Я наивно пытался узнать у неё, какой секрет скрывают те тётенька или дяденька. В ответ – смущённая и наигранная улыбка, попытки отшутиться. Я пожимал плечами. Думал, что когда-нибудь узнаю правду.

В подростковом возрасте я смотрел много качественного кино: от классики (здравствуйте, Кубрик, Линч и Аллен) до современных ситкомов и комедий. Я романтично и тайком всматривался в те или иные проявления момента. Отношений мне не хотелось. Я мечтал воплотить киношную красоту в жизни. Как, с кем – дела второй и третьей важности. Одноклассникам и друзьям в этом признаваться было не по себе, поэтому я с безразличием слушал их рассказы о всяческих любовных похождениях. Они считали меня придурком и вечным девственником.

На первом курсе появилась Бэт. Вместе с ней мечты осуществить желаемое. Я знал, что она испытывает серьезную привязанность ко мне, поэтому развести её на секс оказалось делом нехитрым. Манипулировать эмоциями при внешней холодности и беспристрастности – моё призвание.

Момент настиг на вписке у московских друзей августовской ночью. Я немного выпил, а Бэт была почти трезва. Весь вечер мы отходили на балкон покурить. Она курила и несла чепуху про какую-то из своих подруг, только что расставшуюся с парнем. Приплетала к ситуации карты Таро. Мол, нагадала их расставание месяц назад. Смешная дурёха. Накрасила губы коричневой помадой, нацепила футболку с Joy Division и юбку. Последний раз видел её в юбке на посвяте. Ха, знала, чем меня подкупить. Всегда влекло к людям, умеющими быть разными. Бэт не была такой. Она выбирала один стиль (поведения, одежды) и следовала ему до последнего. Ради меня она притворялась.

Мы покурили. Вечеринка подошла к концу. Друзья легли спать. У нас всё только начиналось. В ту ночь я познакомился с её светлой кожей, тонким тельцем (чего не сказать обо мне), простой красотой и непритязательностью. Ей нравилось всё, что делал я. В свою очередь она хотела радовать меня. Целовала, касалась.

Впоследствии она брала надо мной вверх, потому что любила меня сильнее. Я испытывал что-то вроде комплекса неполноценности. Она была слишком стройна, слишком изящна. На её фоне я чувствовал себя полноватым дылдой. Вскоре мы расстались. Мне надоело мучить её колкостями на пустом месте и понимать, что я не смогу её полюбить по-настоящему.

К слову, я тоже притворялся ради того, чтобы понравиться кому-то. Сидел на диетах (нелегко в этом признаться), фанатично убивал время в качалках. Я полагал, что меня могут полюбить исключительно стройным и подкачанным.

Да, дальнейшие метаморфозы повлияли на мою личную жизнь. Девушки носились за мной. Я выбирал тех, кто не обращал на меня особого внимания. Не всегда уверенных в себе, но более холодных, чем я. Мне хотелось доказать, что я достоин их любви. Добиваясь их, я думал о себе, о том, как избавиться от комплексов и страхов. Чего я боялся? Боялся не соответствовать своим или навязанным стандартам о любви и красоте, не быть достойным Момента и одиночества. Моменты с ними были хороши, но мимолетны.

С годами я понял, что Момент для меня не столько набор выученных движений, сколько беседа. И молчаливый человек испытывает потребность в разговоре. Мне хотелось говорить, чувствовать, прикасаться. Мне надоело вечно зарабатывать горстки теплоты и огня. Надоело казаться кем-то другим, лгать в первую очередь себе.

Пока умирали чьи-то соулмейты, я гибнул. Время куда-то шло. Я истосковался по живительной силе чьих-то пальцев и губ. Лекарство от тоски материализовалось в виде Леди Ди, вернувшейся из Ада за ночь до спектакля «Моя смерть».

Она появилась на пороге главного филиала моего бара в один из выходных дней. Я не знаю, готовятся ли дьяволы к свиданиям, но, будь она человеком, я сказал бы, что не один час был проведён у зеркала.

Аккуратно уложенные прямые волосы, красная помада, светлое платье по фигуре, ботинки на низком каблуке. В руках тёмное пальто. Изумительна! Мы выпили по коктейлю и пошли бродить по давно изученным улицам.

Момент настиг нас вечером, сразу после прогулки. Мне очень хотелось поговорить с Ди, и я не стал себя останавливать. Она тоже нуждалась в беседе. Меня всегда влекло к людям (или существам), умеющим менять режимы: от ненавязчивой романтичности до всепоглощающего огня.

Пламя поглощало меня. Хотелось узнать Леди всю, полностью сгореть в костре её страстности. Забыть о своих страхах и разуме, стать Оловянным Солдатиком, самоотверженно сгоревшем в порыве чувств.

Я сгорал. Нет, мы сгорали. Без сомнений и мыслей о завтрашнем спектакле. Гори оно всё. И всё горело. Прежняя жизнь рушилась и плавилась, как Нотр-Дам. Момент незамедлительно менял меня.

На следующий день поэзия жизни на время сменилась прозой: пришли инквизитор и охрана Ада. Леди еле привела себя в порядок к их приходу. Мне пришлось прикинуться, что я совсем не помню о договоре и не знаком со своей прекрасной карательницей. Далее… Перематываю плёнку событий. Нужно напоминать себе о важности Момента. В Аду ли, в Раю – второстепенно. А он – во главе всего.

Глава 4. Без имени

Шестьдесят шестой день в Аду. Двадцать третье декабря энного года. Бесснежно, жарко и пепельно. В пепелопад лучше сидеть дома, попивая виски со льдом или есть мороженое, любовно приготовленное Леди Ди по каким-то неведомым мне рецептам. До Дня рождения (я намерен отмечать его и здесь) пара дней. Угораздило же нас с Иисусом родиться в один день!

Каждый раз, незадолго до перехода через очередной возрастной Рубикон, на меня накатывает что-то вроде ностальгии. Всплывают эпизоды из детства, люди и события, сильно на меня повлиявшие. Саморефлексия застилает всё туманом, незаметным окружающим.

Сегодня мне захотелось поделиться парами тумана с Леди. Мы с ней не так давно вместе. Она не догадывается, кого приручила. Самое время раскрыть часть своих карт. Мы уютно обосновались на диване в зале, и я начал свой рассказ. Моя жизнь оставалась бы никому не нужной, если бы не некоторые люди. Они толкали меня на разные приключения, вдохновляли, делали сильнее и более собой.

Честно говоря, жизнь до пятнадцати лет можно смело скомкать и выбросить. Я был неуклюжим нечто, бездельником, поклонником бабушкиных блинчиков и британской музыки. Я пописывал какие-то стишки про революцию, анархию и стены (да здравствуют The Clash и Pink Floyd). После школы вечерами пропадал в гитарной студии. Ничего примечательного. Друзей у меня не было от слова совсем.

Как-то летом гуляя по знакомым дворам с плеером (в наушниках заслушанный альбом «Нирваны» – Nevermind), я встретил одну компанию. Пару девушек и парня, куривших в соседнем дворе. Из портативной колонки молодого человека кричала музыка Nirvana. Казалось бы, ничего необычного, кроме шума, который перебивал звуки в моём плеере. Нормальный человек мог бы пройти мимо или же отругать парня за несоблюдение комендантского часа и пойти дальше. Я же увидел в этом поклоннике творчества Курта родную душу! Снял наушники. Самоотверженно (если это слово уместно) попытался влиться в компанию. Начал шутить, хвалить музыкальный вкус ребят. Смеялся настолько громко и очевидно, как мог.

Моего будущего лучшего друга звали Пашей Кожевниковым (в дальнейшем Полом). Он был чуть младше меня. Родился в Петербурге, переехал в Нижний Новгород, когда родители развелись. Приезжал на историческую родину на каникулы. В Нижнем его всё раздражало. Он возвращался в СПб, чтобы привести мысли в порядок и отойти от образа непослушного и порывистого человека. В школе его тоже считали странным. Он отпускал специфические шуточки по поводу всего. Слушал панк и гранж, играл на басу. Белёсый, глаза зелёно-карие. Щуплый и низковатый. По сравнению с ним я тот ещё викинг.

Мы сразу сошлись. Первое время наша похожесть вызывала шок. Оба одиночки, эдакие музыкальные «нёрды», себе на уме. Я обрёл в Поле брата по оружию, понимателя. Он своим примером показал, что быть другим – нормально. Жить нужно так, как ты это видишь, смело положив на мнение как можно большего количества людей. Можно утверждать, что он заложил первый кирпич в фундамент того дерзкого и в какой-то мере беспринципного Алекса, коим я стал.

Встречи с Кожевниковым были подарком на каникулы: сначала на школьные, позже – студенческие. Чего только не было: ночные экспедиции в центр, ворох шуток, мечты о чём-то большем. Из невозможно великолепного – смастерить собственный бас (в случае Пола), научиться солировать, как Брайан Мэй из Queen (в моём). Панк панком, а гитарных магов никто не отменял.

В восемнадцать лет Паша переехал из Нижнего в Москву. Мы оказались по разные стороны культурных баррикад. Так же дружны и близки, несмотря на расстояние и трудности.

Мы поддерживали связь до самого дня моей официальной смерти. Я был слишком труслив, чтобы предупредить его о скором уходе в иные миры. Всё, что я мог делать – поддерживать его до последнего, заботиться о нём, радовать визитами. Мою потерю он перенёс болезненно. Прости меня, Пол.

Многие люди в моём окружении проверены тремя вещами: временем, трудностями и расстоянием. Большинство друзей жили в разных городах: кто-то переезжал в Москву или за границу, кто-то возвращался в родные города. Плюсы в подобном пограничном существовании всё же были: я много путешествовал. К тому же, расстояние даёт возможность посмотреть на окружение по-новому. Ценность людей возрастает. Я заметно помрачнел и замолк, прервав рассказ. Заинтересованность на лице Дьяволицы сменилась обеспокоенностью. Я нервно посмеялся, пошутил, дабы разрядить обстановку. Попросил Леди рассказать о её прошлом.

Я толком ничего не знал о нём. Она мало говорит о себе, оставаясь для меня тайной. Будь она чуть общительнее, ничего не изменилось бы. Сколько дьявола не разгадывай, полностью ответ не узнаешь. Сейчас мне захотелось приоткрыть комод с историями возлюбленной.

Леди родилась в семье, принадлежащей к известному дьявольскому клану Вайолин. Её предки занимались юриспруденцией. Они защищали смертных во время судных дней, эпидемий и инквизиций. В Средневековье отстаивали права и свободы ведьм. Увы, человеческая глупость не имеет границ, и не всех удавалось спасти. Смерть победила.

Отец и мать владели свою юрконторой, которой посвятили всю жизнь. Они занимались делами смертных. Принцип работы был весьма необычен: они отправляли смертных в Ад во спасение. Зачастую людям не слишком славно и спокойно живётся на Земле. Вот и решили Вайолины помогать им, испепеляя клиентов по их собственному желанию. Смерть во благо.

Ди с детства отличалась тонким восприятием людей и дьяволов. Могла оправдать самый мерзопакостный поступок. Остро реагировала на несправедливость. Поэтому после школы поступила на юрфак в каком-то провинциальном городе России (русская юриспруденция беспощаднее любой внеземной). Окончила его с отличием и продолжила семейное дело.

Про подростковые годы и детство Леди рассказала мало. Известно, что в этот период она трижды сменила цвет волос и глаз (природа решила посмеяться над ней), превратившись в альбиноса. В школе она выбирала позицию наблюдателя. Ей нравилось незаметно рассматривать кого-то, отмечать особенности чьего-то поведения. Общение с одноклассниками было пустотой. Что нового они могут рассказать? Ди и так о них всё разведала.

Тайны личной жизни она хранила при себе. Друзья у неё были. Приятельницы для непринужденного общения, походов в кофейни и выездов в мир живых.

Я ненавязчиво спросил о близких друзьях. Она поделилась со мной историей одной подруги, сильно повлиявшей на её жизнь.

Надо сказать, работа занимала большую часть её времени. Леди отличается безропотным трудолюбием и ответственностью. Про работу она может рассказывать часами. Подобным не каждый может похвастать.

История дружбы с ближайшей подругой Ди, Викторией Сид, – очередное задание от конторы.

Шел первый год службы в родительской конторе. На Адскую почту их фирмы поступило личное дело некой Вик Сид. В деле – минимум фактов, способствовавших тому, чтобы начать его рассмотрение. Какая-то музыкантша с большими амбициями гибнет в Северной столице от неразделенных чувств. Боги, что за банальщина? Сколько таких творческих заселяют Питер, одним петербургским ангелам и духам известно. Нельзя браться за сомнительные и слишком простые дела! К делу приложена фотография девушки. Тёмные волосы, северно-ледяной взгляд, уверенный и грустный одновременно. Еле заметная улыбка. Леди почему-то сильно захотелось помочь Вик. Любовь к нелогичному, но верному нас объединила. И Ди взялась за дело.