Больше, чем офис

– Вот это перфоманс,– покачал головой мужчина с чрезмерным количеством геля на волосах.

– А что этот ваш, видите ли, перфоманс, значит? – поинтересовался крикнувший: «Браво!»

– Наверняка какую-нибудь гадость,– заявил обладатель вычурных запонок и сального взгляда.

– Я обещал ей не участвовать в военной игре,– воодушевленно продолжала женщина, хлопая своими длинными ресницами. Воодушевление выражалось в оттягивании декольте до пояса и, торжественном освобождении пышной, толкающей на греховные мысли, груди.

– Види…видите ли,– сконфузившись, забормотал крикнувший: «Браво!», в тщетных попытках отвести взгляд от манящего зрелища.

– Вот где «Браво!» нужно было кричать,– сделал ему замечание обладатель вычурных запонок, который даже и не думал прятать свой сальный взгляд.

– Душновато как-то сегодня, не находите? – спросил мужчина с чрезмерным количеством геля на волосах, чувствуя, как тает этот гель и мерзким слизняком течет ему за шиворот.

Правая рука Иволгина вернулась на место. В глазах вспыхнул огонь. Пламя из сокрушительной обиды. Из разрушительного гнева. За то, что, будучи практически на смертном одре, а если быть точнее,– на смертном подоконнике, он так и не смог заслужить внимание окружающих, которым был обделен всю свою сознательную жизнь.

Жизнь, на протяжении которой он мечтал быть услышанным… Увиденным, замеченным, записанным, оцененным…

Жизнь, без колючего, пронизывающего до мозга костей, холода равнодушия.

Жизнь, без давящих многотонным грузом на сердце, пресса меркантильности и цинизма.

Жизнь, без разрывающей в клочья душу, серой обыденности.

Жизнь, которую все боятся называть существованием.

– И все идет по плану! – в исступлении визжала женщина, размахивая грудью, подобно попу, пустившему в свободное плавание, а если быть точнее,– полет, свое кадило.

Жизнь, которая…

– Друзья, любуясь красками и разноцветием лета, не могу не вспомнить предшествующее сему богатству, весну. Которая в этом году выдалась, что надо! Восхитительно, как робкая капель в начале апреля породила обильное снеготаяние. И стройные ручейки превратились в бурные потоки, стремительно уносящие вдаль в своих волнах последнее дыхание зимы. – Торжественным шепотом забубнил, кричавший: «Браво!», пытаясь изобразить неподдельный интерес к своим ботинкам.

– Вы забыли добавить: «видите ли»,– съехидничал обладатель вычурных запонок, буквально пожирающий сальным взглядом колышущие прелести женщины, которые весьма недурственно компенсировали отсутствие у неё слуха.

– Простите, у вас случайно не найдется влажной салфетки? – смущенно спросил мужчина с чрезмерным количеством геля.

– А моей женой накормили толпу! – продолжала женщина, ловя непослушными пальцами замок молнии сбоку юбки.

– На завтрак кофе и бутерброд с сыром. Люблю, видите ли, кофе. – Не к месту признался, кричавший: «Браво!»

– Ну, чума! Ну, чума! – возбужденно чирикал обладатель сального взгляда и вычурных запонок.

– Как на счет носового платка? – Поинтересовался мужчина с чрезмерным количеством геля на волосах. – Бумажного полотенца? Хотя бы запасной рубашки?

Иволгин понял, что бессмысленно… Бессмысленно злиться на людей. Бессмысленно пытаться обратить на себя внимание. Бессмысленно было все. В первую очередь, сама жизнь. А уж уход из нее, тем более. Тогда, для чего? Тогда, зачем? Тогда, почему?

Иволгин едко ухмыльнулся. Забавно. Всю жизнь уверенно делать вид, что знаешь ответы, при этом никогда, по сути, даже толком не расслышав изначально заданных воросов. Человечество, представилось Иволгину, сборищем зубрежников, которые когда-то придумали удобные для себя истины, возвели их в ранг неопровержимости и, с тех пор бубнят их себе под нос, чтоб не забыть. И носы от этого бубнежа к верху. И головы, соответственно. И короны нацепили, мол, вершина эволюции – Человек Разумный. Только вот не может зубрежник разумным быть. Он за миллион повторений все запомнит, это да. А вот, поймет ли? Вряд ли.

Прилежные зубрежники строят из себя мудрецов, делают вид, что знают эту жизнь, это мир. Ни дать, ни взять демиурги! Забавно? Да, живот со смеху надорвешь!

– …растоптали ей плоть! – Взмыленная от пота женщина покончила с юбкой и в исступлении принялась за трусики.

– Вы, простите за бестактность, не в той тональности поете,– заметил, крикнувший: «Браво!», наконец оторвавшись от своих ботинок.

– Пошел на х..й! – Взвизгнула женщина и кинула свои трусики в его, наливающимся алым, лицо.

– Поддерживаю! Иди на х..й, чмо бесхребетное! – Вступился за даму обладатель вычурных запонок и сального взгляда. – Всё, бл..ть! Лишен права на участие в групповом соитии!

– Что?!? – взревел, крикнувший: «Браво!», яростно пыхча себе под нос, пытаясь сдуть с него трусики. Видимо напрочь позабыв о наличии собственных рук и их возможностях.

– Вас только что послали,– объяснил мужчина с чрезмерным количеством геля на волосах. – Но вы не вздумайте обижаться. Она, по всей видимости, сошла с ума. Этот – ни о чем кроме секса думать не может. Вот он – некоторое время назад возымел желание выброситься из окна. Я вот стою, гелем истекаю. Все мы тут е..анутые.

– И все идет по плану! – Крикнула женщина и, шмякнувшись на стол, широко раздвинула ноги.

– Я первый! – прогрохотал обладатель вычурных запонок и сального взгляда, и бросился на женщину, расстегивая в прыжке ширинку.

– Ай! Б..ять! – Вдруг заорал Иволгин, схватившись за ушибленную икру и, спрыгнул с подоконника внутрь кабинета.

Из окна показался фрагмент лестницы, а после сияющая каска с не менее сияющим лицом.

– Давай! – Гаркнуло сияющее лицо куда-то вниз. На сцене появился потертый временем пожарный рукав. Последующее пеноизвержение было сопровождено недовольным визгом двух разъединённых тел; радостным возгласом: «Наконец-то смою этот чертов гель!», еще более радостным криком: «Браво, мать вашу! Браво!!!»; и тихим поскрипыванием зубов Иволгина…

***

06:00

«…рвался сюда что есть силы, но здесь ни х..я не красиво…» * – звучала песня, установленная на будильнике телефона Иволгина. Он отключил мобильник, потянулся, протяжно зевнул и не менее протяжно подумал: «Да-а-а, уж…»

* «Некрасиво» – С. Рудаков гр. «Радиопомехи»

Август.

Бессмысленная жара.

16:29

– За окном, под сенью берез, развалилась собака. Развалилась, Прохор Амбросович, не на части. А в том смысле, что спит. Хотя существует небольшая вероятность, что она и не спит вовсе. Если принять во внимание все аспекты, касающиеся, занятой ей позы, то можно сделать определенные выводы, что собака дремлет. Да. Пожалуй, дремлет. Хотя…

– На что вам cдалась эта собака?

– Действительно, на что? Не понимаю. Как и не могу понять, почему это я в свое время в лётное училище не поступил? Сейчас бы был пилотом какого-нибудь пассажирского…

– Позвольте, угадаю, это метафора? На тему, почему люди не летают?

– Да, при чем тут это?!

– А что тогда вы имели в виду?

– Как что? Стюардесс, конечно!

– Прозаично мыслите, коллега.

– Отнюдь, весьма поэтично.

– И в чем заключается поэзия?

– Я бы им стихи посвящал!

– Ну, знаете. Как-то всё это с запахом корысти.

– Думаю, моя корысть подошла бы к их духам!

– А я вот думаю, воображение у вас разыгралось.

– Фантазии?

– Грезы!

– Мечты?

– Даа… Где вы, а где штурвал…

– Нет, нет! Где я, а на штурвале – она!

– Не паясничайте, вам это не идет.

– Да? Вы это серьезно?

– Более чем!

– Чем что?

– Что «что»?

– Мои восторги, Прохор Амбросович! Сумели-таки загнать меня в тупик!

– И как там?

– Угол в девяносто градусов, ничего примечательного. Продолжим?

– Валяйте!

– Что вы, Прохор Амбросович! Мы же не на татами! Не валять, не делать удержание, тем более, я не собираюсь.

– Отрадно слышать.

– А я-то как рад! А меж тем, начал дымиться асфальт. Воздух и так преисполненный духотой, прямо-таки отдает его ядовитыми испарениями. Все чудесно. Так здорово, прекрасно и великолепно…

– Послушайте, я тоже изнываю от жары и так же, как и вы не в восторге, что кондиционер без конца ломается.

– А знаете от чего в восторге я, Прохор Амбросович?

– От чего же?

– От кофе! Ничто меня не одухотворяет так, как кофе! Ну, еще закаты. И снег. И море. И горы…Знаете, Прохор Амбросович, получается, на самом деле много чего меня одухотворяет.

– Рад за вас.

– А то! Вопрос можно?

– Валяй…можно!

– Вы случайно не в курсе, у кого это там арабику отобрали?

– Что?!?

– У меня тут на баночке маленькими черными буковками непечатно: «Кофе с отборной арабикой».

– Боюсь, вы неправильно поняли смысл. Имеется в виду, лучшее…

– Стоп, Прохор, чтоб вас соседи семь дней в неделю заливали, Амбросович!!! Это я неправильно понял смысл? Смысл?!? Я не ослышался? Мне не показалось? И вы – это вы, а не замаскированный под человека инопланетный разум? И…швырните в меня вон тот горшок с бегонией, чтоб я остановился!

– Да-а-а…взрывоопасный вы сегодня!

– Нервный?

– Беспокойный.

– Резкий?

– Местами.

– И есть причины.

– Поведайте, прошу!

– Целых две!

– Да? Думал, больше.

– Ну, конечно, Прохор Амбросович! Тут и дураку ясно, что их было больше! Вам, кстати, ясно?

– Эм-м-м-м…да.

– Сотни, их было – сотни! Но как-то…забыл, знаете ли? Только эти две и помню. Правда, скажу вам только одну.

– Досадно.

– Вторая, пусть останется тайной для вас, да и для всех остальных.

– Унесете эту тайну в могилу?

– Кто вам такое сказал? Я вообще в могилу не хочу! Ну, так причина! Вы тут, любезнейший Прохор Амбросович, заявляете, что я смысл, видите ли, не правильно понял. Вы что же, считаете, что он существует?

– Кто «он»? Смысл?

– Нет, это я о том настенном календаре! Конечно, смысл!

– А вы иначе думаете?

– Думаю! И считаю! И полагаю! Доводы, конечно, не раскрыты, но зато какой утвердительный ряд получился, а, Прохор Амбросович?

– Мой дорогой коллега, спешу вас заверить, что смысл есть во всем! Абсолютно! И даже, как это не странно, в наших беседах. Ведь вы же сами говорили, что лучше выпустить пар, неся всякую ахинею, безобидную по отношению к окружающему миру, чем облачиться в костюм Адама и выброситься в окно, окончательно съехав с катушек от навязчивых клиентов, плоскоголового начальства и залежей бумаг, исписанных никому ненужным цифрам!

– Не аргумент, Прохор Амбросович.

– Отказываетесь от своих слов?

– Ни за что!!! Но…ведь можно и не делать этого, да? Можно же? Можно в абсолютной тишине завершить очередной невзрачный рабочий день и спокойно разойтись по домам, не так ли?

– Ну-у…возможно, вы правы.

– Возможно? То есть, вы сомневаетесь? А я вот, глубоко убежден в этом!

– В отсутствии смысла чего-либо? Что, и жизни?

– Ну, конечно, Прохор Амбросович, конечно! Фантом, и не более того! Знаете, какова моя позиция, мое мнение, по отношению ко всему этом? Люди сами придумали сей пресловутый смысл, с целью подкрепить свои высказывания по поводу предназначения человека, что всё не просто так, что во всём, в любом действии, от обычного вдоха до, изощренного обнесения банка, есть нечто, являющееся предопределением нашей расы! Люди придумали смысл, чтобы было легче всё объяснить. Всё, понимаете? Всё! В том числе и саму жизнь.

– Вас послушать, и жить расхочется.

– Почему же?

– А смысл???

– Как? Вы до сих пор не поняли? Жизнь, как раз и дана для того, чтобы лишней раз подтвердить отсутствие смысла!

– Вы, часом, не атеист?

– Я – верующий, Прохор Амбросович, просто, у меня такая позиция.

– Парадоксальный вы!

– А это… Это забавно?

– Ну, без таких бесед было бы, действительно скучно! Все равно не разделяю вашего мнения, что смысл есть иллюзия!

– А мое мнение, Прохор Амбросович, и не нужно разделять! Потому как, оно в раз перестанет быть конкретно моим! Оно, страшно подумать, общественным может стать!

– Действительно, страшно!

– Не бойтесь, Прохор Амбросович, время уже вышло, домой пора!

– До завтра. Однако, завернули вы сегодня!

– Я же говорил, в дядю пошел,– тридцать лет в упаковочном отделе, это вам не шутка!

Последний день лета.

– Эх, Прохор Амбросович, завтра в отпуск. Прекрасно вам время провести.

– Спасибо.

– Шлите фотографии с море синего. Только, прошу, не в обнажённом виде.

– Как будто я славлюсь подобными вещами.

– Вот-вот, прежде чем фоткаться, не забудьте о вещах, оденьтесь.

– Да, ну вас.

– Шучу, шучу. Пишите, не забывайте.

– Всенепременно. Кстати, у вас ведь послезавтра день рождения? Примите заранее поздравления!

– Принимаю!

– Как отмечать планируете?

– О! Я устрою грандиозную пирушку за городом, на благодатном речном берегу. Соберутся вся родня и все-все друзья до единого. Будет приглашена крутая панк-рок-группа. Обязательно кто-то перепьёт так, чтобы самого себя потом не помнить. И обязательно затеют драку во славу кровопролития. В лучших мушкетерских традициях, задорно, весело и с размахом. Конечно, кто-нибудь, уединившись в укромном уголке, займется там любовью, да так страстно, что крики любовников оглушат, пролетающих над ними чаек. А потом, все уставшие, но довольные, пойдут любоваться закатом. И когда раскаленные угли солнца с шипением погрузятся в пучину волн…

– Я так понимаю,– дома будете сидеть за чтением книги или просмотром сериала?

– А вы прозорливы, Прохор Амбросович. Не обмануть вас никак.

– Общение с вами поспособствовало этому.

– Сочту за комплимент. Если подумать, ну вот зачем мне затевать подобную, безусловно прекрасную, вакханалию, мутить восхитительное безобразие, устраивать славную пирушку. Я ведь целиком и полностью самодостаточен и для веселья совершенно не нуждаюсь в обществе.

– Как-то грустно звучит всё это.

– И снова вы меня раскусили! Молодцом! Но грущу я не поэтому случаю. А по поводу предстоящей разлуки с вами.

– Да? Это приятно. Скучать, значит, будете?

– Конечно! Особенно, когда за вас отчет придётся делать.

– Да, бросьте, вам не привыкать.

– Согласен. Вообще, я скрывал, не говорил вам, что состою в драмкружке. И второго числа состоится премьера одной экспериментальной постановки. Между прочим, внимание, приготовьтесь ахать,– по моему сценарию.

– Действительно «ах»! Можете удивить. Вы и стих вот про ворону написали, сценарий тоже, просто творческая личность. Не думали сменить род деятельности?

– Конечно, думал. Вы как с отпуска вернётесь, следом я пойду. Отправлюсь в мировое турне, а по приезду, уволюсь и буду творить литературу высшей пробы!

– Ёрничаете всё.

– Конечно. Я без ёрничества никуда. Кстати, как на счет того, чтобы по пути домой, заглянуть в кафе? Надо же, в конце концов, проводить вас и последний день лета.

– Только ненадолго.

– Конечно, Прохор Амбросович, как скажите.

Осенняя тетрадка.

Сентябрь.

«Майк и Стив»

(Эпизод сериала, просмотренного Иволгиным во время

двухнедельного отсутствия Прохора Амбросовича)

– Ну, Стив, по-моему, тут все просто.

– И с чего это ты так решил, умник?

– Ну, во-первых, мы с тобой не дальтоники, Стив. По крайней мере, я. А ты, Стив? Или весь мир для тебя, как старый телевизор?

– Да, нет, Майки, все в цвете. Правда вот в последнее время никак не соскочу с одного канала. Как же он меня достал, Майк, если б ты только знал.

– Да? И с какого?

– «Засран-TV»! Знаешь, кто у них там генеральный директор?

– Догадываюсь, друг. Тем более у меня похожая история. Капитально подсел на «Предпенсионное нытье».

– Вот ведь… А что там, во-вторых?

– Как, что? Во-вторых, это классика.

– Что-то музыки не слышно.

– Ты, что, Стив, не разу не смотрел кино про полицейских? Синий или красный – классика жанра!

– А вот этот желтый, Майк? Или, к примеру, этот коричневый? А про тот зеленый я вообще молчу.

– Нее, Стив, главный выбор нужно сделать между синим и красным, ты уж мне поверь.

– Поверить? Тебе? Да, я любовнику своей бывшей жены больше бы поверил!

– Что, на чай приглашал, а Стив? Милым человеком оказался, а?

– Да, пошел ты…

– Я-то пойду, Стив, но, вот, что прикажешь делать с этой тикающей хреновиной?

– А ничего не нужно делать. Скоро прибудут специалисты, Джон и…

– Скоро, Стив? Ты что, разве не в курсе? Не слышал, что объявили по рации? Передавали же десять минут назад.

– Передавали? Были какие-то помехи, но не более того. Я за пончиками как раз отходил, связь что ли в этой забегаловке плохая?

– Авария, Стив, на пересечение Третьей и Седьмой. Ребята уж больно спешили на наш вызов, чтобы обезвредить бомбу. Они сейчас в больнице, не критично, живы, слава богу.

– Черт, Майк. Но ведь есть еще…

– Конечно, есть, Стив. Только те, кто есть, прибудут сюда, как раз к разбору кучи из кусков бетона и крошеного стекла, если мы не сделаем хоть что-то.

– Черт!!!

– Так, что – монету бросим или есть другие варианты?

– Майк, чертов придурок, сейчас действительно не до шуток. Ты ведь знаешь, что из здания еще не всех эвакуировали. Мы не можем вот так…

– А кто может, Стив? Кто? Кто, кроме нас? А?

– Давай только без этого пафоса, Майк.

– Как скажешь, Стив, но решать что-то нужно.

– Хорошо, орел – красная.

– Монету, Стив.

– У меня только карточка.

– А у меня совсем пусто.

– Дьявол, Майк!

– Говоришь, еще не всех эвакуировали? Ты тут пока посиди, Стив, а я пока сбегаю, займу у кого-нибудь.

– Ты с ума сошел, Майк!

– Думаешь, у этих маркетологов и паршивой монеты не найдется? Не дрейфь, приятель, я мигом.

– Гадство… Ничего-ничего, держись приятель. Тебе всего шесть дней осталось и на пенсию. А то и еще быстрее – шесть минут и тогда уж на вечный покой! Чертов день, когда я выбрал эту чертову профессию! Ну почему? Почему я не пошел по стопам отца? Сейчас спокойно закидывал бы свежую прессу через крохотные заборчики. Но, нет! Поперся в копы, чтоб мне пусто было! Доблесть и честь, парень, доблесть и честь… Эй, рыжий, ты то откуда здесь? Иди-ка сюда. Да, приятель, это тебе ни какая-нибудь заводная игрушка, это…

– Стив? Котом обзавелся, смотрю. Я не против конечно, но учти, я ни за что не буду баловать этого рыжего свежей рыбкой по четвергам, если ты не обработаешь его от блох.

– Ты что, реально у кого-то выклянчил монету?

– Ага, орел – синий?

– Как? Я же говорил – красный.

– Да? Не передумал?

– С чего бы это?

– Ну, мало ли, бывает… Разве люди не могут менять своего мнения просто так?

– Наверное, могут, Майк.

– Так значит – красный?

– Постой, я не уверен.

– Тогда, орел – синий, и покончим с этим.

– Или все же – красный?

– Ну, хорошо, красный так красный. Я кидаю…

– Майк?

– Да.

– Ты видишь то же самое, что и я?

– Да.

– То же самое?!

– Да.

– Ребро?

– Я вот, что подумал, Стив, может – ребро, это значит, что нужно перерезать и красный, и синий, а?

– Разве?

– Тогда – зеленый, Стив, я режу!

– Стой!!!!!

– Ну? Что я говорил! Часики встали.

– Майк, да ты – гений! Как тебе это удалось?

– Ну-у, немного интуиции, немного везения, кое, что вспомнил из классики… э-м-м, привет, Джон!

– Хай, Майк!

– Джон? Что ты тут…

– А-а, вижу, Майк, наши курсы тебе пригодились? Сам тут управился?

– Курсы? Какие курсы? Джон, вы разве не попали в аварию?

– О чем он это, Майк?

– Черт его знает. Переволновался видимо. Возраст, знаешь ли.

– А как же авария на Третьей и… Так ты все выдумал? И ты знал, как обезвредить…Твою мать! Какого ж хрена ты устроил цирк этот с монетой?!

– Понимаешь, Стив, ты в последнее время выглядишь каким-то мрачноватым, не знаю, даже как сказать – потускнел что ли? Вот я и решил тебя немного взбодрить. Привнести ярких красок в серую картину твоей жизни. Тебе ведь понравилось, Стив? Ну честно – понравилось?

– Знаешь, что я сейчас хочу сказать, Майк?

– Подозреваю, то, что тебе осталось шесть дней до пенсии, Стив?

– Вот именно, и лучше, чтобы ты все это время держался подальше от меня.

– Как скажешь, Стив. Ну что, до завтра?

– Черт!

***

«Мы супергерои, но мы ничего не умеем. Нас недавно отмудохали и мы пока болеем» * – звучала песня, установленная на будильнике телефона Иволгина. Он отключил мобильник, потянулся, протяжно зевнул и подумал: «Надо же, заснул… А Прохору Амбросовичу наверняка понравился бы такой сериал»

* «Супергерои» – А.Юзленко гр. «Потомучто»

Эмоциональный расчет.

08:03

– Вау! Прохор Амбросович! Золотой вы мой человек! С возвращением! Бурные овации, восторженные крики: «Браво!» и шикарные букеты к вашим ногам по этому поводу!

– Неужели, прямо так соскучились?

– Ну, что вы, ничуть. Просто, свои отчеты опостылели, а тут еще и ваши приходилось делать.

– А вы за эти две недели ни капельки не изменились.

– А вы? Изменились за время отпуска? Ну-с, повествуйте! Я весь во внимании! Канары? Бали? Гоа? Хотя, нет, куда это меня? Позвольте, угадаю,– Венеция! Прекрасная Венеция! Божественная Венеция! Нет? Тогда, Париж! Прекрас…

– Анапа в вашем списке есть?

– Анапа? Да, она первое место в топе занимает! Что там какие-то башенки, гондолы, мимы, лягушачьи лапки и круассаны в сравнении с неподражаемым колоритом Анапы?! Пшик,– пустое место!

– Вот вы ёрничать изволите, а я, между тем, довольно замечательно провёл там время.

– Да, кто же ёрничает-то, Прохор Амбросович, а?

– Вы!

– Когда?

– Только что.

– По глазам определили?

– Причем здесь глаза?

– Зеркало моей ёрнической души!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.