Ропот бездны

– Снисходительность очень опасна, достопочтенный господин. Позволь людям небольшие вольности – и они захотят еще и еще. Эта дорога любого уведет с Пути. Так, поторопитесь, лентяйки!..

Сатеша помогла служанкам надеть на руки Энки тяжелые широкие браслеты и дотронулась до локтя своего подопечного. Легкое прикосновение, наполненное нежностью, – единственное проявление чувств, которое Сатеша могла себе позволить.

– Вот и всё. Если желаете, можете совершить утреннее подношение.

И самый ярый хранитель нравственности не уловил бы в тоне Сатеши властной нотки, но Энки знал ее всю жизнь и вместо «если желаете» отчетливо слышал «выбора у вас все равно нет».

Когда он развернулся, чтобы уйти, служанки пали ниц и коснулись лбами пола. Сатеша же, вырастившая Энки, имела право совершить малый поклон и не опускаться на колени.

Проходя через анфиладу комнат, Энки едва обращал внимание на сводчатые потолки, расписанные историческими сюжетами. Не вызывала интереса и лепнина, украшавшая величественные колонны. Он шел привычным путем, проделывать который ему приходилось со дня его тринадцатилетия.

Будничные подношения Великим Спящим совершались трижды в день. Как проводить обряд, Энки научил старый жрец, согласившийся стать его наставником. Энки помнил его – сухенького и невысокого человечка, в чьих глазах давно померк всякий интерес к жизни. Он научил Энки обращаться к Великим Ашу и рассказал, что им преподносить.

– И чего мне просить у них? – любопытствовал тринадцатилетний Энки, когда наставник, едва не засыпая, поведал ему о прошениях, которые жрецы могли передавать Великим.

Разумеется, Ашу редко снисходили до ответа, но всегда был шанс стать счастливчиком, осененным благословением.

– Влияния для семьи? – предположил наставник. – Процветания для Аккоро? Чего угодно.

– Процветания? – нахмурился Энки. – Но четыре народа идут Путем, указанным Великими. Поэтому наши земли и не знают горя. Разве можно просить большего?

В ответ наставник незаинтересованно пожал плечами и продолжил лекцию.

Энки уже свернул было в коридор, который вел в храм Малого дворца, но сердитый шепот, доносившийся из-за поворота, заставил его остановиться.

– …и она ударила тебя?

– Да! Еще и к хранителю нравственности послала. Наверняка этот хряк скажет, что я заслужила десять ударов плетью – не меньше!

– Сатеша такая жестокая…

– Злобная стерва!

Энки опешил. Сквернословить в обители запрещалось, за подобное девушка могла получить куда больше десяти ударов. Оглядевшись, Энки с облегчением обнаружил, что больше никто беседу не подслушивал.

– Она мне завидует, – продолжала распалившаяся служанка. – Уверена: Сатеша обрадуется, если я захвораю. Тогда она меня выкинет, как бедняжку Алиш! У нее всего-то была лихорадка пару дней, но ее посчитали слишком нечистой для обители! Тут, видите ли, ничто не должно тяготить жрецов! Лицемеры! Но недолго терпеть осталось. Несколько лет! Подумаешь! Скоро я уеду и забуду об этом проклятом месте. Вернусь с почетом домой, и мне не придется больше никому кланяться! Великие Спящие! Как же хорошо, что жрецов держат в одном месте! А что, если бы они по городу прогуливались?! Нам и там лицом в грязь падай?! Словно мы собаки низкородные!

Ее собеседница ахнула и бросилась прочь.

– Это… это твои слова! Я такого не говорила!

– Да подожди ты! Трусишка!

Когда заливистый смех и быстрые шаги стихли, Энки продолжил свой путь.

О разногласиях между высшими кастами ему приходилось слышать и раньше. Развлечения ради жрецы любили раздражать семьи высокородных, показывая им свое превосходство. Энки не понимал подобных забав. Впрочем, он во многом не мог найти смысла, начиная с его ежедневной рутины. Например, зачем учить историю управителей фамильного имущества, если к семейным делам его не подпускают? Все, что он делал, – совершал подношения в Малом дворце да скитался по обители в компании Араты.

Энки распахнул двери дворцового храма и привычно зажег все свечи. Язычки пламени осветили гигантское панно, выложенное из солнечных камней и оникса: Ашу озаряли собой пространство бесконечного Хаоса. Оставив в нише четыре кубка сладкого вина, Энки прошептал слова обращения к Великим и склонился в поклоне. Ашу – создатели мира, спящие в своих чертогах. Что он мог у них попросить и при этом не показаться смешным, не навлечь их гнев?

«Я могу служить семье. Неужели для меня не найдется места? Отец, мать и брат… Я еще докажу, что могу быть полезным».

От этих мыслей сердце Энки наполнилось уверенностью.

– Стой! Стой, ребенок!

Дверь храма с грохотом раскрылась, и внутрь влетела девочка лет пяти. Она уставилась на коленопреклоненного Энки и удивленно моргнула.

– А мамочки тут нет?..

Растерянный Энки не успел ничего ответить – девочку за шкирку схватила мужская рука и потянула назад.

– Ты что творишь?! – вопил хранитель нравственности Малого дворца, прикрывая свободной рукой собственные глаза. – В храм нельзя заходить!

– Но там кто-то есть! – захныкала девочка. – Вон он! Кланяется милой картинке! Хочу тоже посмотреть! Почему мне нельзя?

Хранитель нравственности побледнел и еще сильнее прижал ладонь к глазам, словно желая продемонстрировать, что поклона Энки не видит. Из горла мужчины вырвалось нечто неразборчивое, и он вместе с девочкой попятился. Двери захлопнулись за ними. Энки, пребывавший в легком потрясении от произошедшего, поднялся на ноги. Никто, кроме него, не заходил в храм, особенно когда совершалось подношение. Оставалось надеяться, что ребенка, нарушившего правило Малого дворца, не накажут слишком строго. «Лучше подойти к хранителю и попробовать убедить его, что девочка не виновата. Хранитель и правда бывает излишне суров».

Звон колокола, возвещавшего о церемониальном открытии главных ворот города, прервал размышления Энки. Не успел гул растаять в воздухе, как его песнь подхватил бой барабанов – прибывавшие люди возвещали, что пришли с добрыми намерениями.

Энки не заметил, как добрался до выхода из дворца. В размеренной жизни обители редко происходило что-то интересное. Как пропустить подобное? Нечасто главные ворота города открывали для процессий! Любопытство захлестнуло его, заставляя забыть и о подношении Великим, и о наставлениях Сатеши провести день в размышлениях.

Выбежав с территории дворца, Энки направился к входу в обитель – белоснежной арке, от которой ступени вели вниз, в основную часть города. Если он хочет увидеть хоть что-то, лучшей смотровой площадки не найти.

– Энки! Погоди!

Запыхавшийся Арата уперся руками в колени, стараясь отдышаться.

Энки мог поклясться, что еще минуту назад на улице, кроме него, никого не было. Несомненно, все в обители узнали о прибытии неизвестных гостей, но мало кто проявил интерес открыто.

– Откуда ты…

– Я тоже рад тебя видеть, Энки! Вижу, ты уже в порядке. Хотел проведать – Сатеша сказала, что ты очнулся. Но пришлось бежать за тобой! Ты куда направился?

– К арке, хочу взглянуть на приехавших. Как думаешь, они из соседней провинции пожаловали? Или, может быть, это люди северного народа ашу'сатор? Западного ашу'амир? Или южного ашу'сиэр? Мне было бы интересно послушать их истории.

Энки ни разу не видел представителей северных, южных или западных провинций и мог только воображать, насколько их жизни отличаются от его.

При упоминании трех других народов Аккоро Арата поморщился. Наставник рассказывал Энки, что народы испытывают неприязнь друг к другу, потому что им покровительствуют разные Великие Ашу. Энки это казалось странным, но лишних вопросов он не задавал, ведь задолго до той лекции понял: отвечать ему не собираются.

– Я бы предложил спокойно поваляться на подушках и расслабиться, но не думаю, что ты согласишься, – ворчал Арата, шагая вместе с Энки.

– Спасибо, что помог дойти до дворца.

– Слушай ты мои советы, не пришлось бы помогать.

– Как поживает твоя семья? – спросил Энки, желая сменить тему.

Если Арата начинал причитать, остановить его было сложно.

– Так же, как и все семьи обители. В основном плетет интриги против соседей. Отец очень уж хочет стать следующим верховным жрецом.

– Нынешнему все хуже?

– Да. Растерял силы. А за спиной у него стая волков, которая только и жаждет урвать его титул. Если не повезет, сгодится и место в кругу приближенных нового верховного жреца.

– И в такое время семья позволяет тебе слоняться где вздумается? – удивился Энки.

Арата отмахнулся.

– У меня старшая сестра и брат. Они все взяли на себя. Храни их Великие! А я буду помогать тем, что не стану мешаться – это у меня отлично получается. Ого, посмотри, Энки! Гости прямо к обители идут. И высматривать ничего не нужно!

И правда, процессия поднималась по ступеням, приближаясь к арке. Не меньше сорока высокородных несли в руках увесистые подносы, с которых до земли свешивались длинные бусы из черных опалов, обрамленных золотом. Замыкали шествие два закрытых паланкина, занятые, несомненно, жрецами.

– Бусы из черного опала – подарки для семьи жениха, – прокомментировал Арата. – Значит, какая-то семья из обители приготовила не менее щедрые дары из белого опала для невесты.

– Моя семья ждала невесту брата.

– Думаешь, это она?

– Пойдем и узнаем.

– Ты, должно быть, шутишь…

– Мы не будем подходить слишком близко.

Энки и Арата были не единственными любопытствующими – вместе с ними за процессией увязалась ребятня, каким-то чудом выскользнувшая из-под надзора наставников. Скоро начали присоединяться стайки юношей и девушек из благородных семей. Жизнь в обители, покидать которую они не имели права до конца службы, успела им опостылеть – молодые люди жаждали общения с равными им по статусу.

Вокруг процессии поднялась суета, столь редкая для обители. Высокородные наперебой рассказывали друг другу новости и, слишком занятые обсуждением последних сплетен, не обращали внимания на Энки и Арату.

– Дочь семьи Ферет не пустили в обитель столицы! – едва сдерживая веселье, говорила женщина, державшая в руках корзинку с драгоценными камнями. – Оставили внизу, словно низкорожденную!

– Ничего удивительного, учитывая, что устроила ее сестра-бесстыдница. Сбежала с мужчиной из касты мудрых.

– Неужели она станет его женой? Немыслимо! Такой позор!

– Ее семью хотели выгнать из клана. Им пришлось расстаться с двадцатью повозками золота, чтобы откупиться.

Предположение Энки оказалось верным: они двигались к Главному дворцу его семьи. Не доходя до ворот, высокородные остановились, положив свои нелегкие ноши на каменную уличную плитку. Жреческая семья, выбравшись из паланкинов, направилась прямиком в дом жениха, оставив слуг у дверей. Только поздно вечером, когда родители жениха и невесты обговорят все нюансы, они смогут войти и занести подарки.

Как только жрецы скрылись из виду, высокородные подняли с плеч накидки и покрыли ими головы, скрывая половину лица. Они – гости обители – не могли глазеть по сторонам, пока их официально не пригласят во дворец.

Арата ткнул застывшего друга локтем в бок.

– Пойдем отсюда.

Но Энки все еще не мог сдвинуться с места, вглядываясь в стены Главного дворца семьи. Невеста ушла очень быстро, ему не удалось как следует разглядеть ее. Единственное, что бросилось в глаза, – необычные волосы медного цвета, несвойственные народу восточных провинций. Неужели она не из ашу'арат? Полукровка? Энки слышал, что очень-очень редко, когда два представителя разных народов каким-то чудом преодолевали неприязнь и вступали в союз, у них мог родиться ребенок. Чаще всего он появлялся на свет мертвым, но случалось, что дитя выживало.

– Зуэн нашел себе невесту из другого народа? Или полукровку? – тихо прошептал он. – Зачем это семье?

– Понятия не имею, Энки. Ты видишь, как солнце высоко поднялось? Мои кости уже плавятся. Пошли отсюда. Ты же не планируешь стоять тут до вечера? Если и так, все равно нас не пригласят войти.

Энки кивнул. Арата был прав: пришло время уходить – толпа из молоденьких высокородных, за спинами которых они старались держаться, расходилась. Нараставшая жара поумерила их любопытство и напомнила о делах, ждущих во дворцах жрецов.

– Нынче тяжело выбрать подходящую семью для заключения союза. Я ее знаю – это Белили из семьи Сэцци, прибыла из провинции властителя Ринто. Говорят, спелась с его второй женой. Обе любительницы пыльных томов, – произнесла женщина, стоявшая в трех шагах от Энки. Она была одета в расшитое серебряной нитью лазурное платье, оставлявшее мало места воображению. – Хоть эта девица-жрица не из нашего народа, но я ей сочувствую. – Противореча сказанному, ее голос источал насмешку. – В семье отца достопочтимого Зуэна я не сомневаюсь, – продолжала говорившая, – но вы слышали, что случилось с родней его матери Ишари? Ее брат узрел глаза вершителя.

Собравшиеся удивленно ахнули, кое-кто даже воззвал к Ашу, прося защиты.

«Узрел глаза вершителя, – повторил про себя Энки. – Вершители снимают с глаз повязки, только когда приводят в исполнение смертный приговор». В памяти тотчас всплыл заброшенный дом семьи матери.

– Брат Ишари обезумел, – говорила женщина, – и привел свою семью к погибели.

– Жестокие слова, моя госпожа.

Вперед из толпы вышел пожилой мужчина. Он смотрел на высокородную с чуть снисходительной улыбкой отца, разочарованного непослушанием своего ребенка.

– А ты еще кто?

Рука женщины привычно потянулась к поясу, на котором крепился хлыст для наказания слуг, но вместо него обнаружила лишь пустоту – перед входом в обитель она отдала его страже.

Пожилой мужчина отвесил поклон.

– Агимон из семьи Аршаал касты мудрых, западного народа ашу'амир. Рождение мое засвидетельствовано в книге Кровных Уз, и доказать мое законное право могут три семьи мудрых.

– Ашу'амир? – Лицо женщины скривилось, будто произнесенное оставило во рту дурное послевкусие. – Приглашение в обитель – большая честь для мудрого из западной провинции.

– Воистину так, госпожа моя.

– Что ты здесь делаешь, мудрый?

– Я принадлежу к Ордену хранителей нравственности и благочестия. У меня дела с вершителем, моя госпожа.

– Это касается исчезновений? Я слышала, что вершители переполошились. Из нашего города, например, пропало несколько жрецов. Думаешь, они сбежали?

– Мы делаем все, чтобы вернуть заблудших на Путь.

Женщина фыркнула и отвернулась.

– Энки! – Арата настойчиво потянул друга за плечо. – Пойдем. Устроимся в теньке и… Разумеется, ты меня не послушаешь…

– Хочу побольше узнать о невесте брата.

– Нет, ты хочешь влипнуть в неприятности! Вечно куда-то несешься, что-то ищешь. Нет бы присесть и насладиться моментом!..

Но Энки не отступил. Они обошли территорию поместья с юга, оставив парадный вход позади. Вдали от любопытных глаз Энки нашел знакомые выступы в каменной стене и перелез через нее. Арата, пыхтя и проклиная день, когда впервые встретился с Энки, следовал за ним.

– И почему ты так любишь лазить через заборы?!

– Извини, Арата, но передо мной не спешат открывать двери.

– Ну так и не лез бы, куда не просят!

– Мы всего лишь сходим в гостевое крыло и посмотрим на невесту брата.

Сказать было проще, чем сделать. Слуги, поглощенные работой, сновали по двору и заканчивали приготовления к приему. Пройти мимо них незамеченными оказалось нелегкой задачей. Энки, стараясь не выделяться, присмотрелся к двум высокородным, несшим огромный котел. Они были целиком сосредоточены на своей задаче и не глядели по сторонам. Если прошмыгнуть мимо и… Нет, не сработает – за этими двоими наблюдала молоденькая высокородная. Ее глаза, подведенные черным углем, неотрывно следили за бедолагами, тащившими подогретое для празднества вино. На ее правой руке Энки разглядел рисунок: четыре соединенных кольца – знак обета. Девушка поклялась Ашу не избирать для себя супруга и не заглядываться на мужчин. Судя по плотоядной улыбке, застывшей на ее губах, сдерживать клятву девушка не планировала. И это могло плохо для нее закончиться.

Энки знал, что далеко не все высокородные добровольно давали обеты. Родители часто заставляли детей приносить клятвы Великим, дабы укрепить репутацию семьи.

Парни, пыхтя, наконец-то втащили котел в предкухонный зал, не обратив никакого внимания на зрительницу. Девушка недовольно прикусила губу и отвернулась.

Теперь она смотрела прямо на Энки.

– Эй! Ты чего бездельничаешь?!

Ее взгляд упал на ал'сору Энки, рот приоткрылся от удивления. Девушка резко опустила голову, волосы ее взметнулись, упав на лицо. Она испугалась, что по неосторожности посмотрела жрецу в глаза и – что еще хуже – резко его одернула.

– Не переживай, – улыбнулся Энки.

Но девушку его слова не успокоили. Наоборот, она вздрогнула всем телом и попятилась. Энки хотел добавить что-то еще, как-то ее ободрить, но девушка уже умчалась.

– Ну вот и все, – вздохнул Арата. – Сейчас нас выкинут. Опять.

Щеки Энки вспыхнули. Из Главного дворца Энки выпроваживали не раз и не два. Но он всегда возвращался, будто нечто неудержимо тянуло его к родне.

– Тогда поспешим, Арата. Гостевые комнаты…

– Энки, мы не успеем.

– И почему ты думаешь, что небеса над твоей головой вечно темные?

– Нет же! Смотри: сюда идут твои мать и брат.

Ишари и Зуэн быстро шли по каменной дорожке. Старший брат что-то втолковывал матери, даже не думая понижать голос. Вскоре Энки, а также весь двор, могли различить его слова.

– …должен занять его, почтенная мать! Я заслужил!

– Только я решаю, чего ты заслуживаешь.

– Ты знаешь, что я лучше справлюсь! Пришло мое время. Меня поддерживают другие семьи, а ты… В обители еще помнят, что ты пыталась укрыть брата, приговоренного вершителями.

– Всем также известно, что моя вина не была доказана.

Губы Зуэна изогнулись в усмешке.

– Не становись у меня на дороге, мать.

Ишари резко остановилась, услышав столь фамильярное обращение. Она нахмурилась.

– За свои слова ты понесешь наказание. – Она указала пальцем на каменную дорожку. – На колени. Будешь так стоять, пока не взойдет солнце нового дня.

– На глазах у них?! – возмутился Зуэн, кивая на высокородных, которые первыми пали ниц, уткнувшись лбами в каменную кладку.

Увидь они на коленях жреца, им пришлось бы несладко, поэтому высокородные предпочли разделить наказание.

– На колени, Зуэн! Немедленно!

– Я не собираюсь…

Зуэн приподнял руку, будто намереваясь оттолкнуть Ишари. Энки не стал размышлять, хватило ли бы у Зуэна дерзости ударить мать.

– Брат!

Зуэн и Ишари обернулись.

– Опять ты? – В несколько шагов преодолев разделявшее их расстояние, Зуэн грубо схватил Энки за плечо. – Уходи. Я предупреждал тебя не единожды, чтобы ты не показывался.

– Мы с Аратой зашли посмотреть на твою невесту, – сказал Энки, и Арата тут же простонал «не втягивай меня в это», прикрывая лицо ладонями.

– Вот как? – Зуэн обернулся на Ишари. – Никаких сомнений. Он такой же, как ваш брат, почтенная мать.

– Уходи, – бросила Ишари, не смотря на младшего сына. – Не хочу, чтобы тебя заметили рядом с моим домом.

Жрица направилась к главному входу во дворец, раздавая слугам новые приказы.

– Ты ее слышал, Энки. – Зуэн без особой нежности подтолкнул брата в спину. – Ступай.

– Мы уже уходим! Уходим! – Арата засеменил к выходу, спеша поскорее убраться от Зуэна. – По крайней мере, на этот раз он не выкинул нас собственноручно. Видишь? И я могу замечать не только тьму над своей головой.

Бредя к выходу, Энки заметил, что Зуэн встает на колени, принимая наказание. Сердце в груди молодого жреца сжалось. Да, старший брат стоял на коленях, но жалким себя чувствовал Энки. Его наказание, которое он неизвестно чем заслужил, тянулось с самого рождения. Завтра с первыми лучами солнца Зуэн поднимется на ноги и гордо встанет рядом со своей семьей, а Энки так и останется не у дел.

Остаток дня Энки провел в Малом дворце, погруженный в размышления, как и хотела Сатеша. Вот только думал он не о глубинах благочестия, а о своем убитом вершителями родиче. Зуэн сказал, что Энки напоминал дядю. Значит, старший брат о чем-то слышал, но вряд ли поделится своими знаниями. Отказывалась ли семья от Энки только потому, что он был похож на опального родственника?..

Никто никогда не говорил о семье матери Энки, ему даже записей о них не удалось найти. Восточный народ ашу'арат ценил семейные связи, и каждый родственник был кирпичиком в фундаменте их крепости. Однако те, кого считали недостойным, вычеркивались из памяти. Какой же проступок совершил брат Ишари?..

За этими мыслями Энки почти забыл о приближавшемся посвящении.

Когда заходящее солнце окрасило небо алым, Сатеша негромко позвала его, вырвав из лабиринта мыслей. Настала пора отправляться в храм. К Энки пришло внезапное осознание: сегодня он вступит во взрослую жизнь. Важное событие для любого жреца, высокородного или воина народа ашу'арат. Посвящение было овеяно тайной, и ни один наставник не говорил, что должно на нем произойти.

Энки нервно сглотнул.

– Уже?

– Да, достопочтенный господин.

Едва чувствуя ноги, Энки вышел из покоев. Пол обжигал холодом босые ступни. Спокойствие Малого дворца отчего-то казалось зловещим. Воображение Энки рисовало ужасающие картины того, что может произойти, а в коридорах как ни в чем не бывало тихо позвякивали колокольчики, вплетенные в волосы прислуги, в лампах потрескивал огонь, журчали фонтаны, от подвесных садов доносились пленительные запахи цветов.

– Меня ждут в главном храме?

Сатеша замешкалась с ответом.

– Нет, – наконец сказала она. – Посвящение пройдет в святилище Малого дворца.

«Почему?» – едва не сорвалось с губ Энки, но он промолчал. Скорее всего, семья просто не договорилась о его посвящении в главном храме.

– Что ж, так даже лучше, – улыбнулся он. – Не придется далеко идти.

Хотя на самом деле он мечтал, чтобы между ним и святилищем было как можно больше шагов. Желательно, чтобы преодолеть их не удалось и за всю жизнь.

Увы, судьбе недосуг обращать внимание на желания Энки: двери в святилище предстали перед ним, и права повернуть назад не было.

Сатеша молча смотрела в пол. То ли ей было нечего сказать, то ли она просто не отваживалась заговорить.

Вздохнув поглубже, Энки вошел в святилище один. Он не хотел показывать своего волнения, но все же вздрогнул, когда двери за ним захлопнулись.

Темнота окутала его. Кто-то затворил окна, обычно закрывавшиеся только в сезон дождей, и погасил часть свечей. Энки несколько раз моргнул, привыкая к полутьме. Скоро он различил фигуру, стоявшую в центре зала, – высокого мужчину. Его черное облачение подчеркивало бледность кожи, а на лице ярким пятном выделялась красная повязка, скрывавшая глаза. Ал'соры не было – вместо нее на лбу выделялся угольно-черный круг.

Говорили, что вершителем мог стать человек из любой касты. Его призывали в раннем детстве и отправляли обучаться на юг в башню Нир'Ушур, а что происходило там – не ведал никто, кроме самих вершителей.

Энки впервые видел одного из них так близко и не понимал, чего ждать. Инстинкты требовали немедленно бежать.

– Я вершитель Нергал, – первым заговорил мужчина.

Он не поклонился. Энки начал лихорадочно припоминать, какое место в иерархии каст занимают вершители. Может быть, это ему, жрецу, стоило кланяться?

– Ты знаешь, в чем долг жрецов, дитя?

Энки опешил от неожиданного вопроса. Ответ на ум не приходил, все, о чем Энки мог думать, – удары его собственного сердца, отдававшиеся в ушах.

Молчание затягивалось.

Вершителя, казалось, заминка не смутила и не разозлила. Он поднял руки, широкие рукава его одеяния соскользнули до локтей, обнажив навечно запечатленный на коже текст – наказ Великих Ашу.

– Великие Ашу, создатели мира, спят в своих чертогах, – сказал вершитель. – И только жрецы могут туда войти. Ты уже перешагивал через Грань мира смертных?

Энки покачал головой.

– Разумеется, нет. – На тонких губах Нергала появилась тень улыбки. – Опасно позволять детям перешагивать через Грань. Когда жрец рождается, его дар усыпляют, чтобы пробудить, когда ребенок подрастет.

Вершитель Нергал сделал шаг вперед. Энки от него отшатнулся.

– Бояться меня, дитя, – значит бояться справедливости. Мы, вершители, надзираем за тем, чтобы люди следовали Клятве Пути. И тех, кто отрекается от своего слова, мы наказываем. Мы судьи, воплощенный закон Великих Спящих, их уста, выносящие приговор, их длани, его вершащие. Таков Путь, избранный для вершителей. У тебя же своя дорога. Я спрошу еще раз: ты знаешь, в чем долг жрецов?

– Подношения?..

Ответ прозвучал до крайности нелепо, но Энки не собирался от этого падать духом. Сумел заговорить – уже небольшая победа. Присутствие Нергала угнетало. Словно на грудь упала глыба, которую никак не удается сдвинуть, и приходится бороться за каждый вдох.