Оружие в его руках. Часть 3

Я примирился со своим сердцем. Искал как можно больше поводов приезжать в Америку и возвращаться как можно позже. Стефано, на мое удивление, был так поглощен работой, что появлялся дома нечасто. Тогда я не знал, что мой брат оставался отнюдь не на работе.

Мы нередко оставались наедине, но я никогда не переходил черту. Грань была размечена обручальными кольцами на наших пальцах. Мне оставалось только наблюдать за ней, разговаривать, делиться воспоминаниями и слушать её прекрасный голос, временами закрывая глаза, чувствуя излечение. Экономка Марго говорила потрясающие булочки, которые мы ели, сидя за кухонным столом, словно супружеская пара, с крепким чаем, чтобы наш диалог мог продлиться подольше. Как бы сильно мне не хотелось поцеловать её, сделать своей, я довольствовался и простыми душевными разговорами. Я правда любил разговаривать с ней и не надеяться на большее. Такие уже больше ночные разговоры были для меня на вес золота, и превосходили все жаркие фантазии, мешающие мне спокойно жить с первой нашей встречи. Я просто любил её.

Глядя в её глаза, я нередко пробалтывался о своих желаниях, но тут же переворачивал свои слова в более невинный тон. Я верил в брак брата и любимой, и не мог разрушить отношения. Я был готов быть рядом, и не мог позволить себе сделать какие-то шаги, которые повлекут за собой плачевные события. Я был готов быть просто зрителем счастливой жизни Андреа. Был, пока не застал Элизабет и Стефано в постели. Эта была звонкая пощёчина. Меня захлестнула обида за мое маленькое наваждение, и сквозь эти чувства я очевидно видел желтый цвет светофора. Был маленький шанс превратить мою безучастную безответную любовь во взаимные чувства.

«Сейчас или никогда», – подумал я, и мой девиз был заморожен до того момента, пока Андреа не приехала ко мне в Милан. Я знал, что больше не отпущу её обратно. Больше терпеть было невозможно. Но я терпел, потому что одним словом я мог разрушить жизнь маленькой девушки. Разбить вдребезги её чувства, подставить ее под прутья моего отца. Это сильнее всех останавливало меня от отчаянных порывов, признаться.

Я не был частым гостем у родителей, и я не мог видеть всю процессию экзекуций отца, но однажды я все-таки нарвался на зрелище. Ромеро Россини был жесток и непреклонен. Хьюго Моретти не справлялся со своими обязанностями, подрывая авторитет моего отца, и тот снова решил выместить своё недовольство на Андреа. Я давно выучил его уроки, и чувствовал животный страх, не позволяющий мне вмешаться. Вместо того, чтобы подставить свою спину отцу, я просто выскочил из дома в сад и закурил. Я курил и курил, пока моя голова не стала совсем ватной, а горло не заполнилось желчью. Я молился Господу, прося прощения за все свои грехи, и просил лишь одного, – чтобы Андреа смогла вынести это, и чтобы отец не переборщил. Кошки скребли на душе, но трусость была сильнее. И это я ненавидел в себе.

Когда я зашел в дом, то обратил внимание на тусклый свет, доносящийся из приоткрытой двери на первом этаже. Я слышал тихие всхлипы и знал, кто там сейчас. Я должен был сделать хоть что-то! Хоть как-то облегчить эту боль. Ей было больно, но и я чувствовал тоже самое. А ещё стыд. Мне было стыдно за свое поведение. Я любил эту девушку, но не мог защитить её. Я не был достоин её.

Зайдя в комнату. Мой взгляд упал на исполосованную прутьями спину девушки. Она даже не могла надеть футболку, не задевая кровоточащие раны. Глаза Андреа были закрыты, и из них капали крупные капли слез на сложенные в замок ладони. Тело била мелкая дрожь, и я чувствовал, как трясусь сам. По спине пробежал холодок, хотелось уменьшиться до минимальных размеров и исчезнуть. Я зажмурился, вспомнив свое детство, вспомнив крепкие руки отца, державшие прутья и свои раны, след от которых я ношу до сих пор.

На угловом столике лежали бинт, ватные диски и перекись. Видимо, прислуга хотела помочь девушке обработать раны, но та, оставляя за собой хоть грамм гордости, отказалась. Глядя на картину безнадеги перед собой, я понимал, что оставить её в таком состоянии я не мог. Не сейчас, когда я и так уже струсил однажды.

Она не реагировала на мои шаги, пока я смачивал ватный диск.

– Ты очень храбрая, – прошептал я, касаясь её подбородка. Девушка лишь хмыкнула, а уголок её губ на мгновение поднялся, а после снова принял прежний вид.

– Ты не прав. – Её хриплый голос лезвием проходился по моему сердцу. – Я трусливая. Струсила однажды, теперь приходится терпеть.

Едва касаясь кожи, я слышал её шипения. Тело напрягалось, чувствуя прохладный влажный диск. Увидев раны на спине, в моих жилах застывала кровь. Я сглотнул.

– Паршиво все? – Дрожащим голосом отозвалась девушка. Я сжал свободную руку в кулак, чувствуя прилив ярости.

– И ты этим довольна? – Мой вопрос прозвучал грубее, чем я хотел.

– А у меня есть выбор? – Вспылила она, резко обернувшись на меня. Я видел, как в её взгляде застыла злость. Точно такая же, какую испытывал и я, сидя в своей комнате после наказания отца. Она резко отвернулась, очевидно, прочитав ответ на свой вопрос в моих глазах.

После того вечера аварийная кнопка в моей голове не перестала мигать красным цветом. Дальше терпеть было нельзя. Либо я беру её под свое крыло, ограждая от остальных мужчин Россини, либо она попросту когда-нибудь не сможет проснутся.

События того дня в доме родителей к моменту её приезда в мой дом в моей голове позабылись, но эмоции никогда не смогли бы исчезнуть. Я все еще хотел забрать её к себе, все еще желал девушку до безумия, но медлил. Я смотрел на нее во время ужина и чувствовал, как мои губы пытают огнем, желая ощутить её губы на вкус. И однажды я все-таки сорвался.

Она вечно заставляла меня испытывать эмоции, о которых я хотел бы навсегда забыть. Забавно, что это я изначально затеял эту игру, но постоянно сам наступал на свои же грабли. Когда эта сумасшедшая чуть не попала под колеса машины, в моем мозгу заработали те нейроны, которые, очевидно, спали. Я снова напугался до чертиков и снова был люто зол. Терпеть дальше было нельзя, и я раскрыл ей все карты. Напился до чертиков, смотрел на картину в своем кабинете, на которой был нарисован наш родовой особняк, похожий больше на цитадель демонов, нежели на дом счастливой семьи. Хотя наша семья никогда не была счастливой.

Я вывернул всю душу, взлетел над землей и тут же больно разбился, упав. Она меня оттолкнула. Оттолкнула, хотя я видел, какими глазами девушка провожала меня! Видела, как реагирует её тело на мои прикосновения! Оттолкнула, хотя я знал, что она сама этого хотела!

Я снова и снова стучал в закрытые двери, разбивая лоб и кулаки. Я даже привык к такому образу жизни, вечно что-то ей доказывая, что сейчас, когда Андреа предстала передо мной спустя полтора года и кричала о своей ненависти ко мне, я снова пытался убедить её в обратном.

Я знал, найдя её снова, я больше никогда не смогу отпустить. Я был болен волчицей, болен по самое не балуй, и знал, что даже если она сбежит от меня снова, я найду Андреа. Я был и остаюсь чертовым сталкером.

Теперь в своем ежедневнике я писал о своих чувствах, отмечая дни, когда мне хотелось её убить или поцеловать.

Я не могу её простить, но и перестать любить тоже.

Как из грозного Капо парижской мафии я превратился в трухлявого слюнтяя?

Глава 3 Андреа

Я сидела с дочкой в гостиной. Девочка играла с резиновыми животными на диване, а я молча наблюдала за ней, временами улыбаясь её искренним удивлением и смехом. Находясь близко к отцу ребенка, я все больше замечала сходства. И внешностью и поведением. Она так же, как и Луиджи, хмурилась, точно так же резко взрывалась, когда что-то шло не по её. Меня радовали эти сходства, но в тоже время жутко бесили.

Я не верила, что от любви до ненависти – один шаг. Но это оказалось правдой. Моя безграничная любовь и тоска по Луи превратились в гнев и ненависть, когда улыбка на красивом лице моего друга погасла, а глаза, цвета хвойного леса, навсегда закрылись. Я больше не могла находится с ним в одной комнате. Мысль о моей любви к Луи делала меня грязной. Я ненавидела его, себя и свои чувства.

Чувство вины из-за смерти Хосе заставляет ночь за ночью сжимать подушку от злости и плакать. Я уже не чувствовала себя живой. Была собственной тенью. И моя жизнь продолжается только ради этой маленькой крошки с именем моей матери.

Мои раздумья прекратились, когда напротив меня, рядом с племяшкой, села Моника. Она все еще была зла на меня, но прекращать видеться с моей дочкой не могла. Мы бросали друг другу короткие фразы, приветствуя друг друга и прощаясь. Моника больше не работала на Луи, и я понимала почему, но она продолжала приходить в его дом.

– Привет, – тихо отозвалась я, зная, что девушка не поднимет на меня глаза. Она резко повзрослела с момента смерти её брата. Это подкосило её.

– Привет, – не обращая на меня никакого внимания, ответила девушка. Она взяла дочку на руки и стала играться с ней. Френси же радовалась приходу тети Моники.

– Мон… – Мой голос звучал, словно мольба. Я больше не могла смотреть на ледяную глыбу во взгляде подруги. – Моника, давай поговорим.

– О чем?

Её голос был таким безучастным, словно мы разговаривали о погоде. Я тяжело вздохнула, глотая непрошенные слезы.

– А нам не о чем поговорить?

Этот вопрос вызвал в ней волну гнева. Она вскинула голову, бросая на меня обжигающий злой взгляд. Мои слова отскакивали от нее, словно мячик от сетки. Я помнила её год назад: сияющие глаза, широкая радостная улыбка, а сейчас её осунувшееся лицо, впалые щеки и глаза, говорящие о бескрайней печали, совсем мне напоминали ту жизнерадостную девушку.

– Есть. – Ответила за неё.

– Неужели? Ты наконец-то решила объяснить, почему поступила, как конченная эгоистка?

– Моника…

– Что Моника? Что? Не смей оправдывать свой поступок! Тебя тяготила смерть Хосе? Ты обвинила себя во всех событиях в наших жизнях, но ни разу не заикнулась о моих чувствах! Кто был с тобой на протяжении всей жизни?

Франческа, чувствуя напряжение, начала хныкать и вырываться из рук Моники. Девушка тяжело вздохнула, поцеловала в обе щечки девочку, и передала подошедшей экономке Аннетте. Она как раз вовремя зашла в гостиную, спросить нужно ли нам что-нибудь. Как только шаги экономки стихли, девушка набросилась на меня, словно кобра.

– Раньше я тебя жалела, но сейчас…Оглядись во что превратились наши жизни! Я потеряла брата, родители никак не могут оправиться от горя! Ты потеряла родителей, мужа, и сама чуть не утонула в море!

– Я не могла жить с этим чувством вины, Мон. Пойми меня.

– Понять? – Она вскочила на ноги, кладя руки на бедра. – Что мне понять? Тебе больно, а мне? Мне не больно?

– Ты права.

– Конечно, я права! Как бы я жила еще и без тебя, а? Как бы не ненавидела Луи, я благодарю его за то, что он попался в нужный момент. Я бы осталась на руках с младенцем! Когда ты собираешься ему все рассказать?

– Что рассказать? – Минутное непонимание сменилось на осознание сущности вопроса, я фыркнула и бросила убийственный взгляд на подругу. – После случившегося – никогда.

– Он должен знать.

– Нет. Не после того, как убил Хосе. Он покусился на наши жизни. На жизнь его собственной дочери!

– Если бы он покушался на твою жизнь, то не спасал бы тебя из моря.

– Может, совесть взыграла. – Я закатила глаза под гневное пыхтение подруги. – К тому же, ты слышала Кору.

– Плевать на нее. – Она чертыхнулась. – Эта женщина ненавидит тебя. Логично, что она будет настаивать на обмане.

Я поднялась с дивана и поравнялась с подругой. Наши глаза стреляли друг в друга вражеские стрелы, и я проигрывала. Влага скопилась в глазах, а нижняя губа предательски началась трястись.

– Я не скажу ему ничего, пока не смогу убедится в его невиновности.

– Но ты продолжаешь жить в его доме. – Моника, очевидно, не понимала моих действий.

– Ты думаешь, я по собственной воле?

Я рассмеялась, подойдя к окну и резко отдернув штору. За окном по периметру расхаживал Леонардо, время от времени бросая взгляды на дом. В этот момент он тоже обернулся, и, заметив нас, его взгляд потемнел, и он тут же отвернулся. Я перевела взгляд на подругу, в её глазах тучи стали ещё темнее.

– Что между вами произошло?

– Мы расстались. – Коротко ответила она, со злостью вырывая у меня тюль и зашторивая окно.

– Почему?

– Серьезно? Почему? – Она рассмеялась, но её смех был похож скорее на издевку. – Потому что умер мой брат, потому что я перестала работать на Луи, потому что я не рассказывала ему ничего из своей жизни, ведь моя жизнь заключалась в тебе и Хосе, потому что он упертый осел, который продолжает верно служить своему хозяину. Вот почему.

– Леонардо знал, где я пряталась, и он ни разу не выдал меня Россини. Почему ты решила, что он сдал бы нас тогда?

– Дело не в том, где ты пряталась. А в том, что Лео наивно уверен, что его босс способен убить кого-то из членов нашей семьи. – Она теребила край своей футболки. – В прочем, уже не важно. Все кончено.

– Все наши проблемы в недомолвках.

– И эти проблемы мы создаем сами.

Мы встретились взглядами. Я больше не могла терпеть холодную войну с подругой. Я и без того была виновата во всех смертных грехах, и, видя, как моя единственная подруга плакала, хоть её глаза и оставались сухими, чувствовала себя совсем никчемной. Я сократила расстояние между нами и заключила ее в крепкие объятия, уже не сдерживая слезы. Ее руки неохотно коснулись моей спины, а после и вовсе сжали меня в тиски. Мы плакали, обнимая друг друга, выговаривая объятиями все, что наболело.

– Прости меня, – шмыгая носом дрожащим голосом произнесла я, вдыхая аромат ее волос.

– Пойду проверю Френси, – вместо ответа сказала она и отдалилась.

– Моника… – Мое тело сотрясала дрожь, чувствуя безысходность и боль от того, что единственный друг никогда не сможет простит меня. Словно от холода, я обняла себя руками.

– Я простила тебя, Андреа. – Она не смотрела на меня, её взгляд был прикован к плинтусу. – Простила. Но ты так сильно меня напугала, что я словно пережила еще одну смерть близкого человека.

– Я думала, что, если меня не будет, все ваши проблемы закончатся.

– Ты неправильно думала.

Девушка скрылась из вида. Я слышала её голос на втором этаже, но не решалась пойти за ней. Я все еще не могла надышаться потоком воздуха, который принес мне разговор с подругой. Маленький камень спал с души, оставляя висеть еще целую груду. Я все еще чувствовала себя виноватой за все, что произошло со мной и моими родными.

Хлопнула входная дверь, и в гостиной появился уставший Луи. Рукава на бежевой рубашке были закатаны до локтей, на краях виднелась грязь. Я даже думать не хотела, чем он занимался.

Мужчина бросил на меня короткий взгляд, а после уселся на кресло, наливая себе небольшое количество бурбона. Молчание вызывало напряжение, которое сгущалось в воздухе.

– Отпусти меня, – вырвалось из моих уст, когда я видела, какой расслабленный он сидел перед не горящим камином. Он рассматривал семейные фото, все еще стоявшие на камне в рамах, покрытой позолотой.

– Старая песня о главном, – вздохнул мужчина. – Куда ты вернешься?

– У меня есть дом. – Меня раздражало его титаническое спокойствие. Бесило, как он лениво крутил стакан в своей руке.

– В Турции?

– Да, в Турции. Там мой дом.

– Забавно, – он хмыкнул, и бросил ироничный взгляд на меня. – Раньше твой дом был там, где я.

– Это было раньше. – Зубы сводило от злости. Еще пару таких ироничных фразочек от Луи, и я взорвусь. Он играл на моих чувствах, которыми я пожертвовала.

– А было ли?

Щелчок. Я вскочила с дивана и встала напротив него, опираясь на подлокотники кресла, соприкасаясь с кистями его рук. Кожа была горячей, а глаза зло сверлили меня взглядом, пока на лице появлялась улыбка. Он меня просто провоцировал. Но я уже взбесилась, и остановиться так просто не могла.

– Что ты от меня хочешь? – Мой голос был грубым, костяшки пальцев побелели от желания врезать по наглой физиономии этого мужчины.

– Правду. – Он поднял подбородок, чтобы взглянуть мне в глаза. Сейчас я стояла к нему в такой позе, что моя грудь буквально была перед его лицом.

– Я тоже хочу услышать правду. – Ответила я, коря себя за то, что снова терялась в его взгляде. В голове снова раздался голос Моники, и ее слова о том, что Луи должен знать правду о Френси, что он не мог покушаться на мою жизнь, спасая при этом в море. Я посмотрела на его пухлые губы, борясь с желанием облизнуться. Воздержание было простой миссией, пока я была вдали от него. Я еще помнила наш последний поцелуй, и это воспоминание предательски распаляло мое желание.

Он широко улыбнулся, прекрасно видя, как я сама борюсь с собой.

– Как можно было так искусно лгать, а? – Он облизнул губы, чуть поддавшись ко мне. – Как можно было кричать о любви, а потом вонзить нож в спину?

– А как можно было повестись на провокации? Как можно было пытаться увести меня от своего брата? Такая сильная… – Я наблюдала за его губами, и когда тот обнажив свои зубы, провел по ним языком, я задохнулась. – любовь?

– То есть, ты не любила? – Его взгляд стал еще злее, а ладони сжались в кулаки.

– Ни-ко-гда, – выдохнула я в губы мужчины, а тот в ответ лишь резко притянул в мою голову ближе к себе, впиваясь своими губами в мои.

Злясь на саму себя, я вместо того, чтобы оттолкнуть, схватила его за рубашку, еще больше углубляя поцелуй. Жар между ног разгорался, когда мужчина усадил меня на свои коленки. Мы боролись друг с другом, не давая даже отдышаться. Если сейчас мы разорвем поцелуй, то возникнут новые вопросы. Казалось, что если сейчас мы разойдемся, то больше не сможем коснуться друг друга. Мне надо бы уйти от него сейчас, но я не могла. Тоска, злость, ненависть к этому мужчине порождала во мне нечто другое, нежели отторжение. Я все так же безумно желала этого человека, ночами плакала, вспоминая его нежные поцелуи. Сейчас мы целовались дико, борясь друг с другом. Доказывая каждый свою правоту, настаивая на ней.

Я знала, что сейчас Луи одержал победу. Знала, что сама выкапываю себе яму, но, клянусь, я была готова быть закопанной вместе с ним сейчас.

Звук упавшей ложки отрезвил нас, и я соскочила с бедер мужчины, прикладывая ладонь к разгорячённым губам. Луи тоже едва понимал, что между нами только что произошло. Мы встретились взглядами. Оба потерянные, оба смятенные. Оба совершившие грубейшую ошибку. Я выпорхнула из гостиной, чувствуя, что слезы снова наворачиваются на мои глаза, не заметив опешившую Монику, которая и уронила эту проклятую ложку на пол. Она меня окликнула, но я уже закрылась в своей комнате, падая на кровать и давая волю слезам. Я виновата во всем. Я натворила дел. И я теперь расплачиваюсь.

Глава 4 Андреа

– Андреа? – Дверь тихонько отворилась и в дверном проеме показалась голова Моники. Взгляд у нее был обеспокоенным.

– Я идиотка, – захлебываясь слезами, выдавила я, бросая взгляд на девушку, которая мялась на пороге. – Зайти. И закрой дверь.

– Что произошло?

– Я не могу совладать со своими чувствами, когда он рядом. Не хочу поддаваться, но не могу.

– Ох, – она вздохнула и села на край кровати, глядя меня по голове. – Повторюсь: расскажи все Луи.

– Неужели ты веришь, что Луи не причастен к смерти Хосе?

– Я не знаю, – её голос дрогнул, но она взяла себя в руки. – Но я чувствую, что Луи не пошел бы на такое. Не после того, как он потерял тебя единожды.

– Я схожу с ума. Я теряюсь рядом с ним, словно мне снова семнадцать.

– Андреа, – она подняла мою голову за подбородок и улыбнулась. Её улыбка словно обещала мне, что все будет хорошо. – Подумай о том, чтобы все рассказать. Он имеет право знать.

– Я тоже имею право знать, но где гарантии, что он так просто скажет мне правду?

– А где гарантии, что ты расскажешь правду?

Она была права. Луи тоже мог думать, что моя правда может отказаться ложью, но он все равно настаивает. Он будет верить моим словам, даже если я навру с три короба. Если после всех произошедших событий мужчина мне доверяет, почему не могу я хоть раз довериться ему?

– Знаешь, – я села, вытерла тыльной стороной ладони слезы и улыбнулась подруге. – Ты права. Луи имеет право знать.

– Умница.

Я проводила подругу, уложила дочку спать и стояла у окна с кружкой кофе, опираясь спиной на холодильник. Кухня была большой, но мне казалась крохотной. Или же я собственные проблемы так возвысила, что им уже просто не хватает места вокруг меня.

Может, все не так плохо, как я думала? Может, его поведение и газлайтинг вызван триггерами из прошлого? Может, поступки, совершенными им, были вызваны эмоциями, а не холодным расчетом?

Я знала, что моя вина имела место быть. И мне безумно хотелось все исправить. Вернувшись на несколько лет назад, я бы не согласилась на условия Стефано, открылась бы в чувствах Луи при первых звоночках, и тогда Френси, возможно, было бы не полгода, а лет пять уже. А, может, меня нашли бы с красными отметинами на горле в особняке моих родителей мертвой.

В прочем, Моника права. Еще не поздно признаться Луи во всем. Вывернуть душу наизнанку и ждать, когда гильотина упадет на мои плечи. Я давно уже была готова распрощаться с жизнью, и может, опустошив душу, станет проще жить дальше ради единственной дочери.

– Андреа? – Тихий голос Луи выдернул меня из моих размышлений.

Я не видела мужчину с того самого момента, когда упорхнула из гостиной со слезами на глазах. Я боялась снова сама себе признаться в том, что этот поцелуй не был ошибкой. Этот поцелуй был лучшим моментом за последние дни.

Мужчина выглядел уставшим, впалые глаза смотрели на мое лицо, пока я, полная решимости оборачивалась на него, замечая кровоподтеки на лице. Я ахнула.

– Я не хотел тебя пугать. – Он сел на стул, облокачиваясь на его спинку.

Я сократила расстояние между нами и села напротив него, не прекращая смотреть на искалеченное лицо.

– Что случилось?

– Не важно, – он слегка дернулся, когда я кончиками пальцев дотронулась до его лица. – Ты выглядишь взволнованной.

– А ты уставшим. – Я снова бросила взгляд на его губы, и воспоминания недавних событий вспыхнули в моей голове. Мы должны были поговорить. – Луи…

– Не надо ничего говорить. – Он убрал мою руку с лица. – Этого больше не повториться.

– Хорошо. – Я кивнула и поднялась, чтобы найти в аптечке все необходимое для обработки раны. – Нужно обработать.

– Не надо, – мужчина хотел встать, но я силой усадила его обратно. – Зачем ты это делаешь? – Морщась от соприкосновения холодной ватки к лицу, спросил Луиджи.

– Делаю, что? – Я слегка подула на рану, тратя последний воздух в легких. Рядом с этим мужчиной мне всегда было тяжело дышать.

– Это? – Он забрал у меня ватку, не отпуская моей ладони. – Зачем ты беспокоишься о том, кого ненавидишь?

– У меня был должок. – Легко ответила я, вспомнив, как тот обрабатывал мои раны. – Решила отплатить.

– Должок, значит. – Он хмыкнул, поднимая свои карие глаза на меня. – У тебя слишком много долгов накопилось, сеньора Андреа.

– И мне их никогда не выплатить, – прошептала я, прекрасно понимая, что произнесла свои мысли в слух. – Нам нужно поговорить.

– Нужно. – Кивнул Луи, отпуская мое запястье.

– Я сейчас спрошу об одном, и ты честно мне ответишь.

– Забавно, – рассмеялся глава парижской мафии, – Ты торгуешься, когда сама по уши в дерьме.

– Луи, – когда я произнесла его имя, мужчина напрягся. Его взгляд смягчился, и он просто молча кивнул. – Ты прислал коробку с бомбой в мой дом?

– Что? – Мужчина нахмурился, а руки обмякли, словно он не ожидал такого вопроса.

– Хосе погиб из-за тебя?

– Я тебе уже говорил, – злость снова заиграла в его жилах, и колючий взгляд уже снова завязывал петлю на моей шее. – Я не трогал Хосе, и тем более не присылал никаких подарков. Ты же так искусно пряталась. С чего ты решила, что я знал, где ты находилась?

– В коробке была записка. На ней было написано мое имя, и… – Я тяжело вздохнула, сглатывая. – Это было имя, написанное твоим почерком. Я прекрасно помню твою красивую букву «А».

– Я не присылал никаких записок. – Его ответ ввел меня в ступор. Я не знала, могу ли верить ему, несмотря на искреннее удивление мужчины. Но если мы говорим на чистоту, есть вероятность, что Луиджи был прав. – Это был первый присланный тебе подарок? – Звук его голоса разрезал тишину надвое.

Его лицо окаменело, а взгляд и вовсе стал стеклянным. Он смотрел на меня, но, очевидно, что находился не на кухне за разговором со мной. Внутренний голос тревожно кричал, пока я наблюдала за тем, как сменяется мимика Луиджи.

– Когда я была беременна. – Тихо ответила я, и тут Россини взревел, подскакивая со стула, широкими шагами подходя к окну. Он ударил ладонями по подоконнику.