Игра под названием жизнь. Второй раунд

– Сложно сказать. Чтобы одна точка для всех сразу, нет. У каждого своя, как я это понял…

– Значит, не понял, раз твои подопечные ещё в «овощехранилище», – ответил Пётр.

Он открыл папку и положил руку на информационный портал. Жизнь персонажей стала проноситься перед его глазами.

– М-да, – пробормотал Пётр, когда ознакомился со всей информацией по делу. В его душе боролись два чувства. Первое – это желание поскорее забрать из дома Аню и идти встречать друзей. Второе – заняться этим запутанным делом, о котором он давно мечтал.

– Ладно. Успею, – наконец, решил он и отправился назад к своей капсуле, прихватив дело.

– Но, Пётр Сергеевич, – окликнул его коллега, – меняться делами строго запрещено. Я думал, Вы мне совет какой-нибудь дадите.

– Конечно, дам, – обернулся Пётр, – помалкивай.

Глава 14.

Тони.

Казалось, что раскалённый свинец растекался по животу. Боли не было, был страшный жар внутри, который было невозможно остановить. Язык большой обугленной головёшкой, которую хотелось выплюнуть, лениво ворочался во рту.

– Воды! – хрипел Тони.

В его голове проносились непонятные бредовые образы, неожиданно сменяющие друг друга. Сцены военных баталий, в которых он участвовал, сменяли сцены из детства, в которых он со своей старшей сестрой Лией катился на велосипеде, заливаясь от хохота. Как же ему хорошо! Как он её любит! И в этот же миг – крик офицера: «Тони! Ты – лучший убийца на свете! Родина верит в тебя! Убивай!» И он убивал. Бесстрашный, сильный и отважный, он не жалел врагов, не брал их в плен. Он убивал. Его боялись все – и враги, и соратники. В жизненной палитре Тони не было других цветов, кроме белого и чёрного. Он никогда не отступал и того же требовал от своих друзей по оружию. Друзья и враги звали его одинаково – Цунами.

– Он труп, Лис! – сквозь звон в ушах слышал Тони голоса своих боевых друзей. – Зачем его тащить? Брось! Иначе нам всем кранты!

– А он тебя вытащил, Макс! – отвечал, тяжело дыша, Лис. – Тогда на перевале. Забыл? С пулей в боку завалил шестерых «чёрных», причем последнего просто загрыз ради тебя зубами. Если бы он тогда знал, что ты его потом бросишь, чтобы «чёрные» из его головы сделали чучело бесстрашного Цунами, то и тебе бы глотку перегрыз. И правильно бы сделал…

– Да, я что? – промямлил Макс. – Давай автомат! Я прикрою. Тащи его к скалам. Там легче затеряться…

***

– Тоник! – Лия проскользнула под одеяло к спящему брату. – Я придумала новую сказку. Хочешь послушать?

12-летний Тони открыл глаза и прошептал:

– Давай!

– Однажды, давным-давно, все люди жили в мире. На Земле не было ни войн, ни конфликтов. Даже оружия никакого не было…

– Даже автоматов? – шёпотом спросил Тони.

– Даже автоматов, – ответила Лия.

– А как же от «чёрных» защищаться без автоматов?

– Тони! Это же сказка! «Чёрные» тоже были добрыми. – Лия обняла своего брата. – «Чёрные», «Жёлтые», «Картавые» и даже наши самые ненавистные враги – Янки – тоже были добрыми.

Тони засмеялся и повернулся к сестре:

– Янки добрые? Ну, и сказка! Янки самые опасные, потому что они не только злые, но и хитрые. Когда я выросту, я стану солдатом и буду их убивать. Как они убили нашу маму.

– Тоник, если ты будешь перебивать, я не смогу рассказать сказку до конца, – обиженным тоном произнесла Лия.

– Ладно, не буду, – Тони положил голову на грудь Лие и закрыл глаза. Они часто засыпали в-обнимку, рассказывая друг другу сказки.

– Люди ходили в гости к своим соседям и друзьям, и ели разные вкусности. И вот, однажды, на праздничном столе встретились блин и котлета…

– Так не бывает, – прошептал Тони. – Блин с котлетой не могут встретиться. Блины – еда для бедняков, а котлета – для богачей. Они никогда не встретятся.

– Тони, раньше не было бедняков. Все ели то, что хотят, – пояснила Лия.

– Ладно, – согласился Тони, не открывая глаз. Потом, немного подумав, добавил: – Лия! А ты когда-нибудь ела котлету?

– Нет, – ответила сестра.

– Она, наверное, очень вкусная, – мечтательно протянул Тони.

– Конечно.

– Я, когда стану большим, принесу тебе тысячу котлет, потому что я тебя очень люблю, – Тони сильнее прижался к сестре…

***

– Лис! Нас окружают! Пора валить! – слышались голоса солдат.

– Я передал наши координаты центру, – кричал Лис не переставая палить из автомата. – Нас вытащат.

– Нет, не вытащат. Увы, ты не Цунами. Ты не сможешь победить сотню «черных». Поэтому я сваливаю.

– Макс! – орал Лис. – Я вернусь и перережу тебе глотку.

Но Макс его уже не слышал. Он бежал по лесу в сторону своих, даже не подозревая о том, что на пути его ждёт растяжка с гранатой.

***

Лия проснулась среди ночи, дрожа от страха. Сердце колотилось, как бешенное, пытаясь вырваться из груди. Ощущение чего-то ужасного и непоправимого не покидало её. За окном свирепствовала гроза.

– Не бойся, Лиечка! Это всего лишь гром, – пробормотал сквозь сон Федор Аполлонович, – звуковая волна, образующаяся в результате быстрого изменения давления после удара молнии.

Лия вышла замуж за Федора Аполлоновича спустя три года после того, как единственный родной для неё человек, братик Тони, не дождавшись своего совершеннолетия, убежал на войну.

Федор Аполлонович был старше Лии на 17 лет. Он привлёк её внимание своей образованностью, обходительностью и статностью. К Лии он относился подчёркнуто уважительно и тепло.

Глава 15.

Федор Аполлонович.

Федор Аполлонович был невысоким, немного полноватым мужчиной 46 лет отроду. Большие очки в роговой оправе завершали и без того нелепый вид этого человека. Но, несмотря на свою внешность, Федор Аполлонович пользовался в обществе большим уважением и слыл человеком, образованным во всех областях – от медицины до астрономии. Иначе как по имени и отчеству к нему не обращались с его совершеннолетия. А небольшой капитал, оставленный ему отцом, и в своё время умело инвестированный им самим в доходное предприятие, позволил Фёдору Аполлоновичу стать ещё и человеком обеспеченным, если не сказать богатым в те тяжёлые времена середины 24 века, когда войны сменяли друг друга.

С самого детства маленький Федя был помешан на книгах. В доме его отца была большая библиотека, которую отец пополнял вслед за дедом. Видимо, любовь к чтению – была их потомственной чертой. И Федя с детства «проглатывал» одну книгу за другой с завидной скоростью. Причём книги для чтения выбирались интуитивно, по размеру или цвету обложки. И не важно, любовный ли это был роман или учебник по высшей математике, книга дочитывалась до конца.

Логический склад ума, хорошая память и аналитические способности Фёдора Аполлоновича позволяли быть ему компетентным практически во всех науках. Поэтому его часто звали на разные рауты и приёмы с просьбой прочитать лекцию по той или иной тематике. Но на самом деле все ждали его выступлений, чтобы втихаря или открыто посмеяться над его нелепыми теориями о сотворении мира или рассказами о безтопливных генераторах, основанных на теории эфира.

Ну, согласитесь, как это воодушевляет, когда есть возможность, склонив голову к уху очаровательной молодой спутницы, нежным баритоном произнести:

«Экий же чудак этот недоученный учёный! Всем же известно, что эфира не существует!»

И получить в ответ восхищённый взгляд красотки.

Так было и в этот раз. Фёдор Аполлонович увлечённо рассказывал собравшимся о том, что совсем недавно (по космическим меркам) на Земле жила другая цивилизация, во много раз превышающая сегодняшних людей в развитии техники и социальному устройству.

– А, телевизоры у них тоже были? – прокричал свой вопрос с издёвкой усатый господин. Телевизоры были изобретены всего 10 лет назад и потому являлись культом преклонения и отличительной чертой «богача».

– Конечно, – ответил Фёдор Аполлонович, – телевизоры у них были повсюду и дома, и в машине…

– А-ха-ха! В машине! Ой, не могу! – заливался полный бородач. – И провод от антенны и розетки на 100 километров.

– Не было никаких проводов, – не реагируя на шутку, продолжал Фёдор Аполлонович, – всё работало по воздуху. А телевизоры могли быть такими маленькими, что размещались вместо наручных часов.

Новый взрыв хохота разрывал зал.

– Ага! А на другой руке – холодильник! – не унимался остряк.

– Но из чего их делали? – прозвучал вопрос из зала.

– К сожалению, я не специалист по технологиям древних цивилизаций, – засмущался Фёдор Аполлонович, – но судя по некоторым документам, датированным 2010 годом, человечество обладало секретом управления четвёртым агрегатным состоянием материи, – он многозначительно посмотрел на притихший зал и добавил: – Плазмой. Потому что именно так и называли люди телевизор.

– Но куда же она делась? Эта цивилизация! Если они такие умные? – спросила женщина в первом ряду.

– Существует теория, собственно, моя теория, – снова засмущался Фёдор Аполлонович, – что не ранее середины 21 века на Земле случился некий катаклизм, который сжёг прежнюю цивилизацию в пожаре апокалипсиса. Выжившие люди продолжили жизнь на планете.

– Но почему же, если они выжили, они не рассказали своим детям про плазму? – не унималась дама.

– Рассказали, конечно! – ответил лектор. – Представьте, что Вы оказались на заброшенном острове, где люди никогда не видели цивилизацию и испокон веков жили натуральным хозяйством, пася коров и выращивая рис. Вы – жертва крушения корабля, например. Никаких вещей у вас с собой нет. Но (О, чудо!) Вы понимаете язык аборигенов, а они хорошо понимают Вас. Пожалуйста, расскажите им про телевизор!

Дама задумалась, собираясь с мыслями.

– Мне расскажите! Я абориген, – поддержал её Фёдор Аполлонович.

Зал возбуждённо загудел.

– Ну, это такой прибор, который показывает кино, – выдавила, наконец, женщина.

– Прибор? А что такое прибор? – спросил, разведя руки, лектор. – Я знаю, что такое вода, что такое трава, что такое солнце и что такое еда. Но я не понимаю, что такое прибор! А что такое кино? Это какой-то зверь?

– Это такой камень светящийся, – приняла игру другая женщина, – который по воле хозяина может на своей гладкой поверхности отразить реку, лес или другого аборигена.

– Браво! Давайте поаплодируем этой милой даме, которая так легко нашла общий язык с аборигеном, – попросил Фёдор Аполлонович и похлопал в ладоши.

– А теперь представьте, что у Вас есть телевизор, который больше похож не на круглый камень, а на очень плоский. И, раз уж Вы теперь такие друзья с аборигеном, расскажите ему про свой телевизор! – попросил лектор купающуюся в овациях даму.

– Это легко, – дама мило улыбнулась, – Очень плоский светящийся камень.

– Не разочаровывайте меня! Пожалуйста, включите фантазию!

– Тогда – тарелка.

– Или блюдечко? – подвёл даму к правильному ответу Фёдор Аполлонович.

– Да. Блюдечко, – согласилась дама.

– Блюдечко с голубой каёмочкой, по которому катается наливное яблочко, показывая весь мир?

– В зале засмеялись. Все помнили из детства такую сказку.

– И это мы с вами смоделировали передачу информации только от одного поколения к другому. А сколько могло смениться поколений, которые несли правду предков исключительно в форме извращённой бабушкиной сказки про блюдечко, не понимая самой сути?

Зал одобрительно загудел.

– Но, позвольте! – возразила дама. – Если люди остались жить на Земле, они могли бы снова построить свои чудеса, раз уж знали, как.

– Хорошо! – согласился лектор. – Давайте моделировать ситуацию номер два. Грядёт апокалипсис. Мы знаем, что через 2 часа погибнет большая часть человечества. В-живых, останется 10% от всех людей. Спастись можно только в специальных убежищах. Как вы думаете, какой прослойке населения достанутся эти места в убежищах?

– Ну, конечно, тем, у кого хватит денег заплатить сумму за место! – выкрикнул весельчак с усами. – Надо бы отложить на этот случай!

– Именно, – согласился лектор, – а как Вы, дорогой господин, отреагируете на предложение, Вам или кому-то из членов Вашей семьи уступить место электрику, сантехнику или пахарю? Увы, количество мест ограничено.

– Да, пулю в лоб без разговоров! – не раздумывая ответил усач.

– Итак, господа, спасшиеся после катаклизма и счастливо выбравшиеся из убежища на свою новую Землю, – торжественно обратился к присутствующим Фёдор Аполлонович, – кто из вас сможет соорудить примитивную электростанцию?

Зал молчал, озираясь по сторонам в поисках в своей среде талантов.

– Нет? Жаль, человечество осталось без электричества. А кто сможет восстановить подачу и фильтрацию воды в наши дома?

Опять тишина.

– Ах, да. Дома. У вас нет больше домов. Пустыня. Кто сможет построить дом? Опять никто? Получается, что элитная часть человечества забьётся в пещеры, разведёт костры и пойдёт искать падаль или корешки, чтобы прокормиться. При этом будет рассказывать своим детям, родившимся в этих пещерах сказки «про блюдечко», «говорящее зеркальце» и «ковёр-самолёт».

– Лучшие представители человечества с помощью своего интеллекта всегда найдут решение любой, даже самой сложной задачи, – торжественно и звонко прокричал мужчина с последнего ряда.

Зал одобряюще зааплодировал.

Когда овации улеглись, Фёдор Аполлонович заметил:

– Полностью с Вами согласен, дорогой господин! Вся беда в том, что вы не взяли с собой в убежище ни одного «лучшего представителя человечества», хотя, я вам и предложил это сделать.

Слово за слово разгорелся жаркий спор. Фёдор Аполлонович, никогда не переходя в спорах на личности или, не дай Бог, на оскорбления, всегда мог найти слова, чтобы аргументировано поставить оппонента на место. Так вышло и в этот раз. В конце концов, хозяину дома по просьбе гостей пришлось попросить Фёдора Аполлоновича уйти прочь.

Под улюлюканье и грубые окрики гостей он подошёл к дверям, где молодая девушка из числа прислуги подала ему пальто. Она с восхищением смотрела ему в глаза:

– Фёдор Аполлонович! Вы такой умный! Мне было очень интересно Вас слушать. Не обращайте, пожалуйста, внимание на этих безумцев.

Фёдор Аполлонович посмотрел на молодую, красивую девушку и спросил:

– Как зовут тебя, красавица?

– Лия, – ответила девушка.

– Ты можешь приходить в мой дом, Лия, в любое время и читать любые книги, какие захочешь, – улыбнулся Фёдор Аполлонович и вышел за дверь.

И Лия, набравшись храбрости, пришла. А потом снова пришла. И снова. Она с упоением слушала рассказы Фёдора Аполлоновича, читала старинные полуобгоревшие книги, которые он скупал за большие деньги по всему свету. Затем за небольшую плату стала помогать ему по хозяйству, а потом и вовсе перебралась к нему жить. Предложение стать его женой Лия приняла с радостью. За время общения она очень привязалась к этому нелепому чудаку и прониклась большим уважением, что с радостью принимала за любовь.

В свой старый дом Лия наведывалась регулярно поддерживать чистоту и порядок, чтобы однажды вернувшийся домой её любимый братик Тони был счастлив.

Глава 16.

Жизнь любит тебя, Тони!

– Тоник! Миленький! – шептала Лия. – Не умирай, пожалуйста! Ты сильный и храбрый! Ты не можешь умереть!

Лия всем своим женским сердцем чувствовала беду, грозящую её близкому и родному человеку. Раскаты полуночной грозы ещё больше обостряли её чувства.

– Господи! Прошу тебя! Я всегда безропотно несла любую ношу, тобой возложенную на мои плечи. Я шла по пути, указанному Тобой, и каждый раз благодарила Тебя за ещё один прожитый день. Но сейчас прошу Тебя, не дай ему умереть! Не разрывай моё сердце! Забери мою жизнь, но он пусть живёт. Я с радостью и смирением приму смерть за своего любимого братика!

***

Лис сидел за скалой, держа в руках гранату с выдернутой чекой. Голова Тони безжизненно лежала на его коленях.

– Для меня огромная честь, Цунами, умереть вместе с тобой, – хрипел Лис. Он понимал, что жить им оставалось не долго. «Черные» знали, на кого охотятся, и не отступят, пока живой или мёртвый Цунами не окажется в их руках. За голову безжалостного героя была объявлена большая цена. Но даже не это, а слава «того, кто отрезал голову Цунами», бередило умы и сердца врагов.

– Ястреб! Я голубь! Приём! – прохрипело в рации.

– Приём! Голубь! Твою мать! Ты где носишь свою сизую жопу? – заорал в рацию Лис.

– Угомонись пернатый! Есть где укрыться?

– Я в скалах в шестом квадрате.

– Тогда заройся! Голубь начинает гадить!

Послышался свист приближающихся снарядов.

– А ты говорил, сдохнем! – Лис вставил чеку в гранату, убрал её в разгрузку и, схватив Тони под руки, потащил его глубже в расщелину между больших валунов.

Огненный дождь посыпался с неба.

***

– Его место в морге, – процедил сквозь зубы полевой врач по прозвищу «Доктор-Смерть», взглянув на безжизненное тело Тони, и пошёл осматривать следующего раненого, прибывшего с очередной операции.

– Это Цунами! – Лис схватил врача за рукав. – Он должен жить. Он один стоит целой роты.

– Я не волшебник, молодой человек! – доктор вырвал руку. – Я мёртвых не лечу.

– Он жив! – заорал Лис и стал трясти безжизненное тело Тони. – Цунами, очнись! Ты не можешь умереть!

Тони глубоко вздохнул и, открыв глаза, ясным взглядом посмотрел на товарища:

– Дайте же попить, наконец!

Ошарашенный доктор смотрел на ожившего мертвеца, раскрыв рот:

– Сколько не работаю, такого не видел. Я могу поклясться, что он уже с полчаса, как был мёртв. Тащите его на стол! Этот Цунами заговорённый!

Раны на теле Тони зарастали, как на собаке. Уже через две недели он встал на ноги. А через месяц уже мог бы вернуться в строй, если бы не одно «но». После того, как его мозг был мёртв долгое время, Тони стал совсем другим человеком. Он стал более замкнутым и ещё более озлобленным. Молчаливый, с потухшим взглядом, он подолгу сидел на крыльце госпиталя, уставившись в одну точку.

– Привет, Цунами! – Лис присел рядом с Тони на крыльцо. – Я смотрю, ты бодрячком! Скоро опять на передовую?

Тони перевёл свой тяжёлый взгляд на товарища. Холодок пробежал по спине Лиса. Ещё вчера Тони общался с ним, они вспоминали былые подвиги, своих сослуживцев. А сейчас по взгляду Цунами было вообще не понятно, узнал ли он своего друга.

– Это я, Тони! Лис!

Тони кивнул в ответ и отвернулся.

– Я, пожалуй, пойду. Не буду тебе мешать. – Лис встал с крыльца.

Цунами кивнул в ответ и неожиданно спросил:

– Ты знаешь сказку про то, как поссорились блин и котлета?

Лис пожал плечами:

– Ты давай поправляйся! Мы тебя ждём.

Глава 17.

Доктор-Смерть.

Доктор-Смерть равнодушно осматривал очередную партию раненных, вынося приговоры кто будет жить, а кому суждено умереть. Холодным циником он стал не по своей воле. Так же, как и другие мальчишки, он мечтал в детстве пойти на войну. Но в отличие от своих друзей он мечтал не убивать врагов, а спасать жизни своих солдат. Он получил хорошее медицинское образование и, наконец, оказался в гущи событий. Поначалу молодой, подающий надежды медик, попал в распоряжение старого полевого врача – Матвея Игнатьевича, который не отличался любовью к людям, был всегда пьян и крайне недружелюбен.

«Послушай меня, сынок, – произнёс, однажды, Матвей Игнатьевич, дыхнув в лицо своего молодого помощника перегаром, – ты здесь не для того, чтобы спасти всех. Это война. «Бабушка с косой» здесь развлекается от души. И мы с тобой всего лишь её подручные, которым дозволено разгребать за ней «крошки со стола», решая, кто умрёт сразу, а кого она заберет попозже. Поэтому научись видеть «мёртвых», пока они ещё дышат. Не трать на них время, которое ты мог бы потратить на спасение живых…»

И молодой медик научился. Не сразу, конечно. Прошло довольно много времени, прежде чем он стал холодным циником. Но, когда он им стал, многие содрогнулись…

Матвей Игнатьевич страдал, как вскоре выяснилось, не только цинизмом и пристрастием к алкоголю, но и, как следствие последнего, прогрессирующим алкогольным делирием или, попросту говоря, белой горячкой. Молодому медику приходилось не раз ловить и связывать своего наставника, когда тот начинал неожиданно трястись от страха и убегать от невидимых созданий. Подобные приступы случались, как правило, спустя несколько дней трезвости после очередного запоя Матвея Игнатьевича. Но стоило молодому медику с помощью внутривенных инъекций привести наставника в чувство, как тот делал логичный вывод, что его трезвость вредна ему и всем окружающим и снова брался за стакан.

В тот день им двоим пришлось работать, засучив рукава. Элитная группа разведки напоролась на засаду. Было много тяжёлых. Матвей Игнатьевич вёл операцию, а молодой, но уже достаточно опытный медик, ему ассистировал.

Неожиданно скальпель в руках старого доктора дрогнул. Помощник это увидел и поднял глаза на наставника. Безумный взгляд Матвея Игнатьевича судорожно бегал по больному, наблюдая за каким-то насекомым или чёртиком, видимым только ему одному.

«Смотри, смотри! – заорал Матвей Игнатьевич. – Ты это видишь? А ты мне не верил. Вот тебе! Вот тебе!»

Он взмахнул скальпелем и стал изо всех сил бить им в грудь больного, пытаясь попасть в невидимое существо, затем с диким воплем выскочил из операционной и, не переставая размахивать скальпелем, бросился по коридору. Он судорожно пытался на бегу избавиться от каких-то невидимых созданий, ползающих по его телу. На душераздирающие вопли Матвея Игнатьевича выбежали все – и медики, и пациенты. Помощник догнал его в самом конце коридора. Уверенными движениями он повалил своего наставника, выдернул из его штанов ремень и резким движением стянул ему за спиной руки. Потом он прошёл в операционную и вернулся со шприцем и двумя ампулами в руке. Старый врач продолжал вопить и биться в конвульсиях, лёжа на полу с завязанными за спиной руками.

Сильный удар ногой в живот стал для Матвея Игнатьевича первым успокоительным, затем молодой доктор с невозмутимым выражением лица резким движением оторвал рукав на халате наставника и, не целясь, воткнул ему в вену шприц с успокоительным. Тело старого врача перестало биться в припадке. Взгляд Матвея Игнатьевича стал более осмысленным:

– Спасибо, сынок! – пробормотал он, глядя на невозмутимое лицо своего помощника, который стал набирать в шприц новое лекарство для следующего укола. – Стой! Стой! Ты перепутал. Ты набираешь не галопередол, а, похоже, кураре. Ты же так меня убьёшь, сопляк-недоучка!

Но молодой доктор, как будто бы, не слыша слова своего наставника, поднёс шприц к его вене. Матвей Игнатьевич попытался вырваться, но связанные за спиной руки не давали ему это сделать. К тому же колено соперника уверенно прижимало его к полу.

– Я не перепутал, – спокойным голосом произнёс молодой доктор, посмотрев в глаза наставника. – Ты прав, Матвей Игнатьевич, это не успокаивающее. Это расслабляющее. Так что, расслабься и послушай меня. Ты почти год вбивал мне в голову, что я должен уметь видеть «мёртвых», пока они ещё дышат, пока они еще просят о помощи, и не тратить на них своё время. И знаешь, я научился видеть «мёртвых». Один из них сейчас передо мной.

Матвей Игнатьевич замотал головой, но молодой доктор уже вводил инъекцию ему в вену.

– Ну, сам посуди, – примирительным тоном продолжил он, – ты же знаешь, что твой делирий неизлечим. Мы оба знаем, что дальше будет только хуже. Приступы будут чаще и тяжелее, они будут приходить как в момент трезвости, так и в момент опьянения. И мне придётся тратить на тебя всё больше и больше времени, зная, что конец всё равно будет один. А сколько бы я мог за это время спасти настоящих бойцов?

Тело Матвея Игнатьевича расслабилось, дыхание становилось всё реже. Вскоре оно совсем прекратилось, а помутневший взгляд умирающего замер на лице молодого доктора, хладнокровно наблюдающего за смертью своего наставника.

Молодой доктор потрогал пульс у лежащего перед ним тела, выпрямился и, обращаясь к перепуганной медсестре, произнёс:

– В морг!

Уверенным шагом он вернулся в операционную и потрогал пульс у лежащего на столе солдата, израненного скальпелем Матвея Игнатьевича. Потом равнодушно выключил свет и направился к выходу.

– И этого в морг! – произнёс он, выходя из операционной, и добавил: – Я обедать!

С той поры за ним и закрепилось прозвище «Доктор-Смерть» с лозунгом: «Всех в морг! Я обедать!»

– Послушай, Док! – Лис не знал, как правильно объяснить доктору, что именно его тревожило в поведении своего друга. – Цунами стал совсем другим. Может, ему микстуру там какую-нибудь или порошок какой?

– Я тебе так скажу, мой дорогой! Тому, кто был там, – Доктор-Смерть поднял глаза к небу, – никакой порошок не поможет забыть то, что он увидел. А твой Цунами был там полчаса. Не меньше. А в аду, как я знаю, за одну нашу минуту человек проживает тысячу лет. Вот и прикинь, сколько времени он жарился в аду, пока ты его в грудь колотил.