bannerbanner
Весна братьев Медичи
Весна братьев Медичи

Полная версия

Весна братьев Медичи

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

Не обладая отцовскими способностями банкира, Пьеро зато был прекрасным дипломатом и во время его пребывания во Франции король Людовик ХI был им очарован. Вдобавок, он проявлял большую дотошность в делах, и во всех подробностях записал, сколько было потрачено на похороны Козимо: какие были оплачены мессы, сколько чёрной материи роздано женщинам семьи на покрывала и платки, сколько роздали денег слугам и рабам на траурную одежду, число свечей и даже вес воска.

Его мать, Контессина де Барди, раньше управлявшая семейными финансами, теперь решила заняться воспитанием внуков. Поэтому Лукреции пришлось взять бразды правления в свои руки.

– Единственный мужчина в нашей семье! – справедливо говорил о своей невестке Козимо.

Пьеро поручил ей раздавать милостыню нуждающимся беднякам. Она вносила вклады в монастыри и давала приданое бедным девушкам, за что флорентийцы сразу окрестили её:

– Приют всех несчастных!

Понимая, что поддержка народа жизненно необходима Медичи, Лукреция также финансировала ремесленников и купцов, и в одном из своих писем утверждала:

– То, что хорошо для Флоренции и Тосканы (области) – хорошо и для семьи Медичи.

Ещё она часто выступала в роли третейского судьи. Как знатные, так и простые люди, обращались к ней письменно с жалобами и просьбами разобраться в спорах с другими людьми. Однажды Лукреция положила конец вражде между двумя семьями, которая длилась двадцать лет и получила ещё одно прозвище:

– Хранительница всех тайн!

Действительно, она умела хранить секреты, в том числе, и своих детей. Первой в 1459 году вышла замуж Бьянка за Гульельмо деи Пацци, друга детства своего брата. По замыслу Козимо, брак его внучки должен был упрочить дружбу между Медичи и семьёй Пацци, глава которой, Андреа, был его сторонником. В следующем году Бьянка родила сына, Антонио. Но когда Лукреция пришла поздравить дочь, та начала жаловаться на мужа:

– Гульельмо постоянно попрекает меня моим происхождением: дескать, в то время, как его предок штурмом брал с крестоносцами Иерусалим, Медичи – за плугом ходили!

– А ты напомни ему, дочь моя, что твой брачный контракт предусматривал снижение налогов с его семьи.

– Мой муж не хочет меня слушать: несмотря на все мои просьбы купить нам виллу, он отказался. Сам ездит к родственникам за город, а я вынуждена сидеть летом в душном доме!

Рассказав обо всём мужу, Лукреция прибавила:

– Пожалуй, я куплю Бьянке имение: нашему внуку необходим свежий воздух!

– Гульельмо может продать эти земли, – возразил Пьеро. – Ведь он, как муж Бьянки, имеет право распоряжаться её имуществом.

– В таком случае, я оставлю купчую у себя и сама найму всю обслугу.

На момент смерти деда Лоренцо исполнилось пятнадцать и, не зная ни в чём ограничений, он сполна отдался сладострастности своей натуры. Вокруг наследника Пьеро образовался довольно тесный круг его друзей, называемый им «бригада» (brigata). Все они были на семь – девять лет старше Лоренцо. Моложе него был только Сиджисмондо делла Стуфа, красотой которого восхищались все современники. Приятели разделяли с Лоренцо все забавы, и с ними он мог быть вполне откровенен. Младший брат Джулиано был ещё слишком юн, а вот подвижная, с мальчишеским характером Наннина легко вписалась в его весёлую компанию. Старше Лоренцо всего на год, она была очень дружна с братом, и, как и он, унаследовала от матери поэтический талант. Конечно, Наннина не могла проводить много времени среди друзей Лоренцо, но часто выезжала с ним на охоту, прекрасно держалась в седле и даже стреляла из лука. По натуре Наннина была не меньшим «мужчиной», чем её разумная мать, унаследовав блестящие математические способности от деда Козимо. Родись она мальчиком, стала бы превосходным банкиром.

Однажды, когда Лоренцо и Наннина вернулись с охоты, их мать заявила:

– Девице не подобает носиться целый день с компанией молодых людей по лесам и полям! Особенно если она из рода Медичи! Людям только дай позлословить, ведь наша семья у всех на виду!

– Как жаль, что я не мужчина! – Наннина задорно тряхнула смешными длинными кисточками волос, продетых на висках сквозь сетку.

– Но, матушка, вместе с нами ездит Бернардо Ручеллаи, – резонно возразил Лоренцо. – Поэтому ничего неприличного нет в том, что жена сопровождает своего мужа.

Лукреция на минуту задумалась. Если Бьянка уже жила в доме своего мужа, то шестнадцатилетняя Наннина ещё оставалась в родительских пенатах, так как не достигла брачного возраста, установленного во Флоренции с 18 лет.

– Вот переедет жить к мужу, тогда и пусть делает что хочет!

Без облагораживающего влияния Наннины нравственность в «чисто мужской» компании Лоренцо быстро упала. Во время бесшабашных гуляний и конных поездок по землям цветущей Тосканы Лоренцо с приятелями вдоволь наслаждался любовью сельских красавиц. Эти свои «сближения» с народом Лоренцо отразил в своей первой поэме «Ненча из Барберино» о любви пастуха к пастушке:


– Ну что, Ненчьоцца, хочешь порезвиться?

С тобой пойдём в ближайший мы ивняк.

– Охотно, только слишком – не пытайся,

Чтоб худо мне не сделалось никак.

– Ну, полно, Ненча, ты не сомневайся:

С любовью понесу, а коли – бряк,

То не обижу Ненчу дорогую:

И языком поднять тебя смогу я.


Наннина, Ненча – нет ли здесь связи? Переросла ли нежная дружба Лоренцо и Наннины в любовь? Возможно. Кто виноват, что некрасивый, но чертовски обаятельный наследник Медичи не встретил в юности более красивой и умной девушки, чем его родная сестра?

Глава 2

Звезда Флоренции

Напрасно мать и воспитатель Джентиле Бекки уговаривали Лоренцо угомониться. Он только отмахивался: ведь его дед и отец тоже не были образцом добродетели. Всё решила одна встреча.

–Любил он молодую даму из семьи Донати редкой красоты, высочайшей добродетели, и рода знатнейшего, – писал Никколо Валори, первый биограф Великолепного, – в честь которой Лоренцо не только слагал изящнейшие стихи на тосканском языке, но также устраивал великолепные на удивление зрелища, среди которых был турнир.

Однако ещё до турнира семья Медичи устроила празднество, посвящённое трём восточным царям – волхвам (которым звезда указала на рождение Христа), чтобы, по утверждению Макиавелли, «занять народ, заполнить чем-нибудь его ум и отвлечь от мыслей о положении государства». В этом, правда, не было ничего необычного, так как каждый год на этот праздник по улицам Флоренции проходил кортеж в восточных нарядах. Затем начиналось «священное представление», устройством которого занималось Братство Трёх Волхвов – благочестивое общество во главе с Козимо. Не зря на стенах домашней капеллы Медичи Беноццо Гоццоли изобразил шествие волхвов, где можно видеть портреты не только членов семьи Медичи, но также их родственникрв, друзей и союзников. После смерти Козимо должность главы братства занял его сын Пьеро. В честь чего «представление это обставили с такой пышностью и великолепием, что в течение нескольких месяцев весь город был занят подготовкой к празднеству и самим празднеством».

А весной 1465 года, когда шестнадцатилетний Лоренцо присутствовал на обручении одного из членов бригады Браччо Мартелли и Констанцы Пацци, он встретил восемнадцатилетнюю Лукрецию Донати, которую знал с детства. Увидев девушку, Лоренцо обомлел – до чего же она стала похожа на Наннину, даже имя такое же!

Выбежав в сад, он собрал для неё букетик фиалок – их с сестрой любимых цветов.

– Благодарю тебя, мессир Лоренцо, – с улыбкой сказала красавица.

– Могу ли я сделать что-нибудь для тебя, донна Лукреция?

Та слегка замялась:

– Да, у меня есть к тебе одна просьба…

– Какая?

– Семью моего жениха, мессира Никколо Ардингелли, изгнали из Флоренции. Не мог бы ты посодействовать, чтобы ему разрешили вернуться?

– Ради тебя я готов на всё, донна Лукреция!

Лоренцо было известно, что Ардингелли были изгнаны вместе со своими родственниками Строцци за то, что поддерживали Альбицци, врагов Козимо. Но если Строцци расселились по всей Италии, то семья Маттео Ардингелли осела в Пере, флорентийской колонии возле Стамбула. Правда, вдовам с малолетними детьми разрешили вернуться. Но когда отпрыски врагов Медичи подросли, им дали понять, что их присутствие нежелательно во Флоренции. После чего Никколо Ардингелли, обручённый с Лукрецией Донати, снова уехал в Стамбул, где был избран консулом флорентийской общины.

Едва Лоренцо отошёл от девушки, как приятели стали насмехаться над ним:

– Дарить такие немудрящие цветы – недостойно Медичи!

– Так ты ничего не добьёшься от молодой Донати, Лоренцо!

– Лучше подари ей дорогое украшение!

Видя, что юноша никак не реагирует на подколки друзей, Браччо Мартелли заметил:

– Похоже, ты и вправду поддался чарам донны Лукреции, Лоренцо. Уж не задумал ли ты отнять невесту у Ардингелли и самому жениться на ней?

– А тебе какое дело, Браччо?

– Смотри, не получи отказ! Я хотел посвататься к старшей сестре Лукреции, да её выдали за Питти. Потому что Донати слишком кичатся своим происхождением и предпочитают родниться с аристократами. Хотя сами разорены, да и Ардингелли небогат.

– Значит, будет более сговорчив.

Лоренцо решил сделать Лукрецию своей музой и Дамой сердца (Донной). По правилам куртуазной любви, на людях полагалось упоминать лишь эту идеальную возлюбленную, служившую ширмой для плотских удовольствий. Таким образом, сын Пьеро объявил бригаде о своей «несчастной» любви к донне Лукреции Донате. Через несколько дней Наннина спросила у брата:

– Говорят, ты влюблён, Лоренцо?

Юноша старательно отвёл глаза:

– У кого-то слишком длинный язык. Это Бернардо Ручеллаи тебе сказал?

Наннина пожала плечами:

– Вся Флоренция уже говорит об этом!

– Это не имеет значения: донна Лукреция выходит замуж.

– Я давно с ней не виделась… Мне хотелось бы возобновить это знакомство.

В один из апрельских дней бригада вместе с Нанниной нагрянула на виллу Питти, принадлежавшую мужу Констанцы Донати, так как Лукреция решила перед свадьбой пожить у своей сестры. Дабы как-то оправдать своё вторжение, Лоренцо захватил с собой известного лютниста по прозвищу «Испанец».

– Ах, мессир Лоренцо, ты сделал меня самой счастливой! – при виде юноши взволнованно произнесла Лукреция.

После чего, указав на стоящего рядом мужчину лет сорока, добавила:

– Позволь представить тебе моего жениха мессира Никколо Ардингелли. Он только что вернулся с Леванта. Теперь, благодаря тебе, мы можем пожениться!

– К сожалению, тебе не за что благодарить меня, донна Лукреция, – поспешно ответил Лоренцо. – Хотя мессиру Никколо разрешили приехать на свадьбу, но потом он обязан сразу покинуть Флоренцию!

– Я всё равно тебе очень благодарна и верю, что скоро ты сможешь добиться большего!

Пока Испанец развлекал дам музыкой, сын Пьеро сказал Ардингелли:

– Мне хотелось бы поговорить с тобой, мессир Никколо.

Когда они вышли в сад, жених Лукреции Донати насмешливо спросил:

– Так какое у тебя дело ко мне, сеньор Лоренцо?

В ответ, близоруко прищурившись, наследник Медичи бросил на своего собеседника испытывающий взгляд: высокого роста и мощного сложения, тот нависал над ним, как Голиаф над Давидом. По сравнению с ним Лоренцо казался маленьким и худым. Ну, ничего, ведь победил же мальчишка Давид великана Голиафа!

– Как идёт торговля? – задал он обычный для Медичи вопрос.

Ардингелли сразу помрачнел:

– Неплохо, хотя могло быть лучше.

– Почему? Разве ткани с Востока не пользуются спросом?

– Пользуются, но твой дед, сеньор Лоренцо, конфисковал большую часть имущества моего отца. Поэтому я не могу расширить торговлю.

– А где ты намерен поселиться с молодой женой после свадьбы? – после паузы поинтересовался Лоренцо.

– Скорее всего, увезу её с собой.

– Неужели донне Лукреции суждено похоронить свою красоту среди неверных?

Ардингелли пожал плечами:

– Жена должна следовать за своим мужем.

– А если банк Медичи даст тебе кредит?

Выражение лица мужчины сразу изменилось:

– Сколько?

– А сколько нужно?

– Хотя бы восемь тысяч флоринов!

– Хорошо, но у меня есть одно условие.

– Какое?

– Ты уедешь сразу после свадьбы, мессир Никколо, а твоя жена останется здесь. Её красота прославит Флоренцию! А заодно и тебя!

По глазам купца Лоренцо понял, что Голиаф повержен.

На обратном пути Наннина притихла. Отстав от бригады, брат и сестра некоторое время молчали. Лоренцо не выдержал первым:

– Какого ты мнения о мадонне Лукреции, сестричка?

– Она очень похорошела, – Наннина вздохнула, – и, хотя не так образованна, как мы, но не лишена природного ума.

Юноша улыбнулся:

– Значит, ты одобряешь её?

– Да. Ты сделал правильный выбор. Хотя…

– Что?

– В ней не хватает огня…

– Как и в твоём муже!

– Бернардо добрый, умный и он – твой друг. Мне этого достаточно!

Подхлестнув коня, сестра Лоренцо пустила его в галоп.

Тем временем во Флоренцию пришло известие о том, что миланский герцог Франческо Сфорца решил выдать свою дочь Ипполиту Марию за Альфонсо Арагонского, наследника короля Неаполя. 17 апреля его младший сын Федерико прибыл во Флоренцию во главе большой делегации прелатов и дворян. Он направлялся в Милан замещать своего брата на свадьбе с дочерью герцога. Так как неаполитанцы тогда соблюдали траур по своей королеве, то официальных торжеств по случаю приезда гостей не было. Флорентийский купец Марко Паренти написал своим шурьям Филиппо и Лоренцо Строцци, находившимся в изгнании в Неаполе, что «всё прошло тихо, без труб». Причём тринадцатилетний Федерико, руководствуясь наставлениями отца, даже не спешился для официального приветствия членов Синьории. Во время своего недельного пребывания во Флоренции принц жил в тихом монастыре Санта-Мария-Новелла, как это сделал папа Пий в 1459 году, и ненадолго встретился с Пьеро Медичи, новым главой семьи. Правда, когда Синьория вновь собралась перед ратушей для официального прощания, Федерико всё же сошёл с лошади, чтобы произнести благодарственную речь.

Желая укрепить союз с Миланом, Пьеро решил тоже отправить на свадьбу свою делегацию во главе с Лоренцо, своим зятем Гульельмо Пацци и советником Диотисальви Нерони. Перед отъездом он дал сыну наказ:

– Веди себя достойно и бдительно. Будь мужчиной, а не мальчиком. Выказывай здравый смысл, трудолюбие, поступай по-мужски, так чтобы впредь ты мог выполнять более важные поручения.

По пути Лоренцо и его спутники побывали в Ферраре и Венеции, где их встретили недружелюбно: об особых связях Медичи с Миланским герцогом там знали не понаслышке. 9 мая 1465 года посольство прибыло в Милан, где Лоренцо познакомился с герцогом Франческо I Сфорца и его женой Бьянкой Марией Висконти, которых Франческо Патрици, епископа Гаэты, в своей латинской речи сравнил с героическими фигурами античности. Но особое впечатление на сына Пьеро произвела невеста, которой епископ тоже отдал должное:

– Вы выделяетесь остротой своего ума и своими литературными познаниями, которые редко проявляются у представителей Вашего пола. Вы не только превосходите всех юных дам, но и достойны сравнения с самыми красноречивыми мужчинами. Никто не превзойдёт Вас в телесной красоте и достоинствах.

Замечу в скобках, что при этом Патрици ничуть не преувеличивал таланты девятнадцатилетней Ипполиты Марии Сфорца.

Лоренцо привёз с собой в Милан серебряную посуду Медичи. Её он ставил на стол на великолепных пирах, которые давал в фамильном дворце, где находился и банк под управлением Пиджелло Портинари. Франческо Сфорца, поддерживавший дружеские связи с Флоренцией со времён Козимо, решил воспользоваться случаем, чтобы попросить Лоренцо о помощи: французский король Людовик XI обратился к нему за поддержкой, и деньги Медичи пришлись бы чрезвычайно кстати. Не имея полномочий, Лоренцо не мог принять такого решения. Поэтому пообещал поговорить с отцом, как только вернётся домой. В Милане он получил письмо от Браччо Мартелли, который сообщил, что 21 апреля 1465 года Никколо Ардингелли сочетался браком с Лукрецией Донати:

– Хоть и знаю я, мой милый Лоренцо, что поведать тебе о том, что последовало за твоим отъездом, означает причинить тебе и даже увеличить горе от того, что ты здесь не находишься, тем не менее, с другой стороны, желая показать тебе труды наши за тебя, в твоё отсутствие не меньшие, нежели при тебе, хотел я этим письмом скорее доставить тебе несколько горьких удовольствий, чем молчать об этом нашем счастье; для полноты его недостаёт лишь твоего, весьма желанного для нас и, опять же, для Лукреции, присутствия.

Затем приятель Лоренцо в духе Боккаччо повествует: после венчания девять молодых мужчин и девять женщин, включая молодую супругу Ардингелли, удалились на виллу в Сан Джеврасио, предаваясь «великим наслаждениям, не сравнимым ни с какими другими, ибо мёд был без мух», то есть, остальные дамы, кроме Лукреции, были без мужей!

Если верить Браччо, который присутствовал на свадьбе и подсматривал за первой брачной ночью Лукреции, её супруг обладал необыкновенными мужскими достоинствами. Мартелли даже удалось определить размер его детородного органа: с бычий рог!

Но в конце он, по-видимому, решил утешить приятеля, выдав желаемое за действительность:

– Много раз я видел в глазах её мучительную к тебе жалость, и как скрывает она за смехом такую печаль!

Прочитав послание Браччо, Лоренцо расхохотался: для компании Медичи проказы, подобные этой, были не редкостью: весёлые товарищи делились опытом, вместе гуляли, пели песни, сочиняли стихи.

Как только закончились торжества в Милане, свадебная процессия переехала в замок Висконти в Павии, где на протяжении двух недель устраивались банкеты, танцы, охота и рыцарские поединки. Сразу после свадьбы Лоренцо отправился домой. По дороге, остановившись на ночлег в Реджо, он узнал о болезни Лукреции Донати и тут же сочинил сонет:


Богиня чистая, лесов жилица,

Той донне позавидовала вдруг,

Что затмевает блеском всё вокруг,

С чем не смогла Паллада примириться —

Вдохнула хворь она в святую кровь,

Что недостойно благости премудрой.


О, злая зависть, корень твой на небе!

Коль помнишь первую свою любовь,

То смилостивься, Феб золотокудрый,

И, если сможешь, осчастливь мой жребий.


Наконец, 10 июня Ипполита Мария выехала из Павии с большой помпой в сопровождении своего деверя Федерико и младших братьев Филиппо Марии и Сфорца Марии Сфорца (последний должен был жениться на сестре Федерико Элеоноре Арагонской). Большинство правителей городов, через которые предстояло проехать Ипполите Марии, искренне приветствовали её брак с неаполитанским принцем в надежде, что этот союз будет способствовать установлению мира в Италии, который находился под угрозой из-за вражды между королём Ферранте I и кондотьером (военачальником) Пиччинино, зятем Франческо Сфорца.

22 июня невеста и принц Федерико торжественно въехали во Флоренцию. Впереди следовали сыновья Франческо Сфорца, а сзади – миланские дамы, по свидетельству того же Марко Паренти, «по красоте не уступавшие нашим». Далее он описывает мулов и повозки, в которых находилось приданое, включая множество сундуков, некоторые из которых были позолочены и украшены яркими картинами; по мнению торговца, они «дорого обошлись» Сфорца. Грандиозная кавалькада примерно из тысячи всадников – как мужчин, так и лошадей, великолепно украшенных, – сопровождала под звуки труб всё это «великолепие». Замыкал свадебный кортеж посол Сиены с сотней всадников, которые приехали посмотреть на торжества. Все лавки на улице Санта-Мария, по которой двигалась процессия, были украшены тканями и коврами. Оттуда все отправились на площадь к Палаццо-делла-Синьории. Когда члены Синьории обратились к гостям с приветственной речью с рингьеры (каменного помоста), сыновья Франческо Сфорца спешились, в то время как Ипполита Мария и Федерико продолжали сидеть на лошадях (вероятно, невесту проинформировали, что члены королевской семьи не спешиваются перед лицами низшего ранга, разве только для того, чтобы оказать им особые почести). Ипполита Мария поселилась в палаццо Медичи, а Федерико – в Санта-Мария-Новелла. Повинуясь указаниям своего отца, Филиппо Мария и Сфорца Мария проводили свою сестру на Виа Ларга, а затем вернулись в Палаццо-делла-Сеньории, чтобы обратиться к членам флорентийского правительства с особым приветствием. Памятуя о горькой истории войн между миланскими герцогами Висконти и Флоренцией, рассудительный Франческо Сфорца приказал своим сыновьям подчеркнуть союз между его семьёй и Республикой:

– Потому что длительность, давность и искренность дружбы, которую питали прославленный сеньор, наш отец, а также доброй памяти сеньор Сфорца (Муцио Аттендоло), наш дедушка, и все представители нашего дома Сфорца, к вашему самому превосходному сообществу, давно хорошо известны, о чём, кажется, нет необходимости рассказывать, а только напомнить об этом.

Франческо Сфорца хотел, чтобы его дети также почтили семью его покойного друга Козимо, чей сын Пьеро продолжал укреплять свои финансовые и политические связи с Миланом. В свой черёд, Медичи приняли Ипполиту Марию не менее тепло, чем её старшего брата Галеаццо Марию в 1459 году. На её пребывание пришёлся храмовый праздник города, Иванов день, который отметили с особым размахом: на специально устроенную арену выпустили львов – символ Флоренции, состоялись скачки, в церквях раздавали обильную милостыню. Таким образом Пьеро Медичи желал всем продемонстрировать свою дружбу с миланским и неаполитанским дворами. Узнав о том, что Ипполита Мария любит охоту, Лоренцо и Наннина пригласили её и неаполитанского принца на виллу Кареджи. Это было любимое место отдыха Лоренцо, с которым у него ассоциировались три слова: естественность, простота и спокойствие. В начале XV века Джованни Медичи приобрёл участок с домом в пригороде Флоренции. После смерти Джованни его сын Козимо решил перестроить имение, пригласив любимого архитектора Микелоццо. Тот создал знаменитую постройку в стиле древнеримских вилл, украсив её колоннами, лоджиями, арками, и сделав здание максимально светлым и открытым. По мнению зодчего, некоторая скупость оформления виллы компенсировалась живописностью окружающей природы.

Федерико оказался весёлым малым, а старшая дочь миланского герцога – приятной и умной собеседницей, так что все участники охоты остались довольны. Пока гости переодевались к обеду, Лоренцо с сестрой задержался в зале:

– Жаль мадонну Ипполиту: я слышал, что её свёкор, король Ферранте, приказывает бальзамировать трупы своих врагов, наряжать их и рассаживать за своим столом, а потом подолгу беседует с мумиями.

А мне она призналась, что рада была уехать из Милана.

– Почему?

– Из-за старшего брата, Галеаццо Марии. Наверно, он приставал к ней…

Глядя в глаза брату, Наннина вдруг спросила:

– Ты любишь меня, Лоренцо?

– Да!

Лоренцо попытался обнять девушку, но та увернулась:

– Тогда поклянись, что никогда не поступишь со мной, как Галеаццо Мария со своей сестрой!

– Клянусь, Наннина, – нехотя произнёс её брат.

– Смотри, не забудь о своих словах!

Так как Медичи ещё соблюдали траур по Козимо, друзья семьи организовали для Ипполиты игры после ужина, а Антонио Пуччи – бал в своём дворце. Несмотря на множество удовольствий, доставленных ей во Флоренции, невесте пришлось вскоре распрощаться с Медичи, поскольку 29 июня её ожидали в Сиене.

Но веселье, которым было встречено прибытие Ипполиты Марии в Сиену, внезапно оборвалось, когда путешественники услышали, что зять невесты заключён в тюрьму в Неаполе. В конце апреля Ферранте I принял Пиччинино, посланного Сфорца с дипломатической миссией, чтобы преодолеть трения между его союзником и зятем. Перед тем, притворившись, что простил кондотьера, сражавшегося на стороне его врагов, король выдал ему охранную грамоту. Казалось, всё было в порядке. Но затем, без предупреждения, 24 июня – в тот самый день, когда Ипполита Мария наслаждалась празднествами во Флоренции, – он приказал заточить капитана в темницу замка Нуово. Сфорца энергично выразил протест против ареста зятя и отправил своего сына Тристано в Неаполь, чтобы договориться об освобождении Пиччинино, а также написал обнадёживающую записку своей дочери Друзиане, в которой обещал освободить её мужа. Кроме того, герцог отправил гонца к Ипполите Марии с требованием прекратить путешествие на юг и ожидать его дальнейших указаний.

Через несколько недель после ареста Пиччинино скончался при подозрительных обстоятельствах. Поступали противоречивые сообщения: будто бы он выпал из окна при попытке к бегству. Независимо от фактов, мало кто сомневался в том, что король Ферранте организовал этот «несчастный случай». Многие также предполагали соучастие Сфорцы, который первоначально не хотел отдавать свою внебрачную дочь замуж за кондотьера. Брешийский хронист заметил:

На страницу:
2 из 4