Мелодия черного и белого

Наталья Онер

Мелодия черного и белого

Человек – загадка Вселенной, частичка мироздания… И чтобы вникнуть в суть своего жития, оказывается, нужна целая жизнь. Дорогой читатель, я хочу поделиться с тобой историей моей жизни, историей моего пути.

***

 Родилась я в небольшом подмосковном городе, в семье простых рабочих. Первый муж у мамы погиб в аварии, оставив её одну с двумя маленькими детьми. Через год она знакомится с моим отцом, и выходит за него замуж. У них родился сын, но, прожив на свете всего восемь месяцев, он умирает. И вот, наконец, через год появляюсь на свет я. Назвали меня Натальей, в честь бабушки по материнской линии.

Женское счастье мамы длилось недолго – уходит из жизни по своей воле мой отец. Мама отца, моя бабушка Клавдия Ивановна, попросила маму отдать меня ей на воспитание. Маме было тяжело одной с тремя детьми, и она благополучно передала меня бабушке. К слову сказать, мама часто приходила нас навещать.

Она рассказывала потом, что всегда удивлялась тому, как кормила меня бабушка. Я сидела за маленьким столиком на таком же маленьком стульчике, а бабушка ставила передо мной еду на тарелочке. Давала ложку, и я сама (мне никто не помогал!) начинала кушать. К этому мероприятию я подходила творчески: в каше или супе оказывался весь стол, и, конечно, я!

Бабушка при этом говорила, что «дети крошками питаются».

***

Жили мы с бабушкой в своём доме, в частном секторе, очень хорошо. Я чувствовала, что меня любят, даже очень сильно, балуют. Но ребёнком я была послушным, и хлопот от меня не было. В воспоминаниях детства осталась безграничная бабушкина любовь и непонятное мне до сих пор чувство. Чувство того, что у меня была с чем-то связь. Я точно помню, что с кем-то общалась! И когда эта связь от меня закрывалась, я остро чувствовала боль утраты. Помню, как я, ещё ребёнок, вышла из комнатки, где пыталась связаться, честно не помню, с кем. От напряжения и усилий наладить с этим нечто-некто контакт, закружилась голова, мне стало дурно. Я села на стул и сказала себе, что больше этого никогда делать не буду.

***

Жизнь с бабушкой была как в раю. Единственное, что меня огорчало, это то, что подруги приезжали только на каникулы. По этой причине я всё время проводила одна, или с соседскими бабушками. Приходилось самой себя развлекать.

Однажды я придумала такое развлечение. Собрала все стулья в доме и построила из них трибуну. Накрыла её скатертью со стола, посадила напротив себя бабушку. С важным видом поднялась на трибуну. Передо мной лежала уже подготовленная газета «Ленинское знамя», на первой полосе которой была напечатана речь Генерального секретаря. Начинаю с воодушевлением читать текст, а там, в скобочках, в нужных местах написано «аплодисменты». Я заставляю бабушку хлопать мне. Думаю, бабушке было весело наблюдать за тем, как я представляла себя государственным лидером, как с воодушевлением махала рукой, читая текст.

***

Вечерами мы с бабулей выходили гулять. На улице собирались соседские бабушки, и я всегда находилась возле них. Я их всех очень любила, они были какие-то особенные.

У бабушки Поли не было одной руки. Бабушка Поля была бездетная, и ей никто не помогал. Зато огород у неё, на удивление, всегда был в идеальном порядке. С бабушкой Полей у моей бабули были особые отношения.

Когда мой дед погиб на войне, бабушка осталась одна с четырьмя детьми. Надо отдать должное бабуле, к ней несколько раз сватались мужички, но она так больше и не вышла замуж. Как-то смогла нанять людей, и построила дом. Сначала маленький, деревянный, а затем, позже, сделала и каменную пристройку. Так вот, мужчине, с которым жила бабушка Поля после войны, приглянулась наша бабушка. Но она не хотела новых отношений, помнила, любила своего погибшего мужа, отца своих детей. В знак своей симпатии отвергнутый, но любящий мою бабушку, бабушки Полин мужчина вырыл для неё колодец. Прямо по территории забора, отделяющего наш участок от земли Полиного огорода. Наверное, для того, чтобы чаще её видеть.

Другая наша соседка, Маруся, была очень весёлой бабушкой. Её сына звали Коля. Николай был немного странный. Он носил бороду, и поэтому мне представлялся лешим, я его очень боялась. Увидев его издалека, сразу убегала домой. Немного повзрослев и осмелев, я рассмотрела Николая более внимательно. Одежда на нем как-то странно висела, цвет её был блеклый. Но глаза…Что это были за глаза! Они так озорно сверкали, когда Николай смотрел на меня, и блестели при этом очень весело. Даже борода перестала меня пугать после того, как я его рассмотрела.

Соседка, жившая напротив нас, была самой старой, она мало улыбалась и казалась мне очень уставшей. Иногда, днём, она выходила посидеть на лавочку. Я тогда к ней подсаживалась, и мы с ней вели долгие беседы.

Была ещё пара бабушек. Я всегда внимательно рассматривала и слушала их. Они были добрые, и оставили в моём сердце хорошие, тёплые воспоминания. Какой кладезь мудрости открывался мне, когда бабули чувствовали мой интерес к ним!

Было грустно, когда они, одна за другой, стали уходить в другой мир.

***

Бабушка была верующая, в углу её комнаты висели иконы. Церковной литературы в то время не было, я и никогда не видела у неё ни Библии, ни молитвенника.

Я спросила, где она взяла иконы. Бабушка рассказала, что, придя в гости к одной знакомой, увидела эти иконы валяющимися за печкой. Участь их была печальна! Бабушка упросила знакомую, и та отдала ей иконы.

Однажды бабушка взяла меня в церковь. Я с интересом всё рассматривала, побродила вокруг храма, потом подошла к бабушке и сказала ей, что хочу домой. Я и правда устала. Бабушка попросила меня ещё хоть пять минуточек постоять. До сих пор отчетливо помню эти минуты. Ребёнком почувствовала в храме что-то хорошее, доброе, завораживающее. Время как будто остановилось. Вот уже бабушка зовёт уходить, а я сама её прошу ещё чуть-чуть постоять здесь. Потом, идя на автобус, я всё думала, что же это такое со мной произошло? Но у бабушки не стала спрашивать. Только дома попросила её:

– Бабуля, возьми меня с собой, когда снова соберёшься в церковь. Пожалуйста!

Бабушка ничего мне не ответила, только улыбка ее стала ещё теплее, когда она смотрела на меня.

***

 Наступало время Пасхи, и Маргарита Васильевна, моя первая учительница, оставив весь класс после уроков, прочитала нам лекцию. Смысл её сводился к тому, что церковь – это предрассудки, ходить туда нельзя, что Бога нет. И так строго сказала:

– Ребята, у церкви, на празднике будут стоять милиционеры. Они будут записывать имена и фамилии тех детей, которые придут туда. И сообщат директору. А потом этих ребят поставят перед всей школой на линейку!

Я очень испугалась и честно сказала бабушке, что боюсь идти в церковь. Она покачала головой, поджала губы, но ничего не ответила мне на это.

Немного повзрослев, я наблюдала за бабушкой, как она постится, как ходит в храм, как, ложась спать, всегда перекрестит сначала все четыре стороны, а потом только себя. Я спросила у неё:

– Бабушка, а зачем ты ходишь в церковь?

Она заулыбалась, и вместо ответа спросила меня:

– А зачем ты ходишь по праздникам на дискотеку в школу?

Я рассмеялась и сказала:

– Ну, ты сравнила! Там же интересно!

Она молчала и улыбалась. Я снова спросила:

–Бабушка, неужели тебе тоже интересно в церкви?

Бабушка опять промолчала. А у меня почему-то, само собой выскочило:

– Бабушка, когда ты умрёшь, пусть отдадут мне твои иконы!

Так после смерти иконы мне отдала моя тётя Люба. Наверное, исполнила волю бабушки. Но самую красивую икону она попросила оставить себе. Мне было неудобно отказать, и я отдала её.

***

Иногда вспоминаю, как сидя за столом, бабушка очень внимательно на меня смотрит. Я смущаюсь и спрашиваю:

– Что ты так смотришь?

– Наташа, глаза на то и даны, чтобы смотреть! —улыбается бабушка.

Потом сделается серьёзной, и скажет:

– Вот, меня не станет, тяжело тебе будет.

Теперь улыбаюсь я, и говорю:

– Всё будет хорошо, бабушка!

***

Время, когда меня водили в детский сад, было прекрасно. Мне нравилось там всё!

В садике со мной произошёл такой случай. Воспитательница перед прогулкой сказала всем сходить в туалет, потом собираться на улицу. Мы спокойно одеваемся, и тут в раздевалку вбегает разгневанная нянечка и, почти задыхаясь, страшно кричит:

– Кто ходил в туалет по большому и изгваздал весь унитаз?

Помнится, слова были сказаны покрепче. Нас выстраивают вдоль шкафчиков, и воспитательница объявляет:

– Пока не сознается тот, кто это сделал, гулять не пойдете!

Так мы стоим очень долго. Я знаю, что в туалет я ходила, но всё аккуратно за собой убрала. Но мне так стало жалко того бедолагу, у которого болел живот, и он испачкал унитаз. Наверное, он теперь стоит и боится, что его накажут.

Стоять уже всем надоело, и я спокойно выхожу и говорю, что это я ходила в туалет. Нянечка хватает меня за шкирку и тащит в туалет, к испачканному унитазу, заставляет его мыть. Унитаз, конечно, был испачкан на славу. Я, стараясь спокойно и уверенно объяснить, что я ходила в туалет, но на другой унитаз, и поэтому убирать это не буду. Голос мой предательски дрожит, но я стою на своём и смотрю нянечке прямо в глаза. Она кидает мне ёршик, что-то кричит, а я стою, как вкопанная, и молчу. Понемногу её гнев утихает, и она отпускает меня.

Я, довольная, бегу догонять ребят, которых уже выпустили гулять.

***

Школа, конечно, тоже интересное время. Мне было трудно слиться с классом. Училась я на тройки, бабушка с уроками не помогала, но и не ругала за плохие оценки, только говорила:

–Учись, Наташа! В жизни пригодится.

На уроках я, как положено, начинала внимательно слушать учителя. Но внимание моё быстро переключалось. Я начинала рассматривать мимику учителя, его движения, меня больше интересовало, с каким настроем подаётся материал, а не его содержание.

Как-то раз мы с одноклассниками договорились вечером покататься на горке, была зима. В тот раз я решила остаться ночевать у мамы, а девчонки должны были за мной зайти. Но вечером почему-то я ушла к бабушке. Придя на следующий день в школу, девочки объявили мне бойкот. Сказали, что я не сдержала слово, они зашли за мной, а меня не было дома. Я понимала, что это только повод, и они, к этому всё шло, наконец-то, из-за «настоящего» повода будут меня прессинговать. Дошло дело до того, что в туалете они меня затолкали в угол и стали угрожать, запугивать.

Я стояла и ждала, когда всё закончится, почему-то боясь выйти из туалета. Девчонки надо мной смеялись, дразнили, а я стояла, сжавшись в комок, и ничего не могла сказать в ответ. В ту минуту, когда страх буквально стал душить меня, в туалет заходит наша отличница Вика, берёт меня за руку и выводит в коридор. Как я была ей благодарна!

Так я стала общаться с Викой. Она после уроков звала меня вместе идти из школы домой, с ней было очень интересно. Вика отличалась от всех девчонок в классе, была другой, серьёзней, вдумчивее, что ли.

Как-то спросила меня:

 —Наташа, а почему ты не учишь уроки, не читаешь книги?

Я даже не знала, что ей ответить, раньше я об этом никогда не задумывалась. Всё шло как шло, как будто, так и надо было. А вот Вика словно посадила какое-то пытливое семя в меня.

Я стала размышлять, а правда, почему я не учусь?

Не помню, в каком классе нам стали преподавать черчение, вёл предмет мужчина. И как так получилось, что я, обычно тихая, незаметная, поругалась с ним прямо при всём классе! Одноклассники молча, с изумлением смотрели на меня, когда я отговаривалась с учителем. Сама себя не узнавала в этой ситуации. И что на меня нашло? Учитель сказал, чтоб я покинула класс, и я, гордо поведя плечиком, вышла в коридор.

Четверть заканчивалась, и он мне выводит за неё двойку по черчению. Сказать, что я была в шоке, ничего не сказать. Двойка за четверть! Тройка для меня была нормальной оценкой, но двойка – это позор! Как я принесу табель с такой оценкой домой?! Подошла классный руководитель, и я, не сдержавшись, расплакалась. Она меня утешила:

– Наташа, учись в следующей четверти хорошо, и в аттестате будет хорошая оценка. А к учителю-то ты подойди, попроси прощения. Сама ведь виновата!

И я пошла. Учитель оказался очень добрым и пообещал помочь, если возникнут трудности с предметом. В следующих четвертях у меня были только пятерки! Но в аттестате по черчению у меня красуется четверка. Та, первая двойка, не давала возможности поставить пять.

Но как же она мне дорога, эта оценка!

Затем учитель математики тоже мне ставит двойку за четверть. Все каникулы я сижу над учебником, и в следующей четверти у меня четверка. Учителя, наверное, договорились ставить мне двойки, чтоб я начала более- менее учиться. Странный подход, но ведь подействовало!

Всплывает в памяти о школьной поре девочка Алла. Не знаю, о чём она думала, когда, проходя мимо, скомкала газету и кинула мне в лицо. И тут во мне просыпается такая смелость! Я догоняю Аллу в женской раздевалке (у нас была физкультура) и начинаю с ней драться. Я била её кулаками, она, конечно, пыталась сопротивляться, но меня было не остановить! Девчонки молча на всё это смотрели, не встревали. Видимо, хотели посмотреть, до чего я могу дойти в своей ярости. Выплеснув эмоции и успокоившись, я ушла. Потом Алла сама подошла ко мне и сказала, что больше трогать меня не будет. Даже как-то раз мы сели с ней рядышком, поговорили по душам, и она поделилась своим горем.

Жалко, что наш класс не собирается, было бы интересно встретиться, вспомнить школьные годы.

***

Повзрослев, я стала ходить ночевать в город, к маме, хотя отношения у нас с ней сложились не простые. История мамы была очень интересной.

В детстве у неё было прозвище – Анфиса. Это она так говорила, но почему её так прозвали – не пояснила. Девочки-ровесницы её обижали, и она начала дружить с ребятами постарше. Так и познакомилась со своим будущим мужем, Евгением. Любовь к нему она пронесла через всю жизнь.

Когда они объявили о своей свадьбе, и весть распространилась среди людей, из соседней деревни к матери жениха пришла женщина. Она «добросердечно» предупредила:

– Зачем вы её берёте в семью, она же припадочная!

Мать Евгения не растерялась, и вежливо так поблагодарила «доброжелательницу»:

– Вот спасибо, что предупредили! Да только ничего страшного в этом нет! Как раз для нас, мы тоже такие же, припадочные!

Женщина так и ушла ни с чем.

Сыграли свадьбу, всё честь по чести. С мужем мама была как единое целое. Евгений, думаю, её тоже очень любил. Они жили в достатке, проводили вместе всё свободное время, ходили на рыбалку и в лес, за ягодами.

Мама, правда, жила всегда на своей волне, была очень колкая на язык, любила пошутить. К ней всегда тянулись люди. Когда она была уже на пенсии и торговала сувенирной продукцией на рынке, около неё всегда останавливались люди и делились своими заботами. Я удивлялась, откуда у неё столько знакомых? Но жила она с каким-то надломом, это чувствовалось сразу.

Смерть Евгения маму словно подкосила, во время похорон её несколько раз откачивали в машине скорой помощи.

Позже мама рассказала мне странную историю.

После смерти к ней стал приходить муж. Приходил всегда ночью, и она с ним жила ночами. Они разговаривали, пили чай, а утром мама, счастливая, шла на работу. Потом она случайно рассказала об этом своей маме, и та её отвела в церковь. Батюшка прочитал молитву и – всё прекратилось. Говорила, что иногда жалела, что рассказала об этом своей маме. Смолчала бы, и та не отвела бы её в церковь, и батюшка не прочитал бы над ней молитву. И она была бы счастлива ночными приходами мужа…

***

Год мама держала траур. На годинах, когда пришли поминать Евгения его друзья с работы, она и увидела моего отца.

– Вы кто такой? Я Вас не знаю, – она смотрела на красивого, молодого мужчину с каким-то странным чувством. Что-то зацепило в его глазах, в манере держаться. Надёжность, что ли, его почувствовала.

Отец смутился, стал говорить, что он друг Евгения, и что они вместе работали. Папа был молодой, высокий и красивый. Холост к тому же. Завидный жених для всех девушек в округе. Но полюбил он мою маму, не посмотрел на то, что у неё два ребенка.

Они поженились, но Бог забрал их первенца. Когда родилась я, папа сказал, что домой из роддома понесёт меня на руках, а не поедет на машине.

Я думаю, он совершал какой-то свой, только ему понятный, ритуал.

Так мы и стали жить большой семьёй: папа, мама, я и двое моих старших брат и сестра. Всё с виду было хорошо, благополучно. Многие удивлялись, завидовали даже. Но душа у мамы болела, она не могла забыть свою первую любовь. Отец это чувствовал. Обида стала управлять его сознанием. Он стал изменять маме. Бабушка, папина мама, уговаривала невестку:

– Жалей себя и детей, не обращай внимание на этого некрута. Побегает-побегает, да и вернётся, дитё ведь у вас рожено!

Но мама не выдержала. У неё начались проблемы с психикой. Вскоре умирает моя вторая бабушка, мамина мама.

Наступили тёмные времена для нашей семьи. И вот мой папа уходит из жизни. Сам. Так решил. Почему он это сделал? Я не знаю. Возможно, депрессия мамы передалась и ему.

***

Мама кое-как приспосабливалась к жизни, управляться с детьми ей помогала её сестра, тётя Вера. Мне было лет семь, когда мама заболела. Тогда я уже знала о странной болезни, но всех тонкостей её не понимала.

Однажды я пришла к маме, она сидела на диване, подложив под себя кисти рук. Раскачиваясь вперед и назад, мама стала быстро говорить, словно выплескивая из себя как будто и не слова даже, а комки, состоящие из обрывков фраз:

– Наташ, доченька! Уйдём отсюда… Тут так тяжело! Смотри, даже солнышка тут нет. Дождь, мокрый и противный. А там – там всё будет хорошо! Пойдем, а? – и она стала предлагать мне повеситься. Углы рта её то горестно опускались, то резко поднимались в какой-то непонятной, пугающей улыбке.

Но я не боялась, просто не могла понимать опасность ситуации, ведь это же была мама! А мама не может сделать мне плохо. Только спросила:

–Мама, а как это надо делать?

Мама что-то начинает быстро объяснять, глаза её разгораются, на щеках появляются красные пятна. Она суетливо бегает по комнате, задрав голову кверху, что-то ищет глазами на потолке.

И тут я начинаю чувствовать пространство вокруг себя, оно очень тяжёлое, такое тугое, что даже воздух с трудом входит и выходит из меня. Я смотрю на маму. Она снова присела на краешек дивана. Глаза её закрыты, руки бессильно опущены к ногам. Ко мне приходит понимание, что нужно скорее покинуть это место, и я ухожу.

Я пошла к бабушке. Куда же ещё? Полпути я шла, полностью погружённая в себя. В голове звучат слова матери, я ничего не замечаю вокруг, иду, как в тумане. Дойдя до железной дороги, что отделяет город от частного сектора, поднимаю глаза вверх. Там, на чистом синем небе, я вижу яркое, слепящее глаза солнце. В меня волнами входят краски и запахи жизни. Я чувствую освобождение от морока, в голове рисуется множество вещей, из-за которых следует выбирать жизнь.

Потом, проходя другие жизненные испытания, у меня как бы выработался на них иммунитет. Я не даю мороку шанса овладеть собой. Я понимаю ценность жизни.

Подходя к дому бабушки, я уже стала спокойна, и никому не стала рассказывать об этом происшествии. Бабушка, которая всегда читала меня как раскрытую книгу, в этот раз не почувствовала неладное.

***

Забота о маме во время её болезни, конечно, легла на плечи сестры. Она старше меня на десять лет, и мама слушалась её во всём.

Прошло ещё какое-то время, брат ушел в армию. Сестра вышла замуж и родила двойняшек.

Я немного повзрослела. И как-то раз, рассматривая фотографии брата, я стала обращать внимание на его друзей. Девчонки в школе уже начинали гулять с мальчиками, и я, взяв фото, стала как бы выбирать себе жениха. Подумала, что надо влюбиться, ведь все девчонки уже об этом говорят. Выбор я сделала быстро, он пал на Сергея. На одном фото была вся компания брата, я как бы отсканировала каждого. Рассматривая лица на фотографии, у меня рисовался образ каждого из парней. Я видела черты характера, и главное, я искала в них то, чтобы мне сулило бы энергетическую комфортность, совместимость с этим человеком. На сто процентов никто не подходил, но я выбрала самого лучшего для себя. Это был Сергей.

Брат отслужил положенный срок, невеста дождалась его из армии, и они вскоре поженились. Свадьбу я ждала с нетерпением, ведь там будет Сергей!

На мероприятие взяла свою закадычную подругу, Валентину. Она славная, мне с ней всегда очень легко. Она может любые глобальные проблемы сделать незначительными, после общения с ней чувствуется невероятная легкость, и хочется жить легко и радостно. Валентина знала, что Сергей мне нравится, и сделала так, что он пригласил меня на медленный танец. Я была счастлива!

Сергею я тоже приглянулась, и мы стали с ним дружить.

***

Не дорастив меня всего полгода до восемнадцати лет, бабушка умерла. Ушла быстро – сердце. Нелепо, но весть о смерти бабушки я получала дважды.

В первый раз, я тогда была в городе, нас рано утром разбудил настойчивый звонок в дверь. Это пришел бабушкин сосед, Николай, который всегда мне представлялся жителем сказочной страны. Шумный, громогласный, он заполнял собою все окружающее пространство. С ним рядом всегда было спокойно и надёжно. Только войдя, громко, на всю квартиру, Николай заявил мне:

– Наташка, ты чего спишь, собирайся, пошли! Слышь, бабушка твоя умерла.

Руки меня не слушались, когда я одевалась. На ватных ногах я брела в бабушкин дом. Николай что-то рассказывал дорогой, но я его не слушала, в ушах стоял гул, и как бы капали тяжёлые капли. Они били в одну точку, и от этого их мерного капания мне становилось страшно. Придя к бабушке, я обнаруживаю её живой! Сердце воспряло, радость от того, что бабушка со мной, поднимает меня над землёй. Но в отношении Николая возмущению моему нет предела:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.