Дома смерти. Книга III

Что касается времени наступления смерти, то эксперт определил таковую в широких пределах от 2-х до 4-х месяцев, указав на невозможность более точной датировки из-за неопределённости в вопросе, касающемся условий сохранения расчленённого тела. Говоря же о времени расчленения, доктор Майер уверенно заявил, что разделение трупа на фрагменты производилось спустя некоторое время после наступления смерти. Фрагментирование осуществлялось без использования каких-либо особых инструментов, по-видимому, все манипуляции были проделаны обычным топором и они не потребовали от преступника каких-либо специальных знаний или затраты больших усилий. Потеря крови, имевшая место при разрубании тела, объективно способствовала лучшей сохранности мягких тканей, хотя преступник явно этого не желал.

Уилльям Майер являлся одним из 3-х врачей, исполнявших обязанности судмедэкспертов во время расследования убийств на ферме Белль Ганес в Ла-Порте. Хотя он присоединился к следствию уже после проведения судебно-медицинских вскрытий тел, найденных на пожаре, все вопросы по судебно-медицинской части пресса обычно адресовала именно ему.

В одной из рук Хелгелейна судмедэксперт обнаружил зажатый между пальцами клок коротких каштановых волос, которые цветом и длиной соответствовали волосам Рэя Лэмпхиара. Это открытие было сочтено важным доводом в пользу виновности арестованного батрака, хотя, если рассуждать объективно, ценность данной улики осторожный следователь должен был поставить под сомнение [волосы могли быть умышленно вложены в ладонь для наведения следствия на ложный след].

Ну, подумайте сами – убийца провёл довольно много времени с трупом Хелгелейна. Он не просто убил фермера, бросил тело на дно безымянного болота и забыл о нём думать – нет! – он действовал совершенно иначе. Он убил Хелгелейна, раздел его и озаботился полным уничтожением одежды, которая никогда не была найдена. Убийца расчленил труп и спрятал его части в некоем тайном месте, где они оставались до марта месяца – то есть того времени, когда Джозеф Мэксон выкопал мусорную яму. Затем убийца извлёк фрагменты тела из тайного места и перенёс их в яму, замаскировав сверху слоем земли и мусора. Неужели осторожный и склонный к детальному планированию преступник не удосужился раскрыть кулаки жертвы, дабы удостовериться, что там не зажата ценная улика – пуговица, кольцо, да та же самая прядь волос…

Подобная неосмотрительность выглядела несколько неправдоподобно, а потому прядь каштановых волос сильно смахивала на фальшивую улику, умышленно подброшенную с целью запутать правоохранительные органы [если только те доберутся до останков Хелгелейна]. Преступники, конечно же, ошибаются и бывают невнимательны – потому их обычно и ловят! – но в данном случае невнимательность убийцы выглядела совсем уж нарочитой.

Выводы Майера о причине смерти Дженни Олсен оказались во всём схожи. Время наступления смерти Хелгелейна и Олсен разделял незначительный интервал, возможно. часы или считанные дни, но не недели. Никаких свидетельств того, что в отношении Дженни имели место сексуальные посягательства, Майер не обнаружил. Расчленение трупа девочки также было посмертным.

После этого небольшого, но необходимого отступления, связанного с работой Уилльяма Майера, вернёмся к раскопкам на ферме, полным трагических и в высшей степени неожиданных открытий.

Работа на месте обнаружения останков 6 и 7 мая позволила сформулировать несколько предварительных выводов, имевших важное ориентирующее значение для следствия.

Во-первых, общее количество убитых равнялось 9-ти, из них 5 человек подверглись грубому расчленению с использованием топора, а трупы 4-х остались не тронуты.

Во-вторых, все останки принадлежали взрослым мужчинам белой расы [расовая принадлежность легко определялась по пропорциям и особенностям строения черепов]. Сохранность останков была плохой, ввиду утраты кожных покровов их невозможно было опознать по чертам лица, татуировкам, родимым пятнам или иным легко определяемым визуально признакам и приметам.

В-третьих, давность наступления смерти 9-ти человек, чьи останки были найдены в ямах, относилась к весьма протяжённому интервалу времени, границы которого составляли не менее 8-и месяцев и не более 3-х лет до момента их обнаружения в начале мая 1908 года.

В-четвёртых, часть черепов либо имела остатки волосяного покрова головы, либо принадлежавшие им волосы находились в грунте. Но у части черепов принадлежащих им волос в грунте не оказалось. Это могло объясняться тем, что данные останки прежде уже были преданы земле и в дальнейшем подверглись перезахоронению, при этом принадлежавшие им волосы остались в старой могиле.

Один из черепов, найденных при раскопке ям, указанных Джозефом Мэксоном.

В качестве пояснения к последнему пункту следует отметить то, что волосы представляют собой неживую ткань и потому разлагаются намного дольше мёртвой плоти – их полное уничтожение растягивается на многие годы в зависимости от условий пребывания [кислотность почвы, наличие солнечного света, температурный режим и т.п.]. По этой причине волосы остаются в захоронениях возле черепов их владельцев даже спустя многие годы после того, как в результате разложения будет уничтожена органическая ткань. Отсутствие волос обычно указывает на перемещение черепа, произошедшее после того, как волосяной покров отделился от черепа в результате гниения кожного покрова. Это, разумеется, не математический закон – такое наблюдение может иметь определённые исключения – но это общее правило, справедливое в большинстве реалистичных ситуаций. Для интересующего нас времени – то есть для начала XX столетия – оно было тем более справедливым ввиду того, что мужчины того времени обычно имели довольно богатую растительность на голове – бакенбарды, пышные усы и бороды отпускали даже облысевшие представители сильного пола.

Поэтому врачи коронерской службы вполне разумно предположили, что черепа, найденные без принадлежавшего человеку при жизни волосяного покрова, попали в землю не сразу после умерщвления этого человека, а были перенесены из другого захоронения. Этот вывод довольно неочевиден обывателю, вряд ли задумывавшемуся над такого рода вопросами, но с точки зрения современных судебно-медицинских представлений его следует признать совершенно справедливым.

И подводя итог сказанному, можно отметить следующее: открытия, сделанные 5 мая [обнаружение расчленённых тел Эндрю Хелгелейна и Дженни Олсен] и в последующие дни [обнаружение 9-ти трупов, из которых 5 – расчленённые], заставили посмотреть на пожар жилого дома Белль Ганес под неожиданным ракурсом. Стало ясно, что на ферме длительное время – приблизительно с начала 1906 года или даже ранее – осуществлялось систематическое убийство лиц мужского пола, тела которых затем помещались в некое тайное укрытие, возможно, не одно. Часть тел после умерщвления была разделена на фрагменты – это делалось, очевидно, для удобства их транспортировки и сокрытия. Однако другая часть оказалась помещена в тайное укрытие целиком, и это указывало на то, что в какой-то момент времени убийца перестал испытывать затруднения с транспортировкой трупов. Возможно, у него появился помощник, но этот вывод требовал отдельного доказывания.

Раскопанные ямы, в которых были найдены человеческие останки (обозначены цифрами 1—4). По этой фотографии можно определить место расположения тайного кладбища Белль Ганес. Слева на фотографии – низина и протекающий по ней ручей, впадающий в озеро Клир. На заднем плане виден высокий сенной сарай. Сгоревший жилой дом находился именно за ним. Соотнеся эту фотографию с аксонометрической схемой, приведённой на стр. 8, можно сказать, что место сокрытия тел жертв Белль Ганес находилось приблизительно в 110 метрах западнее сгоревшего жилого дома.

В сентябре или октябре 1907 года расправы по какой-то причине прекратились. Однако в январе 1908 года последовало двойное убийство, жертвами которого стали Эндрю Хелгелейн и Дженни Олсен. Тела жертв теперь вновь оказались расчленены и помещены на дно мусорной ямы и засыпаны некоторым слоем земли, что привело к созданию «ложного дна». Мусорная яма после этого продолжала использоваться по первоначальному предназначению. Расчленение тел Хелгелейна и Олсен косвенно указывало на то, что убийца вновь стал испытывать затруднения с перемещением тел жертв. Означало ли это, что преступник остался без помощника?

Тогда же, то есть в январе 1908 года, Белль Ганес стала распространять слух, согласно которому её падчерица Дженни Олсен уехала в Калифорнию, где якобы живёт на полном пансионе в некоей школе для девочек. Это была ложь от первого слова до последнего – девочка никогда не покидала территорию фермы, и Белль Ганес не могла этого не знать. Тем не менее она целенаправленно лгала и для пущей убедительности даже демонстрировала фотографию падчерицы якобы в «школьной форме».

В марте 1908 года Элси Хелгелейн, старший брат убитого и расчленённого Эндрю, направил Белль Ганес несколько писем, в которых задал беспокоившие его вопросы о судьбе брата. Белль Ганес примерно в то же время поручила Джозефу Мэксону выкопать 6 ям в дальней части участка. Батрак выполнил данное ему задание. Ямы эти якобы предназначались для сброса мусора и в течение последовавших недель в некоторых из них мусор действительно появился. Всё это выглядело настолько обыденно, что Мэксон ничего не заподозрил.

Перенос останков в ямы, выкопанные Мэксоном, очевидно, преследовал цель получше их замаскировать. Стало быть, до марта 1908 года тела убитых находились в таком месте, которое преступник посчитал недостаточно надёжным или же слишком легкодоступным.

Представлялось совершенно очевидным, что убийства 11 человек [Эндрю Хелгелейна, Дженни Олсен и 9 неизвестных мужчин], расчленения тел 7-х из них, последующее сокрытие и перезахоронение останков никак не могли быть осуществлены без ведома владелицы фермы Белль Ганес. Но если женщина была причастна к этим чудовищным деяниям, то совсем в ином свете представал пожар на ферме, произошедший в ночь на 28 апреля! Если владелица фермы готовила собственное бегство и заметала следы – а судя по всему, так оно и было – то женский труп без головы принадлежал отнюдь не Белль Ганес, а ещё одной её жертве. Покуда ещё неназванной.

Ещё одна фотография, сделанная во время раскопок, проводившихся на ферме Белль Ганес в первой декаде мая 1908 года. Белыми знаками «звёздочка» показаны ямы, на дне которых были найдены человеческие останки.

Логично? На первый взгляд – более чем!

Работа землекопов и сотрудников коронерской службы и службы шерифа проходила на виду большого количества людей [не забываем, что со второй половины 5 мая на ферму Белль Ганес началось всё возраставшее паломничество зевак, которое не смогли остановить даже сильные дожди, зарядившие тогда в Ла-Порте]. Присутствие среди зевак большого числа журналистов, готовых заплатить за любую свежую новость, явилось надёжной гарантией мгновенного разглашения этих самых новостей. Впрочем, публика, вооружённая биноклями и подзорными трубами, могла сосчитать извлекаемые из земли черепа и крупные кости без помощи газетчиков.

5 мая Рэй Лэмпхиар во время свидания с матерью в окружной тюрьме передал ей для стирки пару носовых платков, которыми пользовался в камере. После окончания свидания бдительный тюремный охранник попросил женщину показать полученные вещи. Развернув один из платков, он обнаружил небольшую записку, которую изъял и чуть позже передал шерифу Смутцеру.

Содержание записки показалось шерифу чрезвычайно интересным. Автор уведомлял получателя о необходимости связаться с адвокатом Уорденом и сообщить последнему, что на ферме некоего Джона Уитбрука (John Wheatbrook), расположенной неподалёку от города Спрингвилля (Springville), находятся вещи, принадлежащие Лэмпхиару. Адвокату следует немедленно отправиться туда и эти вещи забрать.

Эта информация обещала расследованию новый поворот. «Законники» знали, что 14 января 1908 года Рэй Лэмпхиар покинул ферму Белль Ганес и назад более не возвратился. По крайней мере сам Лэмпхиар на этом настаивал, и «законники» были склонны ему поверить. Во всяком случае проведённая проверка вроде бы подтверждала это утверждение Рэя. Люди шерифа сумели довольно полно восстановить перемещения Рэя, и потому шериф Смутцер был уверен, что знает, где и когда Лэмпхиар работал и как проводил время. Но при этом никто из «законников» ничего не знал о Джоне Уитбруке и неких вещах Лэмпхиара, якобы хранившихся на его ферме.

Интересно, что же это были за вещи, если задержанный так беспокоился об их местонахождении, что даже посчитал необходимым отправить за ними адвоката? И это притом, что с самим адвокатом Лэмпхиар не только ни разу не разговаривал, но даже ещё и не был знаком…

Шериф немедленно связался с окружным прокурором, тот озаботился получением ордера на обыск. 7 мая шериф Смутцер лично прибыл на ферму Уитбрука, предложил тому ответить на вопросы и выдать вещи Лэмпхиара. Фермер, немало озадаченный появлением официальных лиц, поспешил разъяснить, что в феврале 1908 года Рэй некоторое время работал по его поручению, совсем недолго, быть может, 3 или 4 дня. Получив расчёт, он попросил разрешения оставить на хранение небольшой рундук [ручной сундучок], каким обычно пользуются моряки. Предполагалось, что Рэй заберёт рундук лично, но этого не случилось, и тот до сих пор находится на ферме. Уитбрук поклялся, что никогда не открывал рундук и о его содержимом не догадывается.

Фермер отдал злосчастный рундук и, должно быть, с немалым облегчением перевёл дыхание. А вот у шерифа и окружного прокурора дыхание, должно быть, перехватило! Помимо разной мелочёвки вроде толстых носков, баночки с раствором морфия, сломанных серебряных часов и тому подобных сокровищ, представлявших ценность разве что для самого Лэмпхиара, в рундуке оказались золотые женские украшения с драгоценными камнями. Понятно было, что батрак-чернорабочий, алкоголик и наркоман не мог купить подобные вещи – он явно их украл! Но не они явились главной ценностью рундука. На самом его дне оказалась найдена… стопка писем Белль Ганес, адресованных Лэмпхиару!

Их содержание позволяло посмотреть на отношения Рэя и Белль под совершенно неожиданным ракурсом. Хотя письма Рэя отсутствовали, их содержание можно было в общих чертах представить из ответов Белль. Переписка охватывала период с сентября по декабрь 1907 года, за эти 80—90 дней Рэй получил 27 писем Белль и, очевидно, отправил ей примерно такое же количество своих посланий. Переписка начиналась с возмущённых, полных негодования текстов, из которых можно было заключить, что Лэмпхиар ранее шантажировал женщину, и та несколько раз выплачивала ему некие денежные суммы. Из писем невозможно было понять, что послужило причиной шантажа, кроме того, не указывались время выплат и размер денежных сумм – послания эти, вообще, содержали мало конкретики и, по-видимому, это была осознанная уловка автора, опасавшегося того, что письма попадут в чужие руки. Но Белль не скрывала своего негодования по причине не уменьшающихся претензий Рэя, требовавшего новых выплат. Она утверждала, что потратила на Лэмпхиара слишком много денег и уже не способна удовлетворить его денежные запросы, ну, а кроме того, весьма откровенно заявляла, что его молчание вообще не стоит тех денег, какие он желает получить.

Лэмпхиар, по-видимому, в ответных письмах смягчал свою позицию и обвинял в сложившейся ситуации Белль Ганес. Кроме того, он пытался объяснить своё далеко не джентльменское поведение тем, что сама же Белль его и оттолкнула – теперь, дескать, у него новая женщина, и он намерен построить своё счастье с нею. Белль Ганес в ответ начала смягчать свою риторику,. Она сообщила Рэю, что хочет возвращения прежних времён и позвала его вернуться жить на её ферму. При этом женщина довольно любопытно сформулировала свою мысль, написав дословно: «Вернись ко мне. Можешь прихватить с собой новую возлюбленную, если у неё окажется достаточно денег» (на языке оригинала: «Come back to me. You must come back. You may bring your new sweetheart with you, provided she has money enough.»)

Фразу можно было истолковать по-разному, но нельзя было не признать, что уточнение о наличии денег выглядело весьма подозрительно.

Впрочем, сам факт существования у Лэмпхиара некоей «новой возлюбленной» вызывал обоснованные сомнения, поскольку приличная женщина вряд ли связалась бы с таким опустившимся человеком.

Тем не менее факт остаётся фактом, Рэй Лэмпхиар в декабре 1907 года возвратился на ферму Белль Ганес и оставался там вплоть до 14 января 1908 года.

То, что правоохранительные органы заполучили в своё распоряжение письма, проливавшие свет на отношения подозреваемого и его предполагаемой жертвы, явилось для следствия огромной удачей. Правда, окружной прокурор Ральф Смит распорядился этой информацией не вполне оптимально – уже 9 мая он рассказал газетчикам и о перехваченном письме задержанного, и о содержании писем Белль Ганес, и это преждевременное открытие информации лишило в дальнейшем следствие фактора внезапности.

Но таковы были реалии того времени – газетчики гонялись за новостями и совали свои носы повсюду, а властные инстанции всячески раздували собственные успехи и искали расположения пишущей братии.

В те майские дни и часы всевозможные версии и новости, зачастую недостоверные, передавались по телефону в редакции газет и далее попадали в свежие номера, выходивших по всей стране – от Нью-Мексико до Аляски и от Калифорнии до Мэна. Потому не следует удивляться тому, что начиная с 7 мая уже все Соединённые Штаты обсуждали историю про женщину-убийцу из Индианы, последовательно расправившуюся с кучей своих женихов, а затем имитировавшую собственную смерть на пожаре. И потому нас не должно удивлять появление в самых неожиданных местах страны свидетелей, существование которых невозможно было предположить до тех самых пор, пока они не заявили о себе. В формате очерка невозможно рассказать обо всех таких свидетелях – счёт им идёт на десятки – но о некоторых лицах нельзя не упомянуть.

8 мая в полицию города Оклахома-сити, штат Оклахома, удалённого от Ла-Порта почти на 1,2 тыс. км, явились два брата – Эмиль и Фредерик Грининги (Emil Greening, Fred Greening) – которые сделали официальное заявление, согласно которому они стали свидетелями подозрительной деятельности Белль Ганес во время своей работы на её ферме. Братья утверждали, будто летом минувшего 1907 года на протяжении нескольких месяцев батрачили в Индиане. Около 10 недель они жили на ферме Ганес, где занимались починкой крыш сараев, а также иной работой, каковую им поручала хозяйка фермы. За это время они стали свидетелями того, как около дюжины мужчин приезжали на ферму и… никто из них так и не уехал!

Конечно, можно было допустить, что кто-то из гостей покинул ферму пешком, оставшись незамеченным, благо расстояние до железнодорожной станции не превышало 2,5 км, и мужчина с небольшим саквояжем мог его преодолеть без особых затруднений. Но вот чтобы все 12 или около того мужчин ушли пешком, и братья этого не заметили… Такое выглядело маловероятным, тем более что некоторые из гостей Белль Ганес имели при себе довольно солидный багаж.

То, что мужчины приезжают к хозяйке, и никто из них не уезжает обратно, уже тогда показалось братьям Гринингам необычным и отчасти подозрительным. Эту странность они даже обсуждали между собой, пытаясь понять, как такое может происходить. В конечном итоге они заподозрили некую грязную игру, хотя, разумеется, о возможном убийстве увиденных ими людей никто даже не подумал.

Полицейский нотариус – а в штатах крупных полицейских подразделений того времени существовали такие должности – зафиксировал заявления Эмиля и Фредерика Гринингов. В тот же день из Оклахома-сити в Ла-Порт ушла телеграмма с кратким изложением их содержания, а заверенные копии заявлений были отправлены шерифу Смутцеру курьером.

Другим важным свидетельством явились показания некоего Андерсона, фермера из Миссури, данные 10 мая полиции Чикаго. Хотя Андерсон проживал в городе Сент-Джозеф (St. Joseph), Миссури, он специально прибыл в Чикаго, чтобы сделать официальное заявление полицейским органам и предъявить им свою переписку с Белль Ганес. В отличие от братьев Гринингов, этот свидетель во время общения с Белль Ганес выступал в роли не наёмного рабочего, а потенциального жениха. Его рассказ проливал свет на то, как женщина-убийца строила свои отношения с потенциальной жертвой.

Согласно официальному заявлению Андерсона, всё началось с того, что летом 1906 года он прочитал брачное объявление, которое, как выяснилось позже, разместила Белль Ганес. Тогда он проживал возле городка Монтейт (Monteith), штат Мичиган, где владел фермой площадью 320 акров [~130 гектаров]. Позже он продал ферму и переехал южнее – в Миссури. Прочитав объявление от имени хозяйственной женщины, самостоятельно управляющей фермой в округе Ла-Порт, написал в газету и, оплатив комиссионный сбор, получил интересующий его адрес. Мужчина быстро отправил потенциальной невесте письмо, получил ответ – так возникла переписка, впрочем, не очень продолжительная.

В конце концов, Андерсон собрал дорожный саквояж да и отправился в дорогу. Познакомиться, так сказать, посмотреть на дамочку да и себя показать.

Белль Ганес оказалась не совсем такой, какой он её представлял. Это была властная, сильная женщина, распространявшая вокруг себя ауру энергии и уверенности. Присутствовавшая при их общении девочка 10 или чуть более лет – это явно была Дженни Олсен – выглядела, напротив, обеспокоенной и запуганной. Она странно смотрела на Андерсона, и тот не мог понять её взгляда.

Владелица фермы явно не была склонна терять время на лишние реверансы. Уже в ходе первого разговора она довольно бестактно поинтересовалась, какой суммой располагает потенциальный жених. Андерсон в то время был на мели, кстати, поиск пары в разделе брачных объявлений во многом объяснялся тем, что мужчина искал женщину, готовую инвестировать в становление его бизнеса. Но признаться в этом Андерсон, разумеется, не мог, поэтому он солгал, будто имеет заначку в «несколько сот долларов». Это была вполне неплохая заначка для фермера тех лет, но к его удивлению ответ явно разочаровал Белль. Та ответила, что этого «недостаточно», дескать, пусть Андерсон продаст свою ферму и с вырученными деньгами возвращается.

Распрощавшись вежливо, но довольно холодно, Андерсон уехал. У него имелись кое-какие дела в Индиане, но после их окончания он решил ещё раз заехать к Белль Ганес. Тогда ему было 37 лет, он был полон сил и энергии и потому ценил себя довольно высоко. Ему не очень-то понравилось, что женщина, будучи намного старше него, демонстрировала слишком много строптивости, самоуверенности и даже гордыни. В общем, мужчина решил «воспитать» привереду, если можно так выразиться…

Спустя несколько дней после первого визита, уже поздним вечером, он опять появился на знакомой ферме – на этот раз без предупреждения. Однако попытка застать Белль Ганес врасплох привела совсем не к тому результату, на который рассчитывал Андерсон. К его удивлению в доме Белль Ганес оказался некий худой и довольно неприятный мужчина, который, как и Андерсон, был явно моложе женщины. Визитёр и неизвестный мужчина обменялись неприязненными взглядами. Хозяйка не представила их друг другу, поэтому имени этого человека Андерсон не узнал, хотя, по его мнению, это был Рэй Лэмпхиар, портрет которого он в мае 1908 года увидел в газете.

Рэй Лэмпхиар. В мае 1908 года жалкий батрак из Индианы стал известен на всю страну. В те дни, наверное, не было газеты, не опубликовавшей его фотографию или портрет на своих страницах хотя бы раз. Поэтому не следует удивляться тому, что Андерсон, фермер из далёкой миссурийской глубинки, заявил, что опознал Рэя и хорошо помнит о своей встрече с ним двумя годами ранее.

Белль Ганес довольно неприязненно поинтересовалась, привёз ли Андерсон с собой деньги. Этот деликатный разговор она завела в присутствии незнакомого мужчины, что выглядело крайне бестактным. Андерсон без лишних реверансов ответил, что денег у него с собой нет и сбережений, о которых он упоминал во время предыдущего приезда, также не существует. Признание это вызвало прилив гнева Белль, она даже в лице переменилась от услышанного. Казалось, сейчас последует какая-то крайне неприятная сцена, но… всё получилось иначе!