Не только мертвый человек – хороший человек

Anastassia Averingel

Не только мертвый человек – хороший человек

Посвящается Габи Хауптманн

и моему прокурору :)

Inspiriert von Überschriften aus österreichischen Zeitungen in 2011.

Навеяно заголовками австрийских газет 2011 года.

Апрель 2011.

Покупая очередной дорожный роман за привычные 9,99 в аэропорту Цюриха, вряд ли могла Она предположить, что именно он станет спутником в самом трудном путешествии её жизни и будет оставлен у окна австрийской тюрьмы Йозефштадт 1 июля 2011 года.

Май 2023.

Сегодня немецкий язык в Москве не в чести, бизнесу и политикам подавай китайский, арабский или хинди, но ведь так было не всегда. Ещё буквально полтора десятилетия назад немецкий был языком ведущих торговых партнёров нашей страны – Австрии и Германии, его знание с гордостью демонстрировал сам президент, а кто из олигархов, бизнесменов и депутатов не присмотрел себе дом или квартиру в Вене, такой имперской и красивой, похожей на Питер, думаю, об этом лучше умолчать… Так что совсем не удивительно, что молодой, симпатичной девушке с превосходным знанием немецкого языка не пришлось долго искать работу даже в кризисном 2008 году.

Итак, 2008 год, ноябрь.

Почему работа на него? А почему нет?

С немецким языком и рядом с домом. Да! Рядом с домом! Нет ничего важнее для личного помощника, чем работа рядом с домом, приходишь первой – уходишь, когда охрана загрузила эти «дрова» и повезла к жене.

Он не смотрел в её сторону на собеседовании вообще. Говорил будто только с охраной, слова летели поверх неё, интересно, понимают ли эти напыщенные индюки, что когда общаются так с людьми, они похожи на слабовидящих и одновременно глухих инвалидов? А ещё знают ли они, что подчинённые всех их обезличивают словом «Шеф»?

Ну, Она не такая, как все, и этот сразу получил ласковое погоняло – Витёк.

Витёк – типичный олигарх, ну всё как полагается: куча денег и силовой ресурс на зарплате.

И, конечно, тяга к прекрасному: в его случае – Вена.

Не самый плохой выбор: Кандинский, Климт, балы, дворцы и опера. Он с удовольствием стал бы бароном или графом, но был только полковником, профессором и академиком РАЕН. Всё, на что пока заработал. Но он не отчаивался.

И в один прекрасный день на Венском балу он встретил хозяйку бала и по совместительству продавщицу австрийских ВНЖ для народа, г-жу Элизабет.

Дружба сложилась молниеносно. Она называла его на французский манер Victor, и это ему безмерно льстило, он добродушно кликал её Лизкой, в общем, все были довольны.

И всё было бы хорошо, если бы обращение ещё вчерашнего обитателя подмосковных Мытищ (а именно оттуда прямиком Витёк переехал в Жуковку, когда выяснилось, что он прекрасно может заносить чемоданы в правильные министерства, не заглядывая во внутрь содержимого) в австрийского графа слегка не затянулось.

Нет, он был не против открыть в Вене фирму и устроить туда всех родственников Лизки, и даже купить кому-то из них – сейчас и не вспомнить, кому – квартиру в 8-м районе Вены, в котором никогда не бывал, но тут она попросила новый мерседес!

Вроде бы мелочь, но так оно всегда и бывает: это стало последней каплей.

Сами посудите, содержит их всех, спонсирует Бал, и, как ему казалось, не только в Москве и Вене – шоу пошло по городам и весям, а там и страны СНГ не за горами, – а он как был в Вене туристом, так и остался: ни ВНЖ, ни замка, ни приглашений ко двору.

Тогда-то и пришла Витьку идея отжать у Лизки фирму, уволить всех к чертям, и самому себе выдать ВНЖ. Всё-таки, что не говори, а народ у нас смекалистый.

Затык был только один: ни Витёк, ни кто-то другой в его окружении не знал немецкого, да впрочем, и никакого другого языка тоже. Сам Витёк знал, что при получении ВНЖ надо будет продемонстрировать минимальное знание немецкого языка, и поэтому радостно приветствовал всех австрийцев звучным «дресс-код» полагая, что это и есть то, что австрийцы говорят друг другу при встрече, а именно: Grüß Gott1.

Начальнику охраны, а кому ж ещё такое поручишь, было дано задание найти личного помощника, желательно ЕЁ, ибо с НЕЮ как-то сподручнее, всё-таки с НИМ это пока, слава Богу, не у всех, да и не по-русски оно как-то.

Помощница должна была быть милой, знать хорошо Вену, порядки эти заморские, владеть немецким, ну и с манерами хорошими, чтоб, когда графом станет, не стыдно с ней показаться было.

Сергей – начальник службы безопасности, был человеком почти святым. Главным в его жизни было – не огорчать Шефа, ну а если и огорчать, то не сильно, а уж если удалось порадовать, то день прожит не зря.

Думаю, это такая старинная забава в России, «не огорчать Шефа», потому что если огорчил – то на кол, и веками мы в неё играем и играть не перестаём.

Сергей знал Витька ещё с гарнизона, дислоцированного в далёком и уже казавшемся нереальным Баку, и был благодарен ему за всё. За то, что пережили тогда вместе, за то, что не был забыт и брошен, когда Витьку улыбнулась удача и, конечно за всё, что имеет сейчас.

Да, он не стал ни акционером, ни директором множества из активов Витька, но может быть он этого и не хотел, а может и не смог бы, но он и его семья ни в чём не нуждались и возможно за это каждое воскресенье он ставил свечку в церкви.

Получив объективку на новую помощницу, он даже присвистнул.

Будет, чем порадовать Шефа: до четвертого колена все в её семье – академики.

Языки знает, образование заморское, в Европах жила, а сюда вернулась из любви к Родине.

Витёк Родину тоже очень любил. Она ж, как бочка бездонная: черпаешь тут и вывозишь туда, черпаешь и вывозишь, она такая одна, а их, таких как Витёк, много, и никак она не заканчивается, не мелеет. Именно поэтому в его рабочем кабинете красовались флагштоки России, ВДВ и Космических Сил.

Но главное, что приглянулось Сергею в объективке – это проживание по месту прописки, а прописана Она была в профессорском доме буквально через улицу.

Просто был у него один инцидент пару лет назад, когда Витёк ещё не знал, он больше граф или мачо, и попросил подыскать ему в помощницы жгучую брюнетку – волосы до попы, ноги от ушей – ну, такого добра навалом, главное, чтоб приглянулась.

И вроде всё удачно у них складывалось, как вдруг напасть – пропала Работница.

Не вышла в офис, телефон молчит, Витёк не то чтоб заскучал, скорее напрягся, а когда Шеф в напряге… думаю, продолжать не надо.

И пришлось ехать Сергею по общагам подмосковным, где работница прописана была в разное время, дело то деликатное, кому такое поручишь.

Нашёл, дверь приоткрыл в её комнатку, а она там мёртвая лежит: хахаль какой-то зарезал, и уже не первый день как.

Ну знаете, скажу я Вам, после такого хоть кто, лишь бы через улицу и по прописке!

Найти жмурика – это не одно и тоже, что доложить о жмурике Шефу.

Шеф – человек глубоко верующий: и в Иисуса, и в Мадонну, и в амулеты, но больше всего – в знаки… А тут жмурика ему нашли.

Витёк, как про это заслышал, сразу понял – с мачо завязано, буду графом.

Наташку, жену свою, графиней сделаю: так оно спокойнее, и по знакам тоже так выходит!

И надо признать, ни разу с тех пор на мачо не сорвался.

Даже когда в закрытом клубе в центре Москвы друзья подарили ему очередную Работницу, не смотря на изрядное количество выпитого, и уже расстегнутую до Мадонны, Иисуса и амулетов рубашку, он нашёл в себе силы вспомнить, что он не просто Витёк, а выпускник КВИРТУ, полковник в отставке, способный одеться, пока горит спичка.

Что он, собственно, и сделал.

Будет ещё всякая шелупонь дотрагиваться до манжет моей дорогой рубашки, брезгливо промелькнуло у него в голове, когда он садился на заднее сидение своего роллс-ройса.

– Домой! К Наташке! Борща хочу!

Наташка появилась у Витька из того же гарнизона в Баку.

Только ему тогда было 27, а ей 15, а в Баку что тогда, что сейчас, за такое одно наказание – свадьба.

В общем обещал он её родителям – о Наташке заботиться – и слово своё сдержал.

Наташка ни дня не училась и не работала. Да и к чему оно всё, тем более, что всё так быстро закрутилось: развал Союза и перевод в Подмосковье, удачные знакомства, а сейчас, гляди, в графы выйдем.

Наташка тоже обещание своё сдержала – научилась борщ варить.

Толи борщ она варить научилась, толи зелье какое приворотное, но Витёк Наташку свою любил. Боялся её до смерти, но любил. А боялся её, потому что за эти годы она не только борщ научилась варить, но и появляться из ниоткуда. Бывало захочешь с советом директоров отметить сделку удачную, ещё даже не обзвонил всех, чтоб выпить, а она уже тут как тут, в приёмной рыскает.

Или вечером решишь немного пройтись по Вене или по Женеве, ну не спится человеку…

Отойдёшь от отеля пару метров, обернёшься, а она стоит, сморит на тебя через витрину магазина, и одета ж в чёрное, а ведь спала, как убитая, когда из койки вылезал… Страшно, аж жуть.

В общем, графом, графом! Все остальное – страшно, аж жуть!

Наташке идея стать графиней очень нравилась. У нас-то разводы – это как крикнул три раза: «Не хочу жить с этой женщиной!» и пошёл, вот они и ходят, некоторые уже на четвертый круг пошли. А на западе ушёл – голый, босый, а если она ещё и графиня…? (Как в случае Наташки). Решено, ВНЖ надо делать, в Вену ехать, замок брать!

Но, помимо борща и появления из ниоткуда, Наташка научилась ещё повелевать этим «страшно, аж жуть», устраивая его для Витька иногда нарочно, иногда не очень, но главное – регулярно. При этом всегда наигранно вопя:

– Витя, Витя, Витя …– опять проблемы!!!!???? Место, время и что в этот момент делал Витя, не имело никого значения: он столбенел и, как завороженный, брел к ней.

Поработать на российского олигарха стоит каждому, и Она не была исключением.

Многое, очень многое встанет на свои места и приблизит Вас к пониманию того, что происходит в нашей стране, начиная с того, почему между свалкой и помойкой за шлагбаумами у нас всегда элитные поселки, в подъездах нет света, а универмаг в Омске назвали «Дюссельдорф».

Перефразирую: вряд ли какому-то графу придёт в голову сделать свою резиденцию в закрытом КБ, или в здании ОБЭПа (со двора), или около ФСИН-? У нас таких резиденций – пруд пруди, всё потому, что нужно, чтоб периметр был хорошо охраняем и закрыт.

Да и вопросы так решать легче и быстрее, друзей навещать опять же проще.

Резиденция Витька располагалась как раз недалеко от ОБЭПа, в закрытом КБ.

ФСИН, думаю, не прошла конкурс только из-за знаков.

Представьте: Вы открываете тяжёлые старые двери ещё советского Воентелекома на Полянке, поднимаетесь по мраморным, когда-то величественным, а сейчас до жалкого обрызганным ступеням, проходите бюро пропусков, рамку металлоискателя, охрану, один из охранников отделяется и следует за Вами в обшарпанный лифт, покидая который, быстрым слаженным шагом проводит Вас по лабиринтам огромного этажа, потом звонит в дверь, её открывают. Там Вас передают другому охраннику, он указывает следовать за ним, но так, чтобы Вы всё время шли впереди него, потом он пешком проводит Вас наверх два этажа по пожарной лестнице – опять череда непонятных коридоров, странного цвета стены, истёртый линолеум под ногами, тусклый, почти тюремный свет – и наконец, неприметная дверь.

Никаких обозначений, камер, видеорегистраторов и звонков, ты стоишь и думаешь:

«Чего стоять, никто никогда не узнает, что мы здесь.»

Ан нет: спустя минуту абсолютного бездействия дверь отворяется сама, и ты – кто бы ты ни был – попадаешь в другую реальность.

Залитая солнечным светом приёмная в тонах от светлого до кофе с молоком, наборный паркет и окна в пол с воздушными шторами, через которые виднеются купола величественного Кремля.

«Как тут красиво и тепло, так может быть только в Москве, никакому городу Европы это недостижимо», подумала Она, незаметно пытаясь оглядеться, пока Сергей что-то согласовывал с доставившим её охранником.

В приёмной было абсолютно всё, чтобы два человека – а именно столько рабочих столов было установлено – чувствовали себя в течение дня (и, как потом оказалось, и ночи) максимально комфортно.

Каждому из них предполагалась своя зона комфорта с длинным столом из ореха и белоснежным огромным креслом, которое легко можно было подстроить под положение тела и при необходимости почти разложить.

Мониторы были большие и нереально тонкие в цвет столов, таких она не видела никогда.

На одном из столов стояла маленькая кремлевская лампа с изумрудно-зелёным плафоном, на другом такой лампы не было.

«Этот стол – для меня», подумала Она, зелёный – её любимый цвет.

За стойкой у ресепшен стояла невысокая улыбчивая девушка-секретарь: такие удивительным образом умели располагать к себе.

– К Виктору…. пока нельзя, он занят… ещё минут 5-7, подождите здесь, пожалуйста, – и проводила её в комнату отдыха налево от ресепшен.

За закрытыми дверьми Витёк наслаждался утренним повтором любимой передачи.

Это потом Она узнает, что в эти 50 минут к Витьку было нельзя никому. Он отменял все встречи, закрывался в своём огромном кабинете на ключ и смотрел «Давай поженимся!».

Хуже часового небытия «Давай поженимся!» был только футбол с братьями Березуцкими. После него он всегда расстраивался, напивался, и возвращался в мир только к середине следующего дня.

В комнате отдыха располагался большой бар с напитками на любой вкус с по-домашнему уютной барной стойкой.

Салонные диваны из дорогой кожи и пепельницы говорили о том, что тут подолгу проводят время в ожидании внимания хозяина.

Из представленного разнообразия напитков она предпочла бы виски, но Секретарша дежурно предложила чай, кофе, воду – пришлось отказаться.

Первую встречу с Виктором Она помнит, будто это было только вчера.

Огромный кабинет в зелёных тонах.

«Вот откуда моя маленькая изумрудная лампа, – подумала Она, – лишней оказалась».

Предметы роскоши, невероятной красоты аквариум, всё это безусловно хотелось разглядеть, но к этому совсем не располагали охранники за её спиной, мужчина во главе стола – какая-то странная смесь Дона Карлеоне и советского Плохиша.

Потом Она узнает, что Плохиш он, конечно, ещё тот, а вот Дон Карлеоне – всего лишь из-за сшитого в Милане на заказ костюма, слегка кричащего дорогими тканями, но не лишённого вкуса.

Витёк даже не посмотрел в её сторону, и год спустя, лёжа на шелковых подушках рядом с ним, Она всё-таки спросила его:

– Почему?

И он ответил ей:

– Я смотрел. Я когда тебя увидел, чуть не описался от счастья.

Но этот год ещё надо было прожить, и для понимания того, что случится потом, он нам совсем не лишний.

А пока она стояла и слушала, как он общается с начальником охраны, будто её и нет здесь, и даже не понимала, разговор о ней или всё-таки о чём-то или ком-то другом.

Вдруг он жестом сделал какой-то знак, и охрана оставила их одних.

Когда обе увесистые двери его кабинета плотно закрылись, он встал из-за стола и прошёл почти весь кабинет по периметру, что позволило ей тоже сменить положение и слегка обернуться, наблюдая за ним. Это был немолодой, и судя по мешкам под глазами далеко не самый здоровый человек, среднего роста, с хорошей выправкой и, не смотря на лишний вес, очень собранной и быстрой походкой.

Кабинет оказался ещё больше, чем она смогла увидеть от двери: он уходил куда-то глубоко, где совсем вдалеке стояли роскошные диваны и огромное стекло-телевизор на хрустальном шаре.

Около дивана он остановил свой поход, жестом руки пригласил её пройти к нему и присесть на диван.

Паркет в кабинете был великолепен, и она в очередной раз порадовалась, что несмотря на невысокий рост, всегда отдавала предпочтение балеткам без каблука.

Витёк тапочки тоже оценил и уже только за это был ей благодарен; он ненавидел, когда на его паркете оставались вмятины или царапины, таких гостей в кабинет дважды уже не ждали.

Она грациозно опустилась на диван, он сел на другой, напротив неё.

– Я буду платить 2000 евро, – сухо сказал он.

Она просто опешила: пройти проверку, какие-то муторные тесты и собеседования не пойми с кем и после этого услышать такое, да она в австрийской компании получала 3000, а с премиями все 5-6. Конечно, сейчас 2008 год – кризис, но судя по всему, не здесь и не у него.

– Я на 2 не проживаю, резко ответила она, и это была правда. У молодой девушки в Москве расходов хватает, а у неё была большая квартира, машина и очень разборчивая в еде кошка.

– У меня за последние 4 месяца сменилось 4 ассистента и не одна не продержалась больше двух месяцев. Почему я должен платить тебе больше?

– Хорошо… 2,5! И если я продержусь… прибавите мне ещё 1000… и так каждый следующий месяц.

Витёк обалдел от наглости, но вида не подал. Ему уже давно никто не перечил, и уж тем более никто настолько очаровательный. Он кивнул.

– Когда начинать? – бойко спросила Она.

– Сейчас. Рабочее место там, – и он указал ей на дверь. Разговор был окончен.

«Ой, надо было позавтракать-то с утра, – с грустью подумала она, – больше на голодный желудок из дома ни ногой.»

Выйдя обратно в приёмную, она расположилась за вторым столом: он был дальше от входа и ближе к чудесному витражному окну. Она дёрнула за ниточку изумрудной лампы, рабочее место наполнилось уютным тёплым светом.

Сев поудобнее, она ещё раз осмотрела навороченную технику на столе и заметила камеру, вмонтированною в монитор так, чтобы та могла следить за всем, что происходит на экране и на письменном столе.

«Так, вечер перестает быть томным, – подумала она, – камеры повсюду – и это, несомненно, новая реальность после дружественного австрийского офиса.»

Звонки в приёмной шли редко, наверное те, кто мог себе позволить, звонил напрямую, остальные отсеивались задолго на подходе к приёмной Шефа.

Секретарша с интересом разглядывала новую помощницу, но разговор начать не решалась. В общем, время тянулось ужасно долго. В какой-то момент дверь открылась, и Витёк показался с бумагами.

– На-ка, переведи… те, на немецкий, пожалуйста, – всё-таки решил добавить он и передал ей через Секретаршу документы.

После того, как Витёк исчез за своими двумя дверьми, она с интересом принялась изучать, что же попалось ей в руки.

Она не была переводчиком в классическом понимании, но немецкий язык был для неё почти родным и любила она его abgöttisch2, сколько раз он уже помогал ей, как важен он будет однажды … Уже беглого взгляда хватило, чтобы понять: в руки ей попалась какая-то белиберда. Контракт на поставку австрийского оборудования для выделения радиочастотного спектра для сотовых операторов. Тематика была настолько нова, насколько и безумна сама по себе, что для полного перевода пришлось даже лезть в словарь.

В общем, работа была скучной и очень трудоёмкой… Витёк тихо сидел в своей норе, Секретарша смотрела «Няню Вику» по телевизору без звука, Она корпела над переводом.

Через пару часов он опять показался.

– Я уезжаю в РСПП, потом домой, как закончите, можете расходиться.

Как только он скрылся в кабинете, Секретарша сняла трубку и рутинно произнесла:

– Уезжает, РСПП.

Буквально тут же в приёмную вошли охранники, а потом и Витёк показался из своего кабинета, сам закрыл его на ключ и вышел вместе со свитой.

Секретарша быстро собралась, мотивируя это тем, что она и так сидит тут до ночи, а ведь она ещё и учится, показала ей кнопку под столом, – которую если нажать и удерживать, то можно открыть дверь приёмной, ну а если удерживать некому, то есть 10 секунд, чтобы выйти после однократного нажатия, потом дверь блокируется сама, – и ускакала на волю.

Она осталась одна с абсолютным пониманием, что за периметр приёмной ей можно будет выбраться сегодня только раз.

В какой-то момент ей стало интересно, есть ли тут туалет: увы, его не оказалась.

Время уже клонилось к обеду, жутко хотелось есть, она ещё раз вышла в зону отдыха: на стойке бара стояли ваза с фруктами и ваза с конфетами.

Она изучила кофе-машинку: кофе есть…, вода тоже…, чашки.... где же чашки? В серванте стоял красивый сервиз из тончайшего фарфора. Она аккуратно достала одну чайную пару, и с огромным удовольствием сделала себе первую за день чашку великолепного кофе. Взяла его с собой к рабочему столу и, проходя вазу с конфетами, она сама не заметила, как в её руке оказался шарик Mozart3.

Погрузившись опять в скучный перевод, она попивала кофе и думала, что в целом всё не так уж плохо для первого дня. Когда начала разворачивать такой родной ей красный блестящий конфетный шарик, взгляд уткнулся в камеру в мониторе. Позитивный настрой тут же улетучился. Она завернула шарик обратно в обёртку и положила его за монитор, допила кофе, поставила чашку на блюдце, и пошла в зону бара. В какой-то момент потеряла равновесие – возможно, от стресса или от того, что ничего толком не ела сегодня – чашка заколдованно соскользнула с блюдца и ударившись об пол, разбилась на мелкие кусочки.

– Mist4.

Она принялась вручную осторожно собирать осколки в мусорное ведро под стойкой бара. Когда сбор был окончен, она решила, что оставаться здесь больше просто невозможно.

Вернулась к столу, выключила компьютер, собрала контакт в сумку, решив перевести его в кафе спортклуба «Онегин», куда любила захаживать. Тем более, что он был отсюда за углом. Взяла пальто с вешалки, замоталась в тёплый шарф, кинула балетки в пакет и взяла их с собой, переобувшись в тёплые uggi-тапочки.

С тех пор, как однажды фирма, которая наняла её секретарем ещё в далеких девяностых, съехала, не выплатив ей зарплату и прихватив её туфли, она никогда не оставляла обувь вне дома.

Тем более что это были очаровательные балетки с недовольной девочкой от Marc Jacobs, их уж точно не хотелось бы лишиться, а если учесть количество совершённых ей за сегодня преступлений – самовольно взятая, пусть и не съеденная конфета, разбитая чашка и вынесенный за периметр контракт-белиберда, завтра сюда могут уже и не впустить.

Она подошла к двери и вспомнила, что так просто тут не работает – пришлось вернуться к столу Секретарши, нажать кнопку, и поспешить на выход, чтобы не повторять попытку.

Оказавшись снова в коридоре мрачного КБ, она принялась искать выход, фраза «Кто так строит?» сама приходила на ум за каждым поворотом. Блуждая пару минут, она набрела на лифт без опознавательных знаков, нажала обгрызенную кнопку вызова и прислушалась: …тросы обнадёживающе заскрипели. «Возможно, «Онегин» всё-таки сбудется» – подумала она с облегчением.

Очутившись в старом замученном лифте, она узнала, что работает на 6-ом этаже: раньше это не было очевидным.

Проехав до первого без остановки, она с облегчением вышла через те же двери, что вошла с утра, и радостно нажала на ключ своего красного джипа, припаркованного прямо у входа. Немного прогрев двигатель, погладила руль машины, сказав ей что-то доброе, ибо верила, что всё имеет свою душу, ну или хотя бы ауру, или просто, что доброта лишней не бывает, и, нажав на газ, завернула за угол, на Малую Полянку, где не так давно и открылся «Онегин». С момента открытия Она была завсегдатай. Раздевшись в фойе и посетив уборную, о которой уже всерьёз мечтала, заказав себе запеканку с Американо, она вернулась к переводу.

Переведя контракт целиком и Приложение №1, она поняла, что далее следуют абсолютно идентичные приложения, отличие составляют только даты и суммы – они всё увеличивались. Работа пошла быстрее.

Через пару часов всё было закончено, можно было со спокойной совестью отнести контракт в машину и, забрав из неё форму, уйти в спортзал.

Два часа спустя она снова погладила руль машины и, шепнув «домой», нажала на газ.

Люсьен как всегда ждала у двери – как ей это удается, как она умудряется слышать её шаги ещё в тамбуре через толстые стены, или она просто сидит весь день у порога? – это оставалось секретом.

Раздевшись в большой прихожей, она шла по длинному коридору во вторую ванную. Толстые стены, высокие потолки и длинный коридор создавал ощущение замка, она чувствовала себя тут в безопасности и абсолютно счастливой. Она шла в темноте, зная, что Люсьен следует за ней. В ванне, включив свет, она сняла с себя всё, с ободрением взглянув в огромное зеркало-трюмо на своё отражение, открыла воду, плеснула любимого геля и не дожидаясь, когда пена заволокёт белоснежное дно, погрузилась в ванну. Люсьен улеглась на коврике рядом. Обе – хозяйка и кошка – закрыли глаза, наслаждаясь моментом. Они делали так каждый вечер, это было только их время.

Потом будет ужин, и ранний отход ко сну, а завтра новый день….

Ранним утром, не без труда добравшись до двери в приёмную, она надеялась, что Секретарша уже на месте, и ждала, что ей вот-вот откроют.