Династия Одуванчика. Книга 2. Стена Бурь

Кен Лю

Династия Одуванчика. Книга 2. Стена Бурь

Посвящается Лизе, Эстер и Миранде. Supra omnia familia[1]

Ken Liu

THE WALL OF STORMS

Copyright © 2016 by Ken Liu

Published in agreement with the author, c/o BAROR INTERNATIONAL, INC., Armonk, New York, U.S.A.

All rights reserved

Оформление обложки и иллюстрация на обложке Сергея Шикина

Карты выполнены Александром Сабуровым, Татьяной Павловой

© А. Л. Яковлев, перевод, 2024

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Азбука®

* * *

Правила произношения

Многие имена собственные на языке дара взяты из классического ано. В данной книге при транслитерации двойные гласные не сдваиваются, а каждая произносится раздельно: например, в слове «Réfiroa» четыре слога – ре-фи-ро-а; а в «Na-aroénna» пять слогов – на-а-ро-эн-на. Звук «и» всегда произносится кратко; «о» – как обычное «о»; «ü» с двумя точками наверху аналогична умляуту в немецком языке или в системе транскрипции китайских иероглифов пиньинь.

Другие имена и географические названия имеют различное происхождение и не содержат звуков классического ано: например, «кса» в «Ксана» (Xana) или «ха» в «Хаан» (Haan), но и в этих случаях каждый гласный звук произносится раздельно. Таким образом, в слове «Хаан» тоже два слога.

Передача имен собственных и прочих слов из языков льуку и агон представляет собой иную проблему. Поскольку в этом романе мы знакомы с ними лишь через посредство народа дара и его языка, они дважды подверглись преобразованию, что неизбежно привело к определенным потерям и искажениям. Точно так же носители английского языка, пытающиеся транслитерировать при помощи латиницы услышанные ими китайские слова, достигают лишь отдаленного сходства с оригинальными звуками.

Список главных персонажей

ХРИЗАНТЕМЫ И ОДУВАНЧИКИ

Куни Гару – император Рагин, повелитель Дара.

Мата Цзинду – гегемон Дара (покойный).

ДВОР ОДУВАНЧИКА

Джиа Матиза – императрица Джиа, умелая травница.

Рисана – королева-консорт, иллюзионистка и талантливый музыкант.

Кого Йелу – премьер-министр Дара.

Гин Мадзоти – маршал Дара, королева Гэджиры, величайший тактик своего времени.

Айя Мадзоти – ее дочь.

Рин Кода – имперский секретарь предусмотрительности, друг детства Куни.

Мюн Сакри – главнокомандующий пехотой.

Тан Каруконо – главнокомандующий кавалерией и первый адмирал флота.

Пума Йему – маркиз Порина, знаток тактики набегов.

Тэка Кимо – герцог Арулуги.

Дафиро Миро – командир дворцовой стражи.

Ото Крин – кастелян императора Рагина.

Сото Цзинду – наперсница и советница Джиа.

ДЕТИ КУНИ

Принц Тиму (детское имя Тото-тика) – первенец Куни от императрицы Джиа.

Принцесса Тэра (детское имя Рата-тика) – дочь от императрицы Джиа.

Принц Фиро (детское имя Хадо-тика) – сын от королевы-консорта Рисаны.

Принцесса Фара (детское имя Ада-тика) – дочь от королевы-консорта Фины, умершей во время родов.

УЧЕНЫЕ

Луан Цзиа – главный стратег во время восхождения Куни, отказавшийся от всех титулов; возлюбленный Гин Мадзоти.

Дзато Рути – императорский наставник, ведущий моралист своего времени.

Дзоми Кидосу – лучшая ученица некоего таинственного учителя, дочь простого рыбака с Дасу.

Кон Фиджи – древний философ ано, основатель школы Морали.

Ра Оджи – древний сочинитель эпиграмм ано; основатель школы Потока.

На Моджи – древний инженер из Ксаны, изучавший полет птиц; основатель школы Модели.

Ги Анджи – более поздний философ, принадлежащий к эпохе государств Тиро; основатель школы Воспламенизма.

ЛЬУКУ

Пэкьу Тенрьо Роатан – предводитель льуку.

Принцесса Вадьу Роатан (прозванная Танванаки) – дочь Тенрьо, лучшая наездница гаринафина.

Принц Кудьу Роатан – сын Тенрьо.

БОГИ ДАРА

Киджи – покровитель Ксаны; повелитель воздуха, бог ветра, полета и птиц; предпочитает носить белый дорожный плащ; его пави – сокол-минген.

Тутутика – покровительница Аму, младшая из богов; богиня земледелия, красоты и пресной воды; ее пави – золотой карп.

Кана и Рапа – сестры-близнецы, покровительницы Кокру. Кана – богиня огня и смерти; Рапа – богиня льда и сна. Их пави – два близнеца-ворона: один черный, другой белый.

Руфидзо – покровитель Фасы; божественный целитель; его пави – голубь.

Тацзу – покровитель Гана; непредсказуемый, любитель хаоса и риска; бог морских течений, цунами и затонувших сокровищ; его пави – акула.

Луто – покровитель Хаана; бог рыбаков, предсказателей будущего, математиков и ученых; его пави – морская черепаха.

Фитовэо – покровитель Римы; бог войны, охоты и кузнечного ремесла; его пави – волк.

Шепчущие ветры

Глава 1

Прогульщики

Пан, второй месяц шестого года правления Четырех Безмятежных МорейСлух приклоните скорей, о почтенные мужи и жены.Позвольте в словах вам представить отваги и веры картины.Министры и герцоги, военачальники и служанки —Все выступают на этой божественной сцене.Что есть принцессы любовь?Что страшит короля?Если язык мне развяжете выпивкой,Коли согреете душу монетой,Я все без утайки открою по ходу рассказа…

Небо хмурилось, холодный ветер гнал по воздуху редкие снежные хлопья. Повозки, а также пешеходы в толстых плащах и меховых шапках спешили по широким улицам Пана, Безупречного города, стремясь обрести тепло в стенах домов.

Или в уютной харчевне вроде той, что называлась «Трехногий кувшин».

– Кира, разве теперь не твоя очередь покупать выпивку? Только не прибедняйся! Все знают, что муж тратит на тебя каждый медяк.

– Уж кто бы говорил! Да твой супруг чихнуть не посмеет без твоего разрешения! Только мне кажется, что сегодня очередь Джизаны, сестрица. Я слышала, что богатый купец из Гана пожаловал ей вчера вечером пять серебряных монет!

– За что это, интересно?

– Она проводила купца к дому его любимой наложницы с другой стороны, через лабиринт улочек, и помогла ему улизнуть от слежки лазутчиков, которых отправила за ним ревнивая жена!

– Джизана! Я и понятия не имела, что ты занимаешься столь выгодным ремеслом…

– Слушай больше выдумки Киры! Разве я похожа на обладательницу пяти серебряных монет?

– Ну, вошла ты сюда, положим, очень довольная, с широкой улыбкой на лице. Бьюсь об заклад, тебя щедро вознаградили за помощь в устройстве брака на одну ночь…

– Ой, перестань! Послушать тебя, так я прямо как зазывала из дома индиго.

– Ха-ха! Зачем же ценить себя столь низко? Как по мне, способностей у тебя хватит управлять домом индиго, а то и… алым домом! Я прямо-таки истекаю слюной при виде тех мальчиков. Надеюсь, окажешь маленькую помощь нуждающейся сестрице?

– А почему маленькую? Не будем мелочиться!

– Хватит уже нести чушь! Можете вы обе на минутку вытащить свои мозги из сточной канавы? Погодите-ка… Фифи, мне показалось, что я слышала звон монет в твоем кошельке, когда ты вошла, – никак посчастливилось выиграть прошлой ночью в «Воробьиную черепицу»?

– Не понимаю, о чем ты толкуешь.

– Ага, так я и знала! Да у тебя на лице все написано: просто диву даюсь, как тебе удается обмануть кого-то во время игры. Послушай, если хочешь, чтобы мы с Джизаной не проболтались твоему муженьку насчет пристрастия его женушки к азартным играм…

– Ах вы, фазанихи бесхвостые! Только посмейте ему заикнуться!

– Трудно хранить секреты, когда в горле пересохло. Как насчет глотка «увлажнителя мозгов», как называют этот напиток в народной опере?

– Да вы совсем совесть потеряли… Ладно, с меня угощение.

– Вот славная сестричка.

– Это всего лишь безвредная забава, но я не вынесу, если муженек станет ныть и ворчать всякий раз, как я соберусь выйти поиграть.

– Повелитель Тацзу благоволит тебе, тут ничего не скажешь. Но следует делиться с другими, если не хочешь, чтобы удача от тебя отвернулась.

– Видно, родители перед моим рождением воскурили мало фимиама в храме Тутутики, раз мне достались две такие, с позволения сказать, подружки…

Здесь, в стенах «Трехногого кувшина», затерявшегося в тихом уголке города, подогретое рисовое вино, холодное пиво и кокосовый арак текли такой же щедрой рекой, как и беседа. Потрескивали поленья в горящей у стены жаровне, огонь плясал, поддерживая в харчевне тепло и заливая все мягким светом. Мороз покрыл оконные стекла причудливыми узорами, не позволяющими видеть, что творится снаружи. Посетители сидели по три-четыре человека за низкими столиками в позе геюпа, расслабленные и довольные, угощаясь из маленьких блюд жареным арахисом в соусе таро, подчеркивающим вкус спиртного.

Как правило, выступающий в подобных заведениях сказитель не ждет, когда в постоянном гомоне разговора наступит перерыв. Но постепенно шум спорящих голосов смолк. Хоть и ненадолго, но на какое-то время стерлись границы между конюхами купца с Волчьей Лапы, служанками ученого из Хаана, мелкими государственными чиновниками, улизнувшими пораньше из конторы, рабочими, отдыхающими после того, как честно трудились весь день, лавочниками, которые заглянули сюда развеяться, оставив жен смотреть за товаром, горничными, которых отправили с поручениями, и матронами, пришедшими на встречу с подругами: все они стали слушателями и завороженно внимали рассказчику, расположившемуся в центре таверны.

А тот отхлебнул пенного пива, поставил кружку, хлопнул пару раз в ладоши, высвободив кисти из-под длинных свисающих рукавов, и продолжил:

…тогда Гегемон обнажил На-ароэнну, и король Мокри отступил на шаг, дабы разглядеть великий меч: похититель душ, отсекатель голов, разрушитель надежд. Даже луна словно бы разом померкла в сравнении с ясным сиянием этого оружия.

«Великолепный клинок, – сказал король Мокри, защитник Гана. – Он затмевает другие мечи подобно тому, как консорт Мира затмевает прочих женщин».

Гегемон презрительно посмотрел на Мокри, и его двойные зрачки блеснули.

«Ты нахваливаешь оружие, поскольку считаешь, что я получил несправедливое преимущество? Так давай же обменяемся мечами, и я не сомневаюсь, что все равно сумею сразить тебя».

«Ты ошибаешься, – возразил Мокри. – Клинок я хвалю, ибо верю, что воина можно распознать по выбранному им оружию. В жизни нет ничего лучше, чем встретить противника, воистину достойного твоего искусства!»

Лицо Гегемона смягчилось.

«Мне жаль, что ты взбунтовался, Мокри…»

В углу, лишь едва освещенном мерцанием очага, притулились за столом два мальчика и девочка. Одетые в домотканые халаты и туники, простые, но добротные, они выглядели детьми фермера или, быть может, слугами из обеспеченной купеческой семьи. Старший из мальчиков, лет двенадцати, обладал светлой кожей и пропорциональным телосложением. Глаза у него были добрые, а темные волосы, от природы волнистые, были собраны на затылке в непослушный пучок. Напротив него сидела девочка, годом младше, такая же светлокожая и кудрявая, но только волосы она носила распущенными, позволяя прядям ниспадать каскадом, обрамляя симпатичное круглое личико. Уголки губ были вздернуты в легкой улыбке, пока девчушка острым взором оглядывала помещение: ее острые глаза, имевшие форму грациозного дирана, с живым интересом впитывали все, что происходило вокруг. Рядом с ней сидел мальчик помладше, лет девяти, смуглый и с прямыми черными волосами. Старшие дети расположились по обе стороны от него, зажимая между столом и стеной. Озорной блеск в бегающих глазах мальчугана и его неспособность спокойно сидеть на месте красноречиво объясняли, почему они так поступили. Сходство черт всех троих ребятишек наводило на мысль, что они родные братья и сестра.

– Ну разве это не здорово? – прошептал младший мальчик. – Клянусь, мастер Рути до сих пор думает, будто мы сидим в своих комнатах, отбываем наказание.

– Фиро, – сказал мальчик постарше, слегка нахмурившись. – Ты же понимаешь, что это всего лишь отсрочка. Сегодня каждому из нас предстоит написать три эссе о том, как выглядят наши проступки с точки зрения «Трактата о нравственности» Кона Фиджи, как следует умерять энергию юности образованием и как…

– Тихо, – шикнула на них девочка. – Я слушаю сказителя! Хватит нотаций, Тиму. Ты ведь уже согласился, что нет никакой разницы между тем, чтобы сперва поиграть, а потом поучиться, и чтобы сперва поучиться, а потом поиграть. Это называется «сдвиг времени».

– Сдается мне, что эту твою идею точнее будет назвать «растратой времени», – возразил старший брат. – Вы с Фиро не правы, насмехаясь над великим Коном Фиджи, и мне следовало бы быть с вами строже. Вам нужно было безропотно принять наказание.

– Ха, ты еще не знаешь, что мы с Тэрой… Бу-бу-бу…

Девочка ладонью зажала рот младшему брату.

– Давай не будем отягощать Тиму лишним знанием, ладно?

Фиро кивнул, и Тэра убрала руку.

Младший мальчик вытер губы.

– У тебя ладонь соленая! Тьфу! – Потом он обратился к Тиму: – Раз уж тебе так не терпится засесть за эссе, Тото-тика, я, так и быть, с радостью отдам тебе свою долю, так что можешь написать шесть работ вместо трех. Все равно твои эссе мастеру Рути нравятся больше.

– Вздор! Я согласился улизнуть с тобой и Тэрой лишь по одной-единственной причине: потому что я старший и отвечаю за вас. А вы, между прочим, обещали отбыть наказание позже…

– О, Тиму, я в ужасе! – Фиро скроил серьезную мину, в точности как их строгий наставник, прежде чем устроить ученикам очередную выволочку. – Разве не написано в «Повестях о сыновнем послушании» великого и мудрого Кона Фиджи, что младший брат должен в знак почтения предлагать старшему на выбор лучшие сливы из корзины? И разве там не говорится, что старший брат обязан оберегать младшего от трудов, непосильных оному, ибо долг сильного – защищать слабого? Эти эссе для меня словно твердый орех, для тебя же они подобны спелой сливе. Выступая с подобным предложением, я стараюсь вести себя как добрый моралист. Мне казалось, ты должен был обрадоваться.

– Так это… ты не должен… ну, в общем… – По части искусства спора Тиму не мог тягаться с младшим братом. Раскрасневшись, он строго посмотрел на Фиро. – Ты бы лучше применил свой изворотливый ум, чтобы делать домашние задания.

– Тебе стоило бы радоваться, что Хадо-тика в кои веки выполнил урок по чтению, – заметила Тэра, старавшаяся сохранить серьезное лицо, пока братья спорили. – А теперь помолчите оба, я хочу послушать сказителя.

…обрушил На-ароэнну, и Мокри принял ее на щит из крепкого дуба, усиленный чешуйками крубена. Это было похоже на то, как если бы Фитовэо ударил копьем в гору Киджи или Кана обрушила свой огненный кулак на морскую гладь.

Нет лучше пути, как описать эту битву в стихах:

С одной стороны – поединщик от Гана,На Волчьей был Лапе рожден он и вскормлен.С другой – Гегемон всего Дара,Последний потомок он маршалов древней державы.Первый – гордость туземцев,Островитян, потрясающих копьями смело;Второй – воплощение бога войны Фитовэо.Положит ли На-ароэнна предел всем сомненьямО том, кто владыкою станет над Дара?Иль поперхнется Кровавая ПастьКуском человеческой плоти?Меч бьется о меч, а палица щит сокрушает.Стонет земля, когда два великанаПрыгают, бьются, врезаются с силой друг в друга.Девять дней и девять ночей не кончаласьТа страшная схватка на одинокой вершине,Боги же Дара сошлись на дороге китов,Чтоб о воле судить тех героев…

Говоря нараспев, сказитель постукивал большой кухонной ложкой по скорлупе кокосового ореха, подражая ударам меча о щит; он подскакивал, взмахивая длинными рукавами то в одну, то в другую сторону и изображая в тусклом свете харчевни боевой танец героев легенды. Голос его становился то громче, то тише, в один миг гремел, в другой же становился усталым, и слушатели словно бы перенеслись в другое место и время.

…Спустя девять дней и Гегемон, и король Мокри обессилели. Отражая очередной удар меча На-ароэнны, чье название означает «Конец Сомнений», Мокри отступил и споткнулся о камень. Он упал, меч и щит распростерлись по бокам от него. Теперь, сделав всего один только шаг, Гегемон мог размозжить ему череп или рассечь чело.

– Нет! – не сдержался Фиро.

Но Тиму и Тэра даже не зашикали на него, ибо были поглощены историей не меньше брата.

Сказитель одобрительно кивнул детям и продолжил:

Однако Гегемон не сдвинулся с места, ожидая, пока Мокри встанет и поднимет меч и щит.

«Почему ты не положил конец поединку прямо сейчас?» – спросил тот, переводя дух.

«Потому что великий человек не заслуживает, чтобы жизнь его прервалась по воле случая. Пусть мир несправедлив, но мы должны стремиться его исправить».

«Ах, Гегемон! – воскликнул Мокри. – Я и рад, и огорчен, что встретил тебя!»

И снова устремились они друг на друга, на нетвердых ногах, но гордые сердцем…

– Вот это манеры настоящего героя, – прошептал Фиро, и в голосе его звучали восхищение и грусть одновременно. – Эй, Тиму и Тэра, вы ведь воочию видели Гегемона, правда?

– Да… Только это было очень давно, – прошептал в ответ Тиму. – Я ничего толком не помню, лишь то, что он и вправду был высоченным, а взгляд его странных глаз был воистину страшным. Мне тогда еще подумалось, какой же силой надо обладать, чтобы размахивать таким здоровенным мечом, что висел у него за спиной.

– Судя по всему, великий был человек, – сказал Фиро. – Такая честь сквозит в каждом его поступке, такое благородство по отношению к врагам. Как жаль, что они с папой не сумели…

– Чш-ш-ш, – прервала его Тэра. – Не так громко, Хадо-тика! Хочешь, чтобы все вокруг узнали, кто мы такие?

Фиро мог подначивать брата, но старшую сестру слушался, а потому понизил голос:

– Извини. Просто Гегемон выглядит таким храбрецом. И Мокри тоже. Нужно будет рассказать Ада-тике про этого героя с ее родного острова. Почему мастер Рути ничего не говорил нам про Мокри?

– Это все просто легенда, – заявила Тэра. – Сражаться без остановки девять дней и девять ночей – неужели ты можешь поверить, что такое и вправду было? Ну сам подумай: сказителя ведь там не было, откуда ему знать, о чем говорили Гегемон и Мокри? – Затем, заметив разочарование на лице брата, девочка смягчилась. – Если хочешь услышать подлинные истории про героев, я в свое время расскажу тебе, как тетушка Сото не позволила Гегемону причинить вред маме и нам. Мне тогда было всего три года, но я помню все так, словно это случилось вчера.

Глаза у Фиро загорелись, он готов был уже засыпать сестру вопросами, но ему помешали.

– Хватит! Я уже сыт по горло этой дурацкой историей, мошенник бессовестный! – вдруг раздался грубый возглас.

Сказитель умолк на половине фразы, ошеломленный таким вмешательством в свое представление. Посетители харчевни стали искать взглядом говорившего. У жаровни стоял мужчина – высокий, с мощным торсом и мускулатурой грузчика. Без преувеличения, он был самым крупным и сильным из всех посетителей заведения. Неровный шрам, начинавшийся у левой брови и заканчивавшийся на правой щеке, придавал лицу незнакомца свирепое выражение, которое только усиливалось благодаря ожерелью из волчьих зубов, что колыхалось поверх густой поросли волос на груди, выглядывающих из-под расстегнутого воротника, словно тот был оторочен мехом. Да и собственные желтые зубы мужчины, ощеренные в ухмылке, наводили на мысль о хищном оскале волка.

– Как смеешь ты кропать такие историйки про этого мерзавца Мату Цзинду? Он же старался помешать справедливому восхождению на трон императора Рагина, результатом чего стало множество ненужных жертв и страданий. Воспевая презренного тирана Цзинду, ты принижаешь победу нашего мудрого императора и бросаешь тень на величие Трона Одуванчика. Твои слова равносильны государственной измене.

– Да неужели?! Значит, рассказать пару легенд – это измена? – Сказитель разгневался, однако заявление незнакомца выглядело столь абсурдным, что его начал пробирать смех. – А следом ты заявишь, что все актеры народной оперы – мятежники, потому что изображают восхождение и падение древних династий Тиро? Или что мудрый император Рагин должен запретить пьесы театра теней про императора Мапидэрэ? Ну и дубина же ты!

Владельцы «Трехногого кувшина», дородный мужчина низкого роста и его такая же полная жена, вклинились между двумя спорящими в надежде примирить их.

– Господа! Не забывайте, что это скромный приют для развлечений и отдыха! Никакой политики, пожалуйста! Мы все пришли сюда после трудового дня, чтобы пропустить по стаканчику и немного повеселиться.

Хозяин заведения повернулся к незнакомцу со шрамом на лице и низко поклонился ему.

– Господин, вы, как вижу, человек сильных страстей и строгой морали. Позвольте заверить вас: я хорошо знаю присутствующего здесь Тино. Не сомневаюсь, что у него и в мыслях не было оскорбить императора Рагина. Более того, прежде чем стать сказителем, он сражался на его стороне в войне между Хризантемой и Одуванчиком в Хаане, в ту пору, когда император был еще королем Дасу.

Жена трактирщика заискивающе улыбнулась.

– Позвольте презентовать вам за счет заведения флягу сливового вина? Если вы с Тино выпьете вместе, то, я уверена, позабудете об этом маленьком недоразумении.

– С чего это ты решила, что я стану пить с ним? – спросил Тино, презрительно взметнув рукава в сторону Шрамолицего.

Остальные посетители таверны загудели, поддерживая сказителя:

– Сядь, безмозглый осел!

– Коли тебе не нравятся легенды, ступай прочь отсюда! Никто не заставляет тебя сидеть и слушать!

– Да я сам тебя вышвырну, если ты не заткнешься!

Шрамолицый улыбнулся, сунул руку за отворот куртки, под пляшущее ожерелье из волчьих зубов, и извлек оттуда металлическую табличку. Он помахал ею, показывая посетителям, а потом сунул под нос хозяйке заведения.

– Узнаешь это?

Женщина скосила глаза, чтобы рассмотреть получше. Табличка была размером с две ладони, и на ней были выгравированы две большие логограммы. Одна логограмма читалась как «видеть» – стилизованный глаз с исходящим из него лучом. А другая означала «далеко» и состояла из числа «тысяча», дополненного изображением извилистой тропы вокруг него.

– Так вы из… – пролепетала пораженная кабатчица. – Вы от… э-э-э…

Человек со шрамом убрал табличку. Холодная, злая ухмылка на его лице стала шире, когда он обвел глазами помещение, проверяя, осмелится ли кто выдержать этот его взгляд.

– Все правильно, – подтвердил он. – Я служу герцогу Рину Коде, имперскому секретарю предусмотрительности.

Гомон среди посетителей моментально стих, и даже Тино утратил независимый вид. Шрамолицый походил скорее на разбойника с большой дороги, чем на правительственного чиновника, но всем было прекрасно известно, что герцог Кода, глава шпионской сети императора Рагина, привлекает к сотрудничеству представителей самых криминальных слоев общества Дара. Так что он вполне мог воспользоваться услугами этого типа. Хотя никому в таверне не приходилось слышать, чтобы какого-нибудь сказителя привлекли к ответу за приукрашенные легенды о Гегемоне, в обязанности Коды входил поиск предателей и недовольных среди бывшей знати, плетущей заговоры против государя. Никто не хотел рисковать, бросая вызов соглядатаям герцога.

– Постойте… – заикнулся было Фиро, но Тэра схватила брата за руку, стиснула ее под столом и медленно покачала головой.

Видя, как разом присмирели все присутствующие, Шрамолицый удовлетворенно кивнул, потом отодвинул в сторону владельцев заведения и направился к Тино.

– Изворотливые, неблагонадежные шуты вроде тебя – опаснее всех, – сказал он. – То, что ты некогда сражался за императора, еще не дает тебе права говорить что вздумается. По-хорошему, надо бы отвести тебя куда следует для дальнейшего допроса… – Тино в ужасе попятился. – Но я сегодня добрый. Если заплатишь штраф в двадцать пять серебряных монет и извинишься за свое поведение, то, может, я и ограничусь всего лишь предупреждением.

Сказитель заглянул в чашу для подношений на столе и повернулся к Шрамолицему. Потом принялся часто кланяться, словно цыпленок, клюющий зерна с земли.

– Господин «предусмотрительный», пожалуйста, войдите в мое положение! Это ведь сумма двухнедельного заработка даже при самом удачном раскладе. У меня дома престарелая матушка, которая больна и…