Двадцать тысяч лье под водой

– Например, тем… – замялся Нед.

– Ну же, смелее!

– …что все это выдумки! – выпалил канадец, невольно повторяя знаменитый ответ Араго.

Подобный ответ лишь доказывал упрямство гарпунщика. В тот день я не стал на него наседать. Реальность происшествия с «Шотландией» не подлежала сомнению. Пришлось даже заделывать образовавшуюся в корпусе дыру – невозможно придумать более наглядное подтверждение ее существования. Но дыра эта возникла не сама по себе; подводные скалы или подводные машины тоже были явно ни при чем, а значит, ее могли проделать только клыки или бивни какого-то животного.

Причем, учитывая все вышесказанное и следуя логике моих умозаключений, можно было предположить, что это животное принадлежит к подтипу позвоночных, классу млекопитающих, группе рыбовидных и, наконец, отряду китообразных. Что касается семейства, к которому его следовало отнести (к китам, кашалотам или дельфинам), а также рода и вида – все это предстояло в итоге выяснить. Чтобы решить подобную задачу, нужно было произвести вскрытие, чтобы произвести вскрытие – изловить таинственного зверя, чтобы его изловить, нужно было его загарпунить, что являлось обязанностью Неда Ленда, чтобы его загарпунить, нужно было его увидеть, что являлось обязанностью экипажа, а чтобы его увидеть, нужно было его встретить, что зависело исключительно от воли случая.

Глава пятая

Наугад!

Поначалу наше плавание на «Аврааме Линкольне» проходило без каких-либо происшествий. Хотя однажды Неду Ленду выпал случай проявить свою удивительную сноровку и тем самым вызвать всеобщее доверие.

Тридцатого июня, на широте Фолклендских островов, фрегат снесся с идущими навстречу американскими китобоями. Как выяснилось, те ничего не слышали о нарвале. Когда один из них, капитан судна «Монро», узнал, что на борту «Авраама Линкольна» находится Нед Ленд, то попросил его помочь им изловить замеченного поблизости кита. Капитан Фаррагут, желая увидеть Неда Ленда в деле, разрешил гарпунеру подняться на борт «Монро». По счастливой случайности, нашему канадцу повезло загарпунить не одного, а двух китов! Одного он уложил сразу, ловким ударом пронзив его в самое сердце, а другого – после нескольких минут погони!

Право же, доведись чудовищу иметь дело с гарпуном Неда Ленда, я не поставил бы на чудовище!

Двигаясь с невероятной скоростью, фрегат продолжил следовать вдоль юго-восточного побережья Южной Америки. Третьего июля мы оказались неподалеку от Магелланова пролива на долготе Кабо Вирхенес[31]. Однако капитан Фаррагут не пожелал идти этим извилистым путем и взял курс на мыс Горн[32].

Все члены команды единодушно одобрили его решение. И в самом деле, какова была вероятность встретить нарвала в этом узком проходе? Большинство матросов утверждали, что чудовище «слишком огромное, чтобы там протиснуться!».

Около трех часов пополудни 6 июля «Авраам Линкольн», держась на расстоянии пятнадцати миль, обогнул с юга тот уединенный островок, ту затерянную на краю американского континента скалу, которую голландские моряки назвали в честь своего родного города мысом Горн. Мы взяли курс на северо-запад, и утром следующего дня гребной винт фрегата уже разбивал волны Тихого океана.

– Гляди в оба! – повторяли друг другу матросы «Авраама Линкольна».

И они действительно смотрели во все глаза, прельщенные наградой в две тысячи долларов. Днем и ночью они наблюдали за поверхностью океана, не давая отдыха ни глазам, ни подзорным трубам. Причем никталопы[33], чья способность отлично видеть в темноте увеличивала шансы на пятьдесят процентов, имели значительное преимущество в этом состязании.

Вовсе не из-за денег, а лишь науки для, я вглядывался в морские просторы, как и все. На скорую руку ел, почти не спал и в любую погоду спешил на палубу. То перегнувшись через леера полубака, то опершись о фальшборт кормы, я жадно впивался глазами в кильватер, который тянулся до самого горизонта, разбавляя морскую синеву белесыми пенными хлопьями. Не раз у меня перехватывало дыхание, как и у всего экипажа, когда над водой вздымалась черная спина кита. В такие мгновения палуба тотчас заполнялась людьми. Толпы матросов и офицеров оккупировали капы[34]. Затаив дыхание, напрягая зрение, все наблюдали за морским исполином. Я не был исключением и все глаза проглядел (до мелькания мушек), рискуя повредить сетчатку и вовсе ослепнуть! А неизменно флегматичный Консель спокойно говорил:

То опершись о фальшборт кормы…

– Господин видел бы гораздо лучше, если бы поменьше напрягал глаза!

Увы, волнения были напрасны! «Авраам Линкольн» менял курс, чтобы нагнать замеченное животное, но всякий раз оказывалось, что это обычный кит или кашалот, который вскоре скрывался под водой, провожаемый хором проклятий.

С погодой нам по-прежнему везло. Путешествие проходило в наиболее благоприятных условиях. Хотя был не лучший сезон для плавания в южных морях, ведь июль в этих широтах соответствует европейскому январю; океан оставался спокойным, позволяя нам без труда обозревать его бескрайние просторы.

Нед Ленд пребывал в настроении упорного недоверия; вне вахты он предпочитал вовсе не смотреть на волны – если, конечно, на горизонте не появлялся кит. А ведь его орлиное зрение могло бы сослужить хорошую службу! Однако восемь часов из двенадцати упрямый канадец проводил у себя в каюте, отдаваясь чтению или сну. Сотни раз я корил его за равнодушие.

– Бросьте, господин Аронакс! – отвечал он. – Там все равно ничего нет. А даже если бы неведомое чудище существовало, каковы шансы его заметить? Ведь мы идем наугад! Допустим, этого неуловимого зверя и впрямь видели где-то на просторах Тихого океана. Но со времени последней встречи прошло уже два месяца! А ваш нарвал, судя по его нраву, не любит подолгу торчать на одном месте. Как известно, он одарен чудесной быстротой движений. Вы лучше меня знаете, господин профессор, что природа на редкость разумна. Она не стала бы наделять подобным талантом медлительное по натуре животное. Стало быть, если такое животное и существует, оно уже далеко!

Что тут скажешь? Мы и правда шли наугад. Ничего другого нам не оставалось. Шансы встретить нарвала таяли с каждым днем. Но пока все верили в удачу, и ни один моряк на борту не поставил бы против нарвала и его скорого появления.

Двадцатого июля мы пересекли тропик Козерога на 105° восточной долготы, а двадцать седьмого числа того же месяца перевалили экватор, двигаясь вверх по сто десятому меридиану. После чего фрегат решительно взял курс на запад, к центральным морям Тихого океана. Капитан Фаррагут резонно полагал, что лучше вести поиски в глубинных водах и держаться подальше от материков или островов, которых таинственное животное всегда избегало. По-видимому, в прибрежных водах для него было «слишком тесно», как говорил боцман. Таким образом, фрегат миновал острова Туамоту, Маркизские, Сандвичевы, пересек тропик Рака на 132° восточной долготы и направился в сторону Южно-Китайского моря.

Дни чудовища были сочтены – начался последний акт спектакля с его участием! Жизнь на борту замерла. Лишь сердца бешено колотились, готовя почву для будущей аневризмы. Команда пребывала в состоянии нервного перевозбуждения, которое трудно описать словами. Люди потеряли аппетит и сон. По двадцать раз на дню из-за ошибки восприятия или обмана зрения какого-нибудь сидящего на реях матроса все испытывали невыносимые страдания; столь сильные эмоции, к тому же испытанные двадцать раз, держали нас в ужасном напряжении, которое не могло не вызвать скорую реакцию.

И реакция не заставила себя ждать. На протяжении трех месяцев – трех месяцев, когда каждый день казался веком! – «Авраам Линкольн» бороздил все северные моря Тихого океана, преследуя замеченных китов, резко меняя направление, внезапно разворачиваясь, набирая или сбавляя скорость, всякий раз рискуя вывести из строя двигатель. Мы исследовали каждый уголок от Японских островов до побережья Америки. И не обнаружили ничего – ничего, кроме пустынных морских просторов! Ничего похожего на гигантского нарвала или подводный островок, или обломок кораблекрушения, или плавучий риф, или хоть что-нибудь сверхъестественное!

Реакция наступила. Поначалу всех охватило разочарование, открывшее дорогу неверию. На борту поселилось новое чувство, состоящее на три десятых из стыда и на семь десятых – из гнева. Моряки обзывали себя «дураками», погнавшимися за химерами, но, по большей части, злились. Целые горы нагроможденных за прошедший год доводов рухнули в одночасье, и теперь каждый старался наверстать часы сна и отдыха, так глупо принесенные в жертву.

Человеческий разум от природы наделен подвижностью, а потому нам свойственно бросаться из одной крайности в другую. Самые горячие сторонники экспедиции неизбежно превратились в ее самых ярых хулителей. Зародившись в трюмах, волна реакции поднялась до котельной, затем до кают-компании, после чего, без особых возражений со стороны капитана Фаррагута, фрегат решительно взял курс на юг.

В любом случае, продолжать эти бесплодные поиски не имело смысла. «Авраам Линкольн» действовал безупречно, сделав все, чтобы предприятие увенчалось успехом. Ни одна команда в истории американского судоходства не проявляла такой выдержки и усердия. Моряки были невиновны в провале экспедиции. Ничего не оставалось, кроме как вернуться на родину.

О настроениях в команде сообщили капитану, но тот стоял на своем. Матросы не скрывали недовольства, и работали спустя рукава. Я бы не стал утверждать, что на борту поднялся бунт, но все же после непродолжительного сопротивления, капитан Фаррагут, как в свое время Колумб, попросил всех потерпеть еще три дня. Если за это время чудовище так и не покажется, то рулевой три раза повернет штурвал, и «Авраам Линкольн» отправится в европейские моря.

Обещание было дано 2 ноября. Экипаж воспрял духом. Все принялись с новыми силами всматриваться в океанские волны. Каждый хотел бросить на море последний взгляд, который, как правило, и остается в памяти. Подзорные трубы были нарасхват. Гигантскому нарвалу бросили последний вызов, и он просто не мог не подчиниться всеобщему требованию «предстать перед судом».

Так прошло два дня. «Авраам Линкольн» шел на малом ходу. Были использованы все возможные средства, чтобы привлечь внимание зверя или вывести его из апатии, если он вдруг появится в этих краях. Огромные куски сала были пущены на наживку – к великой радости акул, скажу я вам. Когда «Авраам Линкольн» ложился в дрейф, на воду спускались шлюпки, обследуя каждый дюйм морской поверхности вокруг фрегата. Однако к вечеру 4 ноября эта подводная тайна все еще оставалась неразгаданной.

В полдень 5 ноября истекал назначенный срок. После чего капитан Фаррагут, верный своему слову, должен был взять курс на юго-восток и окончательно покинуть северные моря Тихого океана.

Фрегат находился теперь на 31°15’ северной широты и 136°42’ восточной долготы. Японские острова лежали менее чем в двух сотнях миль под ветром. Приближалась ночь. Склянки только что пробили восемь часов. Тонкий серп молодой луны едва проглядывал из-под плотной вуали облаков. Волны мирно колыхались под форштевнем.

В тот момент я стоял на баке, опершись о штирборт. Консель находился рядом, молча глядя перед собой. Матросы, взобравшись на ванты, осматривали горизонт, который постепенно сужался и темнел. Офицеры, вооружившись ночными биноклями, напряженно вглядывались в густеющие сумерки. Порой сквозь облака пробивался лунный луч, озаряя океанские воды. Затем все вновь погружалось во мрак.

Наблюдая за Конселем, я отметил, что славный малый слегка поддался общему настроению. По крайней мере мне так показалось. Возможно, впервые в жизни его нервы напряглись под воздействием любопытства.

– Ну что ж, Консель, – сказал я ему, – это наш последний шанс заполучить две тысячи долларов!

– С позволения господина профессора, замечу, что никогда не рассчитывал на эту награду, – ответил Консель. – К тому же, предложи американские власти хоть сто тысяч, они не потеряли бы ни цента!

– Ты прав, Консель. Напрасно мы так легкомысленно ввязались в эту глупую авантюру. Столько времени потрачено впустую, столько бессмысленных переживаний! Уже полгода, как мы должны были вернуться во Францию…

– В уютную квартирку господина профессора, – подхватил Консель, – в Парижский музей! Я бы уже закончил классифицировать найденные господином профессором окаменелости! А нашей бабируссе выделили бы клетку в зверинце Ботанического сада, и толпы любопытных со всего Парижа приходили бы на нее посмотреть!

Шлюпки обследовали каждый дюйм морской поверхности вокруг фрегата.

– Верно, Консель. Но это еще не все. Представляю, как над нами будут смеяться!

– Действительно, – невозмутимо сказал Консель, – Я полагаю, смеяться будут над господином профессором. И еще… впрочем, стоит ли об этом говорить?

– Говори, Консель.

– В общем, господин профессор сам виноват!

– Твоя правда!

– Когда имеешь честь быть таким видным ученым, как господин, не стоит подвергаться…

Консель так и не закончил свою любезную фразу. Глубокую тишину нарушил громкий возглас. Это был голос Неда Ленда. Гарпунщик кричал:

– Ого! Вон наша зверюга, под ветром! Прямо напротив!

Глава шестая

На всех парах

Услышав крик, весь экипаж бросился к гарпунщику: капитан, офицеры, матросы, юнги. Даже механики покинули свои посты в машинном отделении, а кочегары оставили без присмотра свои топки. Капитан приказал остановить судно, и фрегат теперь шел по инерции.

Я недоумевал, как канадцу, при всей его зоркости, удалось хоть что-то разглядеть в этой кромешной тьме. Мое сердце готово было выскочить из груди.

Однако Нед Ленд оказался прав, и вскоре мы все увидели, на что он указывал.

В двух кабельтовых от «Авраама Линкольна», по правому борту, море как будто светилось изнутри. Но не как при обычном явлении фосфоресценции. Яркий, таинственный свет исходил от неведомого чудовища, находившегося на глубине нескольких туазов[35], – многие капитаны упоминали о подобном свечении в своих отчетах. По-видимому, светящиеся органы животного обладали необычайной мощностью, если могли издавать такое чудное сияние! На поверхности моря образовалось гигантское световое пятно в форме вытянутого овала, в центре которого свет был особенно ярким, постепенно ослабевая по мере приближения к краям.

– Это всего лишь скопление фосфоресцирующих организмов! – воскликнул один из офицеров.

– Ошибаетесь, сударь! – решительно возразил я. – Ни фолады[36], ни сальпы[37] не способны производить столь яркое свечение. Этот свет – явно электрической природы… К тому же – смотрите, смотрите! Свет перемещается! Он движется то вперед, то назад! Теперь он идет прямо на нас!

На фрегате поднялся гвалт.

– Тихо! – крикнул Фаррагут. – Руль на ветер! Задний ход!

Матросы бросились к штурвалу, механики – в машинное отделение. Пар мгновенно заработал, и «Авраам Линкольн», накренившись на левый борт, описал полукруг.

– Право руля! Ход вперед! – скомандовал капитан.

Приказания были в точности исполнены, и фрегат стал быстро удаляться от светящегося пятна.

Как же я обманулся! Он лишь попытался уйти, а сверхъестественное животное, двигаясь в два раза быстрее, ринулось следом.

У нас дух занялся и, скорее, от изумления, чем от страха, мы оцепенели. Животное нагоняло нас играючи. Обойдя вокруг фрегата, который мчался со скоростью в четырнадцать узлов, чудовище обдало нас волной электрических лучей, словно светящейся пылью. Затем отступило на пару миль к темнеющему вдали горизонту, оставляя после себя фосфоресцирующий след, похожий на клубы пара, выбрасываемые локомотивом курьерского поезда. А потом, разогнавшись, с пугающей быстротой устремилось к «Аврааму Линкольну», резко остановилось в двадцати футах от борта и погасло. Но не потому, что ушло под воду, иначе яркость света уменьшалась бы постепенно, а совершенно внезапно, словно источник этого сияющего потока вдруг иссяк! После чего зверь появился вновь уже с другой стороны, не то обойдя судно, не то проскользнув под корпусом. В любой момент могло произойти роковое для нас столкновение.

К моему удивлению, фрегат вел себя довольно странно. Вместо того, чтобы нападать, он спасался бегством! Тот, кому надлежало преследовать, уходил от преследования! Я не преминул поделиться своим наблюдением с капитаном Фаррагутом. Его лицо, обычно такое невозмутимое, выражало крайнее изумление.

– Господин Аронакс, – ответил он, – я не знаю, с каким существом имею дело, и не хочу подвергать свой фрегат неоправданному риску в ночной тьме. Да и как бросаться в бой с неведомым? Как от него защищаться? Дождемся рассвета, и тогда роли поменяются.

– Так значит, капитан, у вас не осталось сомнений насчет природы этого животного?

– Никаких. Вероятнее всего, мы имеем дело с гигантским нарвалом, притом электрическим!

– И он не менее опасен, – добавил я, – чем гимнот[38] или электрический скат.

Чудовище находилось на глубине нескольких туазов.

– Согласен, – сказал капитан. – И если он к тому же наделен разящей силой, это, несомненно, самое ужасное животное, созданное Творцом. Поэтому я соблюдаю все меры предосторожности.

Экипаж провел всю ночь на ногах. Никто не сомкнул глаз. «Авраам Линкольн», не имея возможности обогнать соперника, сбавил скорость и шел под малыми парами. Нарвал, в свою очередь, последовал его примеру и спокойно покачивался на волнах, словно не желая покидать театр военных действий.

И все же около полуночи он вдруг исчез – или, точнее говоря, «погас», как огромный светлячок. Неужели сбежал? Это, скорее, пугало, чем внушало надежду. Однако за семь минут до часа ночи послышался оглушительный свист, похожий на шум водяной струи, бьющей с невероятной силой.

Капитан Фаррагут, Нед Ленд и я стояли на полуюте, жадно всматриваясь в ночную мглу.

– Скажите, Нед Ленд, – спросил капитан, – часто ли вам доводилось слышать рев кита?

– Частенько, господин капитан! Но я ни разу не встречал кита, один лишь вид которого принес бы мне две тысячи долларов.

– В самом деле, вы заслужили награду. Скажите-ка, не такой ли звук слышится, когда киты выбрасывают воду из носовых отверстий?

– В точности такой, сударь! Только этот куда громче. Ошибки быть не может. Я уверен, что поблизости притаилось китообразное. С вашего позволения, – добавил гарпунщик, – завтра на рассвете я скажу ему пару ласковых!

– Если он будет в настроении вас слушать, мистер Ленд, – с сомнением заметил я.

– Дайте только подойти к нему на расстояние четырех гарпунов, и тогда он точно меня выслушает! – парировал канадец.

– В таком случае вам понадобится китобойная шлюпка с командой? – уточнил капитан.

– Само собой, господин капитан.

– Но ведь тогда я поставлю на карту жизни своих людей!

– Как и мою, – простодушно заметил гарпунщик.

Около двух часов ночи световое пятно, все такое же яркое, вновь появилось в пяти милях с наветренной стороны от «Авраама Линкольна». Несмотря на расстояние, несмотря на шум ветра и волн, отчетливо слышались удары могучего хвоста животного и его тяжелое дыхание. Казалось, что воздух, подобно пару в огромных цилиндрах машины в две тысячи лошадей, с хрипом врывался в легкие гигантского нарвала, когда тот всплывал на поверхность океана, чтобы перевести дыхание.

«Ну и кит! – подумал я. – Хорош же он, раз способен помериться силами с целым кавалерийским полком!»

До рассвета мы оставались настороже, готовясь к бою. Вдоль бортов были разложены орудия лова. Помощник капитана приказал зарядить мушкетоны, запускавшие гарпун на расстояние в милю, и длинноствольные ружья, стрелявшие разрывными пулями, ранения от которых смертельны даже для самых крупных животных. Нед Ленд довольствовался тем, что заточил свой гарпун, представлявший собой грозное оружие в его руках.

В шесть часов занялась заря, и с первыми лучами солнца электрическое свечение нарвала угасло. В семь часов стало достаточно светло, однако весь горизонт был окутан густым утренним туманом, непроницаемым для самых мощных подзорных труб. Всех охватило разочарование и бессильная ярость.

Я вскарабкался на бизань-мачту. Несколько офицеров уже сидели на верхушках мачт.

В восемь часов туман тяжело поплыл над волнами, и его плотные клубы начали постепенно рассеиваться. Горизонт сразу расширился и просветлел.

И тут, совсем как накануне, раздался возглас Неда Ленда.

– Вон он! За кормой, с левого борта! – крикнул гарпунщик.

Все взгляды вмиг обратились в ту сторону.

Там, в полутора милях от фрегата, примерно на метр возвышаясь над волнами, виднелось длинное темное тело. Бешеные колебания его хвоста производили мощную кильватерную струю. Еще ни один хвостовой плавник не рассекал волны с такой силой! За животным тянулся широченный, ослепительно-белый след, описывая длинную дугу.

Фрегат приблизился к китообразному. Я с любопытством разглядывал неведомого зверя. Судовые отчеты «Шеннона» и «Гельвеции» несколько преувеличили его размеры: по-моему, длина животного не превышала двухсот пятидесяти футов. Его толщину я мог определить лишь приблизительно; в целом, это существо показалось мне восхитительно пропорциональным во всех трех измерениях.

Пока я разглядывал удивительное китообразное, из его носовых отверстий вырвались две струи воды и пара, которые поднялись на высоту сорока метров, что дало мне некоторое представление о его способе дыхания. Я с уверенностью заключил, что это животное принадлежит к подтипу позвоночных, классу млекопитающих, подклассу монодельфиновых, группе рыбовидных, отряду китообразных, семейству… Этого я пока не решил. Отряд китообразных включает в себя три семейства: китов, кашалотов и дельфинов. К последним и относятся нарвалы. Каждое из этих семейств подразделяется на множество родов, каждый род – не виды, каждый вид – на разновидности. Мне не хватало данных, чтобы определить разновидность, вид, род и семейство, но я не сомневался, что сумею это сделать с помощью небес и капитана Фаррагута.

Моряки с нетерпением ожидали приказов начальника. Внимательно понаблюдав за животным, тот приказал позвать старшего механика. Тот сразу же явился.

– Достаточно ли у нас давления? – спросил Фаррагут.

– Так точно! – ответил механик.

– Хорошо. Тогда поддайте огня, и полный вперед!

Приказ был встречен троекратным «Ура!». Час битвы пробил. Несколько минут спустя обе трубы фрегата извергали столбы черного дыма, а палуба дрожала от гула паровых котлов.

Подгоняемый своим мощным винтом, «Авраам Линкольн» двинулся прямо на зверя. Тот спокойно подпустил фрегат на полкабельтовых; затем, не посчитав нужным погружаться, слегка ускорил ход, сохраняя дистанцию.

Погоня продолжалась почти три с четвертью часа, однако фрегату не удалось приблизиться к китообразному и на два туаза. Было очевидно, что, двигаясь с такой скоростью, мы никогда его не догоним.

Капитан Фаррагут в бессильной ярости теребил густую бороду.

– Нед Ленд! – вскричал он.

Канадец немедленно подошел.

– Как по-вашему, мистер Ленд, – обратился к нему капитан, – не пора ли спустить шлюпки?

– Нет, сударь, – ответил Нед Ленд. – Эта зверюга все равно не даст себя схватить, пока сама того не пожелает.

– Что же делать?

– Поддать пару, если возможно. Ну а я – разумеется, с вашего позволения, – заберусь на бушприт[39] и, если мы подойдем на расстояние броска, попытаюсь загарпунить этого гиганта.

– Действуйте, Нед, – кивнул капитан Фаррагут и тут же распорядился: – Механик! Увеличьте давление!

Нед Ленд занял свою позицию. Температура в котлах поднялась; винт теперь выдавал сорок три оборота в минуту, пар вырывался из клапанов. Бросив лаг, мы удостоверились, что «Авраам Линкольн» делает восемнадцать с половиной миль в час.

Но проклятое животное тоже мчалось со скоростью восемнадцати с половиной миль в час!

По прошествии еще одного часа, двигаясь с той же скоростью, фрегат не приблизился ни на туаз! Это было крайне унизительно для одного из самых быстроходных кораблей американского флота. Команду охватила глухая ярость. Матросы осыпали зверя оскорблениями, на которые тот не трудился отвечать. Капитан уже не теребил, а кусал свою бороду.

Снова послали за механиком.

– Давление пара на пределе? – спросил его Фаррагут.

– Так точно, господин капитан, – отвечал механик.

– А как насчет давления клапанов?..

– Шесть с половиной атмосфер.

– Увеличьте до десяти.

Вот вам пример уникального американского подхода! На Миссисипи нет иного способа обойти «конкурентов»!