Человек из Назарета

– Тебе же меч пройдет через самое сердце.

Мария в ужасе задрожала. Второй вошедший достал из-под накидки небольшие свертки:

– Примите наши дары! Их нельзя разглядеть в темноте вашего жилища, но у вас будет время разглядеть их во время странствий.

– Странствий? – воскликнул Иосиф. – Каких странствий?

– Здесь золото, – продолжал ночной гость, – подарок, достойный царственной особы; здесь и ладан как атрибут божества, а также мирра, горчайшая из трав, – она горечью насытит чашу, которую он призван будет испить.

– Так что за странствия?

– Именно! Странствия! – повторил темнокожий незнакомец. – Мы не только принесли вам наши дары. Мы должны вас предостеречь. Вам надлежит немедленно покинуть Вифлеем. Уезжайте из Палестины. Как можно быстрее покиньте царство Ирода. Царь знает о рождении нового правителя, нового пастыря народа Израилева, и не успокоится, пока не убьет его…

– Неужели все свершится так быстро? – простонала Мария. – Чаша! Горечь страданий!

– Египет. Отправляйтесь в Египет, в Газу, что на юго-западе, держитесь побережья. Вам нужны деньги?

– Деньги нам всегда нужны, – вздохнул Иосиф. – Но вы сказали, что здесь есть золото.

– Дождитесь, пока на улицах станет тихо, и уезжайте. Это не навсегда. Дни Ирода сочтены.

Глаза Иосифа и Марии широко раскрылись в свете скудной лампады, когда они увидели, как три царственные фигуры склонились перед их спящим младенцем в благоговейном поклоне, после чего встали и вышли, забрав с собой фонарь. Снаружи ни один из царей-волхвов не унизил себя до разговора с офицерами, которых послал сопровождать их царь Ирод. И только один из слуг Мельхиора, обратившись к офицеру-сирийцу, сказал:

– Не тот. Да и мог ли он здесь оказаться, в вонючем стойле, полном воловьего дерьма? Мой господин приказывает нам продолжать поиски, хотя боится, что мы так ничего и не найдем. Мир долго ждал мессию, но, вероятно, придется подождать еще. Передайте царю Ироду, что их величества возвращаются в свои владения.

Офицер пожал плечами и, устало махнув рукой, направил своих людей по темной дороге прочь, к Иерусалиму. Когда же улица совсем затихла, Святое Семейство выскользнуло из стойла и направилось в противоположную сторону. Мария со спящим младенцем на руках сидела на ослице, Иосиф, держа в руках поводья, опасливо озирался по сторонам. Неожиданно ребенок проснулся и горько заплакал, и Мария принялась успокаивать его. Звезда все еще сияла над самой трубой постоялого двора. Оставив ее за спиной, странники вышли на дорогу, ведущую к Хеврону, откуда, уже утром, свернули на запад, в сторону Газы.

Тем временем во дворце Ирода офицер-сириец давал царю отчет о своей безуспешной попытке найти младенца. Царь, взбешенный, ходил взад и вперед по зале; он выпил гораздо больше обычного, но все равно был трезв как стеклышко. Размахнувшись, он с силой ударил серебряным кубком по голове офицера, попав в самое темя. Кровь хлынула несчастному на лицо. Не шевелясь, он глядел на царя, и только дрожь выдавала ужас, им овладевший.

– Обманули! Как последнего дурака! Идиот. Ты недостоин носить звание… – И Ирод, уцепившись пальцами за офицерские знаки отличия, с силой рванул. – Обвели вокруг пальца! А теперь они уже за границей, за пределами моей власти. Но ребенок! Ребенок по-прежнему здесь, я уверен!

– Какой ребенок, ваше величество? – спросил офицер. – Мы видели всех новорожденных.

– Всех? А теперь пойдите и убейте их. Мальчиков. Всех до одного! Нет, и девочек тоже. Слишком долго придется разбираться, где кто. Чтобы было наверняка. Убейте всех, в возрасте до года. Нет! До двух лет! Эти чертовы шарлатаны могли и ошибиться в расчетах. Пусть лучше пострадает сотня невинных, чем один виновный уйдет от расплаты!

– Виновный, ваше величество? – переспросил офицер. – Ребенок – и уже виновный?

– Именно! Он повинен в том, что его предназначение – занять трон этой страны! Узурпация престола – вот в чем его преступление. Бери всех своих людей. Пусть возьмут мечи. Мечи должны быть острыми. И – в Вифлеем! Бейте, колите, режьте!

Ирод был безумен. Но и приказы безумного царя надлежит исполнять. Некоторые из солдат отказались убивать младенцев, и их тут же пронзили мечами.

– Спокойнее, приятель, – сказал сержант солдату, который, убив своего товарища, согнулся в три погибели – его рвало. – Ничего страшного. Это всего лишь маленькие куски бессмысленного мяса. Хлопни красненького – и вперед!

И свершилось все, реченное через пророка Иеремию. И слышался глас в Раме, плач и рыдание, и вопль великий. И Рахиль плакала о детях своих и не хотела утешиться, ибо не было их в живых. И долго ходили легенды о маленьких разрубленных костях, которые взмыли в воздух и принялись чуть слышно стучать в райские ворота, но их не услышали; и сказывали эти легенды те, кто помнил крики жалобные и звон мечей. Такова была первая плата, что заплатил Израиль за право иметь нового пастыря для людей своих.

Книга II

Глава 1

Прошел год или чуть более того. Однажды днем Иосиф мастерил какое-то особенно сложное соединение панелей, забивая шип в паз с помощью легкого молотка. Нанявший его человек, хмыкая одновременно и раздраженно, и одобрительно, сказал:

– Сколько раз мне говорить тебе, что это – не по-египетски? Сделано прекрасно, спору нет, но заказчик за это не скажет тебе спасибо. Парочка длинных гвоздей не помешала бы.

– Так мы это делаем в Галилее.

– Так ты это делал в Галилее. Все, забудь Галилею. С Галилеей покончено.

– Не буду же я переучиваться, верно? – нахмурился Иосиф.

– По правде говоря, – сказал его собеседник, – именно так это делал мой дед, живший в Дамаске. – Подумав мгновение, он продолжал: – Иммигранты. Весь Египет – сплошные иммигранты. Египтяне так ничего и не научились делать сами. Сначала это были иммигранты-рабы, потом – свободные люди, но тоже иммигранты. И во что превратился Египет? В кусок грязи, посреди которого торчат памятники рабам, и в пустыню, заваленную древним мусором. Римляне, греки, сирийцы. А теперь еще и израильтяне.

– Ко мне это не относится. Как только в Палестине поменяется власть, я вернусь домой, в Галилею.

– Поменяется власть? Никогда там власть не поменяется. Там же римляне, приятель. Куда бы ты ни поехал – они там тут как тут. – Он подумал и сказал: – У меня есть для тебя предложение.

– Никаких предложений, – покачал головой Иосиф.

– Хочешь стать моим компаньоном, а?

– У меня нет денег, чтобы вложиться в общее дело.

– У тебя есть твои руки, а это – не меньшая ценность, чем деньги.

– Я скоро уеду.

– Никуда ты не уедешь. Я же вижу – это место тебе нравится все больше и больше. Особенно по вечерам.

С момента приезда в Египет Святое Семейство сменило уже четыре места, и это стало пятым. По натуре своей Иосиф был человеком, стремящимся к оседлой жизни. Что ему требовалось? Работа да более-менее спокойное существование. Но ему дали понять, что у царя Ирода длинные руки. Иначе зачем бы здесь, на постоялых дворах, время от времени появлялись римляне с какими-то непонятными разговорами и странными вопросами: а есть ли здесь приезжие из Палестины? И Иосиф понимал – нельзя успокаиваться, как бы ни хотелось ему покоя. Ведь царь Ирод никак не желал умирать; он бесновался, тиранил свое окружение, был страшно болен, но – продолжал жить, как говорили, назло своим сыновьям. Поэтому Иосиф, Мария и их ребенок оставались в Египте, меняя города и деревни и двигаясь все дальше от границ Палестины в сторону Большого Горького озера.

– Нет! Я уезжаю, – упрямо повторил Иосиф.

– Останешься и будешь моим компаньоном, если поймешь, насколько для тебя это выгодно. Город же растет, а работы будет все больше и больше. И денег.

Вернувшись в дом, где они снимали угол и где в собственности у них не было даже чайника (иметь собственность опасно, ибо она ограничивает твою свободу, в том числе и свободу передвижения), Иосиф сказал жене:

– Он просит остаться. Соглашаться?

– Остаться? – переспросила Мария, подняв взгляд от штопки одежды. – Ты думаешь, я знаю наше будущее? Увы, ничего я не знаю. Знаю только, что оставаться нам нельзя.

А жаль! Местечко выглядело приветливо и уютно. По улице гуляли запахи горячего масла и чеснока, детишки играли возле колодца, невидимый женский голос пел грустную песню о несостоявшейся любви. Воздух был свеж, а ветер – прян. У ног родителей маленький Иисус играл с деревянными чурбачками, которые отец принес из мастерской, и успел построить из них целый город. Рос Иисус крепким малышом и обещал стать высоким и сильным мужчиной. Особых талантов, которые мог бы иметь сын Господа, у него не было. Он не изготавливал птичек из глины и не оживлял их, отправляя в полет. Похоже, Иисус слышал некие голоса, которые, казалось, доносились невесть откуда, но лишь из-за острого слуха, дающего возможность реагировать на звуки задолго до того, как их слышали прочие люди. Видел он и египетских магов, смотрел серьезно на то, что они делают, но не удивлялся. А маги и фокусники путешествовали по городам и весям, устраивая свои представления на открытом воздухе и собирая монеты после того, как представление заканчивалось. Одним из самых популярных фокусов было превращение веревки в змею – фокус, известный еще со времен Моисея. Змею накачивали зельем, вызывавшим глубокий сон и затвердевание всех мышц, держали за голову, и она действительно ничем не отличалась внешне от веревки, после чего ее бросали на землю, где она, выйдя из транса, принималась извиваться, как это и положено змее. Видел он и то, как египетские врачеватели внушением лечили страждущих и слепых, одновременно накладывая на больное место руки или смазывая его собственной слюной. Впрочем, Иисуса все эти чудеса не очень интересовали. Он рано научился говорить, и говорил разумно и серьезно, редко улыбаясь. Иногда он обращал взоры свои на родителей и смотрел так, словно задавал вопрос: а кто вы такие и что здесь делаете? Если он и нес в себе полученное от Бога знание, то ни с кем не делился, а держал при себе.

– Он знает, что мы уезжаем, – сказала Мария.

Знал ли Иисус об этом в действительности или не знал, но этим вечером или, точнее, утром следующего дня ветерок принес с востока новость о смерти Ирода – смерти громогласной, живописной, которую умирающий царь разыграл как театральную постановку. Приведшие к этому обстоятельства состояли в его попытке самоубийства, которой от Ирода не ожидал никто, и прежде всего он сам. Страдая от боли и депрессии, урча на весь зал огромным животом и не чувствуя ног, Ирод лежал на кушетке и вдруг, неожиданно, чему он сам немало удивился, попросил слугу:

– Яблоко принеси! Хочу яблока.

Слуга убежал и через несколько мгновений вернулся с яблоком, очищенным и порезанным на дольки.

– Да нет, идиот! – проскрипел царь, ударив слугу по руке, впрочем, несильно. – Яблоко с красной кожурой и нож, чтобы его почистить.

Слуга вновь убежал и вскоре вернулся с до блеска отполированным яблоком и стальным ножом на серебряной тарелке. Ирод, взяв нож, попробовал большим пальцем острие, после чего, как я уже сказал, к своему собственному удивлению, вонзил нож себе в брюхо. Показалась кровь, еще какая-то маслянистая жидкость, воздух наполнил запах гниющего мяса, словно сдобренного травами. Ирод лежал с закрытыми глазами, тяжело дыша и сатанински улыбаясь.

– Дело сделано, – стонал он.

Но дело было сделано не до конца. Прибежали слуги, министры. Все плакали, женщины в гареме в голос выли. Явились врачи и стали удрученно покачивать головами. Но Ирод все еще оставался жив.

Архелай, наследник престола, в это время сидел в тюрьме. До этого отец его постоянно и по каждому поводу вопил об измене, предательстве, о нитях заговора, которые сын якобы плетет против отца, и однажды, после того как Архелай оскорбил Ирода за обеденным столом, царь, не сумев дотянуться до сына с кулаками, рассвирепел и, громкими криками вызвав стражу, приказал ей посадить наследника за решетку. Архелай же, услышав разносящиеся по дворцу вопли «умер… умер…», спросил начальника охраны, правда ли это. Начальник убежал, после чего, вернувшись, сообщил наследнику, что царь действительно умирает и расстанется с жизнью еще, вероятно, до утра. Архелай потребовал, чтобы начальник охраны выпустил его из-за решетки.

– Но по чьему приказу, господин мой? – поинтересовался смущенный начальник.

– По моему, – ответил Архелай. – Я – наследник престола, и очень скоро ты станешь именовать меня «ваше величество».

Начальник вставил большой ключ в замочную скважину, и через пять минут Архелай уже смело входил в спальню отца, где перевязанный монарх, стеная, лежал с закрытыми глазами в окружении врачей и министров. Неведомый инстинкт заставил царя открыть глаза ровно в тот момент, когда Архелай вошел. Увидев сына, Ирод возопил с прежней энергией:

– Кто тебя выпустил? Кто освободил эту свинью, этого заговорщика? Ну что же, господин, сейчас ты присоединишься к тем, кого я уже отправил на тот свет!

С этими словами Ирод выхватил меч из ножен, висящих на поясе у стоявшего ближе всех министра, с неожиданной резвостью и энергией бросился к сыну, чтобы вонзить в него клинок, но лишь разодрал тому правый рукав. Потом Ирод рухнул на пол, с грохотом потянув за собой утварь, стоявшую на столах, и, покатившись, принялся биться в конвульсиях, вздымая к небесам кулаки. Наконец, дернувшись несколько раз, он затих, исторгнув из мочевого пузыря и кишечника их содержимое. Как чуть позже скажут врачи, умер царь от разрыва сердца.

Итак, Ирод Великий был мертв. Архелай вышел вперед и, хотя на его губах застыла ухмылка, он изо всех сил старался придать себе царственный вид.

– Отныне я ваш монарх, – громко проговорил он, обратившись к присутствующим. – Выполним же свой долг по отношению к усопшему.

И тотчас же десяток рабов унесли тело Ирода, после чего наследник престола повернулся к первому министру:

– А вы объявите народу, что отныне им правит царь Архелай.

– Не имею права, мой господин, – твердо сказал первый министр. – Мы должны посоветоваться с Римом.

– С каким еще Римом? – возмутился Архелай. – Рим не имеет к этому никакого отношения. Немедленно сделайте то, что я приказал.

– Конечно, я объявлю о смерти их величества царя Ирода Великого. Но более чем это я ничего не имею права делать до консультаций с Римом. Я обязан, по распоряжению усопшего монарха, сделанному им при жизни, передать власть в руки регентского совета, члены которого уже назначены, где вы и ваши братья должны исполнять обязанности сопредседателей.

Архелай готовился взреветь от ярости, но то была бессильная ярость.

Действительно, с Римом следовало считаться, но мы должны вернуться в те времена, когда сам божественный Август собственноручно разработал план передачи власти наследникам Ирода, смерти которого ждали со дня на день. Об этом плане Август и сообщил на специальном совещании, которое провел в своих покоях. Советник по делам Леванта, Сатурнин, встал тогда во весь свой могучий рост и проговорил:

– Я совершенно согласен с вашим императорским величеством относительно незначительного стратегического потенциала Палестины, особенно на нынешнем этапе нашей истории, но тем не менее я рекомендовал бы передать всю власть в провинции непосредственно великому Риму.

– Пустая трата ресурсов, Сатурнин, – отрицательно покачал головой Август. – У наших легионов есть более достойные занятия, чем возня с этими склочными евреями. Не станем вмешиваться. Евреи могут ненавидеть семью Ирода, но они принадлежат одной с ними вере и живут на одной земле. Конечно, Иродиады – тираны, но местные все равно предпочтут их тиранию нашему эффективному и справедливому правлению. Мы для них – чужаки, и этим все сказано.

– А кого из Иродиадов имеет в виду ваше божественное величество? – спросил Сатурнин.

– Никто из них не наделен достаточными способностями, чтобы править всей территорией Палестины, – ответил Август. – К тому же, если посадить кого-то одного, он долго не протянет. Братья прикончат. Нет, Сатурнин, у меня идея получше. Валерий! Принеси-ка карту.

Валерий, скорый на действия секретарь императора, моментально принес требуемое. Разложив карту перед Августом на мраморном столе, он закрепил ее углы мраморными пресс-папье.

– Смотрите. Вот что я предлагаю, Сатурнин, – сказал Август, склонившись над картой. – Поделить Палестину на четыре части. Правильный термин – тетрархия, четверовластие. У нас будет четыре тетрарха, и в каждом течет кровь Ирода, которого нам так не хватает.

– Согласен, ваше императорское величество! Именно так – не хватает.

– Он сохранял порядок, он любил римлян, он понимал евреев. Но давайте решать. Филиппу отходят Итурея и Трахонитида. Звучит, кстати, как название болезни. Ирод Антипатр получает Галилею, Лизаний – Авилинею, а Иудея… Иудея отправляется к Архелаю. Знаете Архелая?

– К сожалению, знаю. Вечно ухмыляется. Очень ненадежен. Итак, он получает Иудею.

– Временно, Сатурнин, временно. Вот – главное для них слово.

– Итак, Палестинская тетрархия! Звучит впечатляюще.

Иосиф узнал о смерти Ирода через две недели после кончины царя. Небольшой караван, состоящий из верблюдов и ослов, прибыл в Египет из Иудеи, и Иосиф поспешил на постоялый двор, чтобы поговорить с приезжими. Один из них, как и все путешественники, сильно преувеличивал и украшал свою историю живописными деталями.

– Лопнул как лягушка, которую надули через зад. Пузо взорвалось, и дворец почти смыло тем, что оттуда вылилось. И дворец, и сад пришлось закрыть, пока слуги там все вычищали и окуривали тимьяном, да майораном, да прочими травами. Говорят, вонь идет даже от могилы.

– И кто теперь правит? – спросил Иосиф, который пока боялся дать волю радости, естественной при мысли о возможном окончании добровольной ссылки. Нет, он переживал более сложные чувства: страх расставания с тем, с чем он так хорошо освоился, страх неизвестности, хотя неизвестность эта относилась к тому, что когда-то было ему очень хорошо знакомо, а именно – к родным местам.

– Все царство разрезали на четыре куска, как пирог. Один из братьев сидит в Иерусалиме, другой в Трахонитиде… Звучит как название болезни, верно? Еще один – в Галилее…

– А кто в Галилее?

– Ирод. Ирод Антипатр, что означает, что он – полная противоположность папаше. Тихий и спокойный. Еще ребенок, а потому вокруг него – регенты. Римляне. Так или иначе, он царь Галилеи, Ирод. Знаешь это место?

– Знаю, – кивнул Иосиф.

– Вот куда лучше не соваться, – сказал второй путешественник, – так это в Иерусалим. Там правит совсем сумасшедший. Любитель огня и крови.

Что правда, то правда! Архелай, кроме прочих ошибок, совершил очень большую глупость, заявив, что он более велик, чем Бог, ибо Бог – лишь идея, живущая в голове людей, а он, Архелай, живое существо из плоти и крови. Правление Архелая, как настаивал он сам, не должно основываться на таких обветшавших древностях, как закон Моисея. Что же касается Храма Соломона, который отреставрировал его отец, Ирод Великий, то это вообще, как заявил тетрарх, слишком дорогое удовольствие. За одним актом тирании последовали другие. Вначале пыткам был подвергнут, а потом без суда казнен слепой старик, который, совершенно не нарочно, плюнул на сандалию капитана царской гвардии. Затем Архелай потребовал в наложницы четырнадцатилетнюю девушку-невесту, которую увидел из окна своего паланкина, когда его проносили мимо брачной процессии, направлявшейся в храм. Толпа пыталась забросать солдат Архелая камнями, но те ответили ударами мечей и дротиков, в результате чего погибло немало мужчин, женщин и детей. Убийства и неправый суд стали обычным делом в Иерусалиме в то время, когда Мария, Иосиф и ребенок медленно пересекали пустыню по пути домой.

Однажды вечером, отдыхая под пальмой, Иосиф сказал:

– Странное все-таки существо человек. Мне хочется назад, в Египет. Особенно вечерами, как сейчас. Помнишь, что говорили евреи, когда Моисей вел их к свободе?

– Я не знаю Писания, – покачала головой Мария. – Толком ничего не читала. Да и слушать не любила.

– А они говорили: «Где лук, где чеснок и черемша, которые в Египте у нас были в избытке»? Вот о чем они думали – о луке и чесноке, а не о свободе. И когда я думаю о том, что ждет нас в Назарете, с каждым шагом, который приближает нас к дому, мне становится все беспокойнее. Сплетни. Насмешки. Может быть, страх. Там все давно стало известно.

– Единственное, о чем там стало известно, так это о безумном царе и нашем счастливом спасении. И они еще не готовы…

– Поверить?

– Именно. Они примут нас за простую семью, которая просто сбежала в Египет, а потом вернулась. Семью с ребенком, который ничем не отличается от всех прочих детей.

Но, похоже, этот тихий серьезный ребенок с острым взглядом внимательно прислушивался к тому, что происходило в Иерусалиме, в двухстах милях от Назарета. Там, в столице Иудеи, кавалерия и пехота Двенадцатого римского легиона восстанавливали порядок в провинции, которую раздирали последствия тиранического правления одного из Иродиадов.

В Риме же Сатурнин как можно почтительнее говорил божественному Августу, что всегда считал Архелая человеком капризным и непредсказуемым, неспособным управлять даже четвертой частью провинции. Август соглашался, уверяя собеседника, что у возникшей проблемы есть лишь одно решение.

– Вы полагаете, что Иудея должна перейти под прямое правление Рима, ваше императорское величество?

– Увы, но я принимаю это решение исключительно против собственной воли. Мне претит любое распыление ресурсов, а Двенадцатый легион мы могли бы более успешно использовать в другом месте. Что до правления, то пусть наш наместник присматривает за Иудеей из Кесарии, издалека – так его не станут отвлекать мелочи. Время от времени нужно будет, естественно, показать нашу силу и в Иерусалиме. Как мы делаем сейчас. А этот Архелай – глупец. В семье, как говорят, не без урода! Я всегда так говорил, и никто не сможет этого отрицать.

– Совершенно верно, ваше императорское величество! – проговорил Сатурнин тактично. – Вы знаете евреев, как никто другой.

– Но я знаю, что и ты знаешь их, и не хуже меня. Будет ли с их стороны сопротивление, станут ли они бунтовать? Ожидать ли нам всплеска того, что я бы назвал фанатическим национализмом?

– Все в руках наместника, ваше императорское величие!

– Прокуратора, Сатурнин. Прокуратора. Иудея – не такая уж важная провинция, чтобы отправлять туда наместника. Нужно выбрать, кого туда послать. Валерий! Принеси список.

Список был принесен.

Возвращения Святого Семейства в Назарете ждали. Когда Иосиф с семьей вернулся, робкий и измотанный дорогой, их встретили громкими приветствиями и объятиями, причем ребе Хомер вознес к небесам прочувствованную молитву:

– Слава Господу, ибо потерянные нашлись, а павшие восстали из мертвых.

В последнем, как Иосиф решил, ребе зашел слишком далеко. Что касается всего остального, то, как говорится, могло быть и хуже. Элисеба, сгорбленная и вечно жалующаяся на жизнь, но все еще достаточно энергичная, в отсутствие хозяев поддерживала дом в порядке, а потому там пахло жильем, а не могильной плесенью и пылью. Иаков и Иоанн продолжали работать в мастерской, причем Иаков успел рассказать всем, что дело принадлежит ему, и на вполне законных основаниях, поскольку перед своим отъездом в Вифлеем Иосиф позвал его в дом и сказал:

– Если я умру в этом путешествии, мастерская переходит к тебе с условием, что ты позаботишься о моих родных. Если умрем мы все, тогда мастерская – твоя без всяких условий.

– А как я узнаю, что вы умерли? – поинтересовался Иаков, но ответа не получил.

Иосиф и его семья отсутствовали слишком долго, из чего Иаков сделал вывод, что все они умерли.

Но Иосиф вернулся и, поразмыслив, все устроил как надо. Иаков уехал из Назарета и начал собственное дело, и все понимали, откуда у него взялись на это деньги, хотя Иосиф об этом не обмолвился ни словом. Сам же он решил на первое время обходиться одним помощником, пока, со временем, в семье не подрастет и второй.

И здесь перед рассказчиком этой истории встает проблема – что делать с тем периодом – и немалым, почти в тридцать лет, – жизни Иисуса, который он провел в Назарете после возвращения Святого Семейства на родину. Ведь в следующий раз он появится перед нами, в славе и силе своей, уже далеко не молодым, а оставить без должного внимания эти тихие и спокойные годы, по истечении которых он придет к людям как проповедник и искупитель их грехов – значит, лишить моих пытливых читателей возможности как можно скорее удовлетворить свой законный интерес. Поэтому я очень бегло перечислю факты, относящиеся к жизни Иисуса до момента его крещения, причем сама скудость этих фактов поспособствует темпам изложения, хотя рассказчик сталкивается с еще одной трудностью – необходимо как-то рассказать и о жизни Иоанна – до того момента, как он стал пророком и Крестителем. Поистине нелегка ты, жизнь рассказчика историй!