Как далеко зайдёт эксперимент?

– Ох, не знаю. – Пал Саныч присоединился к очистке уже своих громадных квадратных стёкол. – Это домом-то назвать сложно, так, бездушная кирпичина. Не то что наша ночевальня. Дерево оно ведь свою силу имеет, запах, дух.

– И живность.

– Без этого, так сказать, никуда. Не перестаю тебе удивляться, Сан Палыч, сам гордо носишь фамилию Жук, а жуков боишься.

– Ну а ты думаешь, почему я ботаником-то стал, – подмигнул тот своему собеседнику.

– Потому что растения от тебя никуда не убегут и спрятаться не смогут.

– Это, разумеется, тоже. Мне возни в жизни хватает. Тут и так на станции вечно кто-то мечется, хлопочет. У них и раньше шило у всех было в одном месте, а с этим зверем совсем с ума посходили, – пробурчал Сан Палыч, искренне не понимая, что это открытие может ему дать. Казалось, что ничего в жизни больше не способно впечатлить его ум, разогреть его душу.

– Согласен, нужно нам как-то их затормозить, а то убегут непонятно куда, так мы их и не догоним. Сабантуйчик можно устроить, как мы раньше делали. Пригласим всех, достанем запасы. – Пал Саныч смачно сглотнул слюну из-за зародившегося в его голове ассоциативного ряда.

– Не в бровь, а в глаз, полностью поддерживаю! А помнишь, чем у нас в прошлый раз всё кончилось? Юлия Игоревна так нахрюкалась, что вместе с Львом Игнатьевичем чуть ли не до драки весь вечер спорила о проблемах внеземной жизни, пока наконец прямо на поляне и не уснула.

– Хех, помню. А начиналось-то всё как безобидно, с простого обсуждения теорий массового вымирания динозавров…

После чайно-разговорного ритуала по программе шла прогулка. На данном этапе учёные разделялись. Сан Палыч по обыкновению шёл к озеру, а Пал Саныч в лес. После часа раздумий о вечном они по традиции встречались у полевого домика, чтобы разойтись по комнатам и сладко проспать до самого обеда. Его старцы особенно чтили и никогда не смели опаздывать. Придя в этот раз пораньше и быстро разделавшись со своими порциями, учёные решили не затягивать с работой, а сразу направиться на приём к существу. У Пал Саныча и Сан Палыча не было определённых планов, задумок или идей по тому, как пройдет эта встреча. Всё, что им хотелось, – просто понять, как видит этот зверь, если он вообще может это делать.

Сам их рабочий перформанс начался довольно шустро. Пал Саныч с ноги открыл дверь Диминой комнаты, и оба учёных, снаряженные громоздкими фонарями, вбежали внутрь, топчась своими уже не молодыми, но очень крепкими и сухими ногами. Два ярко-белых луча направились на предположительно глаза существа. Никакой реакции не последовало.

– Тфу ты, говорил же! Надо не так резко вбегать. – Сан Палыч хлопнул себя от огорчения ладонью по ноге.

– Если бы мы просто зашли, не думаю, что его реакция изменилась бы. А такой внезапности уже не вышло бы. – Пал Саныч деловито поправил свои подтяжки на штанах. К сожалению, возраст и страсть к жаренной пище перевешивала довольно активный образ жизни учёного. Из-за этого его штаны удерживались на теле не выпуклостями ягодичных мышц и бёдер, как полагается, а ярко-синим аксессуаром.

– Думаешь, быстро достать из-за спины фонарь и включить его было бы недостаточно внезапно? – запустив обе руки в свою редкую седую шевелюру, спросил худощавый Сан Палыч. Со стороны он выглядел как самый карикатурный учёный, которого будто только секунду назад ударило хорошим разрядом тока. Люди, первый раз встречавшие Сан Палыча, всегда довольно забавно реагировали на его образ, отвечая то неловким молчанием, то пристальным разглядыванием. Особенно тяжело было студенткам, которые всеми силами пытались скрыть свою реакцию, тем самым только усугубляя её комичность.

– В случае с внезапностью лучше переборщить, чем недоборщить. Зато сейчас мы точно знаем, что ему глубоко чихать на наш свет.

– Очень странная ситуация, конечно. Ну-ка, передай-ка, пожалуйста, маленький фонарь. – Сан Палыч протянул руку, в которую тут же легла холодная рукоятка запрашиваемого предмета.

Учёный направил свет точечно на морду зверя. Водя лучом то вправо, то влево, он отчаянно пытался разглядеть изменения в его глазах-бусинках.

– Мне кажется или гляделок прибавилось? Их же четыре было? – поинтересовался у своего товарища Сан Палыч.

– Да нет, точно пять, – уверенно ответил Пал Саныч, и тема с лишним глазом безвозвратно закрылась.

– У него даже зрачков нет! Глаза не животного, а мягкой игрушки какой-то. – Жук внимательно разглядывал очи зверя.

– Хм, как же он тогда без зрачка регулирует поток поступающего света на его рецепторы? Ведь эти структуры явно на что-то реагируют, а значит, у него должны иметься и какие-то защитные механизмы.

– Ага, защитные механизмы против дурных учёных, – пошутил Сан Палыч, и в комнате раздался его долгий и раскатистый смех.

– Слушай, а может, он и не видит свет вовсе?

– Думаешь эхолокация?

– Необязательно, конечно, она, но этот вариант, согласись, на поверхности. Существо само по себе тёмное, вполне возможно, ночное. Подобная окраска отлично работает в качестве камуфляжа. Ну а чего бы ночному животному не утратить зрение и не обзавестись эхолокацией?

– Ну… это он как минимум в пещере должен был бы жить, а не с крыши кольцевальни упасть. Даже у летучих мышей есть глаза. Да и полной редукции мы тут не наблюдаем. Эти образования должны выполнять хоть какую-то функцию, зачем-то они нужны. Но теорию проверить стоит, может быть, он и не видит свет…

После этого предположения учёные решили провести небольшое наблюдение. Оба они вышли в коридор на десять минут, чтобы животное немного успокоилось, перезагрузилось и расслабилось. Спустя назначенное время Сан Палыч таким образом открыл дверь комнаты, что распахнутая она как раз оказалась почти идеально напротив вольера. Путь был открыт, однако вновь заходить внутрь учёные пока не спешили.

– Ну как, видно? – шептал Сан Палыч вставшему на четвереньки и прильнувшему к замочной скважине товарищу.

– Да, идеально. Как хорошо всё-таки у Димы планировочка в комнате организована. Только я на коленях долго не простою. Шнелер, шнелер!

Сан Палыч послушно поторопился. Включив большой фонарь на полную мощность, он направил его на серую стену напротив животного. Несмотря на ясное утро, погода учёным благоприятствовала, и как раз незадолго до обеда небо затянуло свинцовыми тучами.

– Ну как, реагирует? – Сан Палыч переводил луч света то вправо, то влево.

– Слушай, есть контакт! Едва-едва заметны повороты головы. Ну-ка, а теперь вверх-вниз помотай, – скомандовал Пал Саныч, воодушевившись своим маленьким открытием. – О, вот теперь и вверх-вниз начал поворачивать! Всё-таки свет он видит. Давай-ка уменьши яркость.

Сан Палыч что-то подкрутил в фонаре, и луч прожектора потускнел.

– Ну как, двигаешь? – переминаясь с колена на колено, спросил товарищ.

– Да двигаю, двигаю. Не реагирует?

– Не-а.

– Значит, не такой уж он и светочувствительный.

– Либо уже утратил к нам интерес.

– Разбудим! – торжественно произнёс Сан Палыч, и оба учёных опять вошли в комнату.

– Ох, утомился я уже от этих всех экспериментов. – Пал Саныч отряхнулся и плюхнулся на стул, да так, что раздался смачный треск.

– Может, перекур? – Сан Палыч быстро подхватил настроение своего друга и потянулся в карман джинсов за сигаретами.

– Что, прям тут? У Димы в комнате?!

– Хе-хе-хе, а мы, если спросят, с тобой всё на Анастасию Петровну свалим. Она же в столовую позже Димы пришла, – расплылся в улыбке Сан Палыч, сильно довольный своей идеей.

Этот научный дуэт образовался в курилке на первом курсе университета. Пал Саныч тогда был ещё худой и статный, а Сан Палыч – с густыми волосами и хорошим зрением. Молодые люди сразу нашли общий язык. Среди окружавших их сокурсников, умевших говорить только о науке и учёбе, так приятно было потолковать за общей сигареткой о вещах совсем отвлечённых. Исходя из этого факта, даже удивительно, как эти двое смогли бок о бок проработать вместе столько лет. Но идиллия их длилась не всегда. Один раз они так сильно рассорились, что Пал Саныч уехал на два года изучать бобров в Германию, тогда как Сан Палыч от отчаянья вдруг затесался альгологом на арктическом корабле. Но как бы учёные ни вздорили, дороги жизни всегда возвращали их на эту биостанцию. Именно здесь рождались идеи для совместной работы, и волей-неволей им приходилось мириться. Сан Палыч в этом ансамбле отвечал за идеи, а Пал Саныч за их реализацию. Первый рисковал, второй подстраховывал. Возможно, именно поэтому эта компания, работая вместе, и смогла добиться таких успехов.

Глядя на этих двух чудаковатых, собирающихся втихушку покурить мужчин, сложно представить, что они – уважаемые члены мирового научного сообщества. Вопреки тому, что Палыч и Саныч вот уже более шести лет не вылезали с биостанции, их регулярно продолжали приглашать на конференции и буквально умолять выступить с докладами. Каждый раз на день рождения телефоны этой двоицы разрывались от поздравлений иностранных и отечественных коллег. Их продолжали цитировать и упоминать в благодарственных речах. Все буквально жаждали от них хотя бы малейшего комментария или совета.

Жук достал из кармана смятую пачку, отдал Розанову его законную долю и, нащупав в противоположном кармане зажигалку, наконец принялся прикуривать. В момент, когда его грубый большой палец скользнул по колесу поджига, и из сопла зажигалки выскочила первая искра, абсолютно безразличное к этому миру животное вдруг резко напрыгнуло на стенку вольера.

– Эврика! Реакция на огонь. Оно, должно быть, видит инфракрасное излучение! – вскочил Пал Саныч с места.

Сан Палыч безмолвно направился к клетке. Подойдя почти вплотную, он вновь выпустил огонь. Существо больше не прыгало, оно было увлечено ярким пламенем. По аналогии со световым лучом Сан Палыч начал передвигать в пространстве свою зажигалку, внимательно следя за ответной реакцией зверя.

– Эти структуры – точно глаза! Я вижу, как при перемещении в пространстве пламени, рисунок в них меняется. Он явно видит огонь, и в его голове очевидно что-то происходит. Только вот пятый глаз никак не реагирует. Что думаешь? – спросил у своего коллеги Сан Палыч, поправив почти упавшие с переносицы очки.

– Возможно, эта структура у существа, как третий глаз у ящерицы гаттерии, воспринимает лишь интенсивность света и связан с суточными ритмами. А остальные четыре уже отвечают за основное зрение, – моментально выдвинул Пал Саныч своё предположение.

– Звучит как рабочая гипотеза. Предлагаю усилить импульс! – начал рыскать по столу в поисках бумаги Сан Палыч.

Не найдя ничего походящего на ненужную макулатуру, он принялся открывать ящики, которые упрямо не хотели ему поддаваться. Когда всё же старый деревянный стол сдался и с треском выплюнул один из них, заветный пустой лист был найден. Натравленный на бумагу огонь практически моментально разгорелся, запахло жареным. Существо в это мгновение вновь прильнуло к стенке вольера и как завороженное стало следить за движением пламени.

– Ого, как усилилась реакция! Явно не просто так, – довольно промурлыкал Сан Палыч, пытаясь затушить уже начавший обжигать его руку источник возгорания. Не придумав ничего лучше, чем бросить горящую бумагу на пол и затоптать ногами, Сан Палыч столкнулся с едким взглядом друга. – Да ничего страшного. Окно откроем, и всё выветрится. Главное – процесс научного познания. А в такой ситуации все средства хороши.

– Меня уже никакие твои выходки не удивляют. – Пал Саныч старательно сгрёб испинанный пепел под шкаф.

– Знаешь, Саныч, я бы не был всё же так уверен насчет инфракрасного зрения. На огонь реакция у зверей бывает достаточно яркая. Всё же инстинкт самосохранения берёт своё. Да и световой луч он до этого заметил. Нам нужно больше доказательств, есть идеи?

– Предлагаю сделать сравнительный тест. Возьмём что-нибудь холодное да что-нибудь горячее и посмотрим на его реакцию. Важно только не брать огонь или лёд.

– Что у нас может быть одновременно как тёплым, так и холодным?

– Да что угодно в принципе, если его нагреть или охладить.

– Нужно что-то такое, что неплохо будет сохранять тепло. – Сан Палыч вдумчиво посмотрел в окно. – Точно! Подойдут камни. Айда набирать экспериментальное оборудование, – скомандовал он, и оба профессора направились на улицу.

Поиски длились недолго. Учёным сразу приглянулись два более-менее схожих по размеру экземпляра без острых углов, и удовлетворённые своим выбором они быстро очутились на кухне. Далее начался затяжной процесс подготовки этого самого «оборудования». Пока Сан Палыч сторожил одну часть инвентаря в морозилке, Пал Саныч пытался ухватить щипцами предательски выскальзывающий камень. После всё же удачной попытки поимки, вторая часть инвентаря отправилась прямиком на пламя газовой конфорки. И когда местная галька дошла до нужной температуры, учёные вернулись к зверю.

– Ну что там у нас дальше по плану? – Сан Палыч энергично жонглировал охлаждённой горной породой, чтобы та раньше времени не нагрелась.

– Думаю, лучшим решением будет одновременно разместить камни с разных сторон вольера. Таким образом его ощущения не должны сбиться, и результат эксперимента будет более интерпретируемый.

– Складно говоришь. Тогда давай на счёт три. – Сан Палыч подошёл к дальней части клетки.

– Раз, – звонко зазвучал голос Пал Саныча.

– Два, – подхватил отсчёт Сан Палыч.

– Три! – дали команду оба учёных, и галька разом оказалась на исходных позициях.

После успешной операции по внедрению камней в тыл зверя мужчины мигом заняли места с наилучшим обзором. Существо, до этого момента безразлично сидевшее на облюбленной части вольера, вдруг резко повернуло голову в сторону горячего предмета. В глазах замерцали серые узоры. После скорых раздумий хищник одним шустрым прыжком достиг цели, несколько раз пылко ударив лапой незнакомый тёплый объект. Интерес пропал так же быстро, как и появился. Поняв, что камень не представляет для него никакого интереса, существо в очередной раз застыло в любимой позе.

– Да… такие результаты заслуживают тщательных раздумий, – нараспев пролепетал явно озадаченный Пал Саныч.

Сан Палыч же в ответ начал наматывать на указательный палец один из локонов своей шевелюры и на глубоком выдохе добавил:

– Предлагаю проследовать на обсуждение сразу в ночевальню. На сегодня хватит.

Глава 10

После просмотра видео и бурной беседы все потихоньку начали расходиться по своим делам. Обмусоливать тысячи раз одни и те же факты, конечно, интересно, но работа не дремлет. Первыми из компьютерной чуть ли не под ручку вышли Юлия Игоревна и Анастасия Петровна, громко дискутирующие на тему, в которой они наконец сошлись: «Если вирусы, бактерии, грибы и паразиты способны менять поведение существ, а любое существо не может не соприкасаться с ними, что же тогда принимать за нормальное поведение? Ведь и полностью стерильные условия не нормальны». За последние месяцы это был их первый такой тёплый разговор по биологическим душам.

За дамами из комнаты вот-вот хотел было последовать Дима, но его остановили. Лев Игнатьевич и Филипп Варламович, шустро обогнав аспиранта с двух сторон, стеной встали в дверном проёме, словно они не кандидаты наук, а вышибалы в сомнительном клубе.

– Что-то не так? – опешив, спросил молодой учёный.

– Да не волнуйся. Всё так, всё так, – хитро промурлыкал Сорокин. – Дельце тут для тебя одно есть. Скажи, что ты делаешь сегодня вечером?

– Ну… я… это… собирался соскоб кожи смотреть, если Анастасия Петровна, конечно, до него допустит. А то она в последние часы особо гиперактивная.

– Понимаем, понимаем. Можно тебя минут на десять забрать? А может, даже и ещё меньше, – таинственно поинтересовался Лев Игнатьевич.

– А что за дело?

– Вот ты сначала дай ответ, а потом мы сможем тебя в него посвятить, – продолжал гнуть линию Филипп Варламович.

– Думаю, пять-десять минут у меня для вас найдётся.

– Отлично! Поможешь нам взять кровь у зверя? – быстро протараторил Комаров, будто стараясь, чтобы его услышали и не услышали одновременно.

– Что?! – громко удивился Дима. – Да вы видели его зубы? А шипы? Как вы хотите, чтобы я помог?

– Взял кровь! – хором ответили учёные.

– Когда я шерсть сбривал, он был недоволен, а при уколе вообще что угодно может произойти.

– Дима, ты ведь понимаешь, что кровь – очень важный материал для исследования. Подумай, сколько всего мы сможем узнать благодаря твоей помощи. Тебе ведь и самому интересно, что там у него внутри, – начал уговоры Лев Игнатьевич.

– Допустим, но не могу же я на стороне работать на вас. У меня проекты с Анастасией Петровной, она явно этому не обрадуется.

– Дима, ты сам вправе решать, с кем тебе работать и на каких условиях. – Драматичная пауза. – Анастасия Петровна об этом не узнает! Зверь всё равно в твоей комнате. Нам будет достаточно хотя бы одного заполненного капилляра. Без тебя вообще никак: Льва Игнатьевича это существо чуть не убило, а я энтомолог и в жизни крови не брал. Тут нужна твёрдая уверенная рука, как у тебя. Выручишь?

– Хорошо. У моей комнаты в шестнадцать десять. Попробую улизнуть от Анастасии Петровны, – сдался Дима.

– Мы очень рассчитываем на тебя, – вслед удаляющемуся по длинному коридору аспиранту произнёс Лев.

После того как все насущные вопросы были утрясены, Лев Игнатьевич смог заняться своими непосредственными дежурными обязанностями, о которых он, по правде говоря, позабыл во всей этой суматохе. Максимум, на что его хватило, так это на приготовление обеда. Если бы учёный и это упустил, биостанция скорее съела бы его, чем простила такую ошибку.

Готовить Лев Игнатьевич любил с детства. Поварской процесс был для него не обременяющим занятием, а некой формой медитации, отдушиной. Самые светлые мысли Льву обычно приходили именно во время готовки и почему-то чаще всего в ходе резки лука. Поэтому все его блюда отличались обилием данного ингредиента. Разделывался он с ним долго и драматично, не жалея времени и слёз. И в этот раз, аккурат в процессе шинковки, учёному в голову пришла идея, что их команде чрезвычайно необходимо содействие Димы. И теперь, когда он всё же дал положительный ответ, учёный смог выдохнуть и со спокойной душой вернуться к своей дежурной функции.

Из компьютерного закутка Лев Игнатьевич прямиком побежал в дикую часть биостанции к сетям, заодно прихватив с собой Филиппа Варламовича, который в последние часы отличался особой безотказностью. Ловчие сети предназначались для поимки перелётных и не очень птиц. Эти хитрые сооружения инженерной мысли представляли из себя, по сути, прибитый одним краем к земле громадный сачок с камерой-западнёй в человеческий рост на финише. Птица, мигрирующая по данному маршруту, ничего не подозревая, залетала в эту конструкцию. И чем ближе она подбиралась, как ей казалось, к выходу, тем сильнее сужались сети. Так что в самой крайней точке растерянной бедняжке не оставалось ничего другого, кроме как пробраться внутрь ловчей камеры. Там-то учёные и собирали урожай из попавшихся представителей класса Aves.