Нестрашные сны

Агата так и осталась стоять в коридоре, глядя то на закрывшуюся за ним дверь, то на окно.

Она поняла, что говорил человек.

Помоги, повторял он. Помоги мне.

Вечером Агата рассказала о происшествии бабушке.

– Я же говорила, что в ИМФ решаются очень сложные проблемы. Каждая лаборатория занята конкретной тематикой, которая вполне может быть секретной. (Вдруг представилась табличка на двери осипенковской лаборатории: «Наш секретный проект – Агата Мортимер»). Не забивай голову чем попало, ничего не бойся, безопасность там на очень высоком уровне… К иностранному готовишься?

Конечно. Вернее, учебники уже разложены. Вперемешку со Стефиными. Но ведь начало действия – это уже действие? Тем более она и так хорошо знает ин-яз.

– Готовлюсь, – сказала Агата, выслушала бабушкины наставления насчет режима и подготовки к экзаменам и повесила трубку. Может, она и правда выдумывает проблему на пустом месте? Да и вообще неправильно поняла то, что человек пытался сказать ей?

Послонялась по комнате. Будь здесь Стефи, живо б ее отвлекла и развеселила. Но Стефи ушла делать маникюр: уверяет, что ей лучше учится, если не отвлекают неухоженные ногти. Может, стоит попробовать? Агата выглянула в окно. Тучи никуда не делись – кажется, целый день так и ходят над интернатом кругами. Наверное, преподаватели специально их нагнали, чтобы школьники не отвлекались от экзаменов в первый теплый летний месяц.

Агата села на подоконник, свесила ноги наружу и стала грустить. Грусть сгущалась вместе с тучами. Скоро было одинаково серо на улице и на душе. Да еще пошел дождь…

Вот тогда и позвонил Келдыш. Вообще куратор теперь звонит каждый вечер: осуществляет, как он говорит, дистанционный контроль. Если бабушку в основном интересует, что Агата съела и сколько выучила, то Игоря – что с ней проделывает Осипенко. Она добросовестно отчитывается и перед ним, хотя рассказывать особо нечего, каждый день одно и то же. Как можно любить науку до такой степени, чтобы раз за разом повторять все тот же опыт? С тоски можно умереть! Не понимает она этих взрослых: и на что только они тратят свою жизнь?

Агата вяло доложила о прошедшем дне и умолкла. Ждала, что Келдыш сейчас, как обычно, коротко распрощается и положит трубку. Игорь не торопился. Помолчал немного и спросил:

– Что-то еще?

Ему бабушка, что ли, сказала? Навряд ли. Она вообще старается лишний раз с Игорем не общаться. Да и он с ней тоже.

– Алё-о! – позвал куратор. – В чем дело, Мортимер?

Понимая, что поступает глупо, Агата все-таки рассказала про соседнюю лабораторию и про человека, который просил – не просил? – у нее помощи. Игорь сказал:

– Ясно, – и отключился.

Агата поглядела на замолчавший сотовый у себя в руке. А ей так ничего не ясно. Или это что-то вроде пожелания спокойной ночи?

Куратор перезвонил уже в двенадцатом часу. Стефи пришла с сияющими ногтями, с новой стрижкой, с кучей глянцевых журналов. Подружки успели их рассмотреть, обсудить и даже немного поготовиться к экзаменам. И улечься спать.

– В этой лаборатории, – начал Келдыш с места в карьер, – изучают оборотней. В данный момент там находится опытный образец – доброволец, который дал согласие на ежемесячные обследования в надежде, что однажды его избавят от оборотничества. У Глеба нормальная, человеческая семья, не маги даже, поэтому он находит эту свою способность очень… раздражающей. Так что там не занимаются пытками и не проводят запрещенные эксперименты, как видимо, почудилось вашему богатому воображению. Спите спокойно.

И опять отключился. Даже не дал ей возможности сказать ему спокойной ночи.

Или спасибо.

– Стефи, не знаешь, а оборачиваться больно?

Стефани изогнула шею, пытаясь увидеть, что ее соседка читает, и Агата прочла название книги вслух:

– «Оборотни: легенды, вымыслы, правда».

– Профессиональный термин – не оборачиваться, а перекидываться. Ну а ты сама-то как думаешь – не больно? Вот представь себе: ломает как при гриппе, болят все мышцы, кости – тело перестраивается, потом начинают расти зубы, помнишь, как они у тебя резались? Не помнишь, конечно, и я не помню, но мама говорит – температура очень высокая, больно… Лопается кожа…

– Кожа лопается?!

Стефи наслаждалась агатиной реакцией. Понизила голос.

– И вот из твоего тела вылезает нечто… Но знаешь, что самое страшное?

– Что?

– Самое страшное – заглянуть в зеркало и увидеть, в КОГО ты превратилась! Я бы сразу же с ног… то есть с лап долой!

– А ты когда-нибудь оборотней видела?

– Ну не зна-аю… никто же не представляется: здравствуйте, я – оборотень! До полнолуния они выглядят как обычные люди, а маги только вампиров могут отличить. Вот ты вампиров видела когда-нибудь?

– Да, конечно, – просто сказала Агата.

Стефи аж подпрыгнула на кровати. Глаза ее вспыхнули.

– Ты – видела – вампиров?! И молчишь?!

– Ты же не спрашивала… А ты разве нет?

Агата считала, что раз Борис ходит в давних друзьях у Келдыша, то все маги наверняка имеют таких же знакомых.

– И как они тебе? А глаза какие? А правда, что они все очень сексуальные? Зубы их видела? Ты с ними разговаривала?

– Выглядят как обычно; клыков никаких особых не заметила. А! Двигаются очень быстро. Сексуальные… ну я даже не знаю…

– Ой, ну конечно, тебе-то твоего секс-Игоря за глаза хватает! – ревниво заметила Стефи. – А тут… у родителей знакомых вампиров нет, в наш интернат их не принимают, наверное, справляются со своими «трудными» сами, может, тоже в каком-нибудь специнтернате. Агаточка, а ты познакомишь меня с каким-нибудь вампирчиком, а? С хорошеньким каким-нибудь?

Агата сразу вспомнила Малыша. В принципе, симпатичный. Интересно, а посмеет он подойти к ней после разборок, которые, по словам Келдыша, устроил Борис в Сообществе?

– Попробую. Если только он выйдет на связь. Стефи, а вдруг он тебя укусит?

Стефи нетерпеливо отмахнулась.

– Я ему укушу! Нет, ну это прикольно – иметь знакомого вампира, и молчать себе в тряпочку! Про оборотней вон так трещишь целый день, не переставая!

Трещала, как обычно, сама Стефи; Агата помалкивала, вполуха слушая возмущенно-восхищенную подружку и пролистывая жутковатые литографии и рисунки в книге. Бедный-бедный подопытный сосед! Всю жизнь, из месяца в месяц переживать такие муки превращения, то есть, перекидывания – конечно, захочешь от оборотничества избавиться!

– А если оборотень и вампир укусят друг друга одновременно? Кто кого инициирует? Это зависит от глубины или площади укуса? От иммунитета? Или еще от чего-то?

– Научный магический мир спорит об этом уже несколько веков, – важно сообщила Стефи, нехотя берясь за свое «Целительство». – Даже пытались название для такого гибрида придумать… Исследования остановились за недостатком фактического материала.

– Почему?

– А ты попробуй заставить их укусить друг друга! Оно им надо?

Глава 8

Маячки

Бабушка уезжает. Шрюдер нашел какой-то дивный курорт за границей, где лечат как раз после инсульта – но ехать надо сейчас, потому что в разгар лета там будет не протолкнуться.

– Бабушка, а как же… – начала Агата.

– Конечно, плохо, что я уезжаю во время экзаменов, – согласилась бабушка. – Но ты теперь под присмотром, и учителя говорят, что ты практически не отстала, так что все будет хорошо. Справишься и без меня. Да ты даже не заметишь, что меня не было – все равно целыми неделями в интернате – а я буду каждый день звонить. Всего месяц, Агатка!

– Нет, я… – и Агата прикусила язык. Она волновалась вовсе не из-за экзаменов.

Лидия вздохнула, явно борясь с собой. И все же сказала – довольно сухо:

– С тобой остается твой куратор.

Агата видела, как ей хочется поехать. Да бабушка все эти годы даже на день не оставляла ее одну – не считая больницы! Наверное, она так устала… И от внучки – тоже. Агата сказала как можно беспечней:

– Конечно, езжай! А Шрюдер тоже едет?

Бабушка покраснела – обычно так вспыхивает сама Агата – отвернулась и стала бормотать, что Генрих как раз закончил передавать дела, да еще столько лет не был в отпуске, а тут как раз подвернулась путевка на двоих, и он решил ее сопроводить…

– Да ладно, баб, – великодушно сказала Агата, – хорошо, что ты там тоже будешь под присмотром!

– И нечего так улыбаться! – одернула ее бабушка. И ушла в другую комнату собирать вещи. Вскоре она уже напевала.

Провожали уезжавших они с Келдышем вдвоем. Бабушка крепко обняла Агату на прощание, забормотала ей в макушку:

– Ох, что-то мне не по себе! Может, остаться, а, Агатка? Ну ее, эту путевку! Съезжу как-нибудь в другой раз…

Так хочется, чтобы она осталась!

– Чешуистая чушь! – буркнула Агата. – Давай лечись и возвращайся поскорее здоровой! Все будет хорошо. За мной Келдыш присмотрит. Да и я себя в обиду не дам.

– Вот этого-то я и боюсь, – пробормотала бабушка – непонятно о чем.

Келдыш со Шрюдером пожали друг другу руки, бабушка окинула Игоря суровым взглядом:

– Ну, смотрите тут у меня…

Келдыш насмешливо поклонился.

– Доброй дороги, Лидия!

Спасибо, хоть не сказал – скатертью дорожка! Агата, томясь, вздохнула: боялась, что перед отъездом они опять поругаются. Бабушка смолчала, еще раз торопливо поцеловала ее и долго потом махала из-за плеча проводницы…

– Ну все, хватит, – сказал Келдыш, и Агата обнаружила, что стоит на пустой платформе. Уехали. Пошел мелкий дождь.

Они брели по перрону. Келдыш смотрел в одну сторону, Агата – в другую, смахивала торопливо слезы. И чего это она? Ведь не насовсем же!

– Вы, наверно, в первый раз расстаетесь?

Агата вздохнула.

– Да.

Келдыш помолчал.

– Завтра снова едете в Институт? Не против, если я поеду с вами?

– Да, да, конечно! – вырвалось у Агаты.

Келдыш резко развернулся и встал перед ней. Спросил требовательно:

– Мортимер, что происходит? Что они там с вами делают?

Агата отвела глаза. Пожала плечами.

– Вроде бы ничего такого страшного… Но я почему-то Осипенко боюсь.

***

Поехали не на институтской, а на келдышевской машине: «Себе я доверяю больше».

– А почему ИМФ так далеко?

– Потому что там сплошные «феномены», как говорит одна наша общая знакомая. Экологически вредные предприятия ведь вынесены за город? Если что, могут пострадать невинные жители. Поэтому защита там на уровне, – Келдыш покосился на нее, – хм, Котла. Надеюсь, вы не собираетесь пробовать на прочность еще и институтскую защиту?

– Ничего я не собираюсь, – пробормотала Агата.

Они поднимались привычным уже путем на второй уровень – ну почему не называть просто, как все люди, второй этаж! Агата плелась нога за ногу: всегда оттягивает неприятное на потом, даже уроки по нелюбимым предметам старается делать самыми последними – а что может быть приятного в том, что тебя обследуют? Или исследуют? Да еще и потертая красная ковровая «дорожка», расстеленная в коридоре, извивалась, точно кто-то прошел перед ними, не хуже нее волоча ноги, и сбил ковер вкривь и вкось. Агата пару раз запнулась. Чуть не упав в третий, пробормотала с досадой:

– Да что ж такое сегодня!

Шедший впереди Келдыш оглянулся. Приостановился.

– А, ну да, конечно!

Пол за спиной у Агаты вспучивался и неуклонно надвигался на них – точно под дорожкой полз кто-то большой и опасный. Слабо взвизгнув, Агата уцепилась за рукав Келдыша. Игорь наблюдал за приближением, приподняв бровь. Под его насмешливым взглядом «пол» замедлил движение и нерешительно замер в паре метров от них. Келдыш показал дорожке кулак. Послышалось что-то вроде сдавленного хихиканья и бугор опал. Даже сама дорожка выправилась, легла гладко, ровно, как по линейке.

– Что это было?

Келдыш пожал плечами

– Коридоры… Нам в тринадцатую?

– Здравствуй, Агата… а вы что здесь делаете, Ловец? – влетевшая в лабораторию Нона встала, как вкопанная. Игорь неторопливо отложил журнал, неторопливо поднялся. Улыбнулся.

Любезно.

– Добрый день. Выполняю свои кураторские обязанности.

Осипенко не поздоровалась и не улыбнулась. Смотрела, сузив глаза; ноздри ее шевельнулись, точно она учуяла какой-то неприятный запах.

– И в чем они заключаются?

– Всячески способствовать развитию способностей и личности курируемого, но так, чтобы при этом оному не был нанесен какой-либо физический или моральный вред.

Кажется, это была цитата откуда-то – так заученно гладко все прозвучало. Осипенко передернула плечами.

– Лидия уже присутствовала на прошлых сеансах и сочла мои методы вполне приемлемыми и безопасными!

– Ну а теперь поприсутствую я, – вежливо сказал Келдыш. – Если вы помните, наш новый начальник упомянул, что Мортимер еще несовершеннолетняя, а посему присутствие на испытаниях взрослого лица, представляющего ее интересы, не только желательно, но и скорее обязательно… Есть еще какие-нибудь возражения?

Агата со злорадством увидела, как Осипенко поджала губы – точка. Сказать ей было нечего.

– Да бога ради! – сказала доктор резко, проходя и усаживаясь напротив Агаты. – Сегодня ты просто будешь вспоминать. Садись поудобнее.

– Я уже сижу, – сказала Агата, не меняя позы. Ей не хотелось отваливаться на спинку кресла – уж очень это напоминает сеанс у психотерапевта. А она совершенно здоровая. – А о чем вспоминать?

Осипенко свела пальцы у самого рта.

– Расскажи, как ты управляла магией в Котле.

– Я же вам говорила – я ею не управляла!

– Хорошо-хорошо, тогда просто расскажи, как все было…

– Но я ведь уже сто раз рассказывала!

– Не упрямься, Агата, здесь тебе не детский сад!

Агата вздохнула, закрыла глаза и представила себе несуществующий уже Котел. Непонятное, близкое, странное, страшное и бесконечно-бесконечно печальное…

– …невозможно, – бормотала Осипенко, пальцы ее метались над столом, точно что-то печатали или сплетали какую-то картинку, – но это совершенно невозможно!

Келдыш сидел, подавшись к Агате и подпирая подбородок руками. Тоже слушал, словно зачарованный. Отозвался невнятно:

– И тем не менее…

– Магия – стихия, а не разумное существо. С ней невозможно общаться или о чем-то договариваться.

– Расскажите об этом Агате. Или самой магии.

– Значит, ты ею никак не управляла?

– Я не умею, – сказала Агата. – Управлять. Я вообще никаких команд… то есть заклинаний не знаю. Я просто ее отпустила.

– Безответственно, – сказала Осипенко рассеянно. – Крайне безответственно.

Келдыш поглядел на нее и поднялся.

– Вы закончили на сегодня?

– Да-да, – так же рассеянно отозвалась Осипенко. – До завтра.

– Маркеры снимите.

– Что?

– Снимите с нее маркеры. Не хотите? Сам сниму. Постойте-ка, – он придержал Агату за плечо. Быстро, не прикасаясь, провел ладонью вдоль ее тела; она чувствовала тепло его руки и видела изредка посверкивающие искорки – как от наэлектризованной ткани. Келдыш выпрямился и повернулся к Осипенко. Та глядела на него, поджав губы. – Не думаю, чтобы Констанц давал вам разрешение на круглосуточное наблюдение. И я поставлю в известность правомочного опекуна. До завтра.

До Агаты дошло только в машине.

– Она что, за мной следила?! Постоянно?

– И записывала.

Агата судорожно вспоминала, что делала и говорила в последние дни. Ой, кажется, они со Стефи обсуждали парней… и Келдыша тоже… и много еще чего… девичьего.

Игорь кинул на нее быстрый взгляд:

– Теперь не будет.

– А вы можете научить меня? Ну, разряжать эти… маркеры?

Он помолчал.

– Попробуем, – неожиданно завернул руль вправо, съезжая с дороги на захламленный пустырь за каким-то зданием.

– Что, прямо сейчас?

– Думаю, у вас не так уж много времени. Смотрите, – он протянул ей руки. – На одной сейчас маячок.

– Маячок?

– Маркер, метка. Попробуйте определить, на какой именно.

Агата с подозрением осмотрела его руки – руки как руки. Чистые… Она что, должна просто ткнуть наугад – угадает или нет? Келдыш перевернул их, показывая, как фокусник, пустые ладони.

– Закройте глаза. Попробуйте увидеть их внутренним зрением.

Если оно такое же плохое, как и… наружное, фигушки что она увидит. Агата послушно закрыла глаза.

– Что я делаю? – спросил Игорь.

Она почувствовала тепло, скользнувшее по щеке.

– Вы… ну… – от смущения язык еле шевелился. – Меня гладите. По лицу.

– Даже не дотрагивался, – мягко сказал Келдыш. – Нет, не открывайте глаза, следите за моей ладонью.

Либо то, либо другое… Тепло снова приблизилось – теперь к глазам. Замерло. Веки задрожали от усилия, чтобы не открыться, и Агата вдруг увидела тепло как цвет – желто-красный цвет. Тепло отдалилось, но теперь она за ним уже следила: качнулось, повернулось и… исчезло.

– …сжали руку в кулак, – Агата раскрыла глаза.

Игорь держал кулак перед губами. Кажется, был доволен – ничего у него не поймешь.

– А теперь снова поищите маркер. Даю подсказку – он на этой ладони.

Агата взяла его руку и опять закрыла глаза. Вертела головой так и эдак. Ничего не поймешь – цвет, прожилки, пятнышки…

– Попробуем по-другому. Открывайте глаза. Проведите рукой над моей ладонью. Чувствуете тепло? Хорошо. Теперь подальше. Все еще чувствуете? Отлично. Попробуйте – тепло везде одинаково? Не спешите, у вас все получается.

Да, кроме управления своей собственной магией… Агата водила рукой над его ладонью. Тепло, тепло… ай! Агата отдернула руку и почесала ее.

– Что? – спросил Келдыш.

– Вот, кажется, здесь, – ткнула под его безымянным пальцем. – Колется.

– Отлично. А теперь скажите… хотя нет – вы можете просто пожелать, чтобы маркер не работал. Вперед. Теперь проверьте. Нет? Дайте я проверю…

– Так, – Келдыш завел машину. – Поехали.

Так – получилось или так – нет? Наклонившись, Агата заглянула ему в лицо. Не отрывая глаз от дороги, Игорь сказал нехотя:

– Теперь таким же образом проверяйте и демаркируйте себя всегда, когда уходите из Института. Да и в течение дня – тоже, на всякий случай. Мало ли кто будет мимо проходить, еще подсадит «жучка».

Агата с недоверием оглядела собственные ладони. Неужели получилось? Прямо сразу получилось?

– А может, вы меня сами учить будете? Видите, все же получилось с первого раза!

Келдыш как-то криво усмехнулся.

– Нет уж. Это чревато.

– Чем… чревато?

– Многим. И вообще, вы за десять минут освоили то, что другие изучают месяцами.

Агата сжала коленками горевшие ладони. Не похоже, чтобы Келдыш этому радовался. Но она же не виновата, что у нее сразу получилось?

– А вы заметили, что Осипенко даже не спросила, куда подевалась ваша бабушка? – спросил Келдыш.

– Ну и что? Бабушка, наверно, ее предупредила.

– Может быть, – согласился Келдыш. – Только уж как-то очень вовремя подвернулась эта путевка…

Агата промолчала. Он намекает на то, что бабушку специально услали подальше? Зачем и кому это нужно? Может, бабушка права, и Келдыш действительно немного… параноик? И потому в любом пустяке ему видится заговор?

Глава 9

Зверинец

– Агата, здравствуй! Я жду тебя сегодня в двенадцать ноль-ноль.

– Здравствуйте. А… кто это?

– Иванов Павел, ректор Академии, – голос мужчины в телефонной трубке стал слегка удивленным. Видимо, все должны были узнавать ректора не то что с полуслова – с полувздоха.

– Здравствуйте, Павел, – еще раз сказала Агата. – А зачем… где вы меня ждете?

Иванов удивился еще больше.

– В академическом зверинце, где же еще? Мы же договаривались с тобой об индивидуальных занятиях.

Ни о чем таком они не договаривались. Агата не думала, что ректор вообще о ней вспомнит.

– Но… – начала Агата. – У меня…

– Экзамены? Ну, это пустяки. Ты все успеешь.

– Ну в смысле… я же еще должна каждый день ездить в ИМФ на исследования.

– К Ноночке?

Агата моргнула: «Ноночка»?!

– Ничего страшного. Я уже с ней договорился, она согласна. Очень уступчивая девочка.

Агате вдруг стало весело: она представила, с каким скрежетом зубовным Осипенко уступает ивановскому бодрому напору, – наверное, вся телефонная трубка обгрызена до проводов. Вот только… в курсе ли ректор того, что вообще произошло после Дня открытых дверей в Академии, а если не в курсе, захочет ли с ней потом работать?

Агата глубоко вздохнула.

– Знаете, Павел, я вообще-то сама ничего не решаю. СКМ, а еще Божевич запретили мне всякую самодеятельность…

– Вздор!

– А?

– Послушай, Агата, дружочек, – сказал ректор энергично, – в жизни не поверю, что кому-то из семьи Мортимер можно хоть что-то запретить.

– Так вы… знаете?

– Да это же очевидно с первой минуты! – с нетерпением заявил Иванов. – Мы слишком много времени теряем на пустые разговоры, ты уже должна быть в пути! Машина ждет у дверей, пропуск Антон тебе выписал. Твоего куратора не приглашаю, животные бояться носителей огненной магии, – те, как правило, охотники. Итак, через час!

«Это очевидно с первой минуты». Наверное, очевидно всем – всем, кто знал родителей или бабушку. Наверное, они смогли обмануть только самих себя и интернатовцев, да и то лишь на время.

Неудачливые конспираторы. Подпольщики.

Казалось, всё сегодня повинуется деловитому и энергичному настрою Иванова: быстрые сборы, быстрый досмотр на воротах, быстрая поездка до знакомого «трилистника». Старшекурсник, дежуривший на дверях в Академию, лишь мельком глянул на пропуск.

– К Павлу? Сумеешь найти зверинец?

Сумела. Только не так быстро как хотелось бы ректору – тот уже в нетерпении подпрыгивал у входа, точно упругий блестящий мячик.

– Ну где же ты?! Я сейчас убегаю на ученый совет, буду в лучшем случае через час. Знаешь, что мы сделаем? Ты дашь животным к себе привыкнуть…

– Можно мне их покормить?

Иванов фыркнул:

– Тогда уж потом сразу и клетки почисти! Просто посиди здесь, отдохни. Послушай.

– Что послушать? – Агата опустилась в указанную кресло-качалку, накрытую старым клетчатым пледом.

– Их, – Павел кивнул подбородком на вольеры. – Не обращай внимания на запах, ты скоро привыкнешь. Просто расслабься. Я скоро!

И мячик упрыгал. Иванов же такой старый – наверное, старее бабушки, откуда в нем столько энергии? И почему все ей предлагают расслабиться? Сначала Осипенко, теперь вот… смотритель зверинца, ректор Академии по совместительству. Она что, такая напряженная? Агата погладила свой лоб – нахмуренный. Разжала челюсти. Попробовала улыбнуться – но уголки губ упорно ползли вниз.

Напротив, в вольере, сидел бурый медведь и, наблюдая за ее гримасами, покачивал головой. Не одобрял, наверное. Агата показала ему язык.

Конечно, лучше здесь, чем в лаборатории Осипенко. «Ты должна научиться контролировать свои перемещения! Ты должна действовать более целеустремленно, представлять все отчетливо, думать и во время сна». Должна, должна, должна… Как, скажите, она может это сделать? Расскажите, покажите, научите! Агата все больше подозревала, что доктор магических наук и сама этого не знает. Может, они и изучают законы сновидений и управление снами, но с такими… перемещениями в сновидениях явно столкнулись в первый раз. И здесь я сплошная уникальность, подумала Агата с легким самодовольством. И тут же себя одернула – а не была бы такой уникальной, сейчас бы ее быстренько обследовали и отпустили на каникулы. Или вообще бы даже изучать не стали.

…Н-ну, а где здесь старая знакомая – леопард? Кажется, налево. Здравствуй, киса, здравствуй, красавица, ох, какой же у тебя мех! Агата, не раздумывая, толкнула щеколду, входя в вольеру громадной кошки.

Там их и обнаружил вернувшийся ректор: Агата сидела, гладя развалившегося леопарда по груди, и серьезно рассказывала, какой он красивый и великолепный. Леопард верил, потому что нежился и громко мурчал. Иванов некоторое время полюбовался этой картиной, потом сказал вполголоса:

– Ну, вижу, девочки, вы уже спелись…

Агата подпрыгнула, а леопард так и остался валяться на спине, только взглянул на Иванова полузакрытыми довольными глазами и сложил на груди лапы. Агата виновато выбрела из вольеры.

– Извините, я, наверное, не должна была…

– Не должна была, – серьезно кивнул ректор. – Но раз дело сделано, говорить об этом поздно. Ничего страшного. А теперь вернемся к учебному месту.

Они уселись на «учебное место»: ректор – на качалку, Агата – на стул рядом. Некоторое время молча рассматривали животных. Те молча рассматривали их.

– Кто из них тебе не нравится? – неожиданно спросил Иванов.

– Крокодил, – ответила Агата, не задумываясь.

– Почему?

Агата поразмышляла.

– Наверное, потому что я его совсем не понимаю. Лежит – бревно-бревном, только глаза иногда открывает.

– А остальных? Понимаешь?

– Ну хорошо… я его не… чувствую. Совершенно.