Драконий жемчуг

Держась за спину, старуха поклонилась террасе, на которой – о чудо! – сидел отец.

– Будьте здоровы, господин!

Бывший министр наклонил голову. Весьма благосклонно.

– Вам тоже не болеть, бабушка Ха Ны.

Ныряльщица обернулась и увидела Сон Ёна.

– А, нагулялись? – заглянула ему за спину. – Ну и где же моя коза?

– Где и положено, – сдержанно отозвался он. – В горах скачет.

Старуха захихикала, прикрыв рукой почти беззубый рот. Игриво толкнула его палкой в живот так, что Сон Ён покачнулся.

– Тоже скажешь!

Молодой человек не сводил с нее внимательных глаз. Старушка-хохотушка, божий одуванчик, ни дать, ни взять! Но какие секреты ты хранишь еще, ныряльщица? Может, ты служишь на посылках у Священного Восточного Хранителя? Или регулярно ходишь по небесной лестнице на чаепитие к Нефритовому императору? Откуда у тебя взялось такое прозвище – Морская Ведьма?

Хэнё неожиданно посерьезнела, потянувшись, похлопала его по плечу.

– Вот бедняга! Ну-ну, паренек, не печалься! Все будет хорошо, уж я об этом позабочусь…

Подслушала его мысли? Или старуха имела в виду нечто совершенно иное? Пока молодой человек формулировал вопрос, хэнё повернулась к нему спиной и припустила по крутой тропинке с такой прытью, что оставалось только дивиться целительному воздействию таинственного напитка или общения с министром Кимом.

Сон Ён сгорал от любопытства – о чем же таком секретном и важном беседовал отец с этой шустрой древней ноби, – но изо всех сил удерживался от вопросов. Они посидели рядом молча.

– Как… тихо, – наконец произнес отец.

– Первые дни мне казалось, что я просто-напросто оглох, – согласился Сон Ён.

Министр Ким поднял глаза к горам. Помолчал и добавил:

– И красиво.

– Разве? – Сон Ён повел удивленным взглядом по окрестностям. Не было в природе острова ничего, что могло бы стать усладой для глаз: слишком суровы очертания и краски скал, гор и моря. Ни вдохновения, ни отдохновения внушить они никак не могли. Тем более не поэту, а такому прожженному политику и прагматику, как министр Ким Хён Чжи.

Отец неожиданно вздохнул.

– Молод ты еще… Не понимаешь.

Известно, что дальше скажет: мол, не доросли вы, молодые, до понимания и просветления. Не так ли он отвечал на сыновьи вопросы даже об обвинениях в измене? Отец тяжело поднялся, чтобы вновь уйти внутрь дома.

И Сон Ён все же не сдержался:

– А о чем вы беседовали с этой хэнё? Отчего ей вздумалось меня жалеть?

Казалось, отец не ответит, если вовсе не приструнит не в меру любопытного потомка – таким тяжелым был его взгляд. Но все же помедлил и обронил, прежде чем шагнуть внутрь:

– Она теперь знает, что ты был нам… ДОВЕРЕН.

Сон Ён даже привстал от неожиданности.

– Вы рассказали этой… старухе, что я ваш приемный сын? Но зачем?!

Ответ донесся уже из глубины дома:

– Так нужно.

Конечно, разве ему когда-то объясняли отцовские решения и поступки? Считал ли министр, что сын обязан просто слепо повиноваться или что должен самостоятельно проникать в тайну его мыслей?

Министру Киму пришлось принять в семью постороннего мальчика, потому что жена никак не могла родить ему сына, наложницы – тоже, а дочери, даже единственной, ничего завещать нельзя. Да и племянников мужского пола с обеих сторон не имелось. Сон Ён до сих пор не знал историю своего усыновления, откуда он родом, кто его настоящие родители. Слишком мал был, чтобы помнить. Временами он даже искренне забывал, что семья Кимов ему не родная по крови. Пусть и безоговорочно его приняла только сестрица, в свои неполные семь лет с удовольствием нянчившаяся с внезапно появившимся братишкой. Сон Ён вспоминал о ней с нежностью и тревогой. Зять, запретивший общение с опальным министром и его сыном, был совершенно прав – некогда заманчивое и выгодное родство сейчас больно ударит и по семье сестры…

Но почему министр Ким поведал об усыновлении какой-то неизвестной островной ноби? Что такого в ней разглядел отец, что решил довериться? Или…

Сон Ён пересек двор и уставился невидящим взглядом на море. Может, все случившееся сказалось не только на здоровье министра, но и на его всегда безупречном разуме? Насколько сейчас он отвечает за свои слова и поступки?

***

Ха На рассеянно посматривала на толпившихся у ворот чиновничьей усадьбы ныряльщиц. Взрослые женщины громко обсуждали уловы, погоду, сбежавших свиней да пьющих ленивых мужей. Девушки собирались стайками, хихикали и болтали. И хотелось к ним присоединиться, и лениво было: вчера по горам с янбаном набегались, ноги как деревянные, после работы прилечь бы хоть на полчасика, а тут всех хэнё созвали к управляющему. Наверное, опять бранить будут. Или вовсе размер податей поднимут, вон, тетки и об этом трещат, тоже догадки строят. Как ей тогда справляться – ведь бабушка, считай, и не ныряет уже? Уговаривать управляющего не взимать налога со старой хэнё без толку – брали не со двора, а с носа. Даже с только что народившегося носа.

Против ожидания к ныряльщицам вышел не только управляющий, но и сам чиновник. Сгибаясь вместе со всеми в низком поклоне, Ха На исподтишка заглядывала им за спины. Нет, то был не сын господина Ли, как она надеялась, а какой-то совершенный незнакомец. Пока чиновник говорил – а говорил он всегда длинно, округло и непонятно, управляющий Чхве потом растолковывал народу его речи, хотя наверняка знатно привирал при этом, – девушка во все глаза смотрела на приезжего.

Поглядеть было на что.

Незнакомец был одет так необычно, ярко и красочно, что поначалу даже подумалось: какой-то богатый китаец. Шелковый бордовый халат, расписанный диковинными узорами. Необычная заколка в черных волосах. Перстни на пальцах. Но, приглядевшись, Ха На поняла, что ошиблась. Все это яркое, нарядное, иноземное служило просто обрамлением черт необычного лица. Что-то в этом лице было странным, словно стронутым с привычной точки, мучительно неправильным – и оттого заставляющим возвращаться взглядом, рассматривать его вновь и вновь. Распахнутый веер с драконами, которым мужчина отмахивался от полдневного зноя, подсвечивал красным бледные щеки. И даже очень светлые, почти медовые глаза под длинными ресницами отливали этим огнем…

Ха На встряхнулась, поняв, что очень невежливо, с открытым ртом уставилась на незнакомца. Его взгляд из-под ленивых век казался насмешливым. Подумает: ах ты, деревенская курица!

И будет прав.

Ха На отвела глаза и наконец прислушалась и к господину Ли, и ко все более громко шушукавшимся товаркам. Оказывается, самое главное с этим разглядыванием она пропустила. Приехал из столицы важный гость – вот этот многоцветный. И господин Ли собирается оказать ему услугу, одолжив самых умелых хэнё, чтобы нашли и достали то, что ищет гость. Кто добьется успеха, того щедро вознаградят. Ха На задумчиво нахмурилась: лучшей хэнё на побережье была бабушка. Но вот сможет ли она нырять? Женщины возбужденно подталкивали друг друга локтями. Все собирались попытать счастья. Ну а что? Деньги (пусть даже бо́льшую часть заберут управляющий с деревенской старостой) лишними не будут…

Управляющий Чхве словно подслушал ее мысли, зычно крикнул:

– Ха На! Где ты, девчонка? Подойди сюда!

Оглядываясь, хэнё расступились, и девушка, лишившись надежного прикрытия их широких плеч и спин, вдруг почувствовала себя все равно что голой. Быстро подбежала, поклонилась и замерла в ожидании. Господин Ли скользнул по ней равнодушным взглядом – он запоминал только хорошеньких. Зато взгляд гостя Ха На чувствовала щекой: даже потереть захотелось. Или заслониться ладонью, чтобы не горела.

– Бабушка поправилась?

– Чуть-чуть, – осторожно сказала Ха На.

– Ее бабушка – наша лучшая ныряльщица, – пояснил управляющий то ли чиновнику, то ли его гостю. – Только старая она. Почти и не ныряет уже.

– Вот как… – Приезжий так умело пользовался богатыми тонами своего тягучего голоса, что слова не таяли в воздухе, а облекались в плоть, в бархат. Бордовый или алый бархат. Об такой – мягкий и теплый – так и хочется потереться щекой. – А ты, девочка? Пошла не в нее?

Ха На едва не дернула головой: это кого он девчонкой назвал?! Сам-то, как оказалось вблизи, недалеко ушел по возрасту от вреднючего молодого янбана Кима. Это всё роскошные одежды да уверенные манеры в заблуждение вводили. Однако в присутствии господ не поспоришь и не одернешь. Поэтому Ха На склонилась еще ниже и пробормотала сдавленно:

– Простите, господин.

– Ну-ну, – сказал управляющий на редкость снисходительно – видать, перед гостем. – Старайся давай. Да скажи, чтобы бабушка потом зашла ко мне.

– Зачем же, – неожиданно возразил гость, – если старая женщина нездорова? Лучше я сам ее навещу.

Пораженные чиновник с управляющим запротестовали. Но, видать, все приезжие янбаны упрямы и своевольны. Может, большая земля им не только долговязость, но и гонор отращивает… Отметая все возражения взмахом широкого шелкового рукава, но не забывая при этом вежливо раскланиваться, многоцветный приказал:

– Веди меня, девочка.

Ха На с сомнением глянула на его обувь – мягкие, расшитые золотыми нитями туфли вряд ли годятся для дальних прогулок по каменистым берегам. Но… пусть уж сразу обломает себе всякую охотку! Поэтому она опять поклонилась – ух, ее спина сегодня просто отвалится с непривычки! – и, повернувшись, потрусила через группу расступавшихся хэнё. Чуткий слух улавливал недовольное бурчание: женщины боялись, что вознаграждение перепадет старой ведьме и ведьмину же отродью; все знают, как старуха удачлива – видать, в прошлой жизни спасла страну! Заметила появившегося в воротах Ли Сын Хи – тот провожал их взглядом, чуть ли впервые на ее памяти без улыбки. И девушка даже немного порадовалась, что спешит по делу и не будет сегодня переминаться перед ним, как обычно смущенная и безъязыкая.

Ха На припустила вперед, не заботясь, как там очередной янбан (что-то много их развелось в последнее время в ее жизни!) за ней успевает. Обернулась уже при спуске с горы – и испуганно отшатнулась: многоцветный следовал за ней почти вплотную.

– Напугали!

Длинная ленивая улыбка. Пара взмахов веером. Будто обозначил: да, путь длинный, да, жарко. Но ведь не устал нисколько, не запыхался, на высоком лбу даже бисеринки пота не выступило…

– Идем дальше, девочка?

Экий он… жилистый!

…Этот поклонился бабушке сразу – без сомнений, что оскорбит свое достоинство учтивостью с какой-то ноби. Бабушка, скрестив на палке руки, глядела блестящими глазами на его склоненный затылок.

– Айгу-у, внучка-то моя что ни день, то янбанов домой водит! И ведь один другого краше!

– Ну что вы, бабушка Ха Ны (ох, ну надо же, оказывается, он ее имя запомнил, а то все девочка да девочка!), – возразил приезжий, – разве может быть кто-нибудь меня краше!

Бабушка засмеялась, закашлялась, и янбан поспешно подхватил ее под костлявый локоть.

– А давайте-ка присядем! Беседа будет долгой. Я надеюсь.

Бабушка покивала, открыто и пристально рассматривая его лицо – да, вежливостью, вернее, невежливостью Ха На пошла в нее.

– Внучка, принеси нам ячменного напитка!

Многоцветный гость чиновника Ли просидел у них добрый час. Расспрашивал у бабушки про местные течения да водовороты, про обломки кораблей, которые иногда прибивает после шторма к берегу, не находила ли она на дне того да сего… Больше всего его интересовали драгоценности. Похоже, из искателей затонувших сокровищ. Но что-то не слыхала Ха На, чтобы на побережье случались крушения богатых караванов. Разве что рыбацкие лодки иногда пропадают. Прощался гость, непрерывно кланяясь, улыбаясь и приговаривая, что, если бабушка поправится, будет рад нанять ее для поисков за очень щедрое вознаграждение. Но так и не сказал, поисков чего и где. Боялся, разболтают?

Бабушка долго глядела вслед рослой фигуре в цветастых одеждах. Глаза по-прежнему прищуренные – зрение-то слабеет, – но уже серьезные. Пробормотала:

– Что же не так с этим парнем? Вроде всем хорош: и красавец, и почтительный до зевоты. Что не так?

И бабушка тоже это почувствовала? Но Ха На привычно поперечила:

– А министерский сынок тебе, значит, сразу к душе пришелся?

– Что б ты понимала! – процедила старая хэнё. – Тот наш, местный, хоть и пришлый. А этот – чужак! – и неожиданно замахнулась на внучку. – Не вздумай с ним яшкаться! Как бы он ни улыбался и в глаза ласково ни заглядывал, поняла? И работать не соглашайся, а то я тебе все руки-ноги переломаю! Если придется, сама с ним разберусь. Поняла?

Ха На отступила от разбушевавшейся бабули подальше.

– Поняла-поняла, чего это с тобой сегодня?

Та присела на краешек террасы, отдышалась и утерла рукавом лоб.

– Ох, аж в жар бросило!

***

Это что еще за… явление?

Сон Ён глядел вслед незнакомцу в непривычно роскошных (для острова) одеждах. В таких только на центральных столичных улицах в паланкине прогуливаться. Приезжий с островной столицы? Или вовсе с материка? Уже открыл рот: окликнуть, познакомиться, услышать свежие новости и свежие сплетни. Но – закрыл и опустил поднятую руку. Помни, кто ты теперь есть! Не всякий благородный человек тебе сейчас ответит, да и вообще взглядом удостоит. Удел изгнанников – утрата не только родины, друзей, статуса, но и уверенности в самом себе. Сон Ён окинул взглядом свою одежду и печально хмыкнул: да и потеря внешнего вида – тоже. Интересно, что за обноски выделит им со временем уездный чиновник? С собственного плеча или лохмотья с последнего ноби снимет?

Конечно, он сам здесь окреп и закалился, пусть и потеряв взамен белизну кожи, холеность и столичную томную изнеженность, но незнакомец двигался по скалистому бездорожью настолько уверенно, быстро и легко – позавидуешь. Мужчина остановился на склоне. Ветер трепал его пламенную одежду: казалось, что на горе зажегся костер. Обернулся. Может, окинуть взглядом морские просторы, но Сон Ён отчего-то сразу решил: смотрит на дом ныряльщиц. А то и вовсе исключительно на Ха На. Снующая по двору девчонка отсюда сверху напоминала залетевшую в дом пчелу, бьющуюся в стены и окна в поисках выхода.

Человек двинулся по дороге в город. И не лень же было ноги бить с визитом к каким-то нищим хэнё… Кстати, а что за дело приезжему франту до этих самых ныряльщиц, старой да малой?

Сон Ён направился к хижине – исключительно из скуки и праздного любопытства. Глянул поверх ограды: нет, девчонка двигалась вовсе не хаотично, как виделось с горы. Просто пыталась делать все сразу: варить, гладить, раскладывать водоросли для просушки… И, разумеется, непрерывно болтать при этом. Ему сразу же захотелось приковать ее к месту – чтобы не мельтешила перед глазами. А также вставить кляп в рот, чтобы наконец замолчала. Впрочем, рассуждения мелкой, что же все-таки ищет этот приезжий, его заинтересовали. На самом деле – что? И почему господин Ли позволил постороннему заниматься поисками на вверенной ему территории? Или этот человек влиятелен, или же пообещал поделиться… чем-то.

Старая хэнё заметила его первой. Помахала рукой.

– А вот и наш Ён пришел! Заходи, чего ты там торчишь за оградой, жердь жердью?

Наш Ён! Молодой человек шагнул во двор, одновременно и раздосадованный, и странно согретый этим простодушным приветствием. Привыкает, что ли? И даже мелкая, тут же столкнувшаяся с ним в своем вихреобразном движении: «Вот вечно эти янбаны как встанут на дороге, не обойти их, не объехать! Здравствуйте, господин!» – тоже была привычной, как шум близкого моря за каменными стенами.

– Садись. – Старуха похлопала рядом с собой по отскобленному добела старому дереву террасы. – Ты сегодня ел? Ха На!

– Да ел он, ел! – буркнула пробегавшая мимо по близкой орбите мелкая. – Видишь, аж морда от жира лоснится!

– Ну ты, девчонка!..

Ха На зыркнула на бабушку и на самого Сон Ёна, но на следующем круге со стуком выставила перед гостем чашки с ячневой кашей, изрядно заквашенным кимчи и еще какими-то печеными кореньями. В иное время он бы скривился, а то и вскипел от негодования на такую непритязательную пищу, но… Теперь он знал, что ему отдают если не последнее, то предпоследнее. Да и вообще не в его нынешнем положении едой перебирать. Так что Сон Ён медленно жевал, глазел на девчонку – та носилась по двору, напевала, поглядывала косо. Не будь здесь бабушки, наверняка бы еще и рожи ему корчила. Слушал вполуха воркотню старой хэнё: про ноющие кости; про то, какое море нынешним летом холодное, а девчонки-ныряльщицы ленивые; что такому молодому рослому парню есть надо хорошо (против этого никаких возражений не имелось); про бесконечно растущие налоги… Встрепенулся, когда старуха заговорила о недавнем госте. Не поверил:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Хэнё – «женщины моря», корейские профессиональные ныряльщицы, добывающие со дна морского разнообразные морепродукты (кор.).

2

Чогори – блуза, которую в составе ханбока женщины носят с юбкой чхима, а мужчины – со штанами паджи (кор.).

3

Ноби – крепостной (кор.).

4

Янбан – чосонский корейский дворянин (кор.).

5

Кимчи́ – блюдо корейской кухни, остро приправленные квашеные овощи, в первую очередь пекинская капуста (кор.).

6

Тток – рисовые клецки, пирожок, сделанный из клейкого риса. Превратиться в тток – измучиться, быть в разбитом состоянии, после пьянки (кор.).

7

Ван – правитель, король (кор.).

8

Читается как Сонг.

9

Южное море – так называли пролив Чеджу, Корейский пролив.

10

Ино (человекорыба) – русалка, обитающая в Восточном (Японском) море возле острова Чеджу. Имеет шесть-семь длинных ног, человеческую голову и тело, руки-плавники, хвост тонкий и длинный, как у лошади. Ткет без устали, поэтому другое название – Подводная ткачиха. Детей выкармливает грудным молоком (кор.).

11

Харубан (тольхарубан) – «каменный дед», фигура старика на островах Чеджу, У из лавы, базальта с вытаращенными глазами, удлиненными носами и ушами. Защищает деревни от злых духов (кор.).

12

Сокчхима – нижняя юбка, платье на бретелях, надеваемые под ханбок (кор.).

13

Срединная страна – Китай.

14

Ёнван, Ёнсин – цари драконов, хозяева водной стихии, хранители четырех морей (кор.).

15

Чхоннён (Сасин) – зеленый дракон, царь Восточного (Японского) моря, страж Востока (Весны) (кор.).

16

Кисэ́н (кинё) – куртизанки, обученные музыке, танцам, пению, поэзии, поддержанию разговора – тому, что необходимо для развлечения мужчин из высших классов на банкетах и вечеринках. Они подавали еду, напитки, за деньги оказывали интимные услуги, но не были проститутками как таковыми (кор.).

17

Квисины – духи, демоны (кор.).

18

Токкэби (токкаккви – одноногий бес, ходжу – повелитель пустоты) – нечистая сила. Появляется обычно в сумерках, в безлюдных местах. В токкэби могут превращаться предметы, долго бывшие в употреблении: веник, кочерга, сито, тряпье. С человеком дружит, хоть и подшучивает. Особенно любит людей с фамилией Ким. Поэтому его иногда называют Учитель Ким (кор.).

19

Ёндон – домашний дух. Во время второй луны прячется за самой большой балкой, следит за чистотой в доме и угрожает за грязь пожаром (кор.).

20

Ччокпари – кривоногие (с раздвоенными копытами) – намек на национальные японские носки с раздельным большим пальцем.

21

Плененная ино льет слезы, которые превращаются в жемчужины.

22

Имуги (исими) – огромный морской змей, много лет неподвижно пролежав в воде, может стать драконом, получив драгоценную жемчужину. Обитает в пещерах, водоемах, колодцах. Дух, приносящий счастье (кор.).

23

Еый поджу (Мани поджу) – драгоценная жемчужина, исполняющая желания владельца. С ее помощью имуги взлетают на небо (кор.).

24

Мудан – женщина-шаман, беседующая с духами (кор.).

25

Мом-кут – шаманский обряд вызова духов (кор.).

26

Рами – вид растений из семейства крапивных родом из восточной Азии (кор.).