Расследования в отпуске

– Ну и рожа у тебя, Шарапов!

– Не нравится, не ешь! – огрызнулся Сомов.

– А тебе? – откликнулся друг.

– Мне она никогда особо не нравилась.

Видно, Березин почувствовал его состояние, поэтому дальше ерничать не стал, сказал вполне миролюбиво:

– Ну, это мы сейчас поправим.

– Бесполезно.

– Посмотрим.

Линию разговора Сомов простроил заранее. Но то ли глаза у Березы были очень искренние и счастливые, то ли просто совести не хватило доиграть роль хитрого следователя до конца, но после пятой рюмки Сомов выложил все свои подозрения, как на духу. Думал, что Береза начнет обижаться и божиться, но тот положил руку ему на плечо и просто сказал:

– Я понимаю. Сам бы на твоем месте именно так и подумал. И хотя я знаю, что не имею ко всей этой истории никакого отношения, чтобы избавить тебя от адовых мук, согласен на любые вопросы. Спрашивай.

– Да не буду я ничего спрашивать! – рассвирепел Сомов. – Чувствую себя сволочью!

– Да не парься ты! Какой еще сволочью? Ты работу работаешь, и все! Впрочем, если готов снять с меня подозрения, то я, в свою очередь, обязуюсь помочь тебе в расследовании. По мере сил. Ну хотя бы в части предмета, который достали из тайника.

– По-прежнему считаешь, что там икона хранилась?

– В таких делах уверенность только мешает. Увлечешься идеей найти святыню, положишь на это свой живот, а потом окажется, что в печке компромат на партийное руководство хранился.

– То есть не уверен?

– Понимаешь, я чувствую, что это она.

– Чуйку к делу не пришьешь.

– Согласен, но все же. Пока других версий нет, попробуем разобраться с этой. Что скажешь?

– Ну, давай попробуем.

Береза опрокинул рюмку, закусил куском колбасы и уже другим, обыденным тоном сказал:

– Я тут подумал на досуге. Поговори с бабуськами Сочневыми. Классные бабки, хотя им на двоих скоро двести лет будет.

– Почему на двоих?

– Близнецы они. Раньше одна в Костроме жила, а теперь всех схоронила и перебралась к сестре. Та тоже много лет как одинокая. Сочневы – из старожилов. Многое помнят.

– Да они хоть в уме?

– Еще как!

– Ладно. Зайду к ним с утра. Наливай, что ли.

Бабуськи Сочневы и вправду были на одно лицо. Даже количество и глубина морщинок совпадали до миллиметра. Только одеты по-разному. Та, что считалась городской, щеголяла в спортивных штанах и футболке с надписью «kiss me». Вторая – местная – выглядела более традиционно: цветастый фланелевый халат поверх линялых треников.

Поговорить бабуськи согласились сразу.

– Советская власть много чего учудила, – начала городская с готовностью. – Особенно лютовала в двадцать девятом. Одно то, что из камней монастырской ограды общественную баню соорудили! Это ж надо! На святом-то месте!

– А что про мощи молчишь? – вступила деревенская. – Мощи преподобного Макария вскрыли и в краеведческий музей снесли. Вот до чего дошло!

– Ну да! А в обители машинно-тракторную станцию открыли.

– И склады зерна!

– Все испоганили, ироды!

– А икона тогда же пропала? – желая поскорей направить разговор в нужное русло, попросил Сомов.

Бабульки вместе кивнули.

– Тогда. Или раньше, когда братию разогнали?

Городская с сомнением поглядела на местную.

– Нет, тогда она еще была, – уверенно ответила та. – Мамка сказывала: ходили молиться.

Сомов подвинул стул и сел так, чтобы не пропустить ни малейшего движения.

– А не было разговора, кто и зачем ее унес?

Бабуськи переглянулись и синхронно поджали губы.

– Да какие разговоры, милый. Все по-тихой делалось. Если бы прознали, несдобровать!

– Так ее украли или от властей спрятали?

Городская стрельнула в него глазами и, отвернувшись, ответила:

– Да кто теперь знает. Может, так, а может, этак. Люди, чай, тоже не дураки. Понимали, что икона больших денег стоит. Она ж каких еще годов была.

– К тому же явленная! – уточнила местная.

– Это тут ни при чем! – вскинулась городская.

– Как это ни при чем? Явленная дороже бы пошла!

– Чего ты несешь, дура старая!

– Сама чушка безмозговая!

– А ты – дубина стоеросовая!

Сомов сцепил зубы. Господи, дай мне терпения!

– А скажите, бабушки дорогие, кто еще может знать о тех событиях?

Бабульки прекратили ругаться и уставились на него круглыми глазенками.

– Да никого уж не осталось, милый.

– Ни единой живой души.

– Если только в музее. Там много всяких бумаг о тех годах пылится.

Задание музею Березин дал сразу же. И насчет иконы, и насчет школы, и насчет жителей города, которые могли быть свидетелями тех событий. Обещали сделать быстро. Раз областное начальство просит.

Только все это никак не приближало к поимке убийцы.

Кто он? Потомок подвижника, мученика веры, который, рискуя жизнью, спрятал икону, или продувного ворюги, укравшего реликвию из корысти?

Да и важно ли это вообще?

Ясно одно: преступник – не новичок.

Отпечатков на месте не нашли. Ну, это неудивительно, не дурак же он. Даже по полу ходил в бахилах.

Важнее другое. Экспертиза показала, что удар по голове библиотекарши был нанесен точно и сильно. Случайно так не получится. Знать надо, куда и как бить.

Преступление готовилось, и время было подгадано. Одного не учли: что библиотекарша не успеет уйти домой.

Если Березин прав и в тайнике без малого сто лет лежала икона, ради такого куша можно и родную мать порешить. Что там какая-то библиотекарша!

Распорядок школы хорошо знали ее сотрудники. Директор и охранник в особенности. Да и тетя Саша. Она в этой школе училась, как выяснилось. Лет сорок назад.

А вот Алиса вряд ли была в курсе. В школе она появилась впервые в день убийства. До этого ее никто там не видел.

Не видел? И что из этого? Отлучился охранник один раз, мог отлучиться и второй. Специально, чтобы она сумела попасть внутрь. Да и про распорядок поведать тоже мог. А наутро она вернулась, чтобы убедиться: все сделано, как надо. Странно только, что не сказал ей о библиотекарше. Ну, что та заявилась в школу. Если бы они были заодно, не стал бы подставляться под мокруху.

Господи! Да чушь все это! Алиса с охранником Василием Игнатьевичем Булкиным – подельники? Да такое только больному идиоту может в голову прийти!

Стоило подумать об Алисе, в горле сразу стало сухо и колко.

– Бабушки, простите, а попить не дадите?

– Сей момент! – подхватилась городская и побежала в сторону кухни.

Павел вытер пот, напрягся и выдавил Алису из головы.