Ночь девы

– Вот те раз! – восклицает она. – Вместо правнуков они приносят мне в дом кошек. Да и не одну, а целый пяток! Нана, забери их, накорми… в общем, сделай все, что положено. Уверена, мы их куда-нибудь пристроим. И забудьте, о чем я вам говорила. Рано нам пока правнуков, – хохочет бабушка.

На слове «правнуки» Эгирна фыркает и заходит в дом. Мои же щеки покрываются румянцем. Мне уже восемнадцать, но я никогда не представляла себя в роли матери, а ведь видии только об этом и грезят – стать матерью наследника. Сколько всяких глупостей я слышала от Молли и других послушниц!

У бабушки чудесный цветущий сад, о котором заботится Нана. Она всегда ходит в белом чепчике, из-под которого выбиваются седые кудри. Бабушка же считает, что ее руки «не принадлежат грязи». Зато она готовит восхитительные пироги и шьет так искусно, как ни одна мастерица в Диамонте.

Эгирна молча поднимается к себе наверх, я провожаю ее тревожным взглядом. Мне неспокойно. Обычно сестра так болтлива, что пережужжит любую муху. Могла ли я чем-то обидеть ее… или…

Мне снова зябко. Мой страх прокрадывается в реальность. Что, если я… если я, сама того не ведая, навредила ей? Как кошке. Отчего-то я уверена, что Матильда пострадала именно из-за меня. Возможно, и видия Мира?

Это все я. Это могу быть я.

Мы заходим в дом через стеклянную дверь, ведущую из сада, и сразу попадаем в бабушкино логово – на кухню. Как же здесь всегда спокойно, как бы я хотела жить в подобном доме, а не быть тут гостьей.

Смотрю на огромную трещину на полу, где в узорчатом синем кафеле образовался разлом. Я знаю, что в особняке множество комнат, но они либо закрыты на ключ, либо заколочены. В них никто не нуждается. Магистри Селестина почти все время проводит в Сколастике, иногда остается при дворце, а сюда заглядывает, только когда возвращается из торговых экспедиций по Малым Королевствам отец. Эгирна приезжает еще реже. Даже удивительно, что сегодня она решила отдохнуть от дворцовой жизни.

– Я вижу, как ты на все смотришь, Ирис, – говорит бабушка Лирия. – Этот дом как заброшенный замок. Хотела бы я послушать твоего отца, что он скажет на сей счет. Пока он где-то разъезжает, этот дом просто рухнет и похоронит меня.

– Не говори так, бабуль, – произношу я, вновь испытывая дурное предчувствие. – Значит, отца нет?

Я не доверяю словам, произнесенным вслух. Порой мне кажется, что они тоже обладают силой – сбываться. Откуда такая уверенность, я и не знаю.

– Опять уехал, – говорит бабушка и берется за тесто, а внутри меня все обрывается.

Овальный стол и без того заставлен корзинами и вазочками с пирогами, плюшками и кренделями, но бабушке словно того мало. Ее проворные руки подхватывают пышное тесто, делят его на части, вылепливая аккуратные пышки.

– Сколько себя помню, этот дом прогоняет мужчин. Сперва моего отца, потом мужа, а теперь сына. Если уж так посудить, и женщин он особо не жалует. Только пока терпит меня. Да, старый хрыч? – громко говорит она, обращаясь в пустоту, и хохочет. – Я пока заварю нам, душенька, чаю, а ты сходи за Эгирной. Нана! Нана, ты где бродишь, старая ведьма! Не видишь, что ко мне приехали внучки? Живехонько сюда, и собери свежей мяты! – выкрикивает бабушка, подходя к двери в сад.

– У нас нет мяты! – кричит в ответ Нана. – Только ромашка и пижма! Пижма хороша для живота!

– А куда подевалась мята? Оставь свою пижму при себе, дряхлая карга!

Я поднимаюсь на второй этаж, проведя рукой по потертым золоченым перилам, когда слышу тихий всхлип. Дверь в комнату Эгирны закрыта, я делаю шаг. Всхлип превращается во вскрик. Недостаточно громкий, но все же. Так и знала, я же чуяла неладное!