Молох Мори

Обиталище нового пастыря выглядело жалким, даже если сравнить его с загоном для свиней. Было оно до того крошечным, что рослому Фланагану приходилось передвигаться в сарае с вечно согнутой шеей, отчего он сам будто бы тут же мельчал на глазах. Руки его худели в широких рукавах, а просторный размах плеч скуднел с каждым вдохом. Но это не помешало настоятелю вычистить старую лачугу до блеска. Разобрав хлам в церкви, Алистер присвоил несколько горшков, расставив их в спальне, чтобы с крыши не текло от вечных ливней. Сносных досок для стен священник так и не нашёл, но решил, что плыть на лесопилку на соседний остров было бы слишком затратно. Да и кто знает, может, древесины и на большой земле совсем не осталось. Даже парочки жалких досок. Фланаган давно не получал вестей оттуда, а потому и не знал, чего следовало ожидать.

Переезжать в покои служителя при церкви Алистер не спешил. Та почти что всегда пустовала, да и неясная ему самому порядочность не позволила занимать покои, покуда не соберутся морийцы на воскресную службу. Они-то и сами не желали его туда пускать. А возможно, дело было в кое-чём другом. Вот и приходилось умещаться в ветхом сарае. В единственной комнате уместился матрас на старой циновке и сундук. Условия были ужасными: будто ирландцы взяли в плен приезжего священника. Опорожняться приходилось на улице, как и умываться: лохань умещалась тоже только снаружи. До зимы оставалось мало времени, но Фланаган всеми силами надеялся перенести свои скудные пожитки в церковь, а то так и от морозов помереть было недолго.

Вот и в то утро пастырь наспех прополоскался в лоханке, убедившись, что рядом никого нет. Ещё не хватало, чтобы его увидели обнажённым, обнаружив на теле священника то, чего сыскать не следовало. Наспех просушившись простынёй, с заметным зубным стуком Алистер натянул рубашку с брюками, а поверх надел самое тёплое, что имелось – сутану. Грела она чудодейственно, словно в одеянии том действительно имелась некая священная сила. Натягивая рясу, Фланаган чувствовал, как становился значимее и больше, словно тело его крепло под шерстью, наливаясь неведомой силой. Но и мощи эти налагали определённую ношу, что казалась пастырю порой непосильной.

Одевшись, Фланаган поспешил в ларёк к Районе. Ему сообщили, что паромщик доставил новую партию свежих газет, которые, впрочем, добирались с большой земли аж две недели. Однако за месяц службы на Мори пастырь был согласен и на такое. Ранее случались моменты, когда он оказывался отрезан от мира, но никогда тягостное бремя не растягивалось на столь долгий срок. Остальных же островитян пагубное ограничение не очень-то смущало. Да и искать им в новостях было практически нечего.

Дорога до магазина была извилистой и сложной – взбираться приходилось прямиком на крутые холмы. То там, то тут попадались скамейки, но ни на одной из них пастырь не нашёл Мануса. Должно быть, старик ещё отдыхал в постели в столь ранний час. Морозный ветер игрался с полами сутаны настоятеля, закрадывался тому в рукава и трепал волосы, отчего нервозный Алистер то и дело приглаживал их обратно. Без порядка оказалось никак, и наводить его священник всегда принимался с себя. К слову, сделать это оказалось куда проще. И даже избавиться от тошнотворного запаха в исповедальнях у него почти получилось, только вот на исповедь так никто и не приходил. Вот что гложило Алистера Фланагана.

Зачем Мори так настырно выпрашивали себе настоятеля, раз он им оказался не нужен? И связано ли это было со смертью предыдущего священника?

Вряд ли. Алистер верил, что всё дело в смертельной скуке и тоске, осадившими остров, словно чума. Или может, суть скрывалась в войне. Её отголоски он видел везде, а потому счёл разумным предполагать, что прежнего настоятеля свалила с ног дурная весть. Однако сами морийцы лишь отмахивались, мол, у повесившегося священника не было родных и друзей, да и война всякого жителя, включая его, считай, не коснулась. Фланаган внемлил им словам, ведь проблем у него числилась масса, а потому отвлекать себя самоубийством вовсе не хотелось. Да и в присказки местных жителей верилось с трудом.

Преодолевая очередной крутой подъём, пастырь тяжело задышал и остановился. Воздух на острове временами казался особенно спёртым, пусть и морозным. Он тягучим мраком заполнял внутренности, отчего вдохи становились короче, а выдохи – длиннее. Изо рта клубами повалил пар. Алистер улыбнулся, когда завидел на горизонте зачахлую хибару с вывеской. У входа мелькнули головы удаляющихся жителей. Стало быть, некоторые морийцы уже проснулись. Настоятель улыбнулся ещё шире и двинулся вперёд.

– Преподобный! – позади Фланагана раздался знакомый голос. То была Эдалина с дочуркой. Только с одной.

Женщина крепко схватила ребёнка за руку и потащила за собой, поднимаясь на курган к пастырю. Выглядела она небрежно, выбежала на улицу, очевидно, прямо в домашнем халате, натянув поверх кофту. Но при всей свойственной Уолш неряшливости, в ней проглядывались отголоски юной привлекательности. Она широко улыбнулась.

– Не ожидала вас здесь увидеть, преподобный! – Эдалин запыхалась, пытаясь убрать белесые пряди с лица.

– Зовите меня Алистером, – ответил пастырь и улыбнулся, взглянув на девочку. Опустившись на корточки, Фланаган попытался заглянуть в холодное девичье лицо, но малышка тут же отвернулась. – А тебя как зовут?

– Изольда, поздоровайся, – с нажимом бросила Эдалин и дёрнула дочь за руку. Та неловко кивнула, после чего настоятель поднялся.

– Вы куда спешите? Час-то ранний, – заметил Алистер.

– Не все тут спят до полудня. Только бездельники, – обиженно заметила Уолш и медленно прошла вперёд.

– Вы к Районе направляетесь?

– Да. Хочу купить тушёнку запасом.

– Я тоже к ней иду, – мягко объявил Фланаган и последовал за морийкой широким шагом, сцепив за спиной руки.

Ветер колыхал подол платья и трепетал волосы женщины, отчего редкие пряди выбивались из слабого хвоста, то и дело запрыгивая на лицо и путаясь за ушами. Она нервно убрала их в сторону, нахмурившись. Её губы исказила кривая усмешка.

– А вы зачем к Районе идёте? Сами сказали, час ранний.

– Хочу купить газету, – заявил настоятель и опустил взгляд на носки ботинок. Тело его невольно поёжилось под суровым взглядом морийки. – Узнать бы, что нынче происходит на большой земле.

– Новости, пока дойдут до нас, устаревают. Вы здесь ничего толкового не узнаете. Раньше приходили телеграммы и открытки от профсоюза добровольцев из Дублина, но только Бартлею. Знаете его ведь? – Изольда споткнулась, но мать тут же потянула детскую ручонки вверх. Чудом удалось избежать падения. – Впрочем, кажется, старик давно их не получал.

– А почему только ему?

– Так ведь Лори, сын его, служить пошёл добровольцем. От него телеграммы с новостями, кажись, приходили.

Алистер нахмурился. Морийский президент никогда ранее не упоминал, что его отпрыск пошёл воевать, будто находил в этом нечто постыдное. Что же?

– Он не рассказывал мне об этом.

– Сейчас никому не рассказывает. Вестей ведь нет о сыне.

– А Тиган не пытался узнать, жив ли тот?

– Этого я не знаю. Впрочем, старик просто пьянчуга. Забыл, видать.

Выпустила эти слова Эдалин в пустоту с присущим ей пренебрежением, но тут же нахмурилась, бросив взгляд вперёд. За ней последовали и глаза Фланагана. У двери магазинчика показалась Района, закурив сигарету. Но завидев приближающихся вдали посетителей, тут же в спешке скрылась в помещении.

– Опять эта О'Лири пытается казаться лучше, чем есть, – с желчью в голосе бросила Уолш и фыркнула.

Алистер на это ничего не ответил, принявшись разглядывать угрюмые небеса. Эдалин, решив, что её не услышали, вновь принялась ворчать:

– Знаете, Района неплохая. Просто одинокая.

– Она всегда была одной? – Фланаган повернулся к собеседнице. Изольда, по-прежнему угрюмая, шагала чуть поодаль, скрестив руки на груди.

– Раньше жила с матерью, пока та не скончалась. А так, вы, должно быть, знаете, как ведут себя одинокие женщины. У Районы в этом плане никаких рамок нет, – с заметным отвращением съязвила Эдалин, не отрывая взгляда от магазина впереди. – Что женатый мужик, что больной и старый, да хоть священник – ко всем присматривается.

Она потуже затянула старую кофту, стоило ветру усилиться. Холодным потоком тот вскружил её платье и взлохматил волосы пастыря. Девочка петляла позади, покачиваясь на морозе, словно тонкий саженец. Алистер вновь покосился на ребёнка. Та опустила глаза долу, поймав его взгляд.

– Не знаю, мне она показалась девушкой серьёзной.

– Она ведёт себя точно шлюха, Алистер. От неё за километр несёт табаком. Уж поверьте, я знаю, о чём толкую. Района и к моему мужу лезла, – устало ответила Эдалин. – Будьте с ней осторожны. У этой распутницы, как и у её матери, глаза грязные.

– Как это? – поинтересовался сбитый с толку священник.

– А вы обратите внимание, как она смотрит на вас, и поймёте. Неспроста такая взрослая, а до сих пор в девках ходит. Значит, есть причина, почему замуж не берут.

– Быть может, Района попросту не хочет замуж?

– Какая ж женщина не захочет замуж? Да и чем ещё заниматься на этом острове, если не семью заводить?

– Ну…

Почему-то в голову к Алистеру тут же закрался одиночка с Мори, но отнюдь не Района, а Манус. Возможно, старик был вдовцом, а может, всегда ходил одиноким. Однако занятие он себе нашёл: созерцать на крошечный и пустеющий клочок земли день ото дня с одних и тех же мест – для этого и впрямь требовалось недюжинное терпение. Во всяком случае, Манус делал это столь виртуозно и деловито, что стало казаться, будто большего ему и впрямь не надо. Следовательно, одиноким людям тоже было, чем себя занять.

Путники дошли до ларька. Алистер потоптался у входа, подождав, пока Эдалин с дочуркой зайдут внутрь, а затем последовал за ними. За прилавком на высоком стуле сидела О'Лири и читала газету. К своему разочарованию и одновременно удивлению пастырь обнаружил, что сигарету продавщица так и не потушила. Над входом звякнул колокольчик – повторно, когда дверь закрылась. Но Района не отвлеклась от чтения.

Её магазинчик внутри оказался ещё меньше, чем снаружи. На угрожающе прогнувшихся полках в ряд лежало абсолютно всё, что сносного можно было сыскать или произвести на острове, начиная от старых журналов, заканчивая консервными банками. На стенах рдела высохшая краска, потолок кое-где был смазан чем-то поверх проступающей плесени. В углах уместились мешки с зерном, а у дальней стены мелькнула приколоченная вешалка с вязаными кофтами – точно такими же, как и та, что висела на широких плечах Уолш.

К слову, посетительница хрипло вдохнула и принялась шагать вдоль полок, бросая взгляды на пастыря и периодически улыбаясь. Белесая макушка дочери исчезла где-то под прилавком. Фланаган вновь потоптался, но уже посреди крошечного магазина, где и развернуться оказалось негде. Он уставился на продавщицу, заметив, что в руках та держала относительно свежую газету.

Тёмные озорные витки обрамляли лицо Районы и терялись где-то у черты крепких челюстей и строгого подбородка. Лицо её, смуглое и сухое, казалось плоскостью с тонкими губами. Лишь нос с горбинкой выделялся на абсолютной симметрии. Её глаза казались излишне выпученными, но лишь издали. Вблизи же те походили на лукавые кошачьи с тёмной радужкой. Ростом О'Лири, в сравнении с большинством жителей острова, немногим уступала пастырю, хотя тот всегда помнился дюжим мужчиной. Тоненькие ручки её терялись в широких рукавах кофты, однако пальцы казались удивительно сильными с проступающими меж фаланг костяшками. При всей своей угловатости Района действительно казалась симпатичной молодой женщиной. Уолш в очередной раз нетерпеливо вдохнула, и Алистер отвлёкся.

– Чего тебе? – спросила продавщица, не отрывая глаз от газеты.

Фланаган открыл было рот, но тут же закрыл обратно, когда из-за спины раздался голос Эдалин. Та ответила, не оборачиваясь:

– Я молчала.

– Ты слишком громко дышишь в моём магазине, – ответив, Района резко захлопнула листы газет, отчего те с треском сложились меж крепких пальцев. – Простыла, что ли?

– Что, у тебя и дышать нельзя? Сама-то вон, куришь. Никакой заботы о покупателях.

– С какой стати мне заботиться о покупателях? – возмутилась Района. – Не нравится, иди в другой магазин. Ах, да…

"А больше ведь нет магазинов на Мори", – подумал Фланаган, но решил промолчать.

– Да брось, будто я не догадалась, что ты забежала внутрь магазина с сигаретой, как только увидела преподобного!

О'Лири лишь на мгновение удивилась, а затем поймала взглядом внушительное тёмное пятно в сутане, уместившееся прямо посреди ларька. Фланаган неловко улыбнулся и опустил глаза. Вспоминая слова Эдалин о грязном взгляде продавщицы, Алистер однако не сыскал в угольных зрачках Районы ничего кроме враждебности. Похотью там и не пахло. Неприязнью – вполне. Пастырь постарался скрыть обиду и отвернулся, изучая товар.

– Я на улице задницу отморозила, вот и зашла внутрь, – наконец заявила магазинщица и потушила сигарету. – А тебе, Эдалин, советую поменьше сувать нос в чужие дела.

– Нос не сую, но глаза-то у меня есть.

Из губ Районы, точно дым, выкатился куцый стон. Она закатила глаза и обратилась к преподобному:

– Вы зачем пришли?

– За газетой.

Фланаган неловко подошёл к прилавку и кивнул в сторону рук торговки. Та прищурилась.

– Они кончились.

– Как это? Вот у вас у руке одна и ещё стопка на столе.

– Эти зарезервированы. Все для жителей. Вот к полудню проснутся и раскупят.

Настоятель уставился на стопку. Точное количество газет сосчитать он не смог, но был готов поклясться, будто тех не меньше двух десятков.

– А мне что тогда делать?

– Молиться, разумеется. Спросите у Бога, какие новости нынче на материке.

– Брось, Района, – выдала Уолш и спешно подошла к прилавку. – Отдай газету Алистеру. Ты чего, пьяна? Со мной у тебя тёрки, а к нему не цепляйся.

– Тебя забыла спросить, – огрызнулась О'Лири.

– Мне нужна газета, – воспротивился Фланаган. – Дайте хотя бы некролог прочитать.

Продавщица нахмурилась, но всё же протянула газету, что держала в руках. Священник схватил её и сложил в дудочку, сжав подмышкой.

– Хотите отыскать там знакомое имя? – спросила О'Лири.

– Возможно. Сколько с меня?

– Читайте так, – отрезала Района и слезла со стула. – Если не найдёте нужного имени, вернёте.

Направившись к полкам, она принялась перекладывать тушёнку с места на место. Пастырь застыл на месте.

– Я возьму две тушёнки, – сказала Эдалин и водрузила на хлипкий прилавок увесистые металлические банки. Отвернув полы кофты, она сунула руку в карман платья и выудила оттуда два фунта.

О'Лири нахмурилась и подошла к покупательнице. Взяв монеты, она сжала их в кулаке.

– Они подорожали. С тебя три фунта и пятьдесят пенсов.

Уолш оскалилась, хихикнув. Подозвав дочь, женщина крепко вцепилась в маленькую ручонки и положила свободную кисть на банки.

– Я поняла. Мы с тобой поцапались, и ты теперь с ума сходишь?

– Да не схожу я с ума. Всё подорожало. Теперь и они почти вдвое дороже.

– Нет у меня четырёх фунтов.

– У меня тоже нет лишних четырёх фунтов, – сухо ответила Района и вцепилась в банки. Но Эдалин и не думала их отдавать. – Почему бы тебе не попросить у мужа?

– И чем же мне детей кормить? – покупательница проигнорировала последний вопрос.

– Возьми одну тогда.

– Ты просто воровка. Делаешь деньги в проголодь на своих же земляках.

Лицо О'Лири оставалось беспристрастным. Она холодно задрала брови, глядя на Уолш сверху вниз.

– Просто заплати.

– Я не стану платить.

– Давайте я заплачу, – вмешался Фланаган.

Женщины хмуро уставились на священника. Нахмурилась и Изольда, крепче вцепившись в мамину руку. Пастырь уже решил, что ляпнул лишнего, но вдруг лицо Эдалин озарилось, словно та только поняла значение произнесённых слов – на губах заиграла улыбка, а глаза угодливо заискрились. Однако лицо Районы тоже прояснилось. Торговка удивлённо задрала брови. Молчание затянулось. Затянулось слишком, как и слишком поздно настоятель понял, что сотворил сказанным. Его поступок был воспринят отнюдь не благодетелью. И пусть им Алистер лишил себя возможности есть тушёнку целых две недели, не обладая изобилием средств, морийки, очевидно, решили, что капеллан со столицы владеет внушительным достатком. Ещё не хватало, чтобы жители подумали чего плохого о настоятеле. Где в голод обычному пастырю так обжиться, даже на большой земле? Что-что, но благодатью Господа такой дар назвать было нельзя.

– Ой, что вы, не надо, – нерешительно протянула Уолш. – Мои дети и без тушёнки как-нибудь протянут. Да, Изольда?

Района с шумом выдохнула и закатила глаза, когда мать нагнулась и жалобно взглянула на девочку, которая, казалось бы, и вовсе ничего не понимала. Фланаган вдохнул – но не выдохнул – достал изрядно потрёпанный купюрник из кармана сутаны, выудив оттуда четыре фунта из имеющихся пятнадцати. Всё это время Района не отрывала взгляда – от кошелька.

– Вот, – заявил священник и положил на прилавок деньги. – За две тушёнки и газету. Этого хватит?

О'Лири недовольно покосилась на пастыря исподлобья. Челюсти её задвигались, будто бы та принялась ворочать языком по зубам. Взяв деньги, продавщица нагнулась и достала из кассы пятьдесят пенсов, шумно хлопнув монетой по столешнице. Затем, взяв с прилавка новую газету, положила рядом с медяком. Довольная Уолш схватила товар, после чего всучила банки дочери.

– Даже не знаю, как вас отблагодарить! Надеюсь, для вас это было не слишком накладно?

Лицо Эдалин озарилось благодарностью, и кажется, оттого немного помолодело. Алистер смущённо улыбнулся.

– Не думайте об этом, прошу вас. Лучше дома поблагодарите Господа нашего.

– Непременно, святой отец! – просияла Уолш и повела дочурку к выходу. – Пойдём, Изольда.

Проходя мимо Районы, та непременно бросила злорадствующий взгляд на хозяйку и скрылась за проёмом. О'Лири фыркнула.

– Стать святым за три с половиной фунта. Не дурно, я вам скажу.

– Я не возьму газету бесплатно.

– Она не стоит пятьдесят пенсов. Сдачи нет.

– Тогда возьмите себе всё.

Голос Алистера сделался нарочито строгим, требованием застав Району врасплох. Речь его куцая казалась бесприкословным приказом, а вид сделался даже немного грозным. Только сейчас О'Лири будто бы обратила внимание, насколько серьёзным и мощным противником оказался незнакомец в сутане, а потому нахмурилась и молча взяла деньги обратно.

– Как знаете, – сухо отрезала продавщица.

Фланаган взял газету и сунул себе подмышку, спрятав купюрник обратно в карман. Окинув магазинчик строгим взглядом, он вышел наружу, бросив через плечо:

– Всего доброго.

О'Лири ничего не ответила. Впрочем, Алистер и не ждал чего-то конкретного. Стоило пастырю покинуть магазинчик, как у входа того встретила Эдалин. Лицо её сделалось добрее – очевидно, подальше от Районы, – она уже вовсю улыбалась, невинно опустив голову вбок. Фланаган улыбнулся в ответ морийке.

– Я хотела вас отблагодарить ещё раз, Алистер, – пролепетала Уолш, отчего лицо её покрыл румянец. – Подальше… ото всех.

– Не стоит благодарить меня, – ответил настоятель и медленным шагом двинулся в сторону церкви. – "Славьте Господа, ибо вовек милость Его".

Эдалин слегка прищурилась, а затем кивнула. Она двинулась следом за настоятелем, волоча за руку дочь.

– Это из какого-то стиха, да?

– Да… – неуверенно протянул Фланаган и покрепче сжал газету рукой.

Ветер крепчал. Он вовсю гонял облака над головами путников и свистом перескакивал между их щиколотками. Реденькие волосы Эдалин вновь разметались по всему лицу, однако на этот раз молодая женщина рассмеялась. Точно её маленькая копия, матери тут же вторила Изольда. Семья казалась счастливой – всего-то из-за двух банок тушёнки. Простоте местным жителям было не занимать – до того иной раз поразили священника. Да, временами их невинность принимала лик откровенного скудоумия, но всё же изначальная враждебность, что показалась Алистеру, теперь же походила на непринуждённость. А ведь в чём-то Района оказалась права: ещё никогда в жизни Фланагану не оказывали такую благодарность всего-то за три с половиной ирландских фунта.

Путники недолго молчали. Пару раз Эдалин открывала рот и поворачивалась, но следом замолкала. Сонная дочка отстала и с трудом плелась где-то позади, но мать, казалось, этого не замечала. Наконец она заговорила.

– Знаете, Алистер, вы производите очень хорошее впечатление на нашу общину.

Последнее слово она важно отчеканила, пытаясь казаться то ли умнее, то ли важнее. Фланаган сцепил руки за спиной и улыбнулся.

– Это не может не радовать. Впервые нахожу такую добродушную… общину.

– О, поверьте, не все здесь такие. Далеко не все. Потому не дайте им запудрить вам мозги, – пробубнила Уолш и тут же нахмурилась. – Вот, например, та же Района. Я ведь говорила, что она будет заигрывать с вами. Даже пятьдесят пенсов вернула.

– Я не взял их.

– Да? – смутилась Эдалин. – И правильно. Мало ли, может, заговорила их. Она у нас на острове точно этот, как его… Иуда! Вот.

– Я не верю в заговоры, – ответил Фланаган. – В них нет силы, это не смерть.

– Поверьте, есть вещи и похуже смерти.

На горизонте показалась церковная колокольня. Пастырь гадал, где живёт Эдалин и когда отчалит от него, двинувшись своей дорогой. Но та и не думала отставать, временами окрикивая Изольду, чтобы та шла следом. На скамье впереди мелькнула тучная фигура, и настоятель сразу же узнал Мануса, созерцавшего пустующий дом по другую сторону дороги. Сбоку от Фланагана раздался тихий голос спутницы. Она разочарованно протянула:

– О…

– Это Манус впереди?

– Да, кажется. Ещё один, – огрызнулась Эдалин, – бездельник.

– Он каждый день тут сидит?

– Само собой, в дожди и туманы его на улице не сыщешь. Да и заняться старику больше нечем. Только пить и торчать тут.

Фланаган кивнул. Чего тут скажешь? Морийцы умели находить себе занятие из ничего, причём столь основательно и увлечённо, что пастырю ещё ни раз приходилось чувствовать тем самым бездельником себя.

– А вы домой идёте? – спросил настоятель и обернулся на девочку позади.

– Я как раз об этом хотела с вами поговорить. Хочу пригласить вас на завтрак. Наша старушка-курочка только яйца снесла, – нараспев заявила Эдалин и выпрямилась. – Пожарю вам яичницу, сварю какао. Заодно и с супругом моим познакомитесь.

– Спасибо большое, – слишком мягко выдал Фланаган. – Но я уже позавтракал дома.

Путники остановились неподалёку от церкви. Лицо Эдалин словно тут же осунулось, морщины на нём стали глубже и печальнее. Широкие плечи сделались сутулыми. Она разочарованно поджала нижнюю губу.

– Вы живёте где-то здесь рядом? – спросил Алистер и вновь покосился на Мануса.

– На самом деле я живу немного в другой стороне отсюда. Просто ждала момента, чтобы пригласить вас.

– Вы столько прошли зря из-за меня, – виновато заметил Фланаган.

– Не берите в голову. Лучше скажите, как мне всё-таки вас отблагодарить?

Алистер прищурился и вновь обернулся. Позади его спины развернулся удивительный пейзаж. Курганы ровными увалами отливали болотом. Прогалины на них переливались десятком оттенков. Травинки кренились из стороны в сторону, с едва слышимым гулом пропуская через себя попутные ветра. Позади холмов высилась башня с одиноким колоколом, проглядывающимся сквозь прикрытые абасоны. Казалась часовня крошечной башней, произрастающей из земли, вокруг которой не имелось ничего, кроме одинокой скамьи и тучного старика, изо дня в день проверяющего её на прочность. Слишком умиротворяющий вид прятался за широкой и крепкой спиной настоятеля, что укрывал собой чуть ли не половину острова. Неужели тут и впрямь нет войны? Алистер задумался.

– Знаете, вы можете кое-что сделать лично для меня.

Лицо Эдалин вновь тут же омолодилось, а священник удивился, сколь переменчивыми оказались её глаза. Крепче сжав банки, морийка улыбнулась и с вызовом подняла голову.

– Я слушаю.

– Приходите в это воскресенье с утра на службу, – выдав, Фланаган заметил, как в очередной раз омрачилось лицо собеседницы. Затем добавил: – А ещё на исповедь, как подобает каждому верующему.

Уолш вновь примерила новый лик, который по счёту за утро. Она улыбнулась, плотно сжав губы, и огляделась по сторонам.

– Обязательно приду, Алистер.

Прозвучали её слова кокетливо, будто та приняла приглашение на ночную прогулку или на вечер в пабе, но никак не на исповедь, отчего настоятель нахмурился. Однако Эдалин, окликнув Изольду, взяла за руку девочку и двинулась прочь. Уходя, она то и дело оборачивалась. Сам пастырь, вздохнув, двинулся к Манусу.

Тот казался не более хмурым, чем обычно, раскурвая трубку и бросая укоризненные взгляды на небо. Когда к нему подошёл священник, он не поздоровался.