Колхоз. Назад в СССР. Книга 4

– Ой, доктор. Болит. Так болит, мочи нет. Горит все. Я и травы прикладывал, и мазал бабкиной мазью, ни черта не выходит. А живу-то один. Куда денешься? Хоть бы баба была какая, завалящая, так оно все полегче. А тут и обратиться не к кому.

Молодая терапевт, открыв рот, в ступоре наблюдала, как перед ней совершенно посторонний человек, хоть и пациент, просто в наглую, откровенно, не стесняясь, собирается вывалить свое достоинство. Не с проста же он остался в одних трусах. Да ещё описывает, как у него там все сложно.

– Вы, гражданин … Вы чего? Немедленно наденьте штаны! Это что же…

Мужик прибалдел. Его несколько дней назад в бедро ударил рогами родной козел. Не иначе взбесился, сволочь. Бедолага терпел, сколько терпелось. Пытался лечить народными средствами. Мужик, естественно. О нем речь. А теперь врач отказывается помогать пострадавшему. А как же клятва Гиппократа? А как же врачебные долг и совесть.

– Доктор, да вы посмотрите! Посмотрите, что у меня есть! Вы ж гляньте! Как можно отказывать человеку, не посмотрев даже!

С этими словами, мужик, уже спустивший штаны до колена, начал семенить в сторону стола, за которым сидела терапевт. Та в свою очередь поняла, нормальных слов этот сумасшедший не понимает, а даже наоборот – настойчиво хочет ей показать какую-то страсть. Что может показать мужик, если он – в трусах? Тут высшего образования не требуется. Итак все ясно.

Будь врач постарше, поопытнее, может, сразу бы ситуация разъяснилась. Но девчонка, не так давно закончившая институт, к деревне относилась предвзято, а потому с перепугу решила, все, сейчас что-то будет. Она предприняла единственный, верный по ее разумению, шаг. Вскочила на ноги и бросилась прочь из кабинета.

Когда оказалась в коридоре, первым, на кого упал ее взгляд, был Переросток. Молодой, симпатичный и вроде адекватный. Если с двумя пунктами поспорить сложно, то последний, лично у меня, вызывает сомнения. Но юная докторица об этом не знала.

Братец, в свою очередь, симпатичную особу в белом халате заметил ещё в тот момент, когда она вошла в кабинет. И тут вдруг распахивается дверь и появляется она. Фея Гиппократа. Глаза полные слез, щеки горят румянцем, грудь вздымается и дышит бурно. Встретившись глазами с Андрюхой, доктор подумала, это тот герой, который спасет ее от сумасшедшего извращенца.

А несчастный мужик вообще не мог понять, что за хрень происходит. Он, как был, без штанов, поскакал следом за доктором, попутно эти штаны придерживая. Всякое про городских говорят, но разве ж можно так относиться к пациентам? Ясное дело, высказался в ее адрес не совсем культурно. Громко и при свидетелях.

– Помогите кто-нибудь. – Несчастным голосом попросила фея в белом халате…

– Так это тебе мужик навялял? – Дед Мотя, не выдержав, прервал рассказ Переростка.

– Если бы… – Братец тяжело вздохнул. – Дед. Я то не знал, в чем дело. Думал, и правда до́кторицу… того…ну, Вы поняли. Пытался красномордого образумить. А тут, как раз, бабуля вернулась. Ее с головокружением и бессонницей хирург отправил обратно. Сказал, чтоб ерундой не маялась, шла к терапевту. Ну, та и пришла. Заодно начала возмущаться, мол, гад я и сволочь. Над пожилым человеком поиздевался. Дед здоровым ухом это услышал. А тут я ещё с мужиком вроде сцепился. Он же с бадиком был. Дед. Ну, вот этим бадиком по ноге мне и прилетело. Прямо чуть ниже колена. Не знаю, на кой черт деду врач. Такой шустрый оказался…

Короче, когда пришла Наташка, мы только перестали гоготать. Андрюха не смеялся. Он на нас обиделся.

Просто ещё была часть рассказа, в которой девчонка, свято верившая, что у Переростка по ее вине проблемы с ногами, в изумлении наблюдала, как этот болящий вскочил с места и бросился защищать доктора. А потом ещё уворачивался от дедовской палки.

Я представлял реакцию Наташки и ржал, как конь. Да и Матвей Егорыч тоже.

– Нет трико… – Грустно сообщила девчонка.

– Ну, вот видишь. Я же говорил. Все. Поехали домой, нам ещё на станцию нужно заехать.

Андрюха, к счастью, моим словам значения не придал. Тем более, нам надо было решить, как его усадить в машину, и этот вопрос волновал братца сильнее. Наверное, опасался, что мы его прямо тут, на лавочке, оставим.

В итоге решили Переростка посадить вперёд, дабы он ногу мог устроить нормально. Дед Мотя переместился к Наташке и Семёну на заднее сиденье. Правда, Матвей Егорыч пытался спровадить младшенького в багажник. Типа, места там много, пацану в самый раз. Но Сенька поднял такой вой, что идею эту пришлось оставить. Хотя, мне она, честно говоря, понравилась. В педагогических целях Семену было бы полезно. Хотел же приключений. Чем не приключения?

На станции, к Алкиному дому подъезжать не стал. Бросил машину с пассажирами возле здания вокзала и велел ждать. Никому никуда не ходить. А то есть весомое опасение, не доедем в целости и сохранности. Одним Андрюхой не обойдется.

Хорошо, Переросток был полностью занят своими страданиями и переживаниями. Просто насчёт Алки я предупредить его не мог, потому как, не имел нормального объяснения, на кой черт мне ее на матч звать. Естественно, Андрюха начал бы задавать вопросы. А это сейчас очень не к месту.

К нужному дому практически бежал. Пассажиры у меня неспокойные. Найдутся, непременно, желающие прогуляться следом, если задержусь. Мать, к счастью, оказалась дома. Я не стал долго рассусоливать, сказал прямо в лоб.

– Помнишь, ты просила помочь с Андрюхой. Так вот…В субботу у нас матч в Зеленухах. Приезжай. Хорошо?

– Ой…Неожиданно. А…Андрей тоже будет? Он знает о том, что ты меня пригласил? – Аллочка засмущалась, но было видно, она рада.

Хреново. Очень хреново. Не забыла, выходит, ещё братца. Это прям совсем не в тему. Надо будет Серёге постараться. Хрен его знает…Подвиг, может, какой совершить. Местные девицы падкие, вроде, на эту ерунду. Можно, конечно, ещё Андрюху настроить. Типа, вот шанс отбить Аллочке охоту, чтоб жила дальше спокойно и его не вспоминала. Но без отцовского участия это все равно ничего не решит.

– Будет Андрей. Будет. Ты, главное, приходи. Это очень важно!

Она кивнула, а потом попыталась пригласить меня на чай. Но я очень быстро, сославшись на дела, сбежал из этих очередных гостей.

Хватит. Напился чаёв. Уже боюсь встречаться с кем-то. Или разговаривать. А то ещё какая-нибудь хрень вскроется. Тут хотя бы с тем, что есть, для начала разобраться.

Глава 3: О том, как сложно избавиться от того, что хотел получить

– Да уж…Хоть бы пьяные были… Ещё можно понять… – Грустно сказал дядька, когда пришел с работы, увидел Андрюху, а потом услышал немного изменению версию, в которой у братца якобы прихватило спину, как уже случалось совсем недавно.

Этот вариант специально для родственников мы придумал совместными усилиями. Нужно ведь было объяснить, на кой черт Андрюха вообще оказался в больнице. Врать во всем, от начала до конца, – глупо. Не скажем про больницу сами, все равно донесут. Вопрос времени. Если Переросток не видел знакомых, это вовсе не означает, будто его кто-то не узнал. Тут же плюнуть некуда, везде родственники, кумовья и товарищи.

– Бать, так ни в одном глазу! Ты чего! Совершенно трезвые! – Андрюха несколько раз ударил себя кулаком в грудь.

– То-то и оно… – Многозначительно бросил дядька и скрылся в доме.

Светланочка Сергеевна, как только мы вернулись, сразу утащила Младшенького в кулуары, и теперь их тоже не было видно. Наверное, снова пытает, что он смог выяснить обо мне. Только я подготовился заранее. Семен уже получил ценные указания и точно знал, как отвечать на расспросы маман.

Меня, если честно, госпожа Милославская в данный момент как-то мало беспокоила. Ни сегодня, ни завтра, ни ближайшие два дня она вообще мне не интересна.

Появилась гораздо бо́льшая проблема. Выбывший из строя Андрюха. Тут, без преувеличения, полная задница вырисовывается.

Поле надо испортить, чтоб одна его часть для игры не годилась. Судью надо напоить, чтоб он вообще ни черта не соображал утром. Я даже приблизительно, знал, как мне организовать нашу с ним "случайную" пьянку. Но вот "снаряды". С ними как быть? Братец для этой миссии больше не подходит.

– Слушай… А может, попросить Наташку?

Мы сидели с Андрюхой на берегу пруда. Я задумчиво смотрел на воду и пытался сообразить, что делать. Братец просто задумчиво смотрел на воду. Вообще не было заметно, что в его голове идёт мыслительный процесс. Тем неожиданнее оказалось услышать от него это предложение.

– Ты чего? – Я посмотрел на Андрюху. – Как себе представляешь?

После ужина, который в этот раз не был столь семейно объединяющим, как предыдущие два, мы сбежали от всех, дабы покумекать над ситуацией.

Госпожа Милославская нас своим присутствием за столом не почтила, и это радовало. Она решила остаться в доме, сославшись на мигрень.

Хоть аппетит не был испорчен. Я так понимаю, маман злилась из-за Сенькиных отчётов. Его послушать, так я – исключительно добропорядочный гражданин. А это вообще не подходило для ее возможных планов. Думаю, Светланочка Сергеевна на данный момент оценивает ситуацию, ищет, чем бы меня прижать. Собственно говоря, я сам в отношении нее делаю то же самое. Мы оба в засаде, ждём удобного момента для активных действий.

– Как? Да вот так. Расскажи ей о своей задумке. Что ж, Николаич Наташке не чужой, так-то. Она в победе больше всех заинтересована. Вы, конечно, как кошка с собакой, но тут, момент объединяющий. Да и потом, глядишь, между вами наладится. Уже только ради этого сто́ит попробовать.

Я с удивлением посмотрел на Андрюху. Это точно он? Что за чудеса? От братца слышу здравые мысли.

– Чего там наладится? Уже по фигу.

– Не ври. – Коротко отрезал Переросток. Потом сорвал травинку, которая росла рядом, и сунул ее себе в зубы. – Вы когда вместе, аж искры летят. Маетесь только ерундой. Она психует, ты психуешь. А все почему?

– Ой, мляха муха…Психолог. Ну, давай, говори. Почему? – Я усмехнулся. Андрюха в роли коуча по личным отношениям. Дожили… Сам только недавно по Клавдии убивался, как дурак.

– Потому что, оба хотите быть вместе. Но сами себе придумываете сложности. Вот и беситесь. А зачем? Оно же проще простого. Хочешь? Делай.

Я молча рассматривал пруд. Странно, а по сути братец прав. Чего теряю, например, сказав девчонке в открытую о своих настоящих эмоциях? Да ничего. Вообще ничего. Тем более, ее поведение тоже весьма неоднозначное. Явно не просто так все эти кружева рядом со мной. Есть симпатия, это точно. Ну, или Наташка просто психопатка, которая любит следить за людьми.

– Может ты и прав, Андрюха…

– Так, Милославский, я не понял! В чем дело?!

От голоса Ефима Петровича меня подкинуло на месте. Вот участкового увидеть сейчас точно не ожидал. Про отсутствие стремления к нашей с ним встрече, вообще не говорю. Это и так ясно.

Он спустился с пригорка и подошёл к нам с братцем. Был участковый в форме, а значит, только приехал в Зеленухи.

– Что это? – Ефим Петрович указал на Андрюхин гипс.

– Нога. – Вполне логично ответил Переросток.

– Слушай…Юморист хренов. Вижу, что не рука. И не хвост. Почему в таком виде? – Участковый простоты Андрюхиной логики не оценил. Решил, издевается братец.

– Так это… сломал. – А Переросток не издевался.

Он давал конкретные ответы на конкретные вопросы. Я уже понял его образ мышления. Из разряда, что вижу, то пою́. Искать в его поступках двойное дно или глубокий смысл, точно не сто́ит.

– Ясно… Что ни черта не ясно…Сам, надеюсь, сломал? Никто не помогал? А то от вашей компании ожидать можно, что угодно. Может, подрались с кем-то, например. – Ефим Петрович переключил внимание на меня.

Осмотрел с ног до головы. Проверял, наверное, не имею ли отношение к Андрюхиной травме. Убедившись, что мои конечности целы и в полном комплекте, он успокоился.

– Сам, сам… А Вы чего пришли? – Братец участкового в подробности своих приключений явно не собирался посвящать.

Ну, правильно. Подробности, потому что, такое себе. Это не героический подвиг, которым можно хвалиться. Я бы тоже не торопился рассказывать, как мне древний дед палкой навалял мандюлей. Ну, если только деда в ранг какого-нибудь шаолиньского монаха возвести. Чтоб не совсем уж стрёмно было.

– Чего я пришел…А! Да…Совсем мне голову забил своей ногой… Забот и без твоей ноги выше крыши.

Андрюха от возмущения аж травинкой подавился. Главное, сидел, никого не трогал, а теперь он еще и виноват.

– Так, Милославский, я для кого официальное разрешение на изучение церкви выбивал? А? Для себя? Мне она вообще до фени. Столько лет стояла и дальше ничего бы не случилось. Ты же мне весь мозг выдолбил, что тебе этот храм очень нужен. И что? Опять не явился? Ты, Георгий, давай, приучайся быть ответственным. Ясно? Собирайся и иди.

– Куда идти-то? – Если честно, хотел задать совершенно другой вопрос.

Например, нормально ли у Ефима Петровича с головой? Скоро ночь. Вдруг он упустил данный факт из виду. А ночью нормальные люди спят. Сдержали мое красноречие два момента.

Первый, так-то совсем недавно, вынь-положь, мне требовалось попасть на кладбище именно вечером, о чем участковому, естественно, было известно. И тогда ни о каком сне речи не шло. Второй, вообще не очень хорошая идея намекать менту, будто он – дурак. Мент может обидеться. А обиженный мент, да ещё единственный на все село, это однозначные и несомненные проблемы.

– Как куда? На погост. Иди, посмотри, конкретно оцени объем работ. Что надо делать? Сколько людей потребуется? Я рассчитывал на этого… – Ефим Петрович кивнул в Андрюхину сторону. – Ну, и Матвей Егорыч, соответственно. Пусть лучше колхозу пользу приносят своим прямым участием в реставрации исторического памятника, чем очередную ерунду придумают от нечего делать… Вы же, как эти…Тараканы. Только отвернулся, уже разбежались по хате и где-то гадите…

– А Вы давно участковым тут? – Перебил я резко Ефима Петровича.

Внезапно появилась мысль, он же действительно мент. Чего туплю? Если у Виктора в прошлом имелось возможное уголовное дело, уж кому, как не Ефиму Петровичу, знать об этом.

– Давно. Двадцать лет в этом году… – В голосе участкового звучала гордость. Правда, он сразу же напрягся, ожидая очередной подвох. – А что?

– Да так. Любопытно просто. Вы за Зеленухи переживаете сильно. Прям сердце рвете. Вот и спросил.

– Ну, а как не рвать? Родина моя. Всю жизнь здесь. С рождения. – Ефим Петрович обвел взглядом пруд, деревья на противоположной стороне, соседские дома. – Посмотри, как у нас необыкновенно красиво. Удивительно. Это же…ничто не сравниться. Понимаешь?

– Ага. Понимаю. Особенно про необыкновенно и удивительно. С первого дня, как начал удивляться, до сих пор не могу остановиться. Вы скажите ещё… А прежнего председателя тоже застали? Когда она на пенсию ушла? Давно?

– Да лет пятнадцать назад. До последнего оставалась на посту. Женщина, конечно, особая… Железная воля. Она чего только не повидала. Кремень!

– Ну, это я заметил…

– Вот как… С Ниной Григорьевной успел познакомиться? Шустро ты.

– Да так совпало. Председатель просил гостинцы передать. А мы же в Воробьевку ездили, по вопросам подготовки матча. Ну вот и выпал случай.

Еле сдержался, чтоб не добавить "несчастный случай". Про себя подумал, таких случаев уже было бы достаточно. Хватит. Реально. Скоро нервный тик заработаю на почве знакомств с местным населением. То Лиходеев, то мать с отцом, то теперь вон матушка Николаича. Тоже каким-то боком оказалась замешана. Тут у них, как в романе классика. Все смешалось в доме Облонских…

Только в том же романе героиня хреново закончила. Хотя, думаю, даже если я захочу повторить ее подвиг и лечь на рельсы, в Зеленухах это закончится очередной хренью. Или поезд не придет, или явится какой-нибудь железнодорожник и выгонит меня взашей. А потом ещё дядька добавит, чтоб не позорил перед деревенскими.

– Нина Григорьевна, да…Это особенная женщина. Таких, как она на плакатах в виде Родины-матери рисуют. Как Николай на фронте оказался, она дом заперла и в областной центр отправилась, в город. На производство. Что ж это, сказала, сын за родину кровь проливает, а я буду отсиживаться в тылу. Непорядок. Нельзя так. Представляешь? Работала на заводе Коминтерна. Ты в курсе вообще, первые "Катюши" оттуда вышли. В августе – сентябре 1941 мы по десять – двенадцать штук их выпускали. Это уж потом завод на Урал эвакуировали, когда фашисты подошли. Так Нина Григорьевна все равно в городе оставалась. Бои там были, конечно, серьезные. Семь месяцев левый берег – наш, а правый – фашисты захватили. Бомбежки каждый день. Вместо зданий – руины. А дальше не пустили все равно. Да и потом отбили всю область. Ну, а когда уж победа, тогда она домой вернулась. Следом, через год, Николай пришел. Живой. А председателем Нина Григорьевна позже стала. Очень большим уважением пользовалась. Вопрос стоял: либо она, либо Матвей Егорыч. Но дед Мотя сразу заявил, мол, нечего людей смешить. Из него председатель, как из кобеля порося. Сам отказался, в общем. Ну, и правильно. Человек он хороший, а вот с ответственностью – беда…

Я слушал рассказ участкового, а в голове крутилась почему-то фраза, мимоходом брошеная матерью председателя. Она сказала, госпожа Милославская и Аристарх сто́ят друг друга. Что примечательно, по имени назвала нашего папочку, запросто. Будто соседа или хорошего знакомого.

Когда стоял перед домом Нины Григорьевны, не обратил на это внимания. Просто и без того был в шоке. А сейчас вдруг сообразил. С хрена ли обычному колхозному председателю, да ещё бывшему, называть человека, занимающего высокий пост, Аристархом? Не слишком ли круто? Более того, высказываться о его характере не в лучшем свете?

Только, если… Только если они не знакомы лично! Твою мать… Выходит, Нина Григорьевна кроме Светланочки Сергеевны знает и моего папеньку. Того, который Милославский. Получается, прежде она его встречала. Так, что ли? Да ещё и не просто встречала, скорее всего, в обстоятельствах, после которых он стал для нее Аристархом. Вот черт… Как я сразу не сообразил. Это какая-никакая, а ниточка.

Что я на одной Светланочке Сергеевне зациклился? Про папеньку, великого и ужасного, например, вообще ни черта не знаю. А судя по словам Нины Григорьевны, там тоже не все хорошо.

– Милославский! Заснул или что?! Распинают тут тебе, а ты глаза в пустоту вылупил.

Я вздрогнул от громкого окрика участкового, раздавшегося совсем рядом.

– Да нет. Задумался немного о Вашем рассказе. Трогательно очень… Волнительно. Представил все, как на яву.

Походу, выпал из реальности, пока размышлял о доставшейся мне в новой жизни семейке. Ефим Петрович посмотрел в мою сторону с сомнением. Не верилось ему в тонкую душевную организацию Жорика Милославского.

– Ты давай, мыслитель, бери своего одноногого и шуруйте к погосту, пока не стемнело. Я тебе ещё вчера об этом говорил, а ты мои слова проигнорировал. – Приказал Ефим Петрович. Тон у него был такой, сразу отметались любые попытки сопротивления или бунта.

– А куда я то пошурую? – Андрюха взял костыль, лежавший рядом и поднял его, демонстрируя участковому. Видимо, на всякий случай, если тот не понял назначение гипса и смысл слова "перелом".

– Слушай, я вижу хорошо. Ещё лучше слышу. А соображаю вообще на пять с плюсом. Что ты мне тычешь свои ходунки? Я тебе разве сказал, гопака танцевать? Идите и составьте план работ. Мне завтра утром надо его в Воробьевку передать. Вообще не своим делом занимаюсь, так-то. Двух часов вам за глаза. Потом уже прикинем, как всю работу организовать.

– Одноногий… И Вы туда же… – Андрюха, насупившись, упёрся костылем в землю и осторожно принял вертикальное положение. – Ладно Матвей Егорыч дразнит, но Вам должно быть стыдно. Между прочим, серьезная власть…

– Я вот тебе сейчас от лица серьезной власти так выпишу, что все переломы сразу заживут. И прошлые, и нынешние, и даже будущие. Разнылся. Сами эту бучу подняли. Ясно? Никого не заставлял. Спасибо Георгию Аристарховичу скажи. Дюже ему не терпелось со старой церковью возиться. Все. Давайте. Жду отчёт.

Участковый развернулся, а затем двинулся по тропинке вверх.

– И что? – Братец посмотрел на меня, всем своим видом демонстрируя страдание.

Ему точно не хотелось пилить сейчас на другой конец села и бродить среди могил. Ясный перец, он двумя ногами это делает через одно место, а если на костылях, так вообще убьется, на хрен.

– И ничего. Потопали на погост. Сейчас быстро накидаем план работ. Иначе не отстанет, сам ведь понимаешь. Как раз, на обратной дороге можно к Наташке зайти. Ты прав. Нам рассчитывать больше не на кого. Попробую поговорить с девчонкой. Выхода другого все равно не вижу.

Мы с братцем направились следом за участковым. Андрюха что-то бормотал себе под нос. Наверное, возмущался несправедливостью этой жизни. Но потом Переросток внезапно вспомнил, в сторожке осталась заначка Матвея Егорыча в виде бутыли самогона. Эта мысль значительно изменила его настрой. Теперь уже подгонял он меня.

– Слушай, мы не бухать идём. – Предупредил я братца. Хотя, положа руку на сердце, намандился бы с огромным желанием. Устал что-то ото всего.

– Да кто против? Просто я, между прочим, пережил стресс. Мне, между прочим, полезно провести тихий вечер в кругу друзей.

– Андрюх…Очень надеюсь, ты сейчас меня и Матвея Егорыча имел в виду…Мы, если что, на кладбище идём…

– Очень смешно. Да, ты, кстати, прав, Жорик. Надо деда Мотю захватить. Посидим без малолетнего шпиона. Прикинем, как мы твой план будем воплощать в жизнь. А потом, ты к Наташке пойдешь, а я тоже в одно место наведаюсь.

– В какое место? – Довольная рожа Переростка казалась мне очень подозрительной. Что-то задумал, гад. Задницей чую.

– Да так… Ненадолго. Забегу к одному товарищу.

Вот учит меня жизнь, учит… Учит, учит… А я все равно дурак дураком. Надо было тем Андрюхиным словам придать больше значения. А я опять пропустил мимо ушей

Глава 4: О том, как поучительно давать желаемое и о фокусах подсознания

– Это что? – Светланочка Сергеевна элегантно указала пальчиком в сторону погоста и для пущего эффекта подняла вопросительно одну бровь.

Вот ведь интересная штука. Даже пальцем она не "тыкала", а "указывала". Интеллигентка, чтоб ее…

– Это, мамочка, кладбище. Странные вопросы задаешь. Мне кажется, очевиднее быть не может. А ещё хочу напомнить, Зеленухи, вообще-то, твое родное село. Забыла, что, где находится? Вот как Москва портит людей…

– Георгий… – Маман в два шага оказалась рядом, схватила меня за локоть, потянула к себе, а потом зашипела прямо в лицо, – Я знаю, наглый ты мальчишка, что это – кладбище. Какого дьявола мы сюда пришли?

– Ну лично я, потому что есть распоряжение от вышестоящего руководства сделать оценку места будущей работы. Андрюха, потому что он – моя правая рука. Матвей Егорыч должен был ещё присутствовать. Не сложилось… Вот он – моя левая рука. А ты… – Я поднял свободную конечность, ту, за которую не цеплялась разъяренная дамочка, посмотрел на нее задумчиво, – Все. Сорян. Руки кончились. Хочешь, будешь ногой? Согласен назвать твоим именем сразу обе. Не чужие всё-таки люди.

– Драть тебя надо было в детстве… Много и сильно… – Прокомментировала мои слова госпожа Милославская и даже пару раз прищелкнула языком. Это, наверное, ей представилась картина, как она гоняет старшего сына ремнем. Поздно.

От злости у дамочки периодически скрипели зубы. Или это не у нее… Андрюха рядом ещё застыл. Могли скрипеть его челюсти. От пережитого. Братец стал невольным участником нашей семейной ссоры. А это – то ещё испытание, как оказалось.

– Ясно. Не хочешь ноги… Ну, извини. Другие органы предлагать как-то неприлично. Мать, все же.

Меня очень сильно не устраивало присутствие маман. Но эта настойчивая женщина, как только мы с Андрюхой собрались выйти со двора, нарисовалась на крыльце с категоричным заявлением, что она пойдет с нами. Так понимаю, Семён немного утратил доверие в ее глазах и Светланочка Сергеевна решила лично составить мне компанию. Не могла она смириться с тем, что за два дня моя репутация не пострадала ни разу. Не верила, что нет косяков.

– Зачем? – Я обалдел от такого поворота.

Ещё официальная мать за мной не таскалась по селу. Вообще сумасшедший дом какой-то. Мало говорят о Жорике Милославском, что ли? Теперь ещё цирк с клоунами явился.

– Соскучилась! Хочу проводить все свободное время с сыном. С любимым сыном! – Заявила она, задрав подбородок. Мол, давай, поспорь.

Как назло, во дворе обозначился Виктор. Он только что вернулся с пруда и теперь пытался обойти сестру, которая загораживала ему дорогу к дому. Дядьку я уважал. При нем не хотелось собачиться с Милославской. Стрёмно как-то.

– Жорик, да возьми ты ее с собой, в самом деле. Прогуляетесь. – Сказал в сердцах Виктор.