Засечье. Начало…

– Мать честная, вот это да. На волоске висим, братцы. Тут толкни, там перелезь, у ворот тараном. И нет нашего Засечья.

Дальше шли молча и нашли еще один подпил. Как раз напротив избы Тугоря. Вдобавок к охотникам Нехряпа их старшего Оброда и всерода, Голомысл с остальными занялся починкой тына. Да еще таран с лестницами принесли. Засечье взволновалось. Еще бы. Жатва на носу. Сейчас же мигом отвезли гонца в Городец. Да все заготовленное сено перевозили до позднего вечера. 3 дозора по трое кружили в округе. А на ночь Голомысл караульщиков поставил по двое у каждой стены тына. Да еще со стороны речки попросил пацанов посторожить. А как услышат что-то чужое – бегом к Голомыслу. На лугу, ровно по средеиние, заночевали все, кто мог держать оружие. А сам он, придя домой, только прилег, так и провалился в тяжелое забытье, без снов, без видений – просто отрубился. Сказалась предыдущая бессонная ночь. ДА и нервы нестальные. Так что приходи, бери его голыми руками – не шелохнется. Ночь прошла спокойно. Лишь утром взвились над лесом птица, аккурат со стороны глухих лесов. Охотники, посланные проверить, вернулись и доложили, что нашли конные следы где-то от сотни или поболее всадников. Так что вовремя Голомысл очнулся, вовремя ему праздник устроили. И не подвела его чуйка. Не подвела.

Утро и без того начиналось с сюрпризов. Вначале заявились к нему Сучок и Стрый-Выжига, прося его снять с них воинскую повинность, не бойцы они теперь. Но на замену себе они привели: бездетный Сучок племянника, а Стрый – двух своих средних сыновей. Старший у него в Городце в лавке хозяйствует. А два младших – малы еще. Оба поклонились Голове и в один голос:

– Голова, научи их, чему сможешь. Мы-то ничего толковому и научить не можем. А мы за это всех дозорных припасами обеспечим.

– Хорошо, спасибо вам. Что сами пришли. А то ведь сегодня я смотр устраиваю. Проверю подготовку ратную у всех. Надо же знать, с кем плечо к плечу рубиться будем.

Следом явилась Вербеня во главе целой толпы. Сначала поклонились, поблагодарили за то, что беду отвел. А затем потребовали дать им оружие и чему-нибудь научить:

– Мечи дай, щиты, шлемы, кольчуги, а мы не подведем.

Голомысл остолбенел от напора. И в начале хотел обругать и прогнать. Но он сдержал первый порыв:

– Хорошо, бабоньки. Вот ты, Вербеня, возьми мой меч да просто помаши им, посмотрм, что получится.

Она покосилась на меч и заявила.

– Так это твой. С таким мечом и мужики не справятся.

– Ладно, пойдем к оружному сараю и будем выбирать мечи и доспехи.

Шумной толпой, обрастая любопытными, направились к сараю. Голова открыл дверь и пригласил:

– Заходите, выбирайте, примеряйте и на луг. Но чтоб здесь порядок сотался. Ваши же ребята его наводили. Пожалуюсь им, вам стыдно будет.

А на лугу кучками стояли ратники. Все уже в вычищенных доспехах, даже кони оседланные щипали траву поодаль. Голомысл без предисловий скомандовал:

– Всерод, Оброд, поставьте щит у березок. Мчеслав, отсчитай 50 и 100 шагов, пометь. Тима, провеь заточку мечей и копий. Сучок, проверь тревожный припас у каждого. Росота попроси своего проверить, как кони подкованы и сбруи пусть посмотрит. Стрый, пусть тебе обувку покажут. А если что, выбраковывай сразу. Безногих воинов не бывает. Агафья, холста у нас для рубах поверх кольчуг хватит? Да закрасить их как-то, а то наших за версту видать. Была бы рать большая, ворог устрашился бы. А тут мы его обманем. Пусть, что хочет, то и думает.

А сам подозвал Прошку:

– Слушай, возьми ребят, да из сарая дубовые мечи принесите. Да вы их помочили на ночь?

– Да, дядько, – и только пятки засверкали.

Стали появляться первые бабы с мечами, щитами. И под гул толпы выстраиваться во что-то наподобие шеренги. А пышненькая Неждана подскочила и запричитала:

– Кольчужки то узкие, то длинные… Что ж я голяком ратиться буду?

– Да на это стоит и посмотреть, – усмехнулся Голомысл. – Давай-ка Неждана, попробуй меня рубануть мечом. Да не боись, руби как следует, – добавил он, видя как испуганно расширились глаза Нежданы.

Она неловко вытащила меч и с широкого размаха рубанула. Тяжелый меч закрутил ее, и тут она почувствовала крепкий шлепок по мягкому месту. Где-то минуты 2 махала она мечом, но никак не могла даже рядом ударить. Вот вроде рядом стоял, рубанула, а он уже по заднему месту шлепает. Слезы так и брызнули из глаз. Бросив меч, хотела уже убежать. Но Голомысл, обхватив ее здоровой рукой, прошептал на ушко:

– Не спеши, сейчас я наших воев буду проверять, вот и душу отведешь. А это, ты же поняла, что мечом махать – не бабье дело, договорились? И встань в строй.

И уже в полный голос скомандовал:

– Становись!

– А мы и так стоим, – криво усмехнулся Велемир, сын Стрыя. И даже ногой притопнул. Раздались смешки, ратники заулыбались.

– Вы ратники, а сейчас я вижу толпу. Разберите деревяшки, что ребята принесли. Буду проверять, можно ли вам доверять, сможете ли вы с ворогом справиться? Вот ты, Велемир, первый и выхди. Да щит не забудь, в бою он не помеха.

СТрыев сынок – мордастный, широкоплечий – ни ростом, ни статью не уступал Голомыслу. И даже выглядел в доспехе посолидней, старательно выбрал себе дубовый меч:

– Я готов.

И так уж получилось, что все ратники подались в сторону верхней слободы, а строй одоспешенных баб – на стороне Нижней. И создалось впечатление, что 2 войска готовы схватиться в битве, стоят друг против друга. А посередке между ними поединщики.

– Голова, ты бы шлем надел, ненароком зашибу, – оскалился Велемир.

– Ничто, давай, нападай.

Долго ждать не пришлось. Рубя мечом крест накрест, молодой ратник соколом налетел и пошел теснить однорукого. Бабы притихли, а ратники загудели. Но скоро стало ясно Голомысл играет, стараясь выяснить, насколько хватит этого бешеного натиска, проверяет выносливость. Ведь сеча – это не пару раз махнуть мечом, а после отдышаться. Это непрерывное действие. И чтобы остаться в живых, надо уметь распределять свои силы, знать пределы своей выносливости. Вскоре Голомыс быстренько проверил, как у парня налажена защита, резко взвинтив темп, уже играючи, выбил из руки Велемира меч. И приложил своим по боку противника. Тот просто рухнул. А Голова, обращаясь ко всем, указав мечом на Велемира, стал объяснять:

– Вот что, вои, вы все видели. Парень, конено, силен, но горяч. А в бою это недопустимо. В спешке можешь пропустить удар, можешь быстро устать. И это будет конец. Еще когда он брал и рубил воздух, я мог несколько раз укоротить его на голову или на ноги. А это уже не боец. Вы заметили, что я просто уклонялся, а не бил мечом об меч. Этот допустимо лишь тогда, когда нет места для маневра. Когда в тесноте нет возможности уклониться. Всем ясно? Давай, следующий. Тугорь, вспомним уроки Грома, покажем молодым, как надо?

Вот сошлись, осторожно прощупывая слабые места. Провоцируя ложные выпады. Поначалу показалось, что оба просто боятся попасть под удар. Но только показалось. Каждый вел свою игру. Тугорь имел щит. И используя это преимущество, старался как можно ближе сойтись. Голомысл, постоянно разрывая дистанцию, крутился вокруг, выбирая момент для атаки, для единственно верной атаки. Тугорь был опасным противником. Не даром у них был один учитель – Гром – их десятник. Но за плечами у Тугоря не было того похода, не было опыта безжалостной схватнки. Когда лишь внутренний нерв подсказывает единственно правильное действие – мечом ли, телом ли или ногами. И он ошибся. Сначала пропустил удар по ногам, затем и удар в голову рукояткой меча. Хоть по шлему, но чувствительно. Голомыс повернулся к ратникам и спросил. И резко развернувшись, рубанул по руке Тугоря, который готов был нанести предательский удар ножом. Это был вызов, но Голомысл не да ему поднять выпавший нож, ударом ноги сбив с ног. Тут уже подоспели ратники, схватили, связали, бешено отбивающегося Тугоря. Повисла нехорошая тишина. Люди недоуменно смотрели на ививающегося на траве, остервенело рычащего, Тугоря. Голова как-то ужасно покривившись попросил:

– Нехряп, проверь ограду у двора Тугоря. Что-то здесь нечисто. Неспроста это. А его, Велемир, Оброд, отвезите пока в погреб, да заприте. Потом разберемся. Бабоньки, красавицы воинственные, сложите назад в сарай доспехи. Поняли ведь, что это не игрушки. И что меч сам по себе из тебя ратника не сделает. А после мы с вами попробуем пострелять из лука. Это вам будет по силам. Договорились?

Неждана, идя рядом с Вербеной, восхищенно тараторила:

– Ох, Голова, вот мужик. Увечный, одной рукой, таких лбов завалил. И ведь не запыхался. Ой, да за ним, как за каменной стеной будешь.

– Не будешь, а будем все мы. Как он нас разоружил. И ничего не скажешь. Спорить не стал, а просто показал, что у каждого из нас свое место.

Вербена оглянулась и задумчиво добавила:

– А мужик он, огонь. Руку потерял, а остальное-то осталось.

Бабы засмеялись немудреной шутке. Лишь Росота озабоченно сказала:

– Ой, что будет. ТУгорь, как с ума сошел. С ножом кинулся. И как только Голомысл учуял подлость? На что-то Тугорь наделся? Значит, у него и пособники есть. Вот вопрос, кто?

Тем временем на лугу продолжалась проерка. Ратники разбились на пары и старались показать себя с лучшей стороны. А Голова о чем-то шептался с Нехряпом и подошедшим кузнецом. Прошка, вооружившись палкой, что-то показывал пацанам. Сучок, нахмурившись, слушал Стрыя Выжигу:

– А я что говорю-то. Нельзя нам отмахиваться от всех. Мол, мы сами по себе, а вы как хотите. Надо нам со всеми разом, иначе пропадем. Я вот своих коней отдам, не пожалею. ДА еще у меня лишние доспехи есть, чуток подправить только. Да еще удалось бы урожай собрать. Тогда бы пережили бы эту напасть.

– Что с Тугорем случилось, – спросил Сучок, неврно потирая грудь, – С какого будуна он на Голомысла бросился? И головы не идет. Неспроста это, ох, неспроста. Что-то задумал он. ДА не один ведь. Кто-то еще змеей подколодной прячется.

Стрый задумался, что-то вспоминая.

– А помнишь, Лешаковых сыновей кнутом воспитывали, когда они оружейный сарай чуть не спалили. Тогда думали: баловство. А теперь я думаю, неспроста. Вот их поспрошать надо как следует. Пошли Голомыслу расскажем. Пусть всех Лешаковких повяжет. Да поспрашивает построже.

И с этими словами они отправились к Голове.

А у того и так глаза на лоб полезли от рассказа Семена Нехряпа, которого чуть вилами не проткнули. Хорошо, что в доспехе был да с мечом. Отбился. Да и дядьку Тугоря-ворона подранил, а от его сыновей сбежал. А они во дворе засели. Да по всем, кто приблизится на выстрел, стреляют. Вот и у Велемира стрела в щите.

События столь стремительно закрутившегося дня ни на миг не отпускали Голомысла. Навалились сразу. Столько вопросов надо решить. Да непростых вопросов. Все идут к нему и от него ждут ответа. А он и сам не знает, что сможет разложить по полочкам и найти правильное решение, а что – нет.

Насупясь, он выслушал Сучка и Стрыя и отправил с ними десяток ратников, а сам с остальными обложил двор Тугоря, чтоб никто не сбежал. Строго-настрого запретил подставляться под стрелы. В довершении этих забот прибывшая помощь из Городца попала в засаду и, потеряв четырех воинов, с трудом прорвались в Засечье. В итоге только трое остались целыми, а пятнадцать ранены, из них шестеро – тяжело, и помочь в обороне не могли.

Вербеня с ног сбилась, меняя повязки, промывая раны, приготавливая отвары, да еще Голомысл попросил заготовить холстов для перевязки и всякой всячины лечебной впрок.

На лугу Нехряп-Степан отыскивал среди добровольцев таланты стрелков из лука. Длинная очередь пытающихся пройти отбор заставляла его горестно вздыхать. Все были заняты – Засечье готовилось к бою, как двенадцать лет назад готовилась их сотня. Тем временем удалось заблокировать всех родственничков Тугоря и теперь осталось выкурить их из избы. Стрелы уже закончились, но Голова решил не рисковать бойцами. Он приказал обложить хворостом избу и предложить сдаться. Откажутся – поджечь.

Но самая большая головная боль – нехватка бойцов. Трудно было определить, где враг ударит и какими силами, куда поставить самых надежных. Вечерело, к нему подошел Семен, который набрал целую полусотню прилично владеющих луком баб и девок. Хотя особо удивляться было нечему – все ходили на охоту с детства. Конечно, одни лучше стреляли, другие похуже, но можно было твердо сказать, что ближе полста шагов врагу не подобраться.

Тимоша-кузнец обещал к утру двести наконечников для стрел, а Прошка со своими погодками успешно клеил оперение. Заготовки нашлись в оружейном сарае, да еще у каждого был колчан с двадцатью стрелами. Так что получалось нормально, один день продержатся, а там видно будет.

Потянуло дымком. Это подожгли избу Тугоря. И сразу потушили, когда семейка сдалась. Голомысл оставил Ворона, допросив которого, узнал о планах предателей, но легче от этого не стало. Триста лесовиков в набеге, полусотню оставят Засечье взять, а остальные двумя ручьями обложат Городец и вместе с кочевьем хана Ульяса, в котором полторы сотни всадников, ворвутся в город. В Засечье еще проще – через проход во дворе Тугоря соберутся ночью, а с утра полусотня воинов, да еще внезапно – всех защитников перебьют.

– Ну, Ворон, если не обманул, то просто выгоним, но чуть не так, весь род под корень.

– Все без обмана! Жить-то хочется…

Голомысл нашел Мчеслава и договорился с ним: как стемнеет, пойдем искать эту полусотню и будем думать, как ее извести. Степан, присутствующий при разговоре, покачал головой:

– И где их в темноте искать? Я навскидку могу десяток мест показать, а ты, Мчеслав, еще больше. Да и зачем всю ночь за ними бегать, они сами придут, вот мы их потихоньку и встретим.

– Неразумно! – Подошедший Стрый, продолжил. – Чуть зашумим, в темноте навалятся – не отобьемся. Или вспугнем. Это тоже не легче. Сначала Городец порушат и злые все на нас попрут.

– И так не так, и эдак плохо, думать надо.

– А если обмануть, выманить из леса на лужок, – Мчеслав усмехнулся, – со стороны кустов поджечь сено и при таком свете перебить стрелами.

Голомысл оживился:

– На этом и остановимся. Главное – никого не отпустить.

– Надо еще на месте прикинуть, чтобы своих не пострелять, – Степан нахмурился, – а то ума хватит, так эти гады оврагом сбегут.

– Да в овраге засаду из мечников расположить. А назад в лес подоспевшие ратники городецкие не пустят.

Стрый присвистнул:

– Осталось только у пролома пятерых поставить, а то прорвутся и натворят дел – не расхлебаемся.

– У пролома я и один справлюсь, – сказал Голомысл. Все взгляды немедленно обратились к нему, а Голомысл пояснил, – во двор их главное не пускать, а у этой щели в тесноте и темноте мы только мешаться и толкаться будем – как бы сами друг друга не порубали. А по одному все получится.

– И еще мы со Стрыем на поддержке будем, – Сучок погрозил пухлым кулаком, – дубину в руки – и ни один не спасется.

Все успели подготовить: охотники проследили вокруг – никто не наблюдал за их приготовлениями. Осталось самое тяжелое – ждать.

В напряжении прошла вся ночь. Лишь когда стало светать, со стороны леса три раза ухнул филин, Голомысл поджег факел и замахал им из пролома, сам стараясь не высовываться. И тишина – ни шороха, ни звука. Через небольшое время в пролом заглянул здоровый мужик.

– Гаси факел, а то ненароком увидят раньше времени всполошатся.

Голомысл крикнул:

– Зажигай! – И с силой рубанул ненавистную рожу.

Разом вспыхнули копны сена, и в их неверном свете заметались лесовики. Увидев, как стрелы собирают свой урожай, они сначала рванули назад, но там уже выстроились, блестя доспехами, городецкие ратники, и они побежали к оврагу, где и закончился этот короткий бой. В плен никого не брали – мстили за свой страх, за их злобу, за предательство.

Рассвело и можно было подсчитывать врагов, собирать оружие, доспехи, искать оставшихся, которые пытались спрятаться. Селяне всю ночь провели на лугу в ожидании своей судьбы: или плен, или победа, ведь если ратники погибнут, то некому больше защищать Засечье. Но это была победа – победа единства! И широко открытые ворота словно объятиями встречали победителей. Не было только Голомысла.

Вербеня со слезами на глазах металась от одного к другому, но никто не мог вспомнить, где его видели. Он был и везде, и нигде. Вербеня уже по третьему кругу столкнулась с Сучком, и тот, посмеиваясь, пояснил:

– Да спит он! Как последнего рубанул, так и свалился. Мы со Стрыем думали, что ранен. Так нет – просто спит. Устал сильно, все ведь на нем, вот и спит.

Вербеня, облегченно вздохнув, пошла к Голомыслу, ставшему таким нужным ей, таким родным и близким. Хотя все эти годы она сама себе не признавалась, но ревниво следила за ним, да еще больше за бабами, что крутились возле него. Вот и язвила, злилась. А сейчас как прорвало – страх его потерять, страх, что он погиб, был сильнее всех пересудов. Она не причитала, не плакала, с сухими глазами металась:

– Где он, где? – И лишь увидев его в окровавленной рубахе, беспомощно прислонившегося к ограде, она выдохнула, слезы так и брызнули из ее глаз. Осторожно забрав меч, прижалась щекой к его руке, к такой сильной, надежной. Слезы текли ручьями от жалости к себе, к нему, такому ей нужному человеку.

А он спал, не подозревая, что его одиночество кончилось, что эта настырная баба ни на шаг от него не отойдет, а других и за версту не подпустит. Он спал.

Ратники, все еще шумно обсуждающие бой, толпою завалились во двор к пролому. Увиденная картина никак не вязалась ни с Вербеней, ни с Голомыслом. Ввалившиеся резко замолчали, и внезапно наступившая тишина разбудила Голову. Он хотел протереть глаза, но рука, взятая в плен Вербеней, даже не пошевелилась. Удивленно и благодарно Голомысл вглядывался в ее глаза. Их безмолвный диалог продолжался вечность. Но главное – они поняли друг друга и обо всем договорились, не проронив ни слова. А когда, наконец, оторвали взгляд друг от друга и огляделись, двор был пуст. Народ, грубоватый, охочий до шуток, деликатно исчез, оставив их одних. И Вербеня истово расцеловала Голомысла, а он, приобняв ее за плечи, спросил:

– Пойдешь ко мне хозяйкой?

У нее перехватило дыхание, она лишь часто-часто закивала головой и уже, как своему, обтерла платком лицо и руку. Потом в каком-то порыве обхватила его за шею и зашептала:

– Я испугалась – жуть! Все целы, а тебя нет. Чуть с ума не сошла, – и тут же по-деловому добавила, – рубаху всю кровью уделал, давай я помогу снять.

Вербеня по-хозяйски протерла его меч, вложила в ножны и, чувствуя на себе его взгляд, покраснела.

Рука об руку появились они на лугу под дружное «АХ». То, что наговорили ратники, – это одно, а вот такое появление – это уже что-то. Народ зашевелился, заулыбался, а Стрый заорал во все горло:

– Гуляем! Прошка, давай веселенькое! Победили и Голову пропьем!

Голоса раздавались со всех сторон, воспротивиться воле народа у Голомысла не было сил – да и сам хотел отдохнуть:

– Праздник, так праздник! Обедаем, пируем, свадьбу гуляем – и спать. А в ночь выступаем на Городец. Пора и нам помощь им оказать.

– Ты что, Голова, их же три сотни! Да степняки. А нам еще на защиту села народ нужен. Да пока дойдем, там и помогать некому будет.

– Эх, Степан, ты, конечно, мужик мудрый, но вперед не заглядываешь. Оставаться в Городце лесовики не будут, обрат мимо нас пойдут. И что будет? Ты об этом подумал? А чтобы не опоздать, Мчеслав по короткой тропе проведет. Как раз к утру поспеем. Оглядимся. А там видно будет. Так что без разговоров: гуляем, спим и в путь!

Тут снова подал голос Степан:

– Я так думаю, что в лоб им бить не будем. Основной урон нанесем стрелами. Так что, Голова, готовь еще трех коней для трех красавиц. Они уж точно зря стрелы пускать не будут. Выходите, мои хорошие, покажитесь народу, пусть знают, что не только у ратников меткий глаз и твердая рука.

Голомысл вдруг почувствовал, как дернулась рука Вербени. От неожиданности отпустил, она вышла на середину, поклонилась и крикнула:

– Неждана, Любава, не стесняйтесь! Нам гордиться надо, что мы, наверное, первыми ратницами будем.

Раздались голоса одобрения, а Сучок прошипел:

– Ну, Степа, удружил, я на них надеялся, а ты враз оборону ослабил.

– Помолчал бы, у тебя и так ни один вражина ближе полсотни шагов не подойдет. Липа, Беляна, Родоня да еще пару десятков могу назвать. Не во всякой дружине такие стрелки есть, у которых и руки крепкие, и глаз меткий.

– Ладно уж, пользуйтесь моей добротой. А кто пойдет, Голомысл?

– Вот сейчас и прикинем. Стрый! Найдите Стрыя – он лучше всех про коней знает. Хорошо бы сорок воев на коней посадить. Раненных, конечно, оставляем. Ерему-охотника как гонца надо оставить, вдруг что. Да и молодежь не всю бы взял. Степан, Жигарь, Свирид, братья Вырод и Оброд, – он прервался, увидев Стрыя, – сколько коней можем под седло поставить?

Стрый задумался и, наморщив лоб, что-то посчитал:

– Надежных десятка четыре… Да под припасы можно пять-шесть найти. Остальные в поход не годятся.

– Вот и отлично, я думал десятка три будет, да про припасы забыл. Одна голова – хорошо, а две совсем никуда, – под смешки закончил он и тут же встрепенулся, – Вербеня, Неждана, Любава, вам придется у мужиков штаны отобрать – в сарафане неудобно будет на коня садиться. И очень вы меня удивили, бабоньки.

Он приобнял за плечи Вербеню:

– А ты у меня – вообще золото!

Покраснев, она шутливо шлепнула его по руке:

– Еще свадьбу не гуляли, а он уже… – Она запнулась и, покраснев еще больше, вырвалась и убежала.

– Вот и я говорю, – Любава хитро прищурилась, – бабы там пупки рвут, столы таская, а мужики тут тары-бары разводят. Не стыдно?

А Неждана, хихикнув, добавила:

– Бабы свари, бабы подай, убери да еще и защити… А мужики где?

– Тааак, особо болтливых придется сократить и в поход не брать, – Голомысл прищурился, – как вам такое?

– Ха! Перед народом красавицами, да защитницами называли, а правду сказали, так сразу нехороши стали? – Любава гордо вскинула голову. – А мы-то дуры старались. Так ведь, Степан, что молчишь? Сам говорил, что не каждый ратник так стрелять может, а теперь на попятную?

– Так мы народу и расскажем, – поддержала подругу Неждана.

– Так их, бабоньки, так! Оставайтесь со мной, я таких глупостей не наговорю, – Сучок довольно улыбнулся и тут же испуганно отскочил в сторону – на него набросились злые воительницы.

– Ты о чем говоришь? Ты, шкура толстая, да мы тебя на куски порвем, если останемся, – и подруги погнались за шустро убегающим Сучком.

– Видал, Голова, что неосторожное слово делает, – Стрый захохотал, глядя, как его дружок мечется по лугу, спасаясь от разъяренных баб.

– Все хорошо, давайте определимся, что надо приготовить, и пора собираться, – Голомысл встал, но его остановил Стрый:

– Не горячись, мы все подготовим: и коней, и припас, еще несколько мешков овса загрузим – на одной траве кони долго не протянут. Так что определяйтесь, а я пойду коней готовить, – с этими словами он решительно направился в сторону конюшни. Там стояли его кони, которых он холил, которых хотел подороже продать на осенней ярмарке. Но сейчас не до этого, сейчас одна забота – подготовить коней к походу: накормить, напоить, проверить подковы. Вслед за ним сразу увязалась Неждана. Умоляюще глядя на озабоченного Стрыя, она уговаривала его по пути:

– Ну миленький, ну добренький, постарайся подобрать лошадку поспокойней, а то я как-то не очень ловкая, того и гляди свалюсь. Ну пожалей меня, добренький.

Он и размяк, заулыбался:

– Чем расплачиваться будешь? – И выразительно оглядел ее.

– Зря ты так, – Неждана даже как-то сгорбилась, посерела, – я думала о тебе лучше.

Она быстрым шагом пошла прочь, а он, неожиданно побледневший, растерянно смотрел ей вслед, суматошно взмахивая руками, а опомнившись, закричал:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.