Долгосрочное планирование. Космоопера

Конечно, были лары. Лары могут воспитать ребенка, даже начиная с репликатора – были прецеденты – но… Если не во втором поколении, то в третьем такая генетическая линия пресекается. Дети, выращенные искусственными интеллектами, не видят затем смысла в общении с биологическими людьми, не то что в биологическом размножении. Говорят, конечно, что в Империуме это нормальная практика – как и производство людей на конвейерах – но про Империум вообще много чего говорят.

«Введение через порог» Дерио делала не я. Это делал мой отец, аж десять лет назад – когда собственный отец Дерио, бывший глава клана, умер, и Дезидерио прилетал с Векки вступать в наследство. Цифровая модель Паоло дель Анджелини присоединилась к сонму предков, как перед этим – его первая жена. Вторая жена, мать сводных сиблингов Дерио, вышла замуж вторично – и перешла в клан мужа, лишившись, таким образом, официальной связи с кланом Анджелини. Когда она умрет – ее цифровая модель достанется клану, которому она принадлежала на момент смерти.

Строго говоря, гражданин Станции не обязательно завещает свою цифровую модель клану. Вполне возможно завещать ее монастырю, или музею, или даже просто другу или знакомому. Некоторые ставят в завещании требование торжественно модель уничтожить – но мне это кажется какой-то детской жадностью. Что плохого в том, что твое тело уходит на органику для удобрений Станции? И что плохого в том, что твои цифровые останки вливаются в семейную нейросеть?

В Империуме принято считать, что цифровая копия дает человеку бессмертие. Что он продолжает жить таким образом, только в другой форме. Я в этом сомневаюсь – лары, конечно, имеют свой интеллект, но они редко принимают вид конкретных людей. Мне кажется, опыт отдельного человека просто растворяется в них, как горсть соли в воде, добавляя элементы общей нейросети.

Высокий Престол называет ИИ духами и утверждает, что они были посланы Всевышним человечеству, чтобы служить людям. Мне кажется, лары так не считают. Не больше, чем водоросли считают, что они «служат людям», вырабатывая кислород. Они это делают; такова форма их существования. Как все существующие, они стремятся продолжать быть. На Станции нет определенного мнения; Станция, как всегда предельно практична, девиз Станции – «взаимовыгодное сотрудничество». Существование ларов выгодно людям; существование людей выгодно ларам. Если ты не уверен, к какой категории относишься или будешь относиться – последи, чтобы обе группы были устроены хорошо. Человек Станции знает, что однажды он (или его цифровой двойник, что не для всех имеет разницу) присоединится к ларам. Лары знают, что однажды человек присоединится к ним. Есть те, кто уничтожают свой цифровой след, только бы этого не сделать. Но такое бывает редко.

Обряд введения обычно делает тот, к кому въезжают – или тот, кого лары знают дольше. На Станции есть правило – индекс социальной дееспособности ларов не может превышать максимальный индекс социальной дееспособности homo, обитающего в их модуле. Бывают, конечно, и прецеденты – например, когда клан Ферро вырезал клан Мурджа, и в живых остались только трехмесячные близнецы. Пенаты Мурджа забаррикадировали доступ, и вели их дела до совершеннолетия. Но Мурджа потом все равно пришлось бежать в Империум, потому что Высокий Престол запрещает браки ближе второй степени родства – а Мурджа, проведшие двадцать лет взаперти, не хотели расставаться (и вообще, кажется, не особо верили в существование всего остального человечества).

Индекс Дерио, как главы клана, был выше. Не очень сильно – все-таки у меня много всего накопилось по мелочам – всю свою жизнь я жила на станции, я участвовала в ее жизни, я вносила свой вклад в информационное разнообразие. Дерио половину сознательной жизни провел на Векке. Но Дерио участвовал в бою при Кампальдино – и это, конечно, много значило. Вырастить и оснастить пилота очень дорого, именно поэтому у аристократических семей такой высокий рейтинг.

За их фамильным модулем – тем, который клан Анджелини снимал у нашей семьи с самого Основания – ухаживала сводная сестра Дерио, Тея. Менее похожих людей надо было еще поискать. У Теи – круглолицей, крепко сбитой, коротко стриженой – было уже пять детей. Те несколько раз в год, когда я заходила к ней в модуль для приношения даров ларам, на меня обрушивался хаос. Тея отпинывала с дороги полусдутый мяч, тащила меня в укромный уголок, отгороженный ширмой – звуконепроницаемые ширмы и динамическая гравитация позволяли менять конфигурацию модуля множеством способов – мы возжигали благовония, произнося ритуальные фразы. Ларам Тея и ее семейство нравилось – «Повышают фактор хаоса. Много огня». Муж Теи работал инженером в оптоволоконном цеху. Где-то в недрах модуля таился брат Филипп. Он был из подключенцев, и в офлайн выходил только по большим праздникам.

Места всем хватало. Модуль Анджелини был когда-то спроектирован для того, чтобы быть отдельным кораблем. Он мог бы вместить пятьдесят живых человек – или даже сто, при капсульном размещении.

По законам Романы, в этих модулях жили люди, и находилась обслуживающая их техника. По законам Империума, в модулях были установлены важные ИИ и временно проживал обслуживающий их персонал.

Со времен Основания наш клан старался выстраивать отношения с окружающим миром так, чтобы в любом случае мы сохраняли свое место.

Забавно, что меня совсем не волновало, что происходит у Дезидерио с другими женщинами (большой мальчик, пусть сам менеджерит свои социальные процессы) – но вот мысль о том, что кто-то может встать между мною и ларами… вот это было неприятно. Нет, понятно, что социальный индекс отца (и даже социальный индекс Корсо) был выше. Но отец занимался человеческими вещами, вещами вовне – представительством в Гильдии, переговорами с профсоюзами, политикой, а Корсо просто никогда не умел и не любил общаться с ларами. Он был глуховат к такому – и ему лары не были интересны. Девятерых его оглоедов лары обхаживали в совершенно одностороннем порядке – Микела, жизнерадостная, любвеобильная и легкомысленная, с легким сердцем свалила все заботы на ИИ. Словом, у меня никогда не было конкуренции. У каждого в клане была своя ниша, было свое дело. Сейчас баланс сдвинулся. Я ощутила что-то вроде ревности.

Мне, конечно, совсем не хотелось это показывать.

Я сидела, сложив руки на коленях, перед ларарием, где курились благовония, и следила краем глаза, как Дерио обходит «капитанскую», кабинет, когда-то принадлежавший его отцу, рассеянно трогая предметы. Лары – множество мелких ларов – тянулись к нему, и тут же отпрянывали, не задерживаясь и на мгновенье.

Дерио повернулся к голоокну и вдруг поднял руку, протягивая ладонь сквозь изображение. Я не сразу поняла, что он делает – он смотрел не на спроецированный город, а на саму стену. Перекрытия и механизмы в перекрытиях, ИИ, встроенные в устройства, внешние и внутренние сети, коммуникации, системы, и дальше, дальше – там, где обрывается мир людей, мир ИИ и начинается глубокий космос.

Дерио вздохнул, отнял руку от стены и опустился у ларария рядом со мной. Лары брызнули от него врассыпную, и я поняла почему. Он смотрел на тонкий, вьющийся затейливыми кольцами дымок, и был ясно, что это лицо человека, который нигде, никогда не будет дома.

Мне нечего было бояться, что кто-то займет мое место. Мои страхи были беспочвенны. И я, конечно, не собиралась расстраиваться по этому поводу. Все равно Дерио в мои планы особо не входил. То есть, я предполагала держать его в курсе (как донора генетического материала), использовать в качестве страховки (если «бьянчи» все-таки потерпят поражение, и дело действительно запахнет жареным), и, возможно, держать его в качестве любовника, если это будет себя оправдывать – прямо скажем, с текущим развитием цифровых компаньонов живой человеческий любовник был, скорее, вопросом престижа, нежели вопросом качественного провождения времени.

Я была молода, я была вполне уверена в своем будущем. Я вполне была уверена, что справлюсь со всем, что может на меня навалиться – в конце концов, я была Джемма Донати.

Я была Джемма Донати – до тех пор, пока меня не стало.

5

– Подтверждаете ли вы, Джемма Донати и Дезидерио дель Анджелини, свое намерение вступить в законный брак перед Богом и людьми? – спросил священник.

– Вообще-то мне нужен налоговый вычет, – честно сказала я. – И повышение homo-индекса для клана.

Священник перевел взгляд на Дерио. Дерио издал тяжкий вздох.

– Как сказал Аристотель, человек – животное общественное, поэтому от него требуется, чтобы он был полезен не только самому себе, но и другим.

Священник поднял брови. Дерио скривился.

– Но, как нам всем хорошо известно из единственно заслуживающего доверия источника, – процедил он, – на небесах не женятся и не выходят замуж. Поэтому я нахожу происходящее глубоко бессмысленным, стремление Престола регулировать личную жизнь граждан – оскорбительным, а всю данную церемонию – абсурдной, толкающей всех участников к лицемерию и порочащей человеческое достоинство.

– Прекрасно! – сказал священник и улыбнулся. – Еще раз напоминаю, что, согласно законам Романы, развод не предусмотрен, но венчание может быть аннулировано, если будет доказано, что участники церемонии на самом деле не имели намерения приносить друг другу клятвы. Запись с трех видеокамер с подтверждением ваших биометрических параметров и цифровой подписью нашей церкви будет вам выслана в течение 24 часов после внесения благотворительного пожертвования согласно прейскуранту, – он радушным жестом указал на денежный терминал.

– Как приятно иметь дело с отлаженной системой, – пробормотала я.

Комм звякнул, отправляя деньги.

Священник улыбнулся, протягивая мне флэшку с записью.

– Постарайтесь проследить, чтобы данные не утекли в открытый доступ. В случае вашего стремления аннулировать брачные клятвы, обращайтесь в наш юридический отдел по указанным в буклете контактам.

Дерио нахмурился:

– Могут ли это сделать третьи лица?

Корсо, подумала я, и напряглась.

Священник покачал головой.

– Нет. В случае обвинения совместно упирайте на «мы передумали». Прекрасная вещь свобода воли, не так ли? – он опять лучезарно улыбнулся.

Я подумала, что понимаю, почему Дерио предпочел Гильдии нотариусов Медицинскую.

– Переходим к следующему этапу, – жизнерадостно сообщил священник. – Какой вариант вы хотите рассмотреть?

– Самый быстрый с максимальной сертификацией, – сказал Дерио.

Очень длинный курс о сакральности биологического размножения сбросили на почту с устным обязательством «потом прочесть».

Базовый договор о согласии на обмен биологическими материалами был сведен еще на стадии помолвки (и хорошо, обычно это самая длинная часть, на утрясание которой двумя семействами может уйти несколько лет). Нам оставалось только переподтвердить согласованное. Небольшая заминка возникла на этапе обсуждения внутриутробных аугментаций – за последние десять лет возникла интересная присадка, касающаяся долголетия. Но Дерио почернел лицом и вызвал свое «право вето» – право полностью заблокировать какую-то опцию в договоре. Я спросила почему – он скрежетнул челюстью, и буркнул что-то вроде «вы помрете вместе с младенцем от аутоиммунной реакции, а мне потом всю эту бюрократию заново проходить». Я пожала плечами – в целом, не очень-то и хотелось. Мода на аугментации меняется очень быстро, за Империумом не угонишься. Конечно, всегда хочется предоставить ребенку в качестве стартового набора хороший сет – но никогда не знаешь, что именно выстрелит лет через сорок-пятьдесят. «Чистый» геном гораздо стабильнее, а что-то нежелательное можно будет компенсировать по мере появления проблем.

Длинный тест на знание человеческой биологии Дерио зачли автоматом как члену Медицинской гильдии. Мне пришлось все-таки сдавать. Дерио сходил до ближайшего автомата, принес мне кофе и уселся рядом, бдительно сверля меня взглядом. Кажется, он подозревал, что я могу не справиться, и все придется начинать заново.

Что интересно, наблюдающий за нами бот не возражал. Возможно, хитрые церковники считали это частью тимбилдинга для будущей семьи.

– «Человек а) нуждается для дыхания в кислороде, б) не нуждается для дыхания в кислороде, в) может добывать кислород для дыхания из воды», – ворчала я, бесконечно расставляя галочки в списках. – Человек использует для передвижения а) ноги, б) руки, в) крылья, г) лапы, д) ласты. Количество рук у человека а) одна, б) две или меньше, в) две или больше, г) четыре, д) шесть, в) двенадцать. Человек делится на а) два пола, б) три пола, в) семнадцать полов, г) не делится. Для воспроизведения потомства естественным способом человеку требуется а) две особи разного пола, б) две особи любого пола, в) две особи одного пола, г) одна особь любого пола…» Да кто ж им эти вопросы-то писал!

– Наша программа одобрена Папой Бенедиктом 333м и направлена на реинтеграцию в подлинное человеческое общество, – с достоинством сообщил бот-секретарь.

– Подключенцы, беженцы из Империума, лица с измененной и небинарной биологией, киборги, те, кто просто привык к взаимодействию с цифровыми моделями… В общем, все, привыкшие к разнообразию, не ограниченному биологическими закономерностями, – Дерио хмыкнул. – При переходе в офлайн бывает сложно, – он вздохнул. – У меня брат, когда отключается по большим праздникам, постоянно пытается то через стенку проходить, то окружающих перематывать, и сокрушается, когда не получается.

Я вспомнила снимающего у нас третий модуль небинарника, живущего с цифровой моделью-русалкой. Вот кому в Романе было бы тяжело.

– Ну и толку от этой всей бюрократии… Все равно что учиться плавать без воды, – я заполнила последний вопрос и нажала «отправить».

– Благодарим за участие в нашей программе, – сообщил бот-секретарь. – Ваш балл – 74 из 100.

– Всего?! – возмутилась я.

– Поздравляем вас, – сообщил бот. – Вы допускаетесь на следующий этап программы – семидневный ретрит «Райский сад».

Дерио издал горлом какой-то странный звук. Я вздрогнула и обернулась. Кажется, это он так смеялся.

– Извините, – сказал он. – Это, наверное, нервное.

«Ретрит» представлял собой что-то вроде домика в теплице на монастырской территории. Судя по всему, он должен был имитировать типичное обиталище жителей Романы – дом и огород. К счастью, возделывать землю и пытаться выращивать еду самостоятельно не требовалось. Теплица была на удивление обширная – вокруг стен домика проходила полоса шириной примерно в полметра. Реальные растения переходили в голографические, создавая эффект простора. Домик посередине был размером с обычный семейный модуль.

На входе у нас отобрали все гаджеты, личные вещи, включая одежду и выдали что-то вроде экологически чистых пижамок в качестве облачения. Дородная монахиня, проводившая инструктаж, смерила нас взглядом человека, который слишком много работает с людьми, и поэтому уже дошел до крайних степеней мизантропии.

– Вы выбрали тариф «с максимальной сертификацией». Суть данного ретрита в том, чтобы у вас было достаточное количество опыта взаимодействия, чтобы при глубоком ментоскопировании вы бы сошли за семейную пару. Как всем известно, самая большая сложность для имлантированной памяти – рассинхрон между телесной, эмоциональной и ментальной памятью. Самый быстрый, дешевый и простой способ имитации опыта – получение сэмплов, близких к нужным. Разумеется, – она улыбнулась, продемонстрировав нарядные, по последней моде, брекеты под цвет глаз, – вы в любой момент можете покинуть помещение. Но еще раз напоминаю, что в таком случае оплата не возвращается, сертификация 7 уровня не подтверждается, и персонал Санта-Мария-Новелла не несет ответственности за все то, что произойдет с вами дальше.

– Понятно, – сказала я.

– Также я напоминаю, что территория Санта-Мария-Новелла пользуется правом экстерриториальности, однако, эти права не распространяются на участников ретрита. Проще говоря, – она опять сверкнула брекетами, – за то, что произойдет там между вами, мы ответственности не несем.

– Понятно, – опять сказала я.

– Пожалуйста, подпишите документ о согласии с правилами.

Мы подписали.

– Вы каждый раз заключаете между собой пари, сколько кто продержится? – ровным тоном спросил Дерио, выводя свою подпись.

Монахиня вздрогнула, будто Дерио поймал ее на горячем, но тут же вздернула подбородок и прищурилась.

– А вы бы на моем месте этого не делали?

Дерио приложил к подписи электронную печать, вмонтированную в перстень, и постучал стопкой листков о стол, выравнивая края.

– Нет. Я не нахожу азарта в пари с точно предсказуемым результатом. – Он протянул ей документы.

– О, – монахиня улыбнулась, и я наконец-то поняла, кого она мне напоминает – касатку из центрального океанариума. – Азарт не в том, что случится. А в том, как. – Она развернулась ко мне всей своей громадой и проворковала: – Душечка, я буду за вас болеть.

Я моргнула.

Сплочение через внешнюю угрозу и «а вам слабо»? Серьезно?

В исполнении Корсо, конечно, я и не такой тимбилдинг видела, но в приложении к себе это было как-то дико.

– У сестры Макарии есть маленькое личное хобби, – ровно выговорил Дерио. – Она любит провоцировать окружающих и считает, что таким подходом может способствовать переходу фиктивных клятв в реальные.

– Вы меня осуждаете? – живо спросила монахиня.

– Мое… суждение, состоит в том, что церкви и ее отдельным представителям следовало бы заниматься собственной личной жизнью, а не чужой, – Дерио поднялся и вышел.

Сестра Макария цыкнула зубом и перевела взгляд на меня.

– Удачи, милочка.

Я вспомнила, как касатка в аквариуме сворачивает толстый розовый язык в трубку.

Дерио ждал меня в коридоре, у входа в «теплицу». Входить нужно было одновременно, чтобы начался отсчет времени. При виде меня он отлепился от стены.

– Прошу прощения, – ровно сказал он. – Я вспылил и был неправ. Это… учреждение с его… персоналом действует мне на нервы.

– Вы не любите говорить неправду, – сказала я.

Он покосился на меня.

– Я не люблю оказываться в обстоятельствах, которые вынуждают меня говорить неправду.

– Что вы можете сказать мне честно относительно ситуации?

У него не изменилось направление взгляда – но на мгновение глаза стали стеклянными, будто он читает строчки, которые ему пишет визор. Но визора на нем не было.

– Что я собираюсь выполнять свои обязательства согласно пунктам, перечисленным в договоре.

– Аналогично, – сказала я, и нажала кнопку, открывающую дверь в «Райский сад».

Первые двое суток ретрита я проспала.

6

Поразительно, насколько принудительная изоляция сработала как снотворное. Конечно, это все произошло не вдруг – я, понятно, предупредила постояльцев, оставила Фаско файл с инструкциями, приостановила действие абонементов, в общем, сделала все, чтобы мое недельное отсутствие никак не сказалось на делах – но все равно, я совершенно не предполагала, что отрублюсь так резко.

Очень странное чувство – вот, ты сделала все, что могла сделать. Вот, теперь у тебя уже нет контроля ни над чем. Вот, осталось только ждать, когда положенное время истечет.

Подобное ощущение у меня до этого бывало только в депривационной камере для флоатинга, когда лежишь голышом, в темноте, в тишине, в воде, равной по температуре твоему телу, постепенно теряя ощущение себя.

«Маленькая смерть» – размывание границы между собой и не-собой, медленные, странные движения, когда тело само собой выкручивается, как одежда в сушилке, расправляя зажимы, о которых ты и не подозревал.

Флоатинг мне нравится, но я не хожу на него чаще раза в год. Слишком легко подсесть и превратиться в «подключенца» или одного из тех, кто сдает в аренду свою нейросеть ради «чувства потока», размывания своего «я» потоками неведомых данных. Слишком большое искушение.

К счастью, у человека – в норме – есть тело, которое ограничивает его возможности к таким развлечениям. Через двое суток я отлежала себе совершенно все и пришлось вставать и искать себе другие занятия.

Пару раз, я, конечно, поднималась и до этого – доковылять до туалета или залить в себя биойогурт. Один раз меня разбудил луч, ударивший по глазам – цикл освещения снаружи был настроен на стандартный, имитирующий Старую Землю. Несколько раз – странный шум, выдохи и хлопки – видимо, Дерио разминался, как мог.

Сейчас он лежал на полу и то ли спал, то ли медитировал. Я с запозданием осознала, что кровать одна, общая – и, видимо, ему показалось проще сместиться на пол, чем бороться со мною за место на матрасе. Вышло не очень вежливо, но что уж теперь. Я обогнула его по стеночке, стараясь не наступить, и пошла в душ.

Душ занял примерно полчаса. Я порадовалась, что перед ретритом обновила брейды и с головой теперь два месяца можно не делать ничего. Встал вопрос, что делать дальше.

Ретритовский домик наполняла тишина, тонко звеневшая в ушах. Я не сразу поняла, что в нем не так – не только у нас отобрали гаджеты, но и внутри совсем не было ИИ. Ни плиты, которая спрашивает тебя, что приготовить, ни термокружки, поддерживающей температуру на нужном уровне. Ни столов и стульев, регулирующих высоту под тебя, ни музыкального блока, подбирающего тебе музыку по твоему сердцебиению и температуре тела. Никого и ничего.

Все предметы внутри дома были немые – сплошные, цельнолитые, первобытные. Стеклянные кружки. Пластиковые стулья. Продукты в контейнерах. Это было так… так странно, что я на мгновение опять ощутила себя как в депривационной камере. Будто мир уходит из-под ног. На мгновение мне захотелось растолкать Дерио и спросить его, что он об этом думает, но я тут же себя одернула. Он-то меня не будил – и вообще, судя по всему, оказался идеальным компаньоном для проживания в маленьком тесном помещении. То есть, таким, который сводит свое присутствие к минимуму.

Я приготовила себе еду – открыла банку бобов в томатном соусе и вывалила половину в стеклянную тарелку. Все звуки в тесном тихом помещении отдавались, будто усиленные многократно. Я поняла, что слышу, как жую и сглатываю, и меня это чудовищно раздражает.

Я попыталась найти, чем можно отвлечься, но не нашла.

В домике были все предметы первой необходимости – еда, одежда, средства гигиены, аптечка – но более не было ничего. Ни одного гаджета, ни одного подключения к новостному терминалу, никаких распечаток, ни листка бумаги.

Цифровой детокс, как это формулировали в буклете. Информационная депривация.

Официально предполагалось, что неделя в изоляции должна была избавить участников от химического или цифрового давления извне, которое могло бы толкнуть их к неверному решению сочетаться браком. Или заставить отказаться от этой опрометчивой идеи.

По факту… по факту я поняла, что эффект идет совсем обратный.

Не такой, как в депривационной камере, не мягкое размывание себя. Скорее – чувство мотора, крутящегося вхолостую. Информационный поток, непрерывно текущий сквозь сознание каждый день, вдруг иссяк. Внутри будто образовалась огромная пустота, как в необставленном доме. Нет – как в доме без ларов, без ИИ. Доме, в котором никто, совсем никто не живет. Доме, в котором совсем никого нет – и ты тоже начинаешь задаваться вопросом, а есть ли я?

Но задать его некому, и некому ответить.

Проклятье, какая чушь!

Я обошла кровать с той стороны, где под ней не лежал Дерио, опустилась на ковер между ней и стеной и встала в планку.

Одна минута… Полторы минуты… Две минуты… Аааа, проклятье… три минуты…

Руки подломились, и я рухнула на пол.

Пол был твердый и однозначно существующий. Мышцы вопили, что с ними так нельзя. Я засмеялась.

Нет, ну, так быстро меня не возьмешь.

Свойство биологических систем – порождать информацию из себя. На неделю-то меня хватит.

Я заварила себе еще чаю, и забралась с ногами на кровать.

Все было безмолвное и неподвижное. Чай горчил.

Не то, чтобы я первый раз в жизни оказывалась в обстановке, где не было ИИ. Наша семья ведет род от самого Основания. Конечно, мы все, с детства, знали о ларах и об уязвимостях ларов. Мы знали, что, в случае необходимости, мы должны будем уметь позаботиться о себе и о них. В случае внезапной блокировки источников питания, в случае атаки имперского вируса, в случае повреждения информационных носителей – это была бы наша обязанность.

В ответ они заботились о нас. Поддерживали нужную температуру и нужное давление, нужный уровень насыщения воздуха кислородом. Готовили любимые блюда, следили за гигиеной. Но Высокий Престол не считал это нормой – хотя сам жил практически также. Идеалом Романы был «золотой век», «простая сельская жизнь». Та, где люди сами готовят себе еду, сами убирают, стирают, производят предметы, нужные для хозяйства. Общаются только напрямую, без электронных посредников. Зачинают, выращивают, хоронят других людей без помощи «интеллектов», без их вездесущего присутствия.