Президенту письмецо Афродиты. Проза

Президенту письмецо Афродиты

Проза

Игорь Аркадьевич Агафонов

Режиссёру Т. П. Ч.,

на сей рассказ вдохновившему.

***

За правду борется народ…

Ну, разве он не идиот?..

Когда голову в петлю – от забот,

то подумал я тогда – «Идиот!»

Режиссёры-сценаристы —

вредный элемент,

вам бы лишь бы рюмку в зубы,

следом огурец…

(Известная поэтесса.)

© Игорь Аркадьевич Агафонов, 2024

ISBN 978-5-0060-5871-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

Пока Тапа закрывала замок, Бельва, понятной породы собачонка, но подстриженная под мелкого льва, закручивала поводок вокруг её башмачков, принюхивалась и фыркала. К тому же, в придачу к обычной своей вертлявости, она сердито тявкала и дёргала поводок так сильно, что невольно развернула Тапу и та увидала перед собой громоздкого незнакомца.

– У?! – запрокинула Тапа голову и коснулась плоскости двери накрученной на затылке косичкой.

Высоченный мужчина усмехнулся и отступил на пару шагов, позволяя как бы визави отстраниться от дверной вертикали и рассмотреть себя в натуральную величину без удивления или испуга.

– Зачем пужаете? – спросила Тата, невольно переводя себя в спасительную заводь простушки-девчушки как бы. – На пужало, горец, вы не похожи.

– Зачэм? – изогнул правую бровь горец. – Нэ спеши с вопросами, дэтка. Послушай…

Бельва залилась ещё пуще активным лаем.

– Цыть! – слегка притопнул большой рыжий башмак у её носишки, и собачонка примолкла, мило прижавшись к ноге хозяйки своей, тоже, в общем, дамочке миниатюрной.

– Тэбя просили уняться? – вопрос относился к хозяйке, а не к собачонке. – Прэзиденту жалобилась?.. помощи просила?.. Молчи, молчи, вопрос риторический, как у вас говорят… Так вэдь жалобы царю эщё народники обнулили… слыхала, чай, про таких? Ну вот. На бога надейся, а сама-то, дэвонька, не плошай… Но всё ещё ждёшь?

– Ну, жду. – Тапа потрогала пальцем родинку под своим маленьким аккуратным носом. – А тебе-то чего надо конкретно, гражданин? – И, скользнув по косяку плащом, попятилась, к пожарному выходу, который, заметила боковым зрением, сквозил не запертым прямоугольником, подвигая ногой при этом и своего испуганного львёнка.

– Ну, жди… А ведь тэбя предупреждали… Вот и заполучи…

Из проёма прямоугольника выступил другой верзила, смуглый да с носом орлиным, ударил Тапу по затылку, ловко подхватил обмякшее тело под мышки и швырнул вместе с онемевшим пёсиком по лестничному маршу – с пятого этажа на первый без задержки. Особого шума это не произвело и, стало быть, не обеспокоило никого, поскольку на запасном маршруте некому было и слышать.

Болонка, очнувшись от своего собачьего шока, не прекращала теперь отчаянный лай, хотя и осипла уже. Смуглый верзила нехотя как бы вернулся от машины и крутанул крепкими пальцами её лохматую головёнку на бок и обратно, точно ключ провернул…

– Да заче-ем? – спросил без акцента уже и скосил недовольно правую бровь его старший напарник и положил бутафорский нос из папье-маше в бардачок.

– А чтоб не будила спящу царевну.

– А-а… ну да. Ладно, поехали.

На лестничную площадку вышаркнула пегая старушонка в своих старых шлёпках, заметила забытый ключ в замке «милиционерки», как она за глаза называла соседку…

***

Тапе мерещится? «Мне чего… такое… снится?» Сон не сон, что-то на грани обморока… от этого жутковато-зябко и зыбко в ощущении некой нереальности происходящего.

Идёт открывать двери… или это её старенькая бабуля шлёпает босиком по паркету? Почему по паркету? И босиком? (гувернантка любит повторять: «У Тапэ всегда есть тапкэ!») Она вроде как барышня… хотя нет, какая барышня. Её купили… да-да, господа купили, поскольку у самих детей не получалось. Присмотрели в одной из своих деревенек и… под секретом, да, сторговались. «У вас всё равно детишки мрут от голода… а мы вырастим, воспитание дадим, образование… госпожой станет настоящей. Всё чин чином». Что-то ещё обещали… но чтоб никому ни словечка… Ах да, помогать по жизни обещали и дальше… но чтоб никому… ни-ни!

И смещение произошло у Тапы в голове… хотелось ей, видимо, на бабушку свою походить… Романтика, словом. Овеяно флёром… каким флёром?.. Отчего флёром?..

Отчим (отец, получается, раз никому «ни-ни») выговаривал после: тебе, мол, не положено открывать двери… для этого есть специальные в ливрее люди… Помолчал, ещё раз посетовал, попенял: нельзя тебе отворять, на то есть швейцар, а тебе не следует…

Предание, в общем. Семейное. Мифология почти что…

Тапа открыла глаза. Белый потолок ослепил. Дома, в квартире, потолок другого цвета… Кстати, какого?.. Забыла? Как так?..

Хотела повернуть голову, не смогла. Скосила глаза… На палату больничную похоже…

«Где я? Вне жизни? Или чего?.. Ангел я? Шуткуете?..»

И кусочек сомнения по поводу… сомнения по поводу чего?.. Неправильно жила, раз очутилась невесть где? Или всё же правильно? Кругом вроде чисто и светло… Или не жила? Но как же, как?.. Ведь жила?..

Ну и чего сопли распустила…? Соплями, что ль, клеить переломы будешь?.. Какие переломы?.. А почему слюни стали не липкими?.. Кстати, с чего бы они стали пресными? Испортились? – Тапа подвигала языком во рту: зубы все поломаны, карябаются, скосила глаз на тумбочку с бутылочкой воды: не дотянуться…

Не так жила? Почему это не так? Дочерей вырастила, замуж выдала… впрочем, сами повыскакивала. Но не важно. Почему же не?.. Почему, собственно?.. Нет, всё так!

***

Мадонной явилась подруга Майя (Майка – редкозубая чудачка), чудаковатая для незнакомых, так и спрашивают у Тапы: нормальная? Тапа же привыкла к ней ещё в пору совместной учёбы в политпросвете, как называли своё училище студенты… Позже поэтический дар в ней прорезался… или скрывала поначалу?

– Чё-о приуныла? Выше нос свой курнос. И чёрточку под носом сдвинь правее. Вон Билведреса твоя тявкала, тявкала и загнулась. А ты в по-олном ажуре-абажуре, как любят говорить японцы-америконцы – жива и шевелиться даже могёшь.

– Не чёрточка, а родинка, – поправила Тапа и попробовала пошевелить чем-нибудь, однако тело никакой ответной реакции на призыв к собственному осознанию не обнаружило. – Жалко…

– Чево-о?!.

– Биль… жалко Бильку.

– О-о-й! Ты меня удивляешь. Доктор сказал: пусть шевелит копытами, не то зачахнет. Вот и шевели. А собаку, что ж… жалко… конечно, жалко. Но зато соседку разбудила. Слушай, ты, правда, ничего не помнишь?

– Почему? Помню… Тебя, например.

– Не во мне дело.

– А в ком?

– Ну как…

Тапа пока не собиралась обретать память – на то имелись причины. А подруга, что ж, потерпит – язычок её слишком подвижен, дабы хранить секреты. Поэтесса всё ж…

– Ча-аво отвернулась? Не хошь, как хошь, и не говори.

Всё же Тапе спокойнее, когда знакомый Майкин голос вливается шумным водопадом в уши сознания. И манера эта её выражаться тоже бодрит… раздражает, но бодрит.

– И не жалуйся! Сочувствовать даже не собираюсь.

– Почему?

Тапа скашивает глаза в другую сторону. Да, подруга – циник и ругачка. Чуть что – на матерок пересаживается.

– Довыёживалась? Ха-ха-ха! С лестницы спустили – достукалась. Будешь теперь слушать подруг своих? Бу-удешь, куды деваться. Вот и лежи молчком-ничком, набирайся сил для новых подвигов своих дурацких. Ты куда нынче смотришь, на кого равняешься?

Тапа делает вид, что не понимает, о чём её спрашивают, но потом всё же говорит – медленно, с придыханием:

– Ну, я смотрю и туда и сюда… в телик, например… А чего?

– И чего видишь?

– А вижу я: и то и другое имеет свою пользительность. И то нужно и это. Для одних телик, для других – инет. Для тебя, Май, всё же инет больше притягателен. Для меня телик… для успокоения, когда уж совсем тоска одолеет.

– Ты это брось – тоска у неё. С какого такого?.. Тоска у неё!

Майя достаёт из сумочки смартфон.

– Вот, записала давеча мыслишку. – И без выражения читает:

О чести знать не каждому дано —

бесславный путь продлит иные мысли…

И ржа покроет души очевидцев,

кому и без того чихать на всё давно…

И возвращаясь в амплуа обывателя:

– Кстати, какое там письмецо накатала ты президенту?

Тапа моргает, – ей, видать, «мыслишка» подруги не ясна. Да и вопрос тоже вовсе некстати.

Майя успокоительным тоном:

– Не ломай голову, мент, не Тютчев это. Мои собственные. А что касается письмеца, то мне интересно просто… И главное, скажу тогда в награду, какая сорока принесла на хвостике своём сию повестушку…

***

Проснулась, огляделась, снова стала утопать во сне…

Стучат в железные ворота в ночь, основательно стучат, по-хозяйски. А мне тогда поручили охрану складов. Чтобы, значит, не получился в городе разгуляй. Открываю со скрежетом, но в полметра прореху. Крепкий стоит передо мной мужик, но не крепче меня.

– Чего колотишь?

– Вина хочу.

– А ещё чего?

– Ты чё, не знашь меня?

– Знаю.

– Ну.

– Не понукай, не запряг. Ладно, дам. Но сколько сам, один, сумеешь вынести. Годится?

Вижу, играет желваками, но терпит. За ним ватага, но и за мной тоже могут быть бойцы, он же не в курсах.

– Ладно, показывай.

Прошёл за мной, задумался у штабелей с бочками, хвать одну на бок и покатил.

И повадился так-то еженочно, пока я ему не вмазал промеж глаз. И прекратилось нашествие.

Маленькая Тапа пригрелась под правой мышкой своего дедушки-крёстного Гаврилы Гаврилыча и слушала его рассказ про Котовского, о котором она слышала из какого-то взрослого фильма. Дед рассказывал не Тапе… а кому, кому?.. Тапа забыла.

– Вот он вдруг опять является ко мне, и, главно, днём и трезвый и говорит: вступай в мою шайку-лейку. Ты мне подходящ.

А я росту два метра и ещё какие-то сантиметры – и мощь моя, вижу, его привлекает, я ж не просто крепкий, я могуч, замечательный экземпляр для его воинской потехи. Однако на тот момент я уже вступил в партию большевиков и был инструктирован на такой вот случай, как сегодняшний. Но, разумеется, на сей счёт не распространяюсь.

– Знаешь чего, – говорю ему, как бы поразмыслив, – спасибо, конечно, за лестное предложение, но… скажу по совести и по расчёту: лучше было бы тебе к нам пойти со своей командой, – и объяснил почему: – Ты у нас вырастишь до большого полководца… не то что теперь ты есть – или бандит, или хулиган… ужель устраивает тебя таковское положение?

***

Тапе вспомнился преподаватель балетной студии, совсем из раннего детства:

– Что, дюймовочка, желаешь к потолку? – и к партнёру дюймовочки поворачивает усы свои кошачьи: – Подбросишь малютку, балерон ты наш?

Подросток пожимает худеньким плечиками.

– Чего жмёшься? Если уж её не добросишь, то и не знаю, кого тебе ещё предложить для эксперимента…

– Могу попробовать сейчас, – робко сообщает «балерон».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.