Ярослав. Том 4. Государь Руси

– Мы… – замялся глава посольства. – Мы бы хотели, чтобы ты, о уважаемый, отказался от похода на Иерусалим.

– Почему?

– Этот город нужен ему.

– Сожалею, но я уже обещал этот город патриарху Иерусалима. А халиф может вернуться в Мекку и в почете поселиться там.

– Но…

– И я хотел бы знать, кому служат все те люди, с которыми я вынужден воевать. Эти нечестивцы прикрываются словами о том, что убивают они во имя Всевышнего и служат халифу. Но этого быть не может. Ибо халиф – духовный пастырь, а не светский правитель. Или я ошибаюсь? И халиф – это просто еще один хан или эмир?

– Нет, конечно, нет.

– Тогда кому служат все эти люди? Кому служите вы?

– Мы посланники халифа.

– А эти вооруженные люди, которых я разбил в Египте?

– Они… они…

– Они служат рабам, что держат халифа в плену, – произнес вышедший вперед богато одетый мужчина в возрасте.

– ЧТО?! – ахнула большая часть делегации халифа. Они дернулись к оружию, но только дернулись, так как легионеры, стоящие «при параде» в этом же зале, очень недвусмысленно перехватили свои копья и подняли щиты на изготовку.

– Говори, – произнес Ярослав, обращаясь к тому мужчине в возрасте.

– Уже много лет наш халиф находится в плену своих бывших рабов. Они убивали и свергали его предшественников по своему усмотрению. Они угрожают жизни моего халифа и сейчас, нависая смертельной опасностью над всем его родом. Ведь после захвата Рагнаром Багдада и Самарры у моего халифа почти не осталось родичей мужского пола. Он да племянник. И все.

– И что хочет твой халиф?

– Чтобы ты, о великий, освободил его из этого плена.

Ярослав перевел взгляд на остальных представителей делегации – явных военных, – глаза которых метали громы и молнии. Они были в ярости. И если бы не угроза немедленного уничтожения, исходящая от комитатов, то этот болтун уже бы лишился головы. Вон руки как сжимают и разжимают, пытаясь сдержать гнев.

– Просто освободить из плена?

– Да, – кивнул этот человек. – Ты прав, говоря, что духовный пастырь не должен править миром. Но мой халиф, увы, заложник положения. В Иерусалиме, как и в Багдаде с Самаррой, его держат в заложниках воины, набранные из вчерашних рабов. Если же он удалится в Мекку, то окажется в руках арабов, которые пожелают его использовать для достижения своих мирских целей.

– Допустим, я освобожу его. И что дальше? Куда он пойдет?

– Это вы с ним сможете уже обсудить после.

– Богохульник! – воскликнул один из членов делегации. – Халиф – тень Аллаха на земле!

– Что не помешало вам убить его предшественни-ка, – скривился этот старик. – Из-за вас халифат обречен.

– Из-за нас?!

– А кто тянул из него все соки?!

– Войскам требовалось платить!

– Платить? Да. Но не столько войскам, сколько их жадным командирам! Командирам, что потеряли всякое чувство меры. И хапали столько, сколько могли. Воровали выделенные деньги для жалованья. Из-за чего халифу приходилось выделять их вновь и вновь. Ты ведь сам замешан в таких делах. Такие, как ты, привели великую идею к распаду. И теперь хорезмшах сам по себе. В Иране[4] волнения, и он уже почти не поддается контролю. Земли восточнее вообще отвалились. Что же до Магриба, то после завоевания Василием Египта и укоренения Ивара на Крите с ними потеряна связь. Но и раньше она была более на словах, чем на деле.

– Ты обвиняешь меня во всех бедах халифата? – зло процедил самый старый и умудренный опытом воин в делегации. – Но разве не ты плел интриги за нашей спиной? Разве не ты вынуждал нас воровать, чтобы погасить долги перед тобой и такими, как ты?

– Хватит! – рявкнул Ярослав.

Все затихли.

– Свои противоречия решите после. Уважаемый, – обратился он к старику, – я правильно тебя понял? Ты передаешь мне слова халифа о помощи, дабы я вызволил его из плена? И взял Иерусалим, в котором его держат в заключении?

– Совершенно верно, о великий.

– А ты, – обратился Ярослав к старшему воину, – предлагаешь мне заключить мир?

– Ты правильно меня понял.

– Мне сейчас невыгодно заключать мир. Но я не хочу, чтобы обо мне думали как о бесчестном человеке. Поэтому я выслушаю тебя. На каких условиях ты хочешь, чтобы я заключил с полевыми командирами халифа мир?

– Мы готовы обменять Иудею с Иерусалимом на Багдад с окрестностями.

– Боюсь, что в Багдаде правит мой друг – Бьёрн Железнобокий. И не мне заключать с вами такие сделки.

– Но ты можешь ему предложить. И он тебя послушает. В конце концов, Иудея не самая бедная провинция. И в отличие от Багдада, не отрезана пустыней от Средиземного моря.

– Ты хочешь отдать ему Иудею?

– Да, о великий.

– Но Иудея уже обещана.

– Кому же? Мы о том ничего не ведаем.

– Моему ребенку, которого родит эта уважаемая женщина, – кивнул Ярослав на Адассу.

– Что?! – опешил воин и замялся, подбирая слова.

– Это невозможно! – воскликнул тот самый старик, что представлял интересы халифа. – Она дочь коэна. А ты, о великий, не иудей и уже женат. Посему она есть блудница и подлежит сожжению за грех, что принесла на голову своего рода.

– Ради спасения жизни, уважаемый, можно пойти на нарушение любого из запретов, – с уважением произнес коэн. – Если же речь идет о жизни и благополучии целой общины, то более и говорить не о чем. Ее поступок не грех, а духовный подвиг и всеми нами уважаем[5].

Тишина.

Слишком затянувшуюся паузу удалось разрядить. Но разговор дальше никак не желал продвигаться. Делегация послов халифа продолжала рассыпаться на глазах и все больше ругалась промеж собой, чем пыталась договориться с Ярославом. Он же просто подбрасывал поленья в этот костерок своими редкими репликами да наблюдал.

Наконец, после целых двух часов своеобразного цирка, делегация халифа удалилась, так ни о чем и не договорившись. И к Ярославу подошел отец Адассы.

– Я правильно понял твою задумку? – спросил он.

– А как ты ее понял?

– Ты бросил им яблоко раздора. Эта ругань тут не останется. Она уже к вечеру начнет стремительно расползаться за пределы города. Месяца не пройдет, и о ней станет известно во всем мире магометан. И многим, очень многим эмирам твои слова придутся по душе.

– Разделяй и властвуй, друг мой. Я не хочу постоянно бегать и тушить пожары войны. А оставлять создаваемое мною Иудейское царство в окружении сильных врагов я не хочу. В конце концов, в нем будут править мои потомки. И зла им я не желаю.

– Тобой движет только это?

– Нет, разумеется, не только. Ты наверняка уже знаешь, что я не люблю большие и сильные церковные организации. Они слишком опасны для людей и держав. Поэтому халифат должен быть разрушен. Ничего против ислама не имею. Я вообще ко всем религиям отношусь ровно, если, конечно, они лично мне не вредят. Но поправь меня, если я ошибаюсь, называя всю эту религиозную одержимость чем-то безумным. Она ненормальна и как будто идет от самого дьявола.

– Ты думаешь? Я не осуждаю. Просто их вера бывает такой истовой…

– Вряд ли всеблагой бог, каковым его объявляют в исламе или христианстве, будет жаждать крови тех, кто в него не верит или верит как-то иначе, нежели отдельные иерархи. Я не люблю лицемерия. Хочешь заработать денег – заработай. Но честно. Из-за чего даже простой разбойник, что грабит прохожих на большой дороге, и то ближе к богу, чем иные иерархи, что погрязли во лжи и грязи.

– Я ведь тоже иерарх.

– Иудаизм не стремится к прозелитизму. Твоей вере не нужны толпы. Вы возделываете свой сад. Поэтому я не вижу никакой опасности ни в тебе, ни в твоей вере.

– Хм… может, и так, – после небольшой паузы произнес коэн. – Но я отвлекся. Я ведь пришел тебя предупредить…

– Что на меня попытаются совершить покушение сегодня ночью? – перебил его Ярослав.

– Ты знаешь?

– Это слишком очевидно, – улыбнулся наш герой. – Осознав, что я сделал, кто-то из участников посольства попытается подключить свои связи и отомстить. Они ведь не дураки. Одного я пока не понял: как именно меня попытаются устранить. Подошлют убийцу с кинжалом?

– Вряд ли, – покачал головой коэн. – По всей земле идет слава о тебе как о непобедимом воине, способном один на один свалить любого. Даже будучи едва живым. Поэтому они так рисковать не станут.

– Яд?

– Да. Скорее всего. Или еще что-то в этом духе. Может быть, аспида подложат в постель или запустят ядовитых пауков.

– А скорпионов?

– Нет, про них можно не беспокоиться, – улыбнулся коэн. – Тот, в ком течет кровь древнего фараона, неуязвим для них.

– Ясно… – задумчиво произнес Ярослав. Несмотря на осмысленное использование мистификаций, его немного пугало то, что люди в них так отчетливо верят. – Ну что же, сыграем в их игру.

– Ты хочешь им подыграть?

– Я просто хочу нанести им удар их же оружием. Просто побеждать мне уже скучно. Я хочу битвы с вызовом. С завязанными глазами там или вот как сейчас – чтобы поразить врага его же оружием.

– Не понимаю, – покачал головой коэн.

– Просто в ближайшие несколько дней ничему не верьте. Особенно в мою скорую смерть…

С тем они и распрощались.

А ночью пришли убийцы.

Ярослав, не снимая доспехов, сидел в нише у двери и наблюдал. В руках он сжимал заряженный арбалет. Но в ход его пускать не спешил.

Вот во тьме без единого скрипа открылась входная дверь, и вошел слуга с большим подносом фруктов. Точнее, служанка. Красивая. Во всяком случае, ее силуэт выглядел довольно притягательно.

Поставила поднос.

Осторожно достала из него что-то.

И все так же бесшумно скользя по мраморному полу, двинулась к постели, где наш герой положил муляж тела под покрывало. Подошла. Проявившись особенно четко на фоне оконного проема.

Удар.

Удар.

Удар.

Наш герой отчетливо слышал, как какой-то металлический предмет входит в муляж. В ночной тишине это словно по ушам било.

Пауза.

Убийца замерла, явно растерявшись. Ведь тело, в которое втыкают кинжал, ведет себя совсем иначе.

Ш-ш-ш-бум.

Отработал арбалет. И почти сразу женский вскрик. Звук упавшего тела. Стоны. И звуки движения – убийца явно пыталась то ли ползти, то ли встать. Не ясно. Во всяком случае, отсюда не разобрать. Поэтому Ярослав, подпалив от прикрытой колпаком лампадки факел, вышел из ниши и, выхватив меч, двинулся ближе к этой неудачливой даме.

Подошел.

Девушка лежала на полу, и на ее губах пенилась кровь. Болт попал в легкое и пробил его.

Она смотрела на парня безумными глазами, он же не мог понять, где ее раньше видел. Как-то мельком, видимо. Ее лицо явно было ему знакомо, но… ускользали от внимания детали. Тем более в сложившейся обстановке, в которой ее красота в немалой степени скрадывалась обстоятельствами.

– Кто ты такая? – тихо спросил он. Она промолчала, продолжая хрипеть в попытках нормально подышать. – Если ты хочешь все это закончить и умереть без мучений, ты ответишь на мои вопросы.

Но девушка ничего не сказала.

Мгновение.

И кинжал, который она все еще сжимала в руках, ударил ее в подбородок. Пробил рот и вонзился в череп снизу. Она вся вздрогнула. Выгнулась. И затихла. Ярослав же лишь потрясенно покачал головой. Не каждый человек мог сам себя убить. Да еще так.

Наутро же он разыграл небольшую комедию.

В подносе с фруктами, как оказалось, был еще и аспид, ядом которого эта девица смазывала клинок. Из-за чего было достаточно «одной таблетки», то есть ранения этим оружием, чтобы «откинуть копыта». В случае если напасть было бы нельзя, видимо, аспид должен был выступать самостоятельным оружием. Например, будучи запущенным в постель или оставаясь в корзине с фруктами.

Так или иначе, но наутро было объявлено, что Ярослав неважно себя чувствует, поэтому не сможет принять вновь посольство халифа. И то, не ожидая финала истории, спешно покинуло Яффу. Не забыв, впрочем, запустить среди местных слухи о том, что ядовитая змея прервала земной путь «нечестивца и богохульника». И если он еще и жив, то ненадолго. Ни один человек не сможет побороть яд аспида.

Наш же герой засел в своих покоях и носа оттуда не высовывал, подогревая эту легенду. Лишь на третий день он соизволил выйти к людям. Свежим, отдохнувшим и полным жизни. Ничто в нем не говорило о том, что он был «умирающим лебедем». И как появился!

В церквях и синагогах христианская и иудейская общины Яффы уже третий день возносили молитвы за его здравие. Вот он и явился на одну из таких служб.

– Василий, – тихо выдохнул дьякон, ведущий службу. – Ты здоров?! Боже! Это же чудо! Настоящее чудо!

Ярослав же мягко улыбнулся, не желая его разочаровывать. Он позволил людям поверить в чудо.

Но главное в ином.

На третий день уже никто в Яффе не сомневался – это кто-то из посольства халифа отравил Ярослава, подкинув ему змею. Что било по халифу и халифату самым кошмарным образом. Воспользоваться посольством для убийства – мерзкий поступок, нарушающий законы гостеприимства. Да и вообще – выглядело это намного хуже, чем правитель, велевший убить посольство мира. А вкупе с «чудесным выздоровлением» так и подавно. Ведь для любого жителя тех лет было ясно – Бог на стороне Ярослава. А посольство… и халиф, что его послал, оставлен его благодатью. Что выступало дополнительным и крайне важным модификаторов того «яблока раздора», что бросил наш герой, стараясь перессорить религиозных и светских лидеров ислама…

Глава 4

867 год, 3 марта, окрестности Иерусалима

Завершив наконец формирование обоза, Ярослав выступил в поход на Иерусалим. По местным меркам, он возился очень долго. Никто из сподвижников не понимал, почему он так много сил и времени уделял обозу. Не понимал. Но ровно до того момента, как они выступили в поход.

Они-то как думали? Что по пути смогут грабить местных жителей и за их счет пополнять запасы провианта и фуража. Но как-то из вида упустили тот факт, что испуганные полевые командиры халифа выжгут к чертям собачьим все подходы к городу. В результате наступать армии придется по совершенно выжженной пустыне. Утрированно, конечно. Но не сильно.

Наличие проводников из иудейской и христианской общин Яффы позволило Ярославу получить сведения обо всех колодцах и источниках на пути. Часть из них оказалась отравленной. Однако не все. Да и отравленные были легко возобновляемы. Ведь что там делали? Просто кидали трупы, полежавшие на жаре. И все. А значит, для приведения их в порядок требовалось трупы вытащить, воду отчерпать, и все. Свежая вода была бы уже вполне применима.

Само собой, не в чистом виде.

Ярослав отчетливо понимал, что вода – это жизнь. Плохая вода – жизнь недолгая и мучительная. Поэтому, кроме повозок-бочек, построил и передвижные фильтры, и специализированные полевые кухни с большими котлами для кипячения воды на марше.

Из-за чего, вкупе со строгим соблюдением правил гигиены, марш оказался в целом спокойным. А «боевой понос», характерный для большинства военных мероприятий эпохи, обходил их стороной. Да и количество копытных созданий в обозе оказалось очень скромным из-за правильной организации обоза и применения вполне современного вида фургонов, построенных под руководством Ярослава. Он ведь в Новом Риме очень тесно сотрудничал с ремесленниками, когда «рожал» стандартный войсковой фургон. И много чего знал, понимал и осознавал в этом деле. А потому мог вполне доходчиво объяснить заказ местным плотникам и кузнецам.

И вот – 3 марта, в полудне пути, когда Иерусалим уже маячил на горизонте, Ярославу пришлось столкнуться с армией арабских шейхов. Должно было получиться неожиданно. Однако, используя правильную систему охранения с дозорами и подвижными заставами, удалось избежать внезапности нападения. И когда авангард арабов в виде легкой конницы перевалил через ближайший холм, ордер армии был уже готов к бою. Повозки сведены воедино в качестве полевых укреплений. А все бойцы занимали свои места с оружием на изготовку.

Поняв, что с наскока атаковать не выйдет, арабские войска стали накапливаться. Как и в битве при Александрии, они оказались преимущественно пешими. Да, довольно славная легковооруженная конница присутствовала. Но в целом основу их вооруженных сил составляла легкая пехота. Как, впрочем, и в VII веке, во время их знаменитых завоеваний.

Ближе к вечеру, когда арабы завершили накопление, пришел черед для переговоров.

– Уходите! – были первые слова предводителя арабской армии.

– Согласен, – кивнул Ярослав, – уходите. Этот город – наша добыча.

– Халиф и его оплот в Иерусалиме под нашей защитой, – нахмурив брови, произнес шейх. – Мы не желаем с тобой воевать. Но не отступимся.

– Тогда зачем ты пришел? – наигранно удивился наш герой. – Иерусалим уже обещан мною Патриарху. Если армии, держащие халифа в заложниках, добровольно отойдут из Иерусалима и покинут Иудею, то я не стану с ними воевать. Моя цель – не война. Моя цель – возвращение Империи утерянного.

– Империи, – скривился шейх. Ибо для мусульман тех лет Византия помещалась в Дар-аль-Карб – в «Дом войны», с которым война должна была возобновляться при любой возможности. А мир если и заключался, то временный. Для ислама Империя была лютым, непримиримым злом, которое должно было быть уничтожено. А тут такие слова…

– Да, Империи. Ибо нет более совершенной формы правления на бренной земле, чем Империя.

– Как ты смеешь такое говорить?! – взвился другой переговорщик.

– Как ты смеешь разевать рот, чтобы оскорблять меня? – с милой улыбкой возразил Ярослав. – Или не твоя цель – предотвратить битву, в которой у вас нет шансов победить?

– Нас много, – мрачно заметил шейх-предводитель.

– В Александрии вас тоже было больше. И что? Обе армии разбиты, и Египет более вам не принадлежит. Думаете, что здесь будет как-то иначе?

– Там твоим воинам помогали стены.

– Ты там был?

– Нет.

– Тогда почем тебе знать, что именно помогало моим воинам? Или ты думаешь, что я зря принес в жертву Аресу всех пленных?

Шейх напрягся.

Он хоть и был мусульманином, но был хорошо знаком с языческим пантеоном семитов, который все еще практиковался в отдельных племенах. Также он знал, что семиты отождествляли греческого Ареса со своим Баалом, для которого были характерны жертвоприношения. Во всяком случае, знаменитая геенна огненная под Иерусалимом – это как раз было место, где совершались жертвоприношения Баалу. Иными словами, Ярослав от этих слов выступил в глазах шейха адептом Баала, который находился возле его места силы.

Хуже того – Баал откликался на зов своего адепта, принося ему победу за победой. Одна кровавее другой. О том, что Ярослав учинил в Волго-Донской степи, шейх уже знал. И теперь эта выходка консула Нового Рима предстала в глазах шейха совсем иначе. Теперь это была однозначная жертва Баалу. Огромная, массовая жертва, которая без всякого сомнения его очень сильно укрепила.

Побледневший шейх сглотнул предательски подошедший к горлу комок. Вытер пот со лба. И чуть дрожащим голосом произнес:

– Если ты не желаешь отступить, то я вынужден тебя атаковать.

– Твой выбор. Твоя судьба.

– Что?

– Я говорю, что путь до той звезды, что светит ярче остальных, смертью нам грозит, но дело того стоит. Один – бог войны – услышит в небе звон клинков стальных. Буря, лютый шторм нас только раззадорят[6]. Атакуй. Давай развлечем Высшие силы кровью. Они любят на нее смотреть.

– Ты безумен, – покачав головой, произнес шейх с молчаливого согласия остальных участников арабской делегации.

– Я честный, – возразил Ярослав. – Я не вру ни себе, ни людям, что несу свет всеблагого бога, добро и любовь. Чтобы потом с этими словами их резать, насиловать и убивать. Мне не нравятся ложь и лицемерие, каковыми вы пропитаны буквально насквозь.

У шейха от этих слов дернулась щека, но он промолчал.

– Арес, Один, Перун, Баал, Сет и прочее. У бога войны много имен и еще больше ипостасей. Но все они посвящены одному – войне. И очень глупо доставать оружие и жаждать крови, посвящая все эти непотребства словам любви и благодати. Вот истинный грех. Вот истинная скверна, отравляющая все вокруг. Или вы думаете, почему халифат погрузился в пучину гражданских войн и распрей? Ложь отравила ваше сердце. Ложь вела вас все эти годы. И ложь отправит вас к праотцам, на их суровый и безжалостный, но справедливый суд.

– Хватит! – воскликнул имам, присутствующий в делегации.

– Хватит так хватит. Нападайте. И умрите. Мне сегодня еще нужно Иерусалим осадить. Не вижу смысла менять свои планы из-за вас.

С этими словами Ярослав удалился.

Но арабская армия не спешила атаковать. Они ведь не дураки лезть на укрепленный лагерь. Пусть даже их и было больше. Шейх правильно сказал – в Александрии Ярославу немало помогли стены. И он не хотел, чтобы они снова ему помогли.

Но человек предполагает, а бог располагает.

Ярослав прекрасно знал, каким образом римские легионы провоцировали германцев и прочих варваров на атаку. Чтобы не самим продвигаться вперед, а принимать их разрушенный строй в обороне. Поэтому отряды фундиторов группами по десятку выдвигались вперед и обстреливали боевые порядки арабов. Да не простыми снарядами, а зажигательными, от чего там бардак начинался просто невероятный. Шутка ли? Раз – и у тебя под ногами земля загорелась. А вместе с ней и твои портки и прочая одежда.

Дали залп.

Отошли.

Выждали чуть-чуть.

Снова выступили вперед и дали залп.

И вновь – деру.

На третий заход арабская пехота не устояла и, не дожидаясь залпа, ринулась вперед. Показав себя иррегулярным сбродом, каковым она, по сути, и была. Ведь способность долго стоять под обстрелом – признак высокого уровня организации и дисциплины, что возможно только в профессиональной, регулярной армии.

А тут…

Да, в 630—650-е годы именно эта арабская армия сумела разгромить Византию. Но и у той мало что осталось от былого могущества.

Комитаты почти все полегли в Византии еще в бытность ее частью единой Римской Империи – в битве при Адрианополе в 324 году, когда пала не только полевая армия комитатов Востока, но и сам Император, что ими предводительствовал. С тех пор Империя так и не сумела оправиться[7]. Да, ко временам правления Юстиниана в середине VI века удалось с горем пополам собрать нормальную полевую армию под руководством Велизария. Но это была лишь бледная тень старых легионов. С гибелью этого славного полководца приходит в негодность и эта единственная византийская армия, способная уверенно бить врагов в полевых битвах. Поэтому во времена вторжения арабов их встречали практически ничему не обученные и очень плохо снаряженные подразделения. Фактически – легкая пехота разного толка, едва-едва обученная строевым приемам. Конечно, все еще оставались и более-менее приличные отряды, но их было очень мало…

Будь у Ираклия I хотя бы один легион времен Траяна… да чего уж там, хотя бы один настоящий комитатский легион, – он бы смог без особых усилий остановить вторжение арабов. Но его не было. И взять его ему было неоткуда.

А вот у Ярослава он был.

Как раз легион, по размеру, вооружению и выучке очень похожий на классический комитатский. Они ведь были сильно меньше классических легионов. И на этот легион арабская пехота и побежала.

Фундиторы проскочили за щиты легионеров, что тут же их сомкнули и встали в римскую стойку. Впол-оборота, чтобы держать натиск. Копья сверху, коротким хватом за середину древка. Головы наклонены к щитам.

А из-за спины легионеров полетел всякий хлам – стрелы, дротики и снаряды пращи. Много. Массово. Прямо в набегающую беспорядочно толпу.

Но людей было очень много. И бежали они быстро. Поэтому остановить их этот обстрел не смог. Да и массировать его толком не удавалось из-за особенности построения.

И вот с ревом эта толпа ударила в щиты.

Кое-где сломались копья. Где-то легионеры отошли на шаг-другой назад. Но в целом – устояли.

Те легионеры, что потеряли свои копья в сшибке, выхватили короткие колющие мечи и начали работать ими. Очень продуктивно работать. Остальные играли в швейную машинку копьем, взятым за середину древка.

Удар. Удар. Удар.

А через их головы полетели глиняные гранаты с древесным спиртом. Они падали на противника. Разбивались в падении или как-то еще. И выплескивающаяся горючая жидкость вспыхивала от тлеющего фитиля. Из-за чего в, казалось бы, огромной массе людей, пытающейся продавить проходы, не выходило единства.

Крики. Вопли. Мельтешение.

И что очень важно, слабое давление. Ведь люди не могли обеспечить нормального натиска, двигаясь по пылающей земле.

Не прошло и минуты, как арабская пехота откатилась и перешла от решительного натиска к не менее решительному бегству. Кто куда.

А комитаты, получив из обоза свежие копья и метательные снаряды, вышли под звуки буцин и барабанов в поле. Ни викинги, ни греки, что были в этой армии, даже не приняли участия в этой фазе боя. Оно и не требовалось.