Безумный Макс. Том 4. Генерал Империи

Штормград встречал своего Великого князя овациями. Цветами. Радостью. Такая слава! Такой успех! Но ему было не до этого. Он стремился во дворец. К жене. Пытаясь прекратить уже свою нервозность от ожидания неизвестности.

Спешил. Но обрёл лишь печаль. Потому что Татьяна Николаевна хоть и вышла его встречать, но была предельно холодна и отстранённа. Словно вымученно выполняет положенный ритуал, а не рада возвращению любимого мужа. Вряд ли это из-за Эржи. Узнай она об измене – ярость бушевала бы дай боже, а из глаз сыпались молнии. Но что тогда? Неясно. Молчит ведь.

Дежурно обнялись и поцеловались. Отобедали, ведя совершенно заштатный разговор. Супруга нехотя задавала вопросы, Максим скупо и односложно отвечал. После чего, видя, что Татьяна морозится, отправился в свой кабинет, прихватив вина и фруктов. Где и засел за работу. Требовалось хотя бы пробежаться глазами по отчётам, что ему присылали. Их, конечно, супруга уже посмотрела и даже ответила от его имени. Но всё равно – нужно самому понять, что к чему. Всё-таки пусть и формальный, но глава государства. Маленького. Но в нём жили люди, которые ему доверились.

Вечерело.

Ему пришлось включить зелёную настольную лампу, чтобы не ломать глаза о мелкие буквы. Тишина. Вино кончилось. Принесли ещё. Вместе с сыром. А Максим мысленно отметил, что из-за нервозности стал слишком много и часто пить. Пусть не водку или иные крепкие напитки, но пить. Опасное дело. Нужно бы остановиться. Но вкус терпкого красного брюта подходил под ситуацию лучше всего. Ещё бы сигару… но он держался. Всё-таки обет, данный в соборе Святого Павла в Риме, – что-то да значит. Пусть и не перед богами, в которых Максим не верил, а перед собой.

Щёлкнул замок и едва слышно скрипнула дверь. Максим даже головы не поднял. Мимолётно отметил, что надо бы сказать персоналу о смазке. Не любил он скрипы. Несколько тихих шагов, лишённых даже намёка на шарканье. Таких знакомых и легко узнаваемых. Щелчок захлопываемой двери. И голос Татьяны:

– Не хочешь мне ничего рассказать?

– За столом ты дала понять, что тебя мало заботят мои рассказы. Что случилось? Почему ты меня так принимаешь?

– А ты не догадываешься?

– Ты так жаждешь каких-то оправданий с моей стороны? Так расскажи. Мне любопытно. Каких и за что?

– Оправданий?

– Да, оправданий. Как вот это всё понимать? Муж вернулся из похода. Перебинтованный. Раненый. С победой. А родная жена встречает его как врага. А теперь ещё и каких-то невнятных признаний в чём-то жаждет. Какая муха тебя укусила?

– Муха? – горько усмехнулась она. – А как это понимать? – спросила она и кинула на стол перед ним папку. Ту самую, что прислала ей Кайзерин.

– Что это?

– Почитай, – холодно поджав губы, произнесла она. После чего прошла в глубину кабинета и села в кресло. Так, чтобы не видеть Максима и смотреть в окно.

Меншиков развязал завязки на папке и вчитался. В полной тишине. Только часы-ходики тикали.

– И как это всё понимать? – наконец не выдержав в своём ожидании, спросила Татьяна Николаевна.

– Я ещё не дочитал.

– Какая разница?! Ты ведь и так всё это знаешь!

– Серьёзно?

– Это ведь правда?

– Это буквы, начертанные на бумаге.

– Очень смешно, – фыркнула Татьяна. А потом развернулась в кресле и, вперившись в Максима взглядом, спросила: – Почему ушли эльфы?

– Ты серьёзно?

– Да.

– Танюш, ты взрослая уже девочка. Ну какие эльфы? У старой кошёлки просто разыгралась фантазия. Ты ещё спроси, почему русалок в омуте не поймать сетью, а если напиться в синь, то иной раз они сами к тебе выныривают. Августейшая тётушка слишком много кушает кокаина и, вероятно, каких-то других расширяющих сознание веществ.

– Не смешно… совсем не смешно… – покачала головой Татьяна. – Я кое-что проверила. И… её фантазии подтвердились.

– Кое-что?

– Выборочно. То, до чего я могла дотянуться. И этих проверок оказалось достаточно, чтобы доверять её словам. Всё выглядит очень реалистично. Я перечитала всё, что нашла про эльфов. Старого. Вроде Старшей Эдды. Заказала научные изыскания и старые тексты из Англии и Франции. Они пока не пришли. Но… не думаю, что они ответят на мои вопросы. А я не понимаю, почему они ушли? Ведь они были сильны и могущественны. Странно.

– Милая, в правде августейшей тётушки слишком много игры слов. Как в той шутке про Тора и Иисуса. Не знаешь? Смотри. Иисус обещал избавить землю от плохих людей и от страданий. Тор обещал уничтожить всех ледяных великанов. И я что-то не вижу ледяных великанов. Не понимаешь?

– Нет. И не хочу. Почему ты мне всё не рассказал?

– Что рассказал? Что я должен был тебе рассказать? – нахмурился Максим. Рассказывать ей правду он не хотел. Видно было – не поймёт. А выдумывать легенду на ходу? Бред. Он и так уже заврался до последней крайности. Но другого выхода, по всей видимости, не оставалось.

– Что ты – не человек!

– Ты в себе, милая? Вот представь, встречаемся мы в коридоре госпиталя. Я подхожу к тебе и говорю: Татьяна Николаевна, Вы должны это знать – я эльф. Хотя нет. Лучше тролль. Да. Я – тролль. Это хотя бы смешно.

– Ты меня настолько не уважаешь? – спросила она, а её губы дрогнули и глаза намокли. – Зачем ты утрируешь? Всегда можно было найти способ. Или раз я человек, то и сказочкой обойдусь?

– Что ты несёшь?! Танюш – ты моя жена! И это – главное.

– Тогда расскажи!

– Что ты хочешь знать? – покачав головой, спросил Меншиков.

– Почему ушли эльфы?

– Откуда я знаю? Об этом известна только легенда… – после долгой паузы ответил Максим. – Просто легенда… – после чего встал. Взял гитару. Немного ею потренькал и начал играть «Балладу об Аскалхорне» от Валайбалалай. Чем не версия? – …И мы для защиты ко злу обратились, но сами при этом во зло превратились… – продолжал он петь, смотря прямо в глаза Татьяны. – …И все мы погибли тогда, но при этом вернули баланс между Тьмою и Светом. Зачем проклинать нас на нашей могиле? Мы кровью и смертью грехи искупили. Так вместе ж споём на кладбищенском дёрне о нашем прекрасном родном Аскалхорне… Аскалхорне…

– Это… это ужасно… – тихо произнесла Татьяна.

– Это просто легенда. Одна из многих.

– Да… да… А что было потом? Что с эльфами стало потом?

– А что бывает после смерти? Их тела истлели, а города пришли в запустение, развалившись под тяжестью лет. Годы… да, годы способны разрушить всё.

– Ты ведь говорил своим людям, что эльфы вольны по доброй воле возвращаться в мир живых.

– Это так, – неохотно кивнул Максим. – Говорил.

– И они живут среди нас? Почему же о них раньше ничего не было слышно?

– А кто тебе сказал, что они рвутся возрождаться в этом мире? Миров много. А этот… в нём нет магии, и он несёт им слишком много боли. Ради чего им рваться сюда? Чтобы возродиться людьми, из-за которых они были вынуждены пойти на страшное преступление? Я не уверен, что они жаждут этих встреч.

– Они? А ты?

– Я – человек, малыш.

– Ну да, конечно, – фыркнула Татьяна. – Чем же они теперь занимаются?

– Кто? Эльфы?

– Да.

– Разным.

– Это не ответ.

– А на мой взгляд, вполне ответ. Что ты хочешь услышать?

– Правду.

– Правда у каждого своя. Эльфы были одарены создателем. Но не справились с этим даром и несут сквозь вечность своё проклятье.

– Проклятье?

– Считай, что это ещё одна легенда. Они смогли вырваться из порочного круга и избавиться от влияния демонов. Но какой ценой?

– Какой?

– Хм, – фыркнул Максим. – Это только легенда.

– Спой!

– Нет… не все легенды облачены в стихи… – покачал головой Максим и начал тихо декламировать песню «Душа Дракона» группы Rage Titanium feat Max Lefler. Только чуть исказив, чтобы встроить в легенду. – К войне прикована душа. Моя судьба не решена. И только пламя может всё остановить. Но не согреет, не сожжёт. В душе моей дракон живёт. А за стенами только небо меня ждёт. Сдувает ветер пыль с груди. Рождается война внутри. И пожирает день за днём. Меня. Душа дракона рвётся ввысь. Себе кричу я вновь: «Держись!» Но пепел душит голос мой. Всегда. Я улетаю в небеса. Вместо доспехов – чешуя и меч свой я сменил на когти и огонь. Свой путь держу я в никуда. Межмирье – вот моя судьба, которую определила древняя война…

– Это какое-то безумие…

– За всё нужно платить. С того, кому много даётся, много и спрашивается. Что взять с блохи? Живёт-грызёт и испражняется. Много ли с такого существа спросить? Эльфам же было дано многое. И они не справились. Они слишком развратились в своём всевластии. Ослабли духом. Уступили лёгким решениям. Их души скисли и заплесневели. И только очищающий первозданный огонь в состоянии их от всего этого избавить. Но сколько веков нужно прокаливать души в этом пламени, чтобы избавить их от скверны? Этого никто не знает…

– Зря я этот разговор начала, – покачала головой Татьяна, с каким-то мистическим ужасом глядя на Максима. – Ты ведь, получается, убил много людей… хм… нет, не так… разумных. Так?

– Я бы не назвал всех, кого я убил, разумными, – криво усмехнулся наш герой, вспоминая религиозных фанатиков, с которыми сталкивался во время службы в ЧВК.

– И всё же. Ответь.

– Да. Я убил многих.

– Сколько?

– Танюш – хватит! – рявкнул Максим, вставая. – Чего ты добиваешься?!

– Я?! – воскликнула испугавшаяся Татьяна Николаевна, вжавшись в кресло. – Я… мне просто любопытно… что ты злишься? Я же твоя супруга…

– Прекрати этот балаган! Я остался здесь только ради тебя. Или ты принимаешь меня таким, какой я есть. Или я просто уйду и оставлю тебя саму разгребать те Авгиевы конюшни, что оставили после себя твои августейшие родственнички.

– Мои родственники?!

– Нет! Мои! Или, скажешь, смерть твоего отца не закономерный финал?! Для него всё было «слишком»! – Максим подошёл к ней и навис над креслом. – Посмотри на меня. Я – убийца. Карл Великий – тоже был убийца. Пётр Великий – убийца. Наполеон – убийца. Этот мир построен убийцами и принадлежит им. Тем, кто может. Тем, для кого это не «слишком». А он был жертвой. Мясом. Вкусной хрустящей августейшей овечкой, постной от скорбных мыслей. В нём не было огня. В нём не было жизни. Он не готов был драться за своё и своих. Он не готов был убивать всех, кто встанут у него на пути. И его отец был таким же. И дед. Николай Александрович умер. И это закономерно. Он должен был утащить с собой в могилу всех остальных. Не только твою мать, сестёр и брата, но и тебя… наших детей. И многих других. Или ты скажешь, что нет? Что я не прав?

– Не скажу… – тихо прошептала Татьяна Николаевна. А из её глаз побежали тоненькие струйки.

– Ну хватит! – раздражённо рявкнул Максим, которого стали бесить эти слёзы. – Приди в себя! Начиталась чуши и теперь бредишь! Подумай – зачем тебе дали эту папку. Кто и зачем? Какие цели преследовал?

– Сказать правду…

– Кому эта правда нужна? Тысячи лет люди прекрасно обходились ложью, а теперь правды захотелось! Ну что за вздор?! Цель этого послания – поссорить нас! Кому-то очень нужно, чтобы мы разругались. Не думаешь? Это же очевидно…

– Феанор…

– Максим, – с нажимом произнёс наш герой. – Меня зовут Максим.

– Хорошо, – нехотя кивнула Татьяна. – Я принимаю тебя таким, какой ты есть. Я… больше не буду расспрашивать тебя о прошлом. Ответь мне только на один вопрос. Это, – кивнула она на папку, – правда?

– Как я уже говорил – правда у всех своя. На твой вопрос невозможно ответить ни да, ни нет. Кроме того, я не дочитал всего, что там понаписали.

– Хорошо, – кивнула она после небольшой паузы. – Тогда другой вопрос. Один. Всего один вопрос. Прошу.

– Хорошенько подумай над ним, – произнёс Максим, немигающе смотря прямо в глаза супруге.

– В той папке написано, что они не смогли найти никаких следов твоего пребывания в мире живых до августа 1914 года. Всё выглядит так, словно ты появился сразу на поле боя, там, под Танненбергом. И до того тебя не было среди живых. Во всяком случае в обозримом прошлом. Это так?

– В мире живых?

– В нашем мире, – поправилась Татьяна, вспомнив оговорки мужа о том, что миров много и этот далеко не единственный.

– Да. Это так, – после долгой… очень долгой паузы произнёс Максим. Это ведь была правда. Он родился не до 1914‐го, а сильно позже. Больше чем на полвека позже.

Татьяна Николаевна вздрогнула так, будто её ударили током. Побледнела как полотно. Но сдержалась. Максим осторожно взял её за плечи. Поднял из кресла и нежно прижал к себе. А потом шепнул:

– Вижу, что хочешь ещё спросить. Но не нужно. Поверь… не нужно. Каждый ответ будет плодить новые вопросы. Ты утонешь. Ты просто не сможешь со всем этим справиться. Лучше постараться это всё забыть и жить дальше так, как мы жили. В конце концов – я люблю тебя. У нас дети. И было бы неплохо постараться обеспечить им счастливое будущее.

– Я постараюсь… – тихо шепнула Татьяна и уткнулась носом Максиму в плечо.

Но супругу не отпустило. Ну так, чуть-чуть… Поэтому она ещё долго не так, так эдак пыталась его расспрашивать и выпытывать. Даже когда они оказались обнажёнными в постели и Максим начал нежно и осторожно массировать её тело. В какой-то момент она нарушила привычный характер их сексуальных игр и постаралась взять всё в свои руки. Наш герой уступил, заинтригованный этим поступком. Но с удивлением заметил, что она, пользуясь случаем, просто изучает его тело. Выискивает какие-то необычности.

– Да человек я, человек! – со смехом воскликнул Меншиков.

– Серьёзно?

– Если бы я не был человеком, то как бы ты от меня родила? – спросил он, вновь роняя её на спину и беря инициативу в свои руки…

Глава 3

1916 год, 4 июля, Штормград

– Недолго музыка играла, недолго пел наш балаган… – с усмешкой произнёс Максим, выслушав донесение секретаря.

– Может быть, их просто вывезти за город и расстрелять в овраге? – холодно спросила Татьяна Николаевна. – Сунулись. Мерзавцы. И не испугались. Как им наглости хватило?

– Думаю, что среди них нет никого, кто принимает решение, – возразил Максим Иванович. – Там только те, кого они готовы потерять. Так что эта демонстративная казнь ничего не решит. Просто станет актом объявления войны.

– Войны? – удивилась Татьяна.

– Формально Великое княжество Вендское не является частью Российской Империи. Или ты забыла? Мы с тобой управляем совершенно независимым государством. Связь шла через мою вассальную клятву твоему отцу. Он умер – клятва потеряла смысл. Во всяком случае, до вступления на престол его наследника: он может предложить мне восстановить вассальные отношения с Российской Империей. Таким образом, эти люди – официальные представители сопредельного государства. Юридически. Посольство. И их казнь – повод для категорического обострения отношений. В былые годы и меньшего было достаточно для войны. А война с Россией – последнее, что нам сейчас нужно.

– Плохо… очень плохо… – покачала головой супруга. – Может, примешь их в подданство?

– Думаешь, они согласятся?

– Проклятье! Ну что за невезение…

– Судьба полна превратностей и курьёзов, – пожал плечами Максим. А потом, обратившись к секретарю, произнёс: – Проси.

– Вы примете их здесь?

– Почему нет? Короны у меня нет, как и тронного зала. Так что обойдутся и рабочим кабинетом. Их там ведь немного.

– Восемь человек.

– Вот и славно. Только перед тем, как пригласишь, попроси слуг вынести из моего кабинета вот эти три кресла и вот те стулья. Пускай стоят.

– Слушаюсь, – кивнул секретарь и засуетился, передавая распоряжения. Максим же продолжил тихо обсуждать с супругой её решения в области финансовой политики. Она в его отсутствие успела развернуться.

Минут через пятнадцать, как слуги управились и вынесли лишнюю мебель, зашла делегация Временного правительства во главе с Гучковым. Лихой парень. Бонапартист до мозга костей. Максим с ним и раньше пересекался, пытаясь сколотить партию, направленную на возрождение Империи, а не её разрушение. Однако теперь он оказался в делегации фактических врагов. Они встретились взглядом. И бинго! Гучков немного смутился и потупился. Он знал. Прекрасно знал, что натворили его новые соратники. И стеснялся этого. Однако не отказался от весьма рискованной, в общем-то, роли – отправиться во главе делегации Временного правительства в пасть к самому Меншикову.

Поговорили.

Пусто и глупо.

Делегация выразила своё соболезнование трагической гибелью Августейшей фамилии. И поинтересовалась здоровьем Татьяны Николаевны.

– Она жива, что уже неплохо, – холодно произнёс Максим.

– Я Вас не понимаю? – нахмурился и чуть побледнел Гучков.

– Как идёт расследование убийства?

– Семеро из преступников убиты при задержании. Ещё четверо скрылись в неизвестном направлении. Их ищет полиция.

– Это исполнители. А что с теми, кто заказал это убийство? Удалось их вычислить?

– Заказчики? – чуть охрипшим голосом поинтересовался Гучков и оглянулся на своих спутников.

– Заказчики. Вы ведь, я надеюсь, понимаете, что такое убийство без высокого покровительства и больших денег провернуть не удалось бы. Это большая и очень непростая спецоперация. Чай не кофр с нитроглицерином кинуть на улице. Как обстоят дела с их поиском? Полиции и жандармерии удалось выйти на их след?

– Максим Иванович, – вкрадчиво произнёс Гучков. – Мне ничего не известно о том, чтобы в этом деле фигурировали заказчики. Полиция ни о чём таком нас не извещала.

– Александр Иванович, Вы видите суслика?

– Суслика? – переспросил он и огляделся. – Нет. Я не вижу никакого суслика.

– И я не вижу. А он есть. Вы умный и опытный человек. И должны понимать: уличные психопаты так не действуют. Я изучил публичные сведения о произошедшем покушении и могу точно сказать: те клоуны, которых постреляла полиция, – простые исполнители. Тупые попки, не способные ни продумать, ни организовать такое непростое дело. Теми, кто заказал эти убийства, были задействованы связи при дворце, в жандармерии и полицейском управлении. Безусловно, кто-то потворствовал из высших чинов министерства Двора. Возможно, кто-то из приближённых лиц. Совершить то, что совершили эти балбесы, невозможно без высокого покровительства и обширной помощи деньгами да связями.

– Я… я не знаю, что сказать, – развёл руками Гучков.

Ещё немного поговорили. Но всё пусто и бессмысленно. Делегация Временного правительства пыталась выторговать сотрудничество – или хотя бы нейтралитет – Меншикова. Однако тот каждый их заход сводил к поиску виновных в убийстве Николая II и его семьи. С какой бы стороны ни подходили они к вопросу. Поэтому делегация взяла паузу и удалилась в отель, снятый ими на свои собственные деньги. Не солоно хлебавши, кроме Гучкова: он получил анонимную записку о приватной встрече в одном из ресторанов на восточной окраине Штормграда. Её как раз неплохо уже восстановили, да и от боёв она пострадала меньше всего…

Александр Иванович вошёл в это питейное заведение и огляделся.

– Добрый день, – поздоровался с ним распорядитель. – Вас ждут. Следуйте за мной.

Он сдал шляпу и трость сотруднику ресторана и пошёл следом за распорядителем. За небольшой декоративной перегородкой находился столик с видом на сцену и на вход. Однако вследствие того, что перегородка решётчатая в мелкую клетку, от входа разглядеть, кто там сидит, не представлялось возможным. Более того, не вполне понятно было – сидит ли вообще кто. А дверь, подёрнутая занавеской, позволяла покидать этот столик без лишней огласки.

– Удивили Вы меня, Александр Иванович, – произнёс Максим, аккуратно отрезая кусочек мяса. – Неприятно удивили. Впрочем, присаживайтесь.

– Мне казалось, что Вы хотите, чтобы я стоял.

– Вы – нет. Они – да.

Чуть помедлив, Гучков присел к столу, и официант споро поставил тарелку и стал раскладывать приборы. Заказывать было ничего не нужно: за него всё уже сделали, и ужин подали без лишних слов.

– Я, знаете, люблю, когда мясо с кровью. Если не по душе, только скажите.

– С кровью? – задумчиво переспросил Гучков, внимательно наблюдая за Максимом. – Зачем Вы пригласили меня на беседу? Почему не стали говорить открыто?

– Почему? – хмыкнул Меншиков и уставился на певицу, что пела со сцены. – Обратите внимание: певица Натали.

Гучков повернулся на аплодисменты и окинул взором невысокую женщину с несколько плотной, но прямо-таки точёной фигуркой и с хорошо уложенными длинными тёмными волосами.

– Всё равно года проходят чередою и становится короче жизни путь, – затянула она песню из кинофильма «Ликвидация». И неплохо так затянула… – Не пора ли мне с измученной душою на минуточку прилечь и отдохнуть? Всё, что было, всё, что ныло, всё давным-давно уплыло, истомились лаской губы и натешилась душа. Всё, что пело, всё, что млело, всё давным-давно истлело, только ты, моя гитара, прежним звоном хороша…

– Неплохо, – согласился Гучков, больше присматриваясь к прелестям певицы, чем прислушиваясь к её голосу. – И всё же, Максим Иванович, я Вас не понимаю. Зачем всё это?

– Зачем? Хочу обновить репертуар. Я здесь обкатываю новые песни и смотрю за реакцией людей.

– Я не об этом, – покачал головой Гучков и начал отрезать кусочек мяса.

– Скажите начистоту, Александр Иванович, Вы верите в Керенского?

– Верю? Странный вопрос.

– Зачем Вы с ним? Просто из-за того, что он предложил вам должность?

– Да, – долго и слишком тщательно прожевав мясо, ответил Гучков. – Император погиб. Ситуация вышла из-под контроля. Александр Фёдорович контролирует ситуацию, и он единственная сила, которая может сохранить целостность Империи.

– Формально – он государственный преступник. Вас это не смущает?

– Вы имеете в виду законное право престолонаследия?

– Да. Он не имел права присваивать себе власть и созывать Земский собор. Это всё незаконно.

– Вы знакомы с Дмитрием Павловичем? Это ещё большая амёба, чем Николай. Да, незаконно. Но он взял власть и держит её крепко.

– То есть Вы догадываетесь относительно заказчика?

– Да Бог мой! Об этом не догадывается только слепой и глухой. Во всяком случае в Петрограде. Но за Керенским власть. За ним армия.

– Вся ли?

– Юго-Западный фронт уж точно. С Ренненкампфом тоже идут переговоры. Ещё немного, и он сможет объединить рассыпающееся полотно Империи.

– Вы, я вижу, оптимист. Безудержный оптимист.

– Вы так не думаете?

– Я думаю, что в человеке всё должно быть прекрасно: погоны, кокарда, исподнее. Иначе это не человек, а млекопитающее, – хохотнув, произнёс наш герой и отхлебнул брюта.

– Что?

– Друг мой, Александр Фёдорович не обладает никакой реальной властью. Он мыльный пузырь. Кто за ним стоит? Часть крупных промышленников и купцов, часть военной аристократии и радикально настроенные маргиналы, анархисты там или эсеры. Его группа поддержки – противоестественна и возможна только в моменте. Потому что их интересы взаимно исключают друг друга. Но если купцы да промышленники ещё смогут как-то поладить с офицерами, то с маргиналами им точно не по пути. Очень скоро все эти эсеры и анархисты, вкупе с прочей шушерой бесноватой, начнут кристаллизироваться вокруг тех, кто пообещает им разрушить мир до основанья и уже завтра на его обломках построить Светлое будущее. Керенский уже мечется, пытаясь собрать воедино расползающееся лоскутное одеяло своих временных союзников. Я бы даже сказал – попутчиков.

– Но останется армия, – чуть нахмурившись, возразил Гучков.

– Часть армии. Не забывайте – заказчик слишком очевиден, поэтому войска, что были верны Императору, воспринимают Александра Фёдоровича крайне негативно. Ренненкампф не пойдёт на союз с ним. А значит – и Северный фронт. Юго-западный фронт также неоднороден. Там как Ноев ковчег: всякой твари по паре. По сути – просто неоднородная мешанина из разнообразных оппозиционно настроенных офицеров и генералов. Оппозиционно настроенных против Николая. Его смерть была большой ошибкой. Нужно было его как-то свергать и держать на даче как пугало. Но наши заговорщики поступили так, как смогли в силу своих куцых умственных способностей.

– Вы слишком мрачно настроены, – покачал головой Гучков.

– Отнюдь не мрачно, отнюдь. Просто реалистично. Помяните моё слово: через месяц-другой красные и анархисты попытаются устроить переворот. И за Александра Фёдоровича никто не заступится. В нём обманутся и разочаруются. Он всем чужой. Кому-то был, кому-то стал, кому-то только станет.

– Красные с анархистами?

– А разве не они оказались главной действующей силой этого бунта? Промышленники и купцы давали деньги. Армия не вмешивалась, будучи вне политики. Что стало важной поддержкой и надёжным тылом для заговорщиков… и они всё сделали сами. Те люди, что сейчас всплыли во Временном правительстве, – просто пена. Что Вы так на меня смотрите? Или Вы бегали и взрывали чиновников? Вы годами промывали мозги рабочим и крестьянам идеалистичными бреднями? Вы, наконец, полезли взрывать Царя? Нет. И все эти люди, что годами работали на переворот, не удовлетворены. Они хотят большего. Их интересы, их мечты и чаяния проигнорированы. А значит – что? Думаете, они просто так разойдутся по домам? Смешно. Наивно и смешно. Хуже того: Керенский не может дать им того, что они желают. Просто потому, что тогда против него повернутся армия и промышленники с купцами. Сейчас он в позиции обычного лавочника, который торгуется за лоток с несуществующими пирожками.