( Не) мой папа

Она права. Я затыкаюсь и испуганно прислушиваюсь. В комнате все спокойно: идет мультик, дочка смеется над героями.

– У него жена, ребенок, – горько шепчу я.

– И что? Ты же не собираешься уводить его из семьи, и ребенок ваш получился, когда еще Ден не женат был. Вопрос с женой пускай решает сам. Не захочет общаться – его проблемы. Пусть хотя бы алименты платит.

– Да на кой фиг они мне сдались.

– Конечно, ты же у нас богатая. Кредиты, квартплата, ребенок маленький на руках. Действительно, зачем тебе алименты? Глупость какая. Лучше на работе подыхать, хватаясь за сверхурочные, – ядовито выдает она, – Ах, да! Забыла! Теперь же еще новый босс появился. На премию насосать можно. Эх и пошикуешь тогда.

– Не смешно.

– А никто и не смеется. Надо сказать ему правду.

– Он меня бросил! Просто взял и свалил в туман, а через месяц уже женился на другой. И я пойду с ним разговаривать? Как бы ни так! У меня гордость есть.

– Гордость? Уверена? Больше на гордыню похоже.

Иногда я просто ненавижу свою подругу, за то, что она говорит очень неудобные и болезненные вещи.

– Уверена.

– А в том, что Маришка тебе потом спасибо скажет, тоже уверена?

– Я только ради нее и стараюсь. Из последних сил.

– Женя! Ты вечно пропадаешь на работе, бледная, измученная и голова твоя всегда забита проблемами, и мыслями о том, как выплыть. Такая самоотверженность, конечно, похвальна…но, снеговика сегодня с ней лепила я.

Мне больно это слышать, и на глаза набегают слезы.

– Не вздумай, – Лана грозит пальцем, – никаких слез из-за мужиков.

– Да не из-за них это, – шмыгаю носом, – а из-за того, что я такая непутевая мать.

– Ты отличная мать, но пора признаться самой себе, что помощь лишней не будет.

– Я не смогу. Когда Орлов ушел, у меня в груди дыра размером с кулак образовалась. И она до сих пор не затянулась. Он тогда просто собрал вещи и ушел. И больше не было ни звонков, ни писем. Я словно перестала для него существовать. Думаешь, это так просто пережить.

– Не просто, – он отводит в сторону взгляд и замолкает. У нее тоже есть своя история боли, которую она тщательно скрывает даже от меня.

– Вот и я о том же.

– Жень, но ведь Денис бросил тебя, а не ребенка. Или думаешь, он такая скотина, что отвернется от нее, если узнает? Будет орать из-за того, что посмела оставить?

Я вспоминаю то, как он вел сына за руку и улыбался. Снова щемит под ребрами, но я категорично произношу:

– Он никогда так не скажет.

Денис всегда был крайне положительным и надежным человеком, с твердыми моральными принципами и правильной мужской позицией.

Кроме того случая, когда, будучи несвободным, связался со мной

* * *

Наверное, я все-таки неисправимая оптимистка, потому что несмотря на предупреждение Ланы, я все-таки надеялась, что мне удастся избежать проблем на работе, что смогу по-тихому, мирно и без скандала уйти от нового босса на свое прежнее место. А он пускай себе другую дуру ищет, которая за премию будет на коленях ползать и щеки тянуть.

Собиралась я очень тщательно. Даже с большим вниманием, чем вчера, когда хотела произвести на него впечатление. Только на этот раз все с точностью до наоборот. На мне были широкие штаны, в которых не угадаешь, где заканчивается талия и начинается задница. Наверху – светлая, но бесформенная водолазка. Ничего, чтобы могло привлечь мужское внимание и разжечь сексуальный интерес. Даже красится не стала.

Пусть видит, что я обычная, простая, и совершенно не гожусь на роль роковой красотки, готовой к служебным романам.

Вести я себя решила скромно. Извинюсь, за то, что не оправдала надежды и прополоскала его бубенцы в кипятке, покаюсь что я «не такая» и разойдемся друзьями. Ладно, может и не друзьями, но хотя бы сохраним холодный нейтралитет.

К сожалению, сходу эту проблему решить не удалось, по причине отсутствия начальника на рабочем месте. Его компьютер был включён, пальто висело на вешалке, но самого Константина Олеговича не было. Возможно, решил получше ознакомиться со своими новыми владениями, а может, какое-то внеплановое собрание. Не знаю. Но самовольно, без предупреждения перейти обратно я не могла, поэтому пришлось вернуться в приемную.

Я принимала звонки, делала пометки в блокноте, готовила документы. В общем выполняла свои обязанности в полном объеме, не забывая посматривать на часы.

Где его носит? Каждая минута ожидания лишает меня частички уверенности в собственных силах и спокойствия.

Когда на часах был уже почти полдень, он, наконец, появляется. Бодрым шагом заходит в приемную и, заметив меня, хмурится. Я встаю со стула и с натянутой улыбкой произношу:

– Добрый день.

– Зайди ко мне через полчаса.

Взгляд сам опускается на то место, куда я ему кофе плеснула, и в горле пересыхает.

– Хорошо.

Вроде не злой. Хмурый, но не злой. Может, понял, что перегнул палку и нельзя было такое предлагать новой сотруднице? Да и любой другой.

Эти полчаса сижу как на иголках. Снова проговариваю про себя свою речь, собираюсь духом. Когда приходит время, желаю сама себе удачи и иду к нему.

– Константин Олегович…

– Проходи, – произносит, не глядя на меня, что-то быстро печатая на компьютере, – минуту подожди.

Я жду. Сажусь на стул напротив него и жду, сложив руки на коленках. Он будто специально испытывает мое терпение: сначала набирает, потом отправляет, потом звонит и уточняет все ли пришло. Я наблюдаю исподтишка, пытаясь понять, какое у него настроение, ждет ли меня кровавая расправа или все пройдет тихо-мирно.

Наконец, начальник заканчивает свои дела и, облокотившись на стол, смотрит на меня. Ждет, не начиная разговор первым, а я внезапно теряюсь.

Ну же, Женя, хватит тупить!

– Константин Олегович, я сегодня всю ночь думала о том, что вчера произошло.

Мужчина вопросительно поднимает брови, ожидая продолжения. Голос почему-то пропадает и приходится откашляться, прежде чем я могу продолжать:

– Во-первых, я хочу извиниться, за то, что облила вас кофе. Это было рефлекторное действие, я не контролировала себя. Простите, некрасиво получилось. Во-вторых, – оттягиваю воротник водолазки, который внезапно начинает душить, – я уверена, мы просто неправильно друг друга поняли. Вчера был сложный день, стресс от новой работы. И у вас, и у меня…Мы просто сорвались.

– И?

– И я подумала, что для всех будет лучше, если мы просто забудем об этом инциденте, и я вернусь на свое прежнее рабочее место.

– Не правильный ответ, Женечка, – на красивых губах расцветает холодная ухмылка.

– Какой же, по-вашему, я должна была дать ответ?

– Я все обдумала, Константин Олегович, поняла, что была неправа и готова исправиться.

– Под «готова исправится» вы подразумеваете: залезть под стол и сделать то, о чем вы вчера просили?

– Можешь, под стол, можешь на стол. Мне все равно.

– Спасибо, но нет.

– Куда же ты денешься?

– Я от вас ухожу на прежнее место.

Он снисходительно улыбается:

– Серьезно? Вот так просто пойдешь работать в отдел, в котором уже не числишься? Без моего разрешения? Без моей подписи в приказе о переводе?

Лана была права. Как всегда. Все-таки придется мне искать новую работу.

– Хорошо. Значит, я просто уволюсь, – беру лист с его стола, ручку и размашистым почерком пишу заявление об увольнении.

Мне плохо до тошноты. Зачем я согласилась стать его помощницей? Сейчас бы сидела спокойно на своем месте и разбирала бумажки, а какая-нибудь другая женщина краснела и мучилась от всего этого.

Уйти-то ведь просто. Заявление написал и к стороне. Я даже две недели отрабатывать не буду – на больничный сяду. Это не проблема. Только вот жить-то на что-то надо. Вряд ли я найду новое место, едва выйдя за дверь. Хотела подарки Маришки хорошие купить, а теперь придется растягивать отложенные деньги, чтобы хоть как-то дотянуть до новых выплат.

В жизни не думала, что попаду в такую ситуацию. Стыдоба.

Константин Олегович молча наблюдает за тем, как пишу это несчастное заявление. Я кожей чувствую его интерес. Хоть бы отвернулся гад, сделал бы вид, что не замечает. Но нет, он смотрит в упор, терпеливо ждет.

– Вот, пожалуйста, – ставлю жирную точку и пальцами подвигаю к нему лист.

– Надо же, как интересно. – он его берет и внимательно читает, кивая головой и добавляя глубокомысленное «угу». – просто великолепно.

А потом просто берет и рвет этот лист пополам

У меня ступор. Смотрю на него с открытым ртом, хлопаю глазами и не понимаю, что происходит.

– Я напишу еще одно.

– Его ждет та же учесть.

– Отнесу сразу в отдел кадров.

– Тебе же хуже.

Я давлюсь от бессильной ярости:

– Что вы ко мне привязались? Найдите себе какую-нибудь грудастую красотку и возите ее по столу сколько захотите! Я-то вам зачем нужна? Обычная мать-одиночка, с ребенком и головой забитой проблемами. Мимолетные интрижки «для блеску глаз» мне не интересны. До вас, и вашего удовлетворения мне вообще нет никакого дела.

– Это игра, Женечка.

– Не называйте меня Женечкой, – я поднимаюсь на ноги, – так ко мне обращаются только самые близкие люди.

– Почти про нас. Не сегодня, так завтра ты все равно сделаешь так, как я скажу.

– Перебьетесь, – я уже разозлилась настолько, что пар валит из ушей. Было бы под рукой кофе, я бы не только ему на портки, но и в морду плеснула.

– Я не подпишу твое заявление.

– Тогда я просто больше не выйду на работу. Ставьте прогулы.

– Непременно, – он снова улыбается, и эта улыбка вымораживает меня больше всего.

Ненавижу.

– До свидания.

Почти удается дойти до выхода, когда слышу его задумчивое:

– Мать-одиночка, говоришь?

Мне не нравится его тон. Интуиция вопит во весь голос, предупреждая об опасности.

– Да. У меня дочь. Четыре года.

– Тяжело, наверное, одной с ребенком?

– Нормально. Справляюсь.

– Уверена? – ласково, как дурочку, спрашивает он, – а если проверить?

– Пфф, приходите, проверяйте, если вам делать больше нечего.

– Я занятой человек, ты же знаешь. Я даже любовницу на работе ищу, чтобы не отвлекаться лишний раз.

– Что ж, удачи вам в поисках. До свидания. Я здесь больше не появляюсь.

– Не торопись, – останавливает меня, – я тебе дам время на размышления. До понедельника.

– Спасибо, не надо.

– Надо. Отдохнешь, подумаешь, может мысли какие-то дельные появятся.

– Выходные я потрачу на то, чтобы найти новую работу.

Опять эта улыбка, от которой волы встают дыбом. Я больше не могу здесь находится, поэтому решительно хватаюсь за ручку, и распахиваю дверь.

– Ты любишь приятные сюрпризы, Женечка? – доносится мне в спину.

– Ненавижу.

– Очень жаль.

Я захлопываю за собой дверь.

Пошел ты на хрен, Константин Олегович. Ищи другую дуру и устраивай ей свои сюрпризы. Ноги моей больше тут не будет. Хватаю вещи и с чистой совестью выхожу в коридор.

Хотя вру. Мне страшно, и я пока не представляю, как жить дальше.

Глава 5

Денис

– Ты опять на меня орешь! – у Таньки обиженно дрожит голос.

– Как не орать-то? Вчера ты умотала на ногти, сегодня тебе надо стричь волосы и обязательно в тот момент, когда надо забирать сына из сада.

– Знаешь, как сложно попасть к хорошему мастеру? Я, между прочим, заранее записывалась! Еще в ноябре. И то уже мест не было!

У меня сейчас нервный тик начнется:

– То есть, ты уже месяц назад запланировала этот поход?

– Да, любимый.

– Так какого хрена сегодня утром не предупредила об этом, когда я тебя спросил, заберешь ли ты ребенка?! Ты мне что ответила? Напомнить?

Эта зараза клятвенно заверила меня, что все сделает, а я, дурак конченый, еще подумал: надо же решила стать путной мамашей. Ага! Размечтался.

– Не ворчи, Котик. Я просто запамятовала.

Ненавижу, когда она начинает использовать уменьшительно-ласкательные прозвища. Всякие там котики, зайчики, солнышки. К ребенку бы лучше так обращалась, а то, как к постороннему: Сергей. И все.

– Так ты заберешь его? Или мне звонить няне.

Мысли о том, что надо позвонить в салон, у нее просто не возникает.

– Заберу.

Бросаю трубку и устало тру виски. Не знаю, насколько еще меня хватит. Я реально на грани, очень хочется послать все к черту и поменять, наконец, свою жизнь. Начать все заново.

Я заканчиваю дела и еду в детский сад немного раньше обычного. Убеждаю себя в том, что так просто вышло, но на самом деле понимаю – делаю это, чтобы иметь возможность пройти по саду и узнать, где работает новая сотрудница.

У меня все мысли только о Жене. Я как одержимый маньяк снова начал высматривать ее в толпе, прислушиваться, надеясь услышать родной голос, а мысль о том, что возможно снова встречу ее в детском саду отзывалась таким бешеным сердцебиением, что не хватало воздуха.

Оказавшись в садике, я не иду сразу на группу, как это делал всегда. Нет. Я зачем-то прохожусь по этажу, украдкой заглядывая за каждую дверь, слушаю, принюхиваюсь, в надежде уловить знакомые духи.

Так глупо. И конечно-же безрезультатно. Я ее не нашел, но зато на втором этаже наткнулся на бдительную воспитательницу:

– Молодой человек! – зычно произнесла она, натренированным воспитательским голосом, от которого захотелось вытянуться по струнке, – что вы здесь делаете?

– Я…э…

А что я, собственно говоря, действительно делаю?

– У вас документы есть?

– Да, конечно, – лезу в карман и достаю паспорт с правами, – вот.

Она заглядывает туда одним глазом, даже не читая, и снова повторяет вопрос:

– Так что вы здесь делаете?

– Смотрю оснащение групп, – выдаю первое, что приходит в голову.

– С какой целью?

– У меня сын на Колокольчиках. Вот думаю, чтобы им туда прикупить, но идей нет. Ходил, присматривался.

– Так спросили бы у Ольги Алексеевны, она вам скажет, что нужно.

– Сюрприз хотел сделать, к Новому году.

Взгляд педагога немного потеплел.

– Очень приятно, когда родители понимают, что сад надо поддерживать. Это же все для их детей, а не для кого-то.

– Я тоже так думаю. Всегда приятно помочь, тем более, когда видишь, как стараются педагоги.

– У нас очень хороший коллектив. Все воспитатели ответственные, опытные, с горящими сердцами.

– А молодых-то не берете что ли? – спрашиваю в шутку, выводя разговор в нужное русло.

– Были бы еще они. Эти молодые. Их сейчас не затащишь работать ни в сад, ни в школу. Ответственность большая, нервов много, а зарплата скромная. Вот и не идут они.

– Совсем не идут?

– Бывают. Но обычно не выдерживают испытательный срок. Так что, молодняк у нас нынче – редкость.

– Неужели вообще никого нового не приходило в последнее время?

– В этом месяце – никого. На собеседование придут, пообщаются и сбегают. Мне, кстати, тоже пора бежать. Хорошего вечера. Не забудьте у Ольги Алексеевны спросить про подарок.

– Непременно. До свидания.

Мне еле удается скрыть разочарование. Новых сотрудников нет. Значит, Женя не стала здесь оставаться, а я так надеялся ее увидеть…

Недовольную рожу приходится оставить за дверью. Прячу разочарование, раздражение и другие ненужные чувства и захожу в раздевалку:

– Здравствуйте.

Ольга Алексеевна развешивает на доске детские рисунки, одним глазом посматривая на ребят. Я украдкой кошусь на шедевры и облегченно выдыхаю: хорошо, что это простые снежинки, а не портрет мамы, а то бы Серега там такого наваял, что хоть стой, хоть падай.

– Добрый вечер, – улыбается она, – сегодня тоже решили забрать?

– С работы просто сбежал. Как там мой хулиган?

– Прекрасно. – она заглядывает в группу и зовет, – Сережа, за тобой пришли.

– Папа, папа! – сын убирает на место коробку с мозаикой и бежит ко мне, а группе снова остается одна девочка, с белым хвостиком на макушке. Мне почему-то становится за нее обидно. Интересно, где ее непутевый папаша? Мог бы тоже пораньше забрать свою девочку, как и все остальные.

– Маришка, пойдем тоже одеваться? – предлагает воспитательница, – погода хорошая, снежок на улице. Пока гуляем, мама придет.

Девчонка тут же расцветает, торопливо запихивает игрушки на полки и бежит в раздевалку.

Ее ящичек через один от Сережиного. Пока они сидят рядышком и натягивают колготки, я решаю пообщаться с педагогом насчет подарка. Надо действительно сделать доброе дело и купить детям новых игрушек.

– Ольга Алексеевна, я тут подумал, надо бы нам обновить игрушки? Что скажете?

Она сначала смотрит на меня немного недоверчиво, видать, ожидая подвоха, но потом понимает, что я не шучу, и ее глаза загораются:

– Было бы неплохо.

– Вы мне скажите, что надо. Я привезу.

Она тут же начинает охать и суетится, перечисляя названия, которые я никогда раньше не слышал и вряд ли запомню. Увидев недоумение в моем взгляде, шлепает себя ладонью по лбу:

– У меня же список есть, с фотографиями, как раз к родительскому собранию готова, – говорит и убегает в спальню, а я остаюсь наедине с двумя детьми.

– Пап, это Марина, – гордо говорит мой парень, – мы с ней друзья.

– Молодцы.

– Она очень красивая, да?

Девочка поднимает на меня взгляд, немного смущенный, робкий, полный какой-то потаенной надежды.

– Очень, – я не лукавлю. Девочка действительно очень милая. На щеках ямочки, хвостик этот смешной, розовые щечки и губы бантиком.

Сын все щебечет и щебет, рассказывая о своих успехах, а я почему-то зависаю на его подружке. Наблюдаю за тем, как она самостоятельно одевается – выворачивает свитер, высунув от усердия язык, сама натягивает дутые штаны.

Только когда доходит очередь до шапки – путается, не справляясь с веревочками. Заглядывает в группу, в поисках воспитателя, но Ольга Алексеевна все еще в спальне, ищет заветный список. После этого нерешительно смотрит на меня.

– Давай завяжу? – с улыбкой предлагаю свою помощь.

Марина кивает и с самым серьезным видом подступает ближе. Я присаживаюсь рядом с ней на корточки и аккуратно завязываю.

Все это время она, не отрываясь, смотрит на меня. У этой девчонки глаза такого глубокого, синего цвета, что кажется, будто тонешь в океане. Такие же были у моей матери. Я даже немного зависаю от этого взгляда.

Магия рассыпается, когда в раздевалку возвращается Ольга Алексеевна

– Вот, возьмите, – протягивает мне список, – будет здорово, если получится купить что-то из этих игрушек.

Я не глядя, запихиваю бумажку в карман.

– Сделаем, не переживайте.

– Пап, и мне шапку завяжи, – просит Сережка.

Одеваю его, помогаю забраться в комбинезон, и мы уходим, только напоследок я не могу удержаться и оборачиваюсь, чтобы еще раз взглянуть на Маринку.

Девочка сморит мне вслед, как маленький волчонок, а потом отворачивается.

* * *

Уже в машине Серого Волчка пробивает на поболтать:

– Пап, а мы будем елку наряжать?

– Будем, в выходные.

– А Дед Мороз придет?

– Куда же он денется. Конечно, придет.

– А подарки будут?

– Будут.

– Много? – глазенки горят.

– Все зависит от того, как ты себя вел в этом году, – с усмешкой смотрю на него в зеркало заднего вида.

Парень сосредоточенно кивает:

– Я старался.

– Значит, все будет. И Дед Мороз и елочка, и подарки.

Мне бы то же подарочек. Всего один – услышать Женин голос.

– Посидишь минуточку? Я позвоню, – выхожу из машины и набираю ее старый номер. По памяти. Все эти годы я старался его не вспоминать, а тут цифры сами всплыли. Я не уверен, что она ответит, даже не знаю, рабочий ли еще номер, но все равно жду, трепетно прислушиваясь к тишине. Гудков так и нет.

Черт…

– Позвонил? – сыну как всегда любопытно, что я делаю.

– Да. Только не ответили, – горечь все-таки проскакивает в мой голос, и Сережка ее чувствует.

– Тебя обидели?

– Нет, Сереж. Это я обидел…одну очень хорошую девушку.

– Зачем? – искренне не понимает он.

Хочется сказать: затем, что я дурак. Но это было бы неправдой.

– Затем…чтобы спасти. Ее и еще кое-кого.

…Кое-кого маленького и очень любопытного.

– Значит, она не будет обижаться. Ты же хорошо поступил.

– Она об этом не знает.

Сын озадаченно замолкает. Все слишком сложно. Такая головоломка еще не для него. Он размышляет над этим всю дорогу до дома и выдает самый очевидный вариант:

– Ты ей все расскажи, и она перестанет сердится.

– Я подумаю, – с натянутой улыбкой киваю ему и помогаю выбраться из машины.

Как расскажешь? Если руки до сих пор связаны? Да и нужны ли ей эти разговоры? Столько лет прошло, у нее наверняка появился хороший мужчина, который любит ее, уважает, а не ведет как конченый придурок безо всяких на то причин.

Мы поднимаемся домой. Раздеваемся, моем руки и идем на кухню. Я уже не рассчитываю на то, чтобы найти там что-то съестное, но к горе грязной посуды и сожженному чайнику оказываюсь не готов.

Чем эта овца здесь занималась?!

– Иди-ка посмотри мультики, а я пока порядок наведу, – выпроваживаю сына в комнату, а сам тянусь за телефоном. – Давай, малыш. Я тебя позову.

Он убегает к телевизору и уже через минуту оттуда доносятся голоса персонажей и музыка. Иду следом и аккуратно смотрю в просвет между дверью и стеной: сын сидит на кресле и как зачарованный смотрит в экран, не замечая ничего вокруг.

Я звоню жене. Раз пять. Она не торопится отвечать, и это заводит меня все сильнее. Поэтому, когда в трубке раздается ее сахарное «да, любимый» меня уже несет:

– Ты что здесь устроила? Что за погром?

– Не ругайся. Просто я очень торопилась, вот и не успела убрать.

– Не успела поставить посуду в посудомойку и вытереть со стола? А с чайником что? Болтала по телефону и забыла про него?

В ответ оскорбленное молчание.

– В общем так, я пальцем к этому срачу не притронусь – придешь, будешь убирать. И мне плевать на твои маникюры-педикюры.

Она что-то там гундит, но я сбрасываю звонок. Меня трясет от одного ее голоса.

* * *

Танька возвращается часа через два. Вся такая надутая, разобиженная и сразу с претензиями:

– Ты испортил мне все новогоднее настроение. Я даже не стала пить кофе у мастера.

Зашибись, настроение ей испортили, да еще и без кофе остаавили. Бедняга.

– Переживешь. Иди, срач тебя ждет.

У нее в немом изумлении вытягивается лицо. Похоже, она думала, что я поворчу и все сам уберу. Нет, дорогая моя, не уберу.

– Сейчас?

– А когда же еще? Хочешь, чтобы это всю ночь простояло?

Татьяна оскорбленно поджимает губы, швыряет полушубок на вешалку и проскакивает мимо меня на кухню.

– Давай, просто купим новый чайник.

– Давай, вообще посуду каждый раз выкидывать и новую покупать.

Боже, я не понимаю, почему у нас идет такой разговор. Мы как глухой, с немым. Не видим, не слышим друг друга. Какая это семья? Какой смысл жить в этой клетке?

– Я и не знала, Орлов, что ты такой крохобор!

– Ты вообще обо мне мало знаешь.

Дело, конечно, не в деньгах, а в том, что задолбался жить в свинарнике. Задолбался смотреть на то, как она малюет свою физиономию, но не может поиграть с сыном. Я вообще задолбался, от всего.

– Конечно, куда мне до великого и ужасного тебя. Ты же у нас такой весь из себя деловой, только указания можешь раздавать да требовать!

– Все сказала? Вперед, – киваю на посуду.

– И вообще с какого хрена, ты решил, что это я должна все убирать.

– Сама нагадила, сама и выгребай. Или ждешь уборщиков?

– Мам? Пап? – раздается дрожащий голо Серёжи, – вы ругаетесь?

– Чего вскочил? Иди спать! – рявкает Танька, – без тебя проблем хватает.

Одариваю ее таким взглядом, что она затыкается, и присаживаюсь на корточки рядом с расстроенным сыном

– Сереж, все хорошо. Мы просто…обсуждаем. Иди, ложись, я сейчас к тебе подойду.

У него дрожат губы, и в глазах стоят слезы. Жалко его, аж воздух из груди выбивает. К черту Таньку. Беру сына на руки и иду в спальню

– Мы не договорили, – шипит эта дура, увязавшись следом за мной.

– Уложу, приду.

– Как же, придешь ты. Сейчас час с ним просидишь.

– Сколько надо, столько и просижу.

– Лучше бы жене столько времени уделял.

– Все. Ушла. Живо, – закрываю дверь у нее перед носом.

– А знаешь, что Орлов? – она не унимается и ломится следом за мной, – Я хочу развестись с тобой! Да, не смотри так на меня. Мне осточертела твоя кислая морда. Надоело, что ты каждый день возвращаешься домой и что-то от меня требуешь, а сам ни поцеловать не можешь, не обнять. Я вообще, для чего за тебя замуж выходила?

– Это ты меня спрашиваешь? Я тебе сразу сказал, что ни черта не получится.

– Я не хочу гробить свою жизнь на тебя. Понял, придурок?! Завтра же подам на развод и катись на все четыре стороны.