Маршал. Том 2

– Но Чехословакия очень рассчитывает на нашу помощь, – с нажимом произнес Молотов. – И вы сами поучаствовали в том, чтобы генерал Войцеховский взбаламутил там воду, – намекнул председатель СНК на личную ответственность маршала.

– И Советский Союз поможет братской Чехословакии, – с таинственной улыбкой произнес Тухачевский. – Я предлагаю поступить по испанской схеме и, как только во Франции будет утверждено правое правительство, начать формировать в Советском Союзе «интернациональные бригады». Само собой, подготовленные заранее из числа советских военнослужащих, официально уволенных из армии.

– Но ведь Польша закроет границу, – пожал плечами Молотов. – Как мы их в Чехословакию переправим? Через Румынию? Не пропустит. Окольными путями? Долго и очень сложно.

– Так мы прямо сейчас и начнем их отправлять, – невозмутимо ответил Тухачевский. – Потихоньку. Маленькими партиями в гражданской одежде. Ровным слоем размазывая их по Чехословакии в качестве туристов и путешественников. Это не считая того, что мы можем несколько тысяч человек открыто отправить туда в командировку, ведь военно-техническое сотрудничество с Чехословакией у нас стремительно расширяется. После утверждения правого правительства во Франции мы имитируем бурное начало сбора интернациональных бригад на территории Советского Союза, наслаждаясь пафосными криками из Варшавы и зная, что весь личный состав уже в Чехословакии.

– И как мы объясним чудесное перемещение бригад из Советского Союза в Чехословакию? – развел руками Молотов.

– Нам нужно будет это объяснять? – удивленно поднял бровь Тухачевский. – Официальная позиция Москвы – я не я и лошадь не моя. Интербригады – это личная инициатива сознательного советского населения, и мы, будучи страной свободной и лишенной политического угнетения, оставляем за ними право самостоятельно распорядиться своими жизнями и судьбой. Как они добирались в Чехословакию, нам неведомо и неинтересно. В кулуарах же намекнем, что Польша совершенно спокойно пропустила наших ребят, стараясь под шумок насолить Германии.

– Но ведь это серьезное обвинение и его нужно как-то доказывать? – возмутился Молотов.

– Зачем нам вообще что-то кому-то доказывать в такого рода вопросах? – с совершенно невинным и честным лицом спросил маршал. – Собирали в СССР интернациональные бригады? Собирали. Заранее сделанные фотографии сборов с временными маркерами вроде календарей на стенах с нужными числами и так далее мы предоставим. Мало того – опубликуем в прессе, чтобы ни у кого не было сомнений. Оказались эти бригады в Чехословакии? Оказались. Как они туда могли добраться? Да откуда же мы знаем? – пожал плечами с тем же невинным видом Тухачевский. – Это частная инициатива, которой мы не противились. Кто их мог пропустить? Учитывая скорость переброски – только Польша или Румыния. А кто у нас громче всех кричит? Обычно в таких ситуациях громче всех кричит то лицо, которое старается отвести подозрение от себя. И чем больше поляки станут оправдываться, тем сильнее будут выглядеть виноватыми. А зная характер их руководства, они быстро не заткнутся. И даже, напротив, – из кожи будут лезть, чтобы показать, что это не они тут главные злодеи. Гитлер будет в ярости, да и в Лондоне подобного шага не поймут, они ведь считают Польшу своей цирковой болонкой, – улыбнулся Тухачевский. – Само собой подобный план требует того, чтобы с генералом Войцеховским уже сейчас начались переговоры, так как дивизиям потребуется оружие, обмундирование и прочее. Арсеналы Чехословакии должны этот вопрос закрыть в разумные сроки. Так что, не думаю, что он откажется от двух-трех кадровых пехотных дивизий. Тем более что мы можем посулить в будущем расширить контингент и обнадежить его. Если добавить их к тем сорока пяти чехословацким дивизиям с двумя миллионами бойцов, преимущественно территориальным получится вполне солидно. Особенно учитывая, что у Вермахта сейчас тридцать пять пехотных, пять танковых, четыре моторизованных, четыре легких и три горнострелковых дивизий при одной кавалерийской бригаде общей численностью порядка двух миллионов двухсот тысяч. И обученного резерва из-за печально известного Версальского мирного договора у Рейха практически нет – весь ушел на стремительное расширение армии. Фактически, перебросив в Чехословакию кадровый корпус, мы уравняем силы сторон. Кроме того, мы можем помочь чехам командным составом.

– Хм… – усмехнулся Сталин. – Опять авантюра?

– Не авантюра, а точный расчет, – невозмутимо пояснил Тухачевский. – Шанс спасти Чехословакию хотя бы еще на год. Если мы подорвем уверенность Берлина в поляках и усилим чехов хотя бы двумя-тремя дивизиями… Да, вероятнее всего Чехословакии придется принять бой и не самый простой. Но у них есть очень серьезные шансы на ничью. Сильные позиции левых во Франции даже при формально правом правительстве, странное поведение Польши, которая вроде союзник, а вроде и нет, ожесточенное сопротивление чехов, новая показательная волна сбора интербригад в Советском Союзе при официальном нейтралитете, нерешительность Великобритании… Вряд ли при таком раскладе Рейх решится на хоть сколь-либо затяжную войну. Я совершенно уверен в том, что если он не сломит оборону Чехословакии за неделю, то отступит и сядет за стол переговоров. И главное – Польше в Берлине больше доверия не будет. Вообще.

– И кого вы предлагаете отправить в Чехословакию во главе нашего корпуса? – спросил с хитринкой в глазах Сталин.

– Понимая, что инициатива наказуема, я предлагаю отправить меня. В конце концов это я предложил эту схему. Мне и голову под пули совать нужно. Было бы подло с моей стороны предлагать возглавить этот экспедиционный корпус кому-то другому, а самому отсиживаться в Москве…

Глава 6

22 октября 1938 года. Московская область. Ближняя дача Сталина

Последнее рабочее совещание перед длительной командировкой в Чехословакию несколько тревожило маршала. Очень не хотелось пускать на самотек многие вопросы из-за опасений тех самых дров, что могут в любой момент наломать пытливые умы без присмотра. Оставалось только верить и надеяться на успех. Впрочем, быстрым и простым это совещание назвать было нельзя, так как в связи с проблемами в Чехословакии еще острее встал вопрос подготовки РККА в частности и СССР в общем к предстоящей войне. Сталину требовалось держать этот вопрос под контролем, а потому уже в который раз перемывали косточки «железкам» основательно.

Начали, впрочем, несколько «не с той ноги», так как в очередной раз всплыл вопрос о интенсификации работ по танковому дизелю с целью до войны перевести на него большую часть парка автобронетанковых войск. Кто-то очень упорно в руководстве СССР хотел продвинуть дизельный двигатель в танковый парк любой ценой, невзирая ни на что, заходя то с одной, то с другой стороны. Михаил Николаевич терялся в догадках в отношении этих лоббистов, так как не мог просчитать ради чего это делалось. Вероятно, очередные «красные директора» с «тремя классами церковно-приходской школы» и «революционными университетами» за спиной, волею судьбы, оказавшиеся на высоких должностях, опять воду мутят. Но маршал к таким «кадрам» уже привык, стараясь не делать резких движений и терпеливо работать.

– Товарищ Тухачевский, – поинтересовался Молотов, – мне не очень понятно ваше отношение к дизельным двигателям. Ряд товарищей в начальствующем составе РККА считает, что вы специально затираете это перспективное решение, позволяющее серьезно повысить энерговооруженность советских танков и увеличить их запас хода на том же объеме горючего.

– Дизельные двигатели – это, безусловно, очень важное направление и переход на них в автобронетанковых войсках не только нужен, но и неизбежен, потому что их экономичность и тяга, особенно на низких оборотах, и неприхотливость в эксплуатации просто не имеют конкуренции.

– Тогда почему вы так последовательно отстаиваете использование бензиновых двигателей в перспективных танках? – искренне удивился Молотов.

– Потому что компактные танковые дизельные двигатели – это опережающая технология.

– Что? – переспросил Каганович. – Что значит опережающая технология? Что она опережает?

– Если кратко и не вдаваясь в подробности, то текущий технологический уровень, – невозмутимо ответил Тухачевский.

– А если вдаваясь в подробности? – переспросил ничего толком не понявший Молотов.

– Хм, – на несколько секунд задумался маршал. – Попробую объяснить наглядно. На текущий момент на танки БТ-7 и Т-28 ставят в качестве силовой установки бензиновый двигатель М-17-Т. Он обходится нам примерно в семнадцать тысяч рублей, а гарантированный ресурс до капитального ремонта у этого агрегата выходит в районе двухсот пятидесяти часов работы в танке. На стенде до четырехсот. По оценкам, которые дали нам в НИИ двигателестроения мы можем получить танковый дизель, в том числе и в промышленном масштабе, но в этом случае он будет тяжелее бензинового раза в два, даже при активном использовании в его конструкции легких сплавов, таких как силумин. Кроме того, его стоимость производства будет оцениваться минимум в три раза больше, чем весьма нетехнологичного двигателя М-17-Т, при этом ресурс в танке у него составит что-то около пятидесяти часов, после чего будет требоваться капитальный ремонт, который также окажется дороже. Как не сложно посчитать, на один двигатель М-17-Т, с учетом двух капитальных ремонтов, потребуется для замены пять дизелей, переживших по два капремонта, для получения аналогичного количества часов моторесурса. Много или мало пятьдесят часов моторесурса? Это марш на триста-четыреста километров не по прямой, да с некоторым простоем под холостыми оборотами и маневрами. И вот после такого небольшого пробега придется массово делать капитальный ремонт дизельных двигателей на передовой, либо вообще их менять. Сразу у всей автобронетанковой части, которая из-за этого окажется практически парализованной. Не думаю, что это правильное решение – получить дорогой двигатель, который не сможет даже условно заменить дешевый бензиновый. А ведь довести до ума М-17 и сделать из него не авиационный, а чисто танковый двигатель намного проще и быстрее, чем «родить» даже просто условно-съедобный танковый дизель. Вон, работы по В-2 до сих пор идут с весьма скромными успехами.

– И из-за чего это происходит? – поинтересовался Ворошилов.

– Из-за того, что дизельный двигатель испытывает значительно более серьезные внутренние нагрузки, нежели бензиновый. В случае с корабельным или тракторным дизелем вопрос габаритов и массы не стоит так остро, поэтому получается двигатель масштабировать, значительно уменьшив удельную мощность на единицу объема и снизить тем самым общие внутренние нагрузки. В случае же современного танкового дизеля так легко выкрутиться не получится. Из-за высокой компактности начинают предъявляться значительно большие требования к качеству материалов и их обработке. А потому разрушение той же поршневой группы происходит значительно быстрее, чем в случае с бензиновым. То есть сделать-то танковый дизель мы сможем, но есть ли в этом смысл? У нас нет на текущий момент ни материалов, ни технологий обработки, позволяющих делать танковый дизель хотя бы удовлетворительного качества и надежности. А сама выгода от использования дизельного двигателя в танке оказывается полностью эфемерной, так как попытка сэкономить на топливе и получить несколько лучшие тяговые усилия самым решительным образом ударит по стратегической маневренности автобронетанковых частей, по подготовке личного состава, которому остро не будет хватать часов, и так далее. Вот такое положение вещей и называется опережающей технологией, когда уже можно, но еще рано.

– И когда, по вашему мнению, наступит время для массового внедрения танковых дизелей? – спросил нарком тяжелой промышленности Лазарь Каганович с явно заинтересованным видом.

– Этого я точно сказать не могу. НИИ двигателестроения ориентируется на десять-пятнадцать лет напряженной научно-исследовательской и опытно-конструкторской работы.

– В НИИ уверены в этом?

– Да, – грустно ответил Тухачевский. – Я ведь и сам их нередко тереблю. Дизельный двигатель – очень хорошая вещь в войсках, позволяющая очень серьезно поднять эксплуатационные качества техники. Он проще в использовании, более тяговит, экономичней, не требует системы электрического зажигания и так далее. Но это только в том случае, если он нормальный. Сырая поделка создаст намного больше проблем, чем пользы. Можно сказать, что попытка сейчас внедрить массовый танковый двигатель в армии не только обойдется нам в большую копеечку и снизит общую боеготовность автобронетанковых частей, но и саботирует программу подготовки личного состава. А нашим бойцам нужно давать хороший накат на современной технике, без которого они не смогут получить столь важные навыки и квалификацию. Не думаю, что танки без обученных экипажей нужны Советскому Союзу, ведь именно экипаж превращает груду железа в грозную боевую машину и от степени его подготовки зависит то, насколько танк сможет раскрыться в бою и реализовать заложенный в него разработчиками потенциал.

– И поэтому вы предлагаете даже не пытаться перейти на танковый дизель перед войной? – с внимательным взглядом спросил Сталин.

– Да, – твердо и уверенно ответил Тухачевский. – Ситуация с танковым дизелем аналогична той, что в свое время имелась с безоткатными пушками Курчевского.

– Но где мы будем производить М-17? – воскликнул Каганович. – Завод номер двадцать шесть в Рыбинске совершенно перегружен. Вы предлагаете изготавливать танковые двигатели в ущерб авиационным?

– Нет, так поступать не стоит. Да и вообще – завод, выпускающий авиационные двигатели, должен на них специализироваться, не отвлекаясь на непрофильные задачи. Французский контракт открывает перед нами довольно интересные перспективы. Я предлагаю сделать следующее. Передать с Ярославского автомобильного завода сборку тяжелых грузовиков на завод имени Сталина, который сейчас завершает свою модернизацию за счет французских поставок и справится с этой задачей. А на базе Ярославского автомобильного завода развернуть Ярославский завод силовых установок, куда по мере разворачивания мощностей перевести рабочих из двигателестроительных цехов ЗИСа и ГАЗа. Специализацией этого нового предприятия станут исключительно «сухопутные», «наземные» силовые установки для автомобилей и бронетехники. Этот шаг, подкрепленный новым оборудованием, позволит в конечном итоге не только обеспечить ЗИС и ГАЗ двигателями для их основных моделей в необходимом объеме, но и в дальнейшем расширить ассортимент.

– Расширить? – переспросил Молотов.

– Перед нами стоит важнейшая задача, заключающаяся не только в создании тяжелого танкового двигателя мощностью пятьсот-шестьсот лошадиных сил, но и других силовых установок. Ведь в армии и тылу нужны не только танки. У нас на текущий момент совершенный провал в двигателях мощностью сто пятьдесят и триста лошадиных сил. Особенно остро стоит вопрос о стапятидесятисильных двигателях, которые должны закрыть нишу тяжелых грузовиков и легкой бронетехники. Мы ведь сейчас на Ярославском автомобильном заводе очень серьезно буксуем в вопросах производства тяжелых грузовиков прежде всего из-за силовых установок. Их нет, и быстро «родить» мы их не сможем, так как неверно сосредоточились, во-первых, исключительно на дизельных решениях, а во-вторых, на попытке разработать их самостоятельно без учета мирового опыта.

– Вы эту линейку двигателей предлагаете также создавать бензиновой? – удивленно спросил Молотов. – И не собственных конструкций, а иностранных?

– Да. Бензиновые. А то что иностранных, то вопрос стоит очень просто – либо быстро и иностранный, либо никак, но наш. У нас просто нет серьезной конструкторской школы, позволяющей в разумные сроки создать компактные двигатели мощностью сто пятьдесят и триста лошадиных сил. Школу, безусловно, нужно создавать, но не в ущерб делу. Тем более в столь критической ситуации, когда стремительно приближается большая война, которая потребует много простых и надежных двигателей здесь и сейчас, а не когда-нибудь в будущем.

– Но хватит ли у нас топлива для этой прорвы бензиновых двигателей? – вновь возразил Молотов.

– Насколько я знаю современный расклад отечественной нефтепереработки, – поддержал мысль Кагановича Молотов, – бензин в совокупности составляет только двадцать процентов получаемой продукции, в то время как керосин и дизельное топливо – около тридцати пяти[10]. А ведь для нужд более-менее современных бензиновых двигателей требуется крекинг-бензин с хорошим октановым числом. Хотя бы в шестьдесят пять. А ведь крекинг-бензина у нас выходит вообще всего три-четыре процента.

– Все верно. Тридцать пять процентов. Но из них только девять – собственно дизельное топливо, которое на текущий момент уже, – маршал сделал особый акцент на этом слове, – является дефицитом. А ведь оно поставляется в село для удовлетворения потребностей стремительно растущей армии тракторов и в НКВМФ на нужды подводных лодок. Вы хотите усугубить и без того сложное положение по дизельному топливу? Что же касается крекинга-бензина, то да. Текущая ситуация, безусловно, грустная. Всего четыре процента от общей переработки из которых идет на получение этилированных авиационных бензинов. Но тут есть несколько очень важных замечаний. Во-первых, дело не в том, что нефть иначе перерабатывать нельзя, а в том, что в СССР до недавнего времени была очень деструктивная позиция по этому вопросу. Достаточно вспомнить тот факт, что термический крекинг после революции мы смогли начать осваивать только с 1936 года, да и то, под давлением обстоятельств, в то время как первая в мире промышленная установка термического крекинга была сделана нашими соотечественниками на нашей земле в далеком 1891 году. И работала, что немаловажно. Я говорю про Шухова и Гаврилова.

– В 1891 году? – удивленно переспросил Сталин. – Это не тот ли Шухов, который построил знаменитую радиовещательную башню?

– Он самый. Я сам удивился, когда услышал об этом. Сразу же загорелся любопытством и бросился проверять эту информацию. Все оказалось верно. Однако сам Шухов не очень хотел со мной беседовать на эту тему и ограничился формальными фразами. Да и вообще – плохо скрывал свои страхи и обиды. – У Сталина вопросительно вскинулись брови, и Тухачевский продолжил: – Несмотря на то что все двадцатые годы он активно сотрудничал с нами и сделал очень многое для развития науки и техники в Советском Союзе, с начала тридцатых годов на него буквально спустили собак, занимаясь откровенной травлей. Ведь Шухов представлял собой идеальный объект для так популярного в те годы «спецеедства». Вот и довели человека до того, что он откровенно боится за себя и своих близких, а к советской власти относится со скрываемым, но все-таки видимым страхом и неприязнью. И это вместо того, чтобы всемерно продвигать научно-технический прогресс в Советском Союзе.

– Он сейчас может нам чем-нибудь помочь в развитии нефтепереработки? – спросил уже с совершенно серьезным видом Сталин, сделав себе пометку.

– Вряд ли. Боюсь что он и полугода не проживет. Слишком слаб, болен и подавлен. Его как в середине тридцатых затерли и устранили от дел, так и… – Маршал махнул рукой, выражая разочарование.

– Давайте вернемся к вопросу нефтепереработки, – чуть помедлив, ответил Хозяин.

– Конечно, – кивнул Тухачевский. – ИНО в конце прошлого года смогло внедрить на предприятие американского промышленника и изобретателя Эжена Гудри нескольких агентов, которые подарили Советскому Союзу «цикл Гудри», то есть технологию каталитического крекинга на основе алюмосиликатов. Через месяц должна быть запущена первая опытная промышленная линия каталитического крекинга в Астрахани мощностью около пятисот тонн в сутки. К концу 1939 года мы полностью введем в эксплуатацию новейший нефтеперерабатывающий завод в Нижнем Новгороде, на котором будет реализован усовершенствованный нами метод каталитического крекинга с использованием искусственных алюмосиликатов. А это ни много ни мало – полторы тысячи тонн «бензина Гудри»[11] в сутки. То есть к началу 1940 года при сохранении текущего объема нефтедобычи и общей переработки, мы сможем увеличить долю крекинг-бензинов с четырех до восьми процентов. Кроме того, группа Зелинского-Казанского занимается вопросами каталитического риформинга, открытого ими же в 1936 году, что позволит повышать октановое число даже на плохих бензинах прямой перегонки. И вот уже второй год строится новый, мощный завод в Самаре, который выйдет на проектную мощность к концу 1940 года и обеспечит порядка трех тысяч тонн переделки бензина прямой перегонки в качественный бензин с октановым числом в семьдесят-восемьдесят. Эти и другие шаги, которые уже сейчас нами предпринимаются, позволят получать массово не только ныне недоступный Советскому Союзу авиационный бензин – «сотку»[12], но и значительно увеличат выход высококлассного бензина в целом. Насколько много? Даже на обозначенных предприятиях мы сможем получать два с половиной миллиона тонн в год неэтилированного бензина с октановым числом от семидесяти до восьмидесяти двух. То есть утроим то, что делаем сейчас. А ведь кроме обозначенных заводов к концу 1941 года мы планируем ввести в эксплуатацию еще три завода каталитического риформинга и один завод каталитического крекинга, что не только обеспечит передел всего добываемого нами низкокачественного бензина, но и значительное увеличение доли крекинг-бензинов. Грубо говоря, при том же объеме переработки мы получим вместо двадцати процентов преимущественно некачественных бензинов около тридцати двух процентов прекрасных бензинов[13] класса КБ-70 и КБ-80. А ведь это порядка семи миллионов тонн достаточно дешевого бензина с высоким октановым числом в год, что даст нам возможность к концу 1941 года не только полностью закрыть все потребности авиации, но и обеспечить наземную армию[14].

– Вы думаете, – произнес задумчиво Каганович, – мы уложимся по срокам?

– Должны. Большая война вряд ли начнется раньше весны 1941 года. А мы уже в конце 1940 года создадим промышленные мощности, позволяющие закрыть потенциальные потребности мобилизационного плана. При этом мы планируем к концу 1939 года завершить создание в Омске небольшого заводика, производящего специализированное оборудование для нужд каталитического крекинга и каталитического риформинга. Насколько мне известно, рабочие для него, снятые с высвобождаемых мощностей НКВМФ, уже направлены на курсы повышения квалификации экстренно созданных при Московском нефтяном институте. Так что с начала 1940 года, максимум с его середины, мы сможем производить все необходимое оборудование для новых заводов современной нефтепереработки самостоятельно, а не опираться на французов.

– Позвольте, – несколько недовольно произнес Молотов, – но если верить вашим словам, то возникает определенное недопонимание. То вы говорите о двадцати процентах бензина в общей нефтепереработке, то двадцати шести, а то уходите за тридцать. Но как это возможно?

– Все упирается в технологии. Меняя способ переработки нефти, можно менять пропорции выделяемых из нее фракций. Так, например, при прямой перегонке действительно бензина можно получить в диапазоне от пятнадцати до двадцати пяти процентов, а около сорока пяти процентов уходят в мазут и прочую отработку. Причем бензин, получаемый при прямой переработке, весьма поганого качества. Если же подходить к переработке нефти прогрессивно, то средний выход бензина увеличится до сорока-пятидесяти процентов, а он сам при этом окажется с приличным октановым числом. Такое увеличение доли будет происходить за счет пропорционального уменьшения иных фракций, прежде всего тяжелых. По оценкам НИИ нефтехимии, в будущем можно будет выжимать из легких сортов нефти до восьмидесяти процентов «бензина Гудри» или его аналогов. То есть мы снова возвращаемся к тому, что текущее положение дел вызвано у нас совершенной запущенностью вопроса нефтепереработки, при которой до сих пор используются технологии времен царя-гороха. – Маршал снова замолчал, смотря на слегка деморализованный вид Кагановича.

– У кого-нибудь из товарищей есть вопрос по нефтепереработке? – вмешался Хозяин, решивший прервать этот не очень удобный разговор. – Хорошо. Ваше предложение, товарищ Тухачевский, по реконструкции Ярославского автозавода и развитию новейших технологий нефтепереработки мы обсудим особенно на Политбюро. Высокооктановые бензины и современные двигатели – это важнейшее направление развития нашей советской промышленности, от которого зависит не только наша победа, но и выживание. А теперь давайте пойдем дальше. Что мы еще хотели обсудить?

– Развитие автобронетанковых войск, – мгновенно отреагировал Ворошилов. – В частности, идею боевых платформ. Думаю, товарищ Тухачевский сможет более развернуто ее представить, так как лично и разрабатывал.

– Конечно, – кивнул маршал. – До настоящего времени мы подходили к конструированию бронетехники как к самостоятельным уникальным моделям. Практика конструирования комплекса разнообразной техники на базе танка Т-26, ведущаяся последние годы, натолкнула меня на мысль о том, что это начинание нужно не только поддержать, но и развить. Поэтому я предложил сразу и целенаправленно создавать подобные платформы и уже на их базе конструировать конкретные машины. Такой подход позволит очень серьезно унифицировать вопрос производства и эксплуатации новых единиц бронетехники…