Змеи города роз

Юлия Арвер

Змеи города роз

Моей маме. Ты верила в меня, даже когда я не верила в себя.

Моему мужу. Твой первый экземпляр будет ждать тебя.

Моему городу миллиона роз.

4

Когда смерть за спиной, пламя – твой бой

Арт-иллюстрации персонажей в книге созданы Adacta Aries.

Иллюстрация карты выполнена художницей Надей Совой

© Юлия Арвер, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Пролог

Тьма коварным маревом подбиралась из углов, дымкой клубилась по комнате, скрадывая солнечный свет за маленьким окошком. Слишком много теней! Они повсюду! Их витые бесплотные лапы тянулись к мальчику, съежившемуся на жесткой деревянной кровати. Его карие глаза округлились от ужаса, а губы побелели. Дрожащие ручонки сжимали потрепанного медведя, связанного из шерстяных ниток. Мальчишка искал защиты и спасения, но не было спасения от того, что выворачивало наизнанку его невинные желания, извращало и усиливало их во сто крат.

Мрак подступал, овивая его тело бурлящими мглистыми узами. Тени искали твердой руки, но находили лишь испуганного ребенка, молящего о пощаде. Он походил на загнанного волчонка, отчаянно соображавшего, в какую щель улизнуть. Но в этой бестелесной темнице не было щелей. Были лишь ужас и… смерть.

Неясное пламя свечи трепетало и разрасталось. Языки огня заплясали по столу и деревянным панелям на стенах. Они пожирали старую дощатую дверь, подбираясь к кровати, а клубы горького дыма смешивались с сумрачными тенями в одно неразделимое целое.

Мальчишка в ужасе вопил и звал на помощь, но обугленная дверь так и осталась безучастно закрыта. Они сбежали… снова… Сбежали и заперли его, только бы тьма, несущая муки неизвестности, не расползлась по дому и саду, только бы не вырвалась на улицы Даира и не затерялась в горах. Они отрезали себя от него. Толкнули в объятия сумрака. И с ним остался лишь безучастный медведь…

Стена теней росла и напирала на мальчишку. Они не боялись огня. Сумрак погасил языки пламени, укрыв их дымчатым саваном, и маленькая комнатка полнилась запахом гари и животного ужаса. Горло ребенка сдавило. Мгла и огонь выпили весь воздух из его тщедушной груди.

Мальчик захлебывался слезами и задыхался в собственном страхе. Худое личико давно опухло от слез. Он поднял глаза на врага, напавшего без предупреждения, и в отчаянии закричал. Тени дрогнули, но не потеряли форму. Они дышали, будто живые, и выжидали. Чего они ждали?! Его смерти?! Мальчишка был готов к ней! Он – чудовище, разрушающее свой дом! Существо, проклятое при рождении!

Мальчонка захрипел, схватившись за горло, когда одна из теней обвилась вокруг его тонкой шеи. Они приказывали замолчать. Он повиновался и…

Очнулся от чужого прикосновения. Чья-то прохладная рука нежно пригладила его мокрые от пота волосы, мимолетно коснулась щеки и легла на лоб. Это не мама! Ее ласки он не видел уже давно. С тех пор, как родилась Дания. Целых два года…

Мальчик испуганным котенком потянулся к нежной руке, не открывая глаз. Мягкие касания дарили ласковую прохладу, и даже беспощадный даирский зной стыдливо отступал перед ними.

– Амир, ты меня слышишь? – донесся до мальчишки бархатный женский голос, походивший в его воображении на мягкие переливы флейты.

Легкое дуновение ветерка, наполненного вечерней свежестью, ворвалось в окошко, позволив вдохнуть полной грудью. В воздухе все еще витал запах гари, напоминая мальчику, что случившееся не сон. Он вновь напугал семью и чуть не сжег дом, хотя всего-то мечтал о тенистой прохладе. Он так устал от изматывающего зноя…

Мальчишка приоткрыл слипшиеся от слез глаза и в тусклом свете свечи разглядел девушку, чье присутствие здесь, в его каморке, никак не могло быть правдой. Что привело известнейшую ведьму Даира в их старый дом, пропахший хлебом и дымом?

В дверях маячил отец. Его сведенные на переносице густые брови не сулили ничего хорошего ни мальчику, ни их гостье. Он был зол… И это слишком мягкое слово, чтобы описать ярость, застывшую на смуглом лице.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила ведьма все так же ласково.

Мальчонка несмело пожал плечами, восхищенно разглядывая ее алую шелковую тунику, красивейшее верхнее платье, расшитое узорами, россыпь драгоценных камней на поясе и бриллианты, сверкающие в копне волос цвета воронова крыла. Ведьма не покрывала голову, как подобало всем девушкам и женщинам Нарама. А ее добрые глаза цвета каштанового меда, нежно любимого его родителями, приковывали взгляд. И у мальчика возникло ощущение, что ведьма видит его насквозь, пролистывая, будто открытую книгу.

– Я облегчу твою участь, усмирю магию, но однажды она вырвется вновь. Как скоро это произойдет, мне неизвестно, но к тому времени ты должен набраться сил и храбрости, – произнесла ведьма, не поворачивая головы к хозяину дома.

– Разве ты не изгонишь эту дрянь из моего сына? – в голосе мужчины послышалось разочарование, приправленное яростью. – Рано или поздно он уничтожит мой дом! Да что там дом! Вся моя семья в опасности!

– Никому не под силу усмирить его мощь навечно, Иркен, – раздраженно закатив глаза, ответила ведьма и положила обе руки на голову мальчика. – В нем кипит магия, и она рыщет в поисках выхода. Амиру предстоит научиться жить в ладу со своей силой, контролировать желания и мысли. Это непросто, но он справится. Мальчик не так слаб, каким кажется.

– Я надеялся на твою помощь, Маура! Почему ты согласилась, если бессильна перед этой скверной?!

– Я не отказываюсь от своих слов. В моих силах помочь мальчику, но у нас с тобой разное представление о помощи. У него сильный и редкий дар. Уверена, в вашем роду были лихоморы.

– Моя прабабка была колдуньей, – пробубнил отец мальчишки, – но я не слышал ни одной семейной истории о такой… дряни.

– Значит, ты недостаточно знаком с семейной историей, Иркен, – отрезала ведьма. – Такой дар передается по наследству и никак иначе. Твой ребенок получил больше, чем сейчас способен принять. Я хочу помочь ему победить и стать хозяином своей магии. Пока же он – ее слуга.

– А как же моя младшая дочь?! – взвился мужчина и от избытка чувств пнул обугленную дверь, отчего та жалобо скрипнула. – Он может навредить ей! В моем доме живет нечистая сила!

– А как же твой старший сын? Он вредит сам себе! – в голосе Мауры послышались металлические нотки. Томная бархатистость исчезла под железной броней, которой ведьма укрыла себя и мальчишку от гнева его отца.

Иркен пыхтел и краснел от ярости, но не смел спорить с гостьей и дальше. Уж слишком громкая молва ходила о мощи этой хрупкой девушки и о бедах тех, кто осмеливался ее обидеть.

– Моя трехлетняя дочь сожгла целую беседку, но я не стала любить ее меньше. Это всего лишь повод построить новую, – добавила Маура.

Руки ведьмы по-прежнему лежали на голове мальчишки и источали тепло, мягкие волны которого окутывали тело от макушки до пяток. Амир блаженно закрыл глаза и будто наяву разглядел свет, пронзающий даже потаенные уголки его души. Он успокаивал мечущиеся мысли и дарил надежду.

– Тебе дарована редкая магия, маленький лихомор, но она понимает лишь силу. Усмири ее, покажи, что ты не раб, а ее господин, и обретешь ценнейшего соратника. Ни один человек не бывает так предан, как эта бесплотная мощь. Запомни мои слова, Амир, и борись.

И он будет бороться. Он – хозяин своей силы. Он подчинит ее и заслужит любовь отца.

Глава 1

Город роз

Амир

Горная гряда, походившая на хребет плененного в камне чудовища, возвышалась за моей спиной. Она, словно врата в мир мертвых, нерушимо стояла на страже земель некогда могучих завоевателей, а ныне проклятого Владыкой места, где я родился! И куда предпочел бы никогда не возвращаться!

Серпантинные тропинки, затерянные в лесной чаще, играли со мной. Они, будто верные защитники, оберегали Варосские земли от чужаков. А я и был чужаком, по ошибке Владыки носившим здешнее традиционное имя.

Лирай, приграничный городок, остался далеко позади, а мои запасы воды уже иссякали. Сколько себя помню, в конце лета Нарам всегда изнывал от духоты, но за время, проведенное вдали от родной провинции, я успел отвыкнуть от влажного зноя. Воздух застоявшимся киселем висел над Нечистым лесом, по которому я пробирался уже вторые сутки, истекая потом и мучаясь от непрестанной боли.

Два дня назад в трактире Лирая мне пришлось здорово подраться. Впервые за последнее десятилетие били меня, а не я. Держать кулаки сцепленными, но не пускать их в ход оказалось непросто. Несколькими движениями я мог бы положить каждого из четверых пьяных боровов, но терпел их удары и пинки, намеренно подставляя лицо и захлебываясь собственной кровью.

Я был приучен к боли, но не к унижению. А они еще долго насмехались над «зарвавшимся дураком, которого мамка воспитала хилой неженкой», и не спешили уходить. Пьянчугам нравилось смотреть, как я с тихой злобой утираю кровь, струящуюся из разбитого носа. Один из них предложил мне кружевной платок своей жены, чтобы «вытереть девичий носик». Я сплюнул кровь ему под ноги, но в этот раз увернулся от унизительного пинка. Хватит и тех увечий, что мне уже нанесли.

Пришлось выпить почти литр местной травяной настойки, чтобы справиться с желанием догнать пьяную компанию и рассчитаться за каждый удар. Я бы с наслаждением выпустил на волю скулящую в заточении тьму. Эта ночь запомнилась бы им, как ночь победившей скверны.

Жена пожилого трактирщика расчувствовалась от вида моего залитого кровью лица, похожего на кусок свежего мяса. Вручив мне платок и строго велев ждать, сердобольная женщина побежала будить местную знахарку. Пришлось незаметно слиться с тенью, что я мастерски умел делать. Верное марево теней укрыло меня пеленой мрака и отвело глаза каждому из засидевшихся пьяниц. Так я и ускользнул из захудалого приграничного трактира.

Сбежать-то я сбежал, но спать пришлось в лесу. Устрой я себе ночлег на одной из улиц городка, мое расквашенное лицо запомнилось бы каждому случайному прохожему.

Нечистый лес обволакивал миражом тихих звуков и шелеста листвы. В кромешной тьме я силился разглядеть нечистую силу, которая, по слухам, скрывалась в этих местах, но вскоре, благодаря выпитой настойке, проиграл битву с беспокойной дремой и наконец уснул.

Наутро меня разбудило щебетание птиц, походившее на мотив традиционной похоронной песни нарамцев. Духи леса насмехались надо мной, щебеча траурную мелодию, отдававшуюся в самых потаенных уголках души полузабытыми строчками:

Жизнь была так быстротечна.Что ты оставил за спиной?В царствие Творца навечноОтправляйся на покой.

Я тряс головой в надежде, что пелена полусна спадет, похмелье отступит и птицы вновь защебечут вразнобой, как и должны, но знакомый с детства мотив звучал все отчетливее, сопровождая меня по тропинкам бесовского леса!

Я истекал потом от духоты и липкого беспокойства, пил воду огромными глотками и умывал разбитое лицо. Бурдюк пустел ужасающе быстро, а путь до Вароссы лежал неблизкий. Когда солнце уже клонилось к закату, а птицам наскучило насвистывать похоронную песню, лес поредел и вывел меня на мелководье небольшой речки с неторопливым течением. Несмотря на ее видимое спокойствие, я не спешил доверять этой мнимой безопасности. Щебет птиц запросто мог оказаться пророческим и напеть мне мучительную гибель.

Я достал из парусинового вещевого мешка кинжал и зашагал по каменистому берегу в поисках дерева с надежными ветвями, осторожно перебираясь через скользкие валуны.

Но подошва хваленых походных ботинок подвела меня на поросшем мхом камне. Я с руганью приземлился на колени и рассек правое об острый выступ. Зарычав от злости и боли, полез в мешок за мотком хлопковой перевязочной материи. Сейчас не помешала бы спиртовая настойка. Я бы и порез обработал, и свои душевные раны. Похоронная песня все еще эхом отдавалась в ушах. Правда, пело ее уже мое собственное воображение, а не проклятые птицы.

– Ты снова в беде, бестолковый человек? – знакомый голос с кошачьими нотками раздался над самым ухом, стоило мне плеснуть воду на пульсирующую рану.

Тень от мшистого валуна приняла уже привычные очертания карликового лиса, уплотнилась, приобрела светло-рыжий цвет и смотрела на меня с прямо-таки человеческой укоризной. Я снова зло зарычал и швырнул в лиса камень, который пролетел сквозь него и плюхнулся в воду. Взгляд существа стал еще более укоризненным. А я-то наивно полагал, что больше некуда!

– Ты не вовремя, Реф. Сгинь.

– Я мог бы остановить кровь, пока она совсем не покинула твое безмозглое тело, но на нет и суда нет, – делано обиженным тоном протянул лис и стал чуть прозрачнее. Сквозь неясное тело светлого зверька я разглядел камни и лениво текущую воду.

Это было старое доброе представление «Я ухожу. Я почти ушел, ты видишь? Вот сейчас точно уйду. Навсегда-навсегда». Я недовольно фыркнул, но сдался. Как и всегда.

– Ладно, помоги мне.

– Не слышу мольбы в голосе, – съязвил Реф, вновь обретая ясные очертания. Он оживленно повел большими ушами и выжидающе замер. Черные глаза-бусинки буравили меня взглядом, полным превосходства.

– Реф, помоги мне, пожалуйста, – закатив глаза, попросил я.

– Потому что я… – подсказал лис.

– Потому что я бы уже давно сдох, если бы моя почтенная прапрабабка не создала такого неоценимого помощника, как ты.

– Так-то лучше. Знала бы моя любимая Самира, каким дурачком уродится ее праправнук, никогда не вышла бы замуж.

– Лучше бы она не проводила опыты с темной материей, – буркнул я, но благоразумно замолчал, стоило Рефу приблизиться.

В его характере было передумать и раствориться в подступающих сумерках. Сейчас я нуждался в помощи этого капризного зверя. Передняя лапка Рефа удлинилась, потеряла свои очертания и неясным призрачным маревом окутала мое колено. Я ощутил мягкое тепло, которое рассеялось так же внезапно, как и появилось. Порез выглядел чистым, пульсирующая боль ослабла, а кровь остановилась как по волшебству. Впрочем, так оно и было. Талантов у создания моей драгоценной прапрабабки было хоть отбавляй! Характер бы еще помягче этому столетнему ворчуну.

– А теперь выкладывай, зачем шатался по берегу? Брод же перед глазами, – потребовал Реф, когда его лапа вернулась к прежнему виду.

– Я не дурак, чтобы соваться в воду без третьей точки опоры, – фыркнул я. – Мне нужна была надежная палка, вот я и присматривался к деревьям на берегу.

– Как тяжело с этим молодняком, – театрально закатил глаза Реф. Почему у бесплотного существа это получалось так талантливо? – Ладно уж, проведу тебя. А то еще ненароком и башку свою пустую расшибешь в поисках волшебной палки.

– Спасибо и на этом. Где ты пропадал весь день? Мне тут птицы похоронную песню насвистывали часами напролет, – попенял я лису.

– Я, между прочим, нечисть от тебя отгонял, неблагодарная ты скотина, – проворчал Реф. – Птички – это еще ерунда. Я от тебя трех водных духов отвадил, бичуру, упыря и двух эе. Если б не я, то ты б или в чаще сгинул, или в реке утоп, ну, или упырька кормил. Чем не веселье?

Я торопливо обернулся, стремясь уловить движение среди деревьев. Небо, как назло, затянуло тучами, и серый полумрак накрыл речную долину, скрыв краски заката. Поэтому Реф и появился. Он предпочитал не показываться под яркими солнечными лучами. Существо, состоящее из магии и морока, чего уж там.

Я мог бы окружить себя плотным коконом ветра, гуляющего между кронами деревьев, но эта трусливая предосторожность стоила бы мне львиной доли сил. Спать беспробудным сном в лесу, полном плутающей вокруг нечисти, не лучшая идея.

– Я уж и забыл, что бичурой здесь зовут кикимору, а об эе я вообще слыхал только в сказках. Все в этих местах не как у людей, – проворчал я.

– Пора бы освежить в памяти нарамские поверья, если надеешься тут прижиться.

– Мне ни к чему здесь приживаться. Я на этой земле ненадолго.

– Вон лоб какой вымахал, умным себя мнишь, а сам дурней ребенка. На родине колдун сильнее, чем где бы то ни было. Тебе сама земля сил прибавит.

– Мне их и без твоих предрассудков хватает, – фыркнул я. – Родина встретила меня кучей нечисти. Никакого гостеприимства.

– Умные люди поодиночке в этот лес не суются. Нечего на родину свою дурь списывать. Одного сгубить легче, вот вся эта голодная братия и ринулась к живому мясу. Если б не я, давно бы сгинул, горе ты луковое. Сотню раз говорил тебе, дубина стоеросовая, предупреждал…

Реф раздраженно махнул головой и отвернулся. Он даже потемнел от злости.

– Спасибо тебе, спасибо, – устало пробормотал я, понимая, к чему клонит старый хитрец.

Реф нуждался в моих словах признания и похвалы. Без них он впадал в уныние и ворчал без продыху. Я, как стреляный воробей, всегда имел наготове оружие, действующее на моего так называемого питомца лучше любой магии. И это – старая добрая грубая лесть. Этот безотказный способ усмирить бесплотного лиса я выяснил методом проб, ошибок и тысячи изысканных и не очень оскорблений в свой адрес. Уж что-что, а ругаться меня научил именно Реф.

– Ты же знаешь, я бы с удовольствием прислушался к твоему совету, но обстоятельства сильнее меня, – тут же добавил я.

– Вот и ходи теперь с разбитой мордой, раз не слушаешь старших, – буркнул Реф, но смягчился: – Чего расселся, лентяй?

Он подобрался и в несколько прыжков достиг воды. Я, прихрамывая, поковылял за ним. В одно мгновение Реф разросся до размеров волка и прыгнул в реку. Вода текла сквозь неосязаемое тело морока, что смотрелось бы жутко, не будь я знаком с ним с детских лет.

– Ступай за мной, – распорядился Реф и повел меня через неторопливо движущуюся водную гладь.

Глубина оказалась совсем небольшой – чуть выше колена. Рана отозвалась пощипыванием, но я отмахнулся от боли, мысленно прибавив ее к той, что терзала лицо при каждом слове и движении мышц. Реф был против дурацкого плана с дракой и демонстративно исчез, стоило мне войти в Лирай. Он не выносил моих страданий, хоть и при каждом удобном случае жалел, что в теперешние времена уже не принято пороть людей розгами.

Весь оставшийся путь я терпеливо выслушивал нравоучения карликового лиса с характером тигра. Но стоило мне неосторожно обронить: «Не тот у тебя размер, чтоб вмещать столько яда», – как на месте лисы в мгновение ока возник огромный бурый медведь с черными провалами вместо глаз. Он огласил ревом окрестности, отчего неподалеку недовольно заухала сова. Я поспешил извиниться перед ранимым стариком. Этот сварливый валенок умел быть воистину устрашающим.

Варосса приближалась, а я все сильнее ненавидел каждый клочок земли Нарама. Лес не кончался, но Реф больше не видел нечисти. Все это время он самодовольно напоминал, что лесные твари прячутся в страхе накликать его гнев. Я удрученно кивал и сухо благодарил, не забывая подбадривать ушастого защитника лестными словечками.

Небо так и не посветлело, временами срывался дождь. Сумерки наступили рано. Я потерял всякую надежду выйти из леса до наступления темноты, поэтому не сразу заметил далекие огни на стенах Вароссы. Город у кромки леса. Островок, утопающий в цветах. В народе Вароссу прозвали городом роз. По правде говоря, я не желал проверять, цветет ли там что-нибудь, кроме всевластия наместницы воеводы, но судьба решила все за меня.

Близость города придала сил. Казалось, даже тупая боль поутихла, уступив место внезапному волнению. Что-то не припомню, когда в последний раз ощущал, как потеют ладони. Позор тебе, Амир Шайзар, на все твои будущие седины. Если эта взбесившаяся ведьма позволит тебе до них дожить, конечно же.

Я прибавил шаг. Еще немного… совсем немного, и наше путешествие завершится. Реф бежал рядом, в сумерках неотличимый от лисы из плоти и крови. Он молчал, что стало для меня наградой.

Лес редел, и волнение нарастало где-то в горле. Почему родные земли казались мне до зубовного скрежета чужими? Потому что Нарам вычеркнул меня из своей истории пятнадцать лет назад, навечно превратив в чужака.

Город, громоздившийся на берегу реки, выглядел враждебным. Массивные стены, походившие на огромную каменную змею, напоминали о прошлом Вароссы, созданной богатейшим купцом из столицы Алмазной империи и названной в честь его матери. Двести лет назад, еще до захвата Белоярской империей, город роз был первой приграничной крепостью, форпостом Нарама. Военная жемчужина степи, защищенная скалистым берегом реки и усаженная розами по завету своего основателя.

Два столетия назад здесь не было Нечистого леса. Он вырос позже, когда кровь белоярских и нарамских солдат окропила каждый вершок земли. Взращенный смертью и страданиями, лес напитался горем и вырос на них, как на самой плодородной почве. С тех пор и поселилась там нечисть, хоть и не каждый в это верит. Я никогда не сомневался в правдивости россказней пьянчуг в трактирах о таинственных духах, упырях, русалках, блудниках и самом Шурале – хозяине Нечистого леса. Так прозвали это чудовище напуганные жители Вароссы и приграничных селений. Позже дурная слава о нем разлетелась по всему Нараму и Мирее.

Я подобрался ближе и, спрятавшись за стволом раскидистого дуба, осмотрелся. Главный тракт, приглаженный копытами лошадей и колесами повозок, пустовал. Мое молчаливое наблюдение нарушили неторопливые шаги. Кем бы ни были те, кто на ночь глядя бродил по кромке Нечистого леса, они ни от кого не скрывались и не понижали голоса. Двое мужчин над чем-то громко хохотали без страха нарушить покой здешних не совсем живых обитателей.

В сгустившихся сумерках я разглядел коричневую форму, отдаленно похожую на военную. Лица незнакомцев до самых глаз закрывали тканевые маски того же цвета. У каждого на поясе висели ножны с кинжалами кама, а к перекинутым через плечо портупеям крепились сабли – традиционное оружие Нарама. Солдаты наместницы! К ним-то мне и надо!

Я принял решение мгновенно. Реф рядом фыркнул и растворился в сумерках, как будто его и не было. Отчаянный план, но уж какой есть. Придумать гениальней за минуту не смог бы даже лучший командир императорского войска.

Я сделал шаг к мужчинам и громко застонал. Хохот стих. Они разглядывали меня, а я – их.

– Стой, где стоишь!

Я послушно замер, тяжело навалившись на ближайшее деревце, жалобно треснувшее под моим весом.

Один из солдат осторожно приблизился, выхватив кинжал, второй же остался на месте и предусмотрительно зажал в руке саблю.

– Двинешься – убью, – предупредил подошедший мужчина, и я ему поверил. Уж слишком убедительно звучал его равнодушный голос. Будто убить человека для него все равно что отрубить голову курице. Я слишком хорошо знал этот тон. Сам убивал не раз и не два.

– Я пришел просить убежища в Вароссе. У меня нет оружия, и я ранен, – мой голос звучал надломленно и хрипло. Как и было задумано.

Глаза солдата внимательно осматривали мое изувеченное лицо, окровавленную одежду и перемотанное колено. Он видел перед собой несчастного грязного бродягу, от которого за версту разило потом. Солдат колебался, но хватку на кинжале ослабил. Я мог бы убить его, воспользовавшись притупленным вниманием противника, но мы с Рефом здесь не для того, чтобы оставить за собой кровавый след.

– Откуда ты? – бросил мне солдат.

– Из Миреи. Меня преследовали за колдовство. Я пришел просить убежища у наместницы.

– Почем нам знать, что ты не убийца, сбежавший от суда, или не колдун, нарушивший закон? Вдруг за тобой придут навиры? Нам такие гости ни к чему, – недоверчиво протянул второй солдат.

– Я готов пройти любую проверку. Прошу, не бросайте меня здесь. Мне некуда идти.

– Пойдем-ка, парень. Отведем тебя к нашему командиру. Он и решит, что с тобой делать, – заявил первый, приняв окончательное решение.

Он приблизился ко мне и достал из небольшой поясной сумки моток крепкой веревки.

– Рыпнешься – зарежу, – вновь предупредил солдат, связывая мои руки.

Я мысленно фыркнул. Интересно, как? Третьей рукой, внезапно выросшей из задницы? Если наместница Амаль окружила себя только непроходимыми идиотами, то весьма любопытно, почему она все еще жива. Впрочем, ведьма прекрасно справляется с врагами и в одиночку. Людская молва бежит впереди нее, как и заслуженная слава душегубки.

Солдат толкнул меня в спину и остался позади, в то время как его товарищ возглавил наш маленький строй. Они не убирали оружия, не доверяя мне. И правильно делали.