Детсовет. Потустороннее в колледже

Студенты с понурыми головами расселись за свои парты, а Читова, устрашающе гремя каблуками, проследовала к своему столу.

– Игнатов! – окликнула она с яростью высокого худого студента в очках, – убери телефон! Ты что, записать меня хочешь?

– Н-нет, – втянул голову в плечи перепуганный Игнатов.

– Пытались тут некоторые на меня жаловаться, – рявкнула она, – но я никому не по зубам, понятно! Вашу группу давно уже пора почистить, много лишней дряни, смотрю, развелось! Аниськина и Благодурова пойдут на ближайший педсовет! Вас давно пора отчислить!

Девочки, как по команде, вскинули на преподавателя блестящие от подступающих слёз, обиженные и испуганные глаза. Благодурова чуть не заплакала еще и от обиды за то, что больше всего Ксения Андреевна ненавидела в ней неблагозвучную фамилию, а не способности – так уж повелось с самого начала.

– А можно попробовать пересдать долги? – еле слышно пролепетала девушка.

– Хах! – выдохнула Читова. – Консультации будут, можете попробовать. Но сразу предупреждаю, что для вас это будет долго! И больно! И не с вашими умственными способностями пытаться сдать на хорошую оценку!

О том, что ее предметы пересдавать «долго и больно» присутствующие прекрасно были осведомлены, еще с первого курса обучения, и эту любимую фразу преподавателя слышали не раз и не два. Но даже те, у кого не было никаких долгов, все же при этих словах невольно пригнулись пониже к своим партам.

2

Максим Семендяев был в общежитии не последним человеком. А на четвертом этаже, где проживали курсанты судоводительского отделения, так и вовсе первым – старшиной. На построении после занятий он отдал указания, кому и чем заниматься во второй половине дня, но в его кубрике продолжалась суета: кто-то сидел, кто-то заходил, кто-то выходил. Дверь постоянно хлопала, велись разговоры, слышались окрики.

На кровати напротив развалились второкурсники, слушали Олежку Ланина, который, как обычно, травил байки про своего дядю:

– Мой дядька самый крутой в Чугуевке. Он же шесть лет в Волченцах отсидел. Однажды пытались на него наехать отморозки какие-то из другой деревни, так за дядьку знаешь, какие люди впряглись, на стрелку даже не пришлось ехать, и так все выяснили. Просто объяснили им, что они не правы.

Люди – так он называл серьезных личностей из криминальной среды.

Вошел первокурсник Артем Эльторн с пакетами еды, отрапортовал:

– Я все купил.

Максим еле заметно кивнул. Разговор между старшими продолжился, а Артем так и стоял, не зная, куда себя деть. Наконец он осмелился обратить на себя внимание и с надеждой спросил:

– Могу идти?

– Иди, – отпустили его, удостоив величественным кивком.

Первокурсники с самых первых дней учебы норовили подружиться со старшиной, поставить себя повыше: кто-то, как Эльторн, выполнял нехитрые поручения, кто-то набивал себе цену рассказами о «крутых» знакомых и родственниках, кто-то пытался втереться в доверие с других сторон. Многим хотелось попасть в свиту старшего по общаге, чтобы иметь вес в курсантской среде. Не поставишь себя как надо – будешь все четыре года мусор выносить за всеми, да убираться в чужих кубриках.

Взглянув на часы, Максим перевел взгляд на сидящих в кубрике людей:

– Все, пацаны, выметайтесь, скоро моя девочка придет. И смотрите, чтоб до самого утра никто сюда не заходил!

– Никто не зайдет, – ребята послушно вышли.

Эльвира пришла почему-то позже обычного, вся красная и в слезах.

– Что случилось? – встревоженный Максим поднялся с кровати.

Вместо ответа, его девушка опустилась на стул и зарыдала в голос.

– Макс, Ма-акс, меня отчислят скоро! – жалобно простонала она, трясясь от рыданий и шмыгая носом. – Чита Андреевна сказала, на педсовет меня вызовет! И еще, еще, – девушка вздрагивала всем телом, всхлипывала и нервно размазывала слезы с тушью по лицу, – она сказала, что я никогда не пересдам, а если и пересдам, то это будет долго и больно! У нее любимая фраза такая – «долго и больно».

У парня сами собой сжались кулаки. Он, не мигая смотрел на Эльвиру. Да пусть на него самого хоть стая голодных волков накинется – он будет отбиваться до последнего, пусть хоть сам директор обзовет последними словами – он проглотит и не поморщится, пусть его даже снимут со старшинства – он переживет, и не такое пацаны переживали! Но видеть, как захлебывается от рыданий его любимая девочка, та самая, которую он ласкает по вечерам у себя в кубрике, и которая дарит неземное удовольствие в ответ – этого он пережить не сможет никогда!

Эльвира, может, и не была красавицей в полном понимании этого слова, но для своего парня она была самой желанной и притягательной. И сейчас, видя, как она вся сотрясается от рыданий, в своей уютной белой вязаной кофточке, кулаки сжимались сами собой. Он готов был бежать к этой Чите Мордыхаевне, наступить ей на одну ногу, а за другую дергать, пока в себя не придет.

– Самое ужасное, что у меня по ее предметам целых два долга, и как бы я ни старалась, я не смогу их пересдать до педсовета! Меня отчислят, отчислят!

Максим ласково провел по шелковистым волосам девушки и принялся покрывать поцелуями ее заплаканное лицо. Он, авторитетный старшина, готов был распластаться перед ней, прямо здесь, на полу у стула, на котором она сидит.

– Ну чем мне тебе помочь, скажи, – нежно прошептал он, – скажи, что мне делать – я все сделаю. Хочешь, я прямо сейчас пойду и убью эту тварь.

– Ты что? – Эльвира потихоньку успокаивалась, она уже не так сильно вздрагивала. Тело ее само по себе потянулось в объятия любимого. – Ты у меня самый лучший!

Максим жаркими руками проник под кофточку, расстегнул лифчик, при этом продолжая целовать ее в губы и в шею. Девушка запрокинула голову и тихонько застонала. Расстегнула его джинсы и стянула плавки, маленькой белой ручкой взялась за нежный напрягшийся член. Непреодолимое желание пронзило ее золотой стрелой, вызывая внизу живота кипящую бурю.

– Пойдем в кровать, – выдохнула она на ухо парню.

Мигом переместившись со своей милой в кровать, Максим проворно стянул с нее кружевные трусики и вошел в кипящее страстью лоно. Эльвира застонала от удовольствия, заскользила руками по его ягодицам, по спине, по темным волосам. Она стонала все громче, пока не достигла пика наивысшего наслаждения, и блаженство разлилось по всему телу…

Максим счастливо улыбался, лежа рядом и обнимая свою милую.

– Знаешь, что я хотел тебе сказать, – он поцеловал ее грудь, – даже если тебя отчислят, ничего страшного не случится. Не забывай, твой парень – судоводитель. Я всю жизнь буду тебя обеспечивать, ты можешь всю жизнь не работать, и не важно, есть у тебя диплом или нет, без разницы.

Девушка счастливо улыбнулась в полумраке, а потом тяжело вздохнула. Занятые друг другом, они и не заметили, как наступил вечер. Эльвира была девушкой отнюдь не глупой. Она прекрасно понимала, что будет означать ее отчисление. Ей придется выехать из общаги и отправиться домой, в деревню. Мать начнет изводить своими упреками. И начнется прежняя жизнь: неприглядная, нудная и однообразная. А Максим останется здесь. И в одних стенах с ним останется целый рой алчных студенток, которые мечтают заполучить такого парня. Среди них обязательно найдутся и смазливые, и интересные, и даже страстные.

Нет, надо уж вместе добивать учебу. Получат они свои дипломы, Максим уйдет в море, а она устроится на работу, снимет квартиру, и будет к его возвращению вить уютное гнездышко.

– Давай покушаем, – предложил Максим.

Они встали с кровати и устроились за столом. Максим развернул пакет, принесенный Эльторном, и по кубрику разнёсся приятный запах.

– О, беляши! – Эльвира только сейчас поняла, что проголодалась, как волк. Она проворно приготовила чай, поставила на стол две кружки с ароматным напитком, от которого исходил пар.

Наевшись, молодые люди предались своей излюбленной теме для обсуждений.

– Давай наш коттедж все-таки будет двухэтажным, – высказала свое мнение девушка, – три этажа как-то многовато. Уют пропадет.

– Почему? – возразил Максим. – Я хотел на третьем этаже сделать комнаты для гостей. Вдруг моя мама приедет или сестра.

– Так у нас же участок огромный будет, давай лучше для гостей отдельное здание поставим, небольшой флигелек в саду. И бассейн надувной.

– Или пластиковый. Знаешь, что я подумал про беседку? Пусть в ней пол будет каменный, а посередине поставим большой казан, чтобы под ним огонь разводить. И углубление под костер обложить бортиками из кирпича.

– Но я думала, беседка будет легкая, деревянная, решетчатая, вся увитая виноградными лозами. Казан можно рядом с беседкой поставить.

– Ну ты хозяйка, тебе и решать, – согласился парень, – моя задача – деньги на все это в морях заработать.

3

– Инночка, Надюша, проходите, – Римма Павловна открыла дверь, – проходите, гости дорогие. Мойте руки, проходите на кухню.

Сердце Инны сжалось от теплоты хозяйки. Как же не хватало одинокой Инне Геннадьевне этого домашнего тепла и радушия!

– Алиса уже пришла? – спросила Надя.

– Пришла, – вздохнула Римма Павловна. – Знаешь, что она мне заявила? Не будет она поступать в педагогический, и все, представляешь? Пойдет учиться на банковское дело!

– Потому что я жить хочу и деньги зарабатывать! – донесся из гостиной голос Алисы.

– Слышали? – покачала головой неодобрительно Римма Павловна. – Я ей говорю-говорю… Ты знаешь, говорю, кем был твой прадед?

Девочка пришлепала из гостиной на кухню босиком, в домашнем халатике нежно-бирюзового цвета.

– Знаю, бабуль, он был начальником отдела в «Гипрорисе», с рождения об этом слышала, – закатила глаза девушка.

– А ты знаешь, как он гордился, что его жена – учительница? У других жены самые обыкновенные, бухгалтерши, да младшие научные сотрудники, а я была всегда на высоте! Я была – учительница! – с придыханием закончила говорить Римма Павловна.

– Я тебя разочарую, но в наше время эта профессия совсем не престижная, и денег мало приносит, и никакого уважения ни у кого не вызывает. Обязанностей выше крыши, но никто не ценит.

– Неправда, эта профессия всегда будет благородной!

– Но неблагодарной!

– Бабушка, не надо ее убеждать, – Надя накладывала в тарелки куски аппетитного пирога, ставила на стол розетки с клубничным вареньем, – ну не любят люди нравоучений, им обязательно надо на свои грабли как следует наступить. Зачем ей сейчас тебя слушать? Пусть идет, выучится на банковское дело, пусть! А потом ее Диму распределят служить в какую-нибудь Ракушку или Дунай, и пойдет она работать в школу учителем математики, потому что банк всего один на весь поселок, и туда никто не требуется.

– Неизвестно, куда его распределят, – парировала Алиса, – может, в Севастополь или Новороссийск!

Тут у Надежды пиликнул телефон.

– Ой, а я совсем забыла! – обрадовалась она, пробежав глазами сообщение. – Сегодня же ровно двадцать лет, как мы пришли в десятый класс! Ой, какие же это чудесные воспоминания! Так, поступило предложение от нашей старосты устроить встречу одноклассников в эту субботу! Поддерживаю! Ура, мы идем в ресторан! Я напишу, что приду с Инной, пусть на нее тоже место забронируют.

Инна Геннадьевна растерялась:

– Зачем? У вас там свои разговоры, мне-то там что делать?

– Ты что, ты же их всех знаешь! Помнишь Светку Дягилеву? Так у нее уже трое детей и второй муж!

– Надеюсь, она их с собой не притащит?

– Нет, конечно, хотя, мужа, наверно, возьмет. Инна, ты идешь с нами, и это не обсуждается! – припечатала подруга. – А вдруг ты там кого-нибудь встретишь? Познакомишься с кем-нибудь?

Надя, конечно же, мечтала найти мужа для своей одинокой подруги, даже представляла, как их мужья подружатся, как они вчетвером станут ездить на каникулы в Таиланд.

– Кого я там найду, интересно? Мужа твоей одноклассницы? – проворчала Инна Геннадьевна. – И в сентябре рестораны, скорее всего, наводнены такими же одноклассниками или педагогическими коллективами, в которых одни женщины.

Инна Геннадьевна была по-своему человеком уникальным и неповторимым. «Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал» – это было как раз про нее. Дожить до тридцати шести лет и ни разу не выйти замуж, не иметь детей – уже нонсенс, так плюс к этому она умудрилась ни с кем не вступить хотя бы в гражданский брак. Были лишь отношения без обязательств: встречи, секс, и все. А ведь у всех девушек, с которыми сталкивала ее судьба, личная жизнь складывалась сама собой. У кого-то рано, у кого-то чуть позже; это могла быть пышная свадьба или просто роспись в загсе, но у всех все было, как у людей.

На семейных обедах родственники обожали вгонять девушку в краску, рассказывая то о Маше, которая недавно вышла и родила, то о Глаше, к которой все приглашены на скорую свадьбу, после чего обязательно следовал резонный вопрос:

– А что же Инна, когда уже?

А Инна вроде и внешностью обижена не была, и умом отличалась, и сообразительностью, но была в ее характере какая-то скованность и зажатость. Был необъяснимый страх перед парнями, толкающий на глупости. И училась она вроде бы в политехническом институте, где всегда полно молодых людей, и вроде бы многим из них нравилась, однако, женились они всегда на ком-то другом.

Со временем она научилась отвечать на бестактные вопросы так же бестактно, – ну а что, какой вопрос, такой и ответ.

– Не родился еще такой крокодил, который смог бы меня завоевать, – говорила она, – это ведь Машам и Глашам все равно, с кем и зачем, а мне нужен человек особенный.

– Ну что ты за бестолочь, – закатывала мама глаза, – пока будешь капитанов перебирать, всех матросов разберут.

Потом Инна обнаружила один замечательный выход из положения. Оказывается, если выпить спиртного, то язык развязывается сам собой, проклятая стеснительность куда-то пропадает. На редких свиданиях с мужчинами она стала пить шампанское и вино, становясь после первого же бокала, как ей самой казалось, веселой и искрометной, а в глазах окружающих – развязной и нудной.

– Ты зачем вчера напилась? – недоумевали родители. – Парень бежал отсюда как ошпаренный.

– Да и пусть бежит, – злилась Инна, – мне такой не нужен, который при первых трудностях убегает. Как говорится, полюби нас черненькими, а беленькими любой полюбит. Не прошел он проверку. А что я должна, по-вашему, прикинуться овечкой, показать, как я хорошо готовлю, стираю, убираю, а потом всю жизнь на него ишачить? Я не хочу быть удобной женщиной.

– Что ты за урод? – пораженная мама смотрела на нее во все глаза. – Да все девочки показывают себя лучше, чем они есть, чтобы парня привлечь. А ты, наоборот, показываешь все свои минусы – как будто специально от себя отвращаешь! Ну ничего, найдется и твой человек.

– Да, твой где-то еще бродит, – вторил ей папа.

– Да пошли они все, ничего мне не надо! – психовала Инна.

– Ну как не надо? Должен же кто-то быть рядом с тобой, должен быть муж, который о тебе позаботится, мы не вечные!

– Сама себя всем обеспечу! Не в восемнадцатом веке живем!

Но как ни психуй, а заложенное природой простое желание иметь семью, никуда не денется. И желание найти своего человека не отпускало Инну. Иногда казалось – да вот же он, наконец-то нашелся. Но стоило ей намекнуть, что она никакая не удобная женщина, а по вечерам любит пропустить бокальчик-другой, новый претендент волшебным образом испарялся, как будто его и не было.

Отчаяние все больше овладевало девушкой, к стеснительности с годами стали добавляться новые недостатки – нетерпимость к человеческим слабостям, нелюбовь к некоторым словам; ее выводило из себя, когда кто-то рядом чихал или сморкался. Бесповоротно портился характер. Она стала жутко брезгливой, мыла руки по сто пятьдесят раз на дню и никому не разрешала трогать свои вещи. Почти каждое утро после пробуждения она сотрясалась от рыданий, понимая, что опять проснулась одна.

Однажды Инна разговорилась на философские темы со своим руководителем диплома, профессором Одинцовым.

– Вы знаете, – поделилась она своими мыслями, – мне кажется, есть люди, у которых нет своей половинки, ну нет ее в природе. Таким людям, может, не стоит надеяться на встречу со своей судьбой.

На что профессор решительно ответил:

– Так не бывает. У каждого человека есть своя судьба и своя половинка. Надо только набраться терпения и подождать.

Глава 3

Вступительный педсовет

Вступительный педсовет начался со скучных сухих цифр – сотрудники учебного отдела монотонно докладывали, сколько новых студентов в этом году поступили на какие специальности, как проходила кампания по набору, сколько надо будет в учебном году составить методичек, сколько по плану будет часов и так далее.

Инна Геннадьевна после пяти минут слушания почувствовала, что у нее рассеивается внимание, и вот-вот потянет в сон. Чтобы не уснуть, она принялась мысленно перебирать студентов своей группы, с кем какие возникли проблемы и как их решать. Группа была новая, ребята пришли после девятого класса школы. Многие приехали из отдаленных уголков края, поэтому забота куратора на первых порах им требовалась исключительная.

Сема Петров – привык, что все вопросы за него решает мама. В первый же день, оглядевшись в общаге, поставил маме условие – или она забирает его из общежития, или он бросает учебу. Вроде какие-то родственники согласились его взять на время к себе, но надолго ли?

– Где они живут?

– В малосемейке на Чапаева, – жизнерадостно сообщил Сема.

– Так там же квартиры по двадцать квадратов! – ужаснулась Инна Геннадьевна. – Ты же им надоешь до чертиков через неделю, и куда пойдешь?

– Не надоем, они люди хорошие. Я им по хозяйству помогаю, так что не выгонят.

– Но не лучше ли в общаге в коллектив влиться? Тебе же потом в море тоже надо будет как-то адаптироваться. Вон Мануйлов из нашей группы, ему тоже в общаге не понравилось, однако, не стал никого напрягать.

– Если выгонят, заселюсь в общагу на пару дней, – улыбнулся Петров, – а потом мама мне квартиру снимет. А в море я не собираюсь, мне лишь бы диплом был. Мама сказала: «Хоть тресни, а синюю картонку мне возьми и принеси».

Двое пацанов из города – Шмелев и Касторов – в первый же день учебы сбежали с третьей пары и пошли куда-то развлекаться. Надо звонить родителям.

Ваня Тушин – самый младший в группе, ему всего пятнадцать, мама разведена и вынуждена платить за учебу сына. Однако, Ваня большой молодец, настроен учиться без «троек», чтобы перевели на бюджет.

Кирилл Ягипко – очень положительный паренек, наверно, он будет старшиной группы. Хотя воспитатель хочет на эту должность назначить Комаровского, который весь из себя деловой, блатной, и сможет держать группу в узде. Зачем, интересно, куратор, если воспитатели постоянно вмешиваются в дела группы?

Лучше всех в общаге устроились братья-близнецы, Дима и Максим, они, хоть и не блатные, но постоять за себя умеют. Мальчики напоминают хорошеньких медвежат – невысокого роста, сбитые и ходят вразвалку, – они и приехали из далекого таежного поселка, и в тайгу с отцом ходили не единожды.

А вот последний в списке, Влад Яромский, так и не приехал – не заселился в общагу, не вышел на пары. Инна Геннадьевна позвонила по номеру матери. В трубке ответил пропитый мужской голос.

– Мне нужна мама Влада, – пояснила куратор, – я звоню из колледжа. Дело в том, что студент не появился на занятиях.

В трубке помолчали.

– Он не приедет.

– Как, почему? Он же поступил на бюджетное место, специальность хорошая, будет потом деньги зарабатывать в море.

– Да я ему сразу сказал: куда тебя несет? – повысил голос мужик. – Куда ты собрался, у тебя денег нет даже за общежитие заплатить, а ты в город собрался! Со свиным рылом в калашный ряд!

– Подождите, но плата за общежитие совсем небольшая, всего шестьсот рублей в месяц, за эти деньги ему и койко-место предоставят, и умывальник, и душ, и электричество. А питание у нас в столовой бесплатное для всех учащихся. А вы кто, простите? Телефон указан как мамин, но вы, наверное, папа?

– Я ему дядя. Нету у него папы, а мама где-то пьянствует, как обычно. Мы ее уже год не видели. Взяли пацана к себе, а у нас своих трое.

– Но каких-то шестьсот рублей на общагу вы можете ему дать?

– Я же вам говорю, у меня своих трое, старший в нашем ПТУ учится, мы своего не смогли в город отправить. Я Владу сказал: иди тоже в ПТУ, учись вместе с моим Виталькой, а больше ничего предложить не могу, извини. – В голосе явно слышалось безразличие, как будто собеседник руками развел.

Инна Геннадьевна поняла, что поддержки у дяди не найти, и позвонила самому Владу.

– Здравствуй, это Инна Геннадьевна, твой куратор из колледжа. Говорила с твоим дядей. Почему ты должен равняться на дядиного сына, у него, может, баллов хватило только для вашего ПТУ. Ты же не просто так приехал в наш колледж, я правильно понимаю, ты же хотел учиться здесь?

– Да, я очень хотел, но мне сказали заплатить за проживание за три месяца вперед, а таких денег у меня точно нет.

Час от часу не легче.

– Послушай, я схожу к Сергею Ивановичу, уверена, он согласится принять оплату за один месяц. Не согласится – я сама за тебя заплачу, потом отдашь, как сможешь. С первого же месяца тебе начнет приходить стипендия, с нее и будешь общагу оплачивать. Приезжай, я тебя жду.

– Да я уже начал ходить на пары в наш ПТУ…

– Нет! Так не пойдет! Обязательно приезжай, решим мы все твои проблемы. Кстати, это правда, что твою маму целый год никто не видел?

– Правда, – нехотя сказал паренек, – но она не забывает про меня, я уверен. Наверно, просто нет возможности позвонить…

– Мне кажется, ты мог бы обратиться в опеку и оформить статус сироты. Знаешь, какая стипендия у сирот? И выплаты каждые полгода огромные.

– Вы что? – голос у парня дрогнул. – Это же моя мама! Я не смогу так с ней поступить!..

…Тут Инна Геннадьевна очнулась от своих мыслей и воспоминаний – в читальном зале начиналось что-то странное и интересное. Сухие цифры закончились, и на подиум перед рядами парт читального зала, за которыми сидели преподаватели, вышли директор и его заместитель по учебной работе.

– Уважаемые коллеги, – начал Антон Егорович Брюсов, мужчина средних лет, одетый в белую рубашку с погонами и уставные брюки. Был он полноватый, лысый, но очень представительный, как и подобает директору учебного заведения, – уважаемые коллеги, я хочу вас поздравить с одним очень интересным нововведением, которое касается всех нас. Сотрудников, преподавателей, студентов и курсантов. Итак, не буду вас томить, и сразу скажу: с этого учебного года во всех колледжах страны принимается практика, направленная на улучшение образовательных услуг. Теперь наряду с привычными всем педсоветами будет действовать так называемый «Специальный совет обучающихся» – так он назван в официальных документах. Но, для простоты восприятия, мы с нашей уважаемой Татьяной Сидоровной решили называть его просто Детсоветом – от прекрасного слова «дети». Мы ведь с вами все работаем для детей и ради детей, не так ли?

– Так у нас же и так был совет обучающихся! – высказался со своего места Сергей Иванович.

– А это другое, – слегка наклонил голову директор, – давайте теперь послушаем моего уважаемого заместителя.

В читальном зале царила полная тишина. У большинства преподавателей на лицах выразилось непонимание. кто-то крутил головой, силясь найти тех, кто хоть что-то понял, другие сосредоточили внимание на подиуме, надеясь услышать детали.

Директор отошел в сторону, и вперед выступила его заместитель по учебной работе Коромыслова Татьяна Сидоровна.

– Уважаемые коллеги, – заговорила она, – нововведение направлено на обоюдную справедливость. Если до этого дня у нас был лишь педсовет, на котором преподавательский коллектив выносил решения по провинившимся учащимся, то теперь будет такой же совет со стороны детей, где они будут принимать решения по провинившимся преподавателям.

Что? У преподавателей округлились глаза. Они не ослышались? «Дети будут принимать решения по провинившимся преподавателям»?

– Как правильно заметил Сергей Иванович, совет учащихся у нас был, – как ни в чем не бывало, говорила Татьяна Сидоровна, – но он решал вопросы касательно самих же учащихся, а вот «Специальный совет учащихся» будет принимать решения по нашим уважаемым преподавателям. Я предлагаю негласно называть это Детсоветом.

По читальному залу пронесся возмущенный гул.

– Введение закреплено указом Министерства образования, – повысила голос заместитель директора, – и распространяется на все колледжи страны. Разумеется, указ возник не на пустом месте. Множество детей и их родителей обращаются в прокуратуру и другие инстанции: то ребенка несправедливо обидел учитель, то при ребенке кто-то из педработников нецензурно выразился, то на ребенка вовсе накричали. В конце концов, кто-то из великих умов выдвинул инициативу создать такой вот Детсовет, на котором дети смогут коллективным решением вынести зарвавшемуся преподавателю замечание, выговор и даже увольнение.