Полная версия
Врачебная тайна. Шанс на счастье
Он сам мне написал!
“Степа сам задышал. Начались положительные сдвиги.”
Читаю и от волнения ничего не понимаю, в голове каша. Чтобы вникнуть в смысл мне требуется прочитать это сообщение несколько раз.
Понимаю. Судорожно вдыхаю. Задерживаю дыхание. Слезы облегчения начинают литься из глаз.
Мой сыночек начал сам дышать! Это прекрасно! Теперь точно все будет с ним хорошо!
“Большое спасибо за хорошие новости. Он в себя еще не пришел? Я могу приехать?”
Отправляю ответ и жду новое сообщение. Внутри все дрожит.
“Единственное, что ты можешь сделать, так это пойти спать, Василиса. Совсем скоро тебе потребуются силы. Если сейчас не отдохнешь, то их неоткуда будет взять.”
Мне даже не требуется видеть с каким выражением лицо Саша печатал данное сообщение. Я и без того понимаю, что мужчина со всей серьезностью отчитывает меня.
Только он, в отличии от моей родной матери, прекрасно чувствует мое состояние и не давит. За что я крайне благодарна.
“Хорошо. Иду спать.”
Отправляю. Поднимаюсь с кухонного диванчика и отправляюсь в спальню.
Не доходя своей комнаты, останавливаюсь в паре шагов и меняю курс, иду в детскую. Забираю из кроватки спящего Феденьку, отношу к себе в кровать, ложусь рядом и вдыхаю родной и такой любимый запах своего сынишки. Сердце оттаивает.
На тумбочке вновь вибрирует телефон. Протягиваю руку и нахожу беспокоящий в ночи предмет, открываю новое сообщение от Хмельницкого.
“Спокойной ночи.”
– Сладких снов, Саш, – тихо шепчу. Поворачиваюсь на бок, обнимаю нашего сына и… засыпаю.
Глава 5. Саша Хмельницкий
– Сань, да иди ты уже, отдохни, – ко мне в очередной раз подходит Серега Карпов, сегодняшний дежурный реаниматолог.
Мы с ним уже не первый год работаем в одном отделе, за это время успели как поругаться, так и найти общий язык.
Сергей отличный специалист. В его квалификации и способностях я уверен на все сто, но даже при этом всем не могу оставить Степку на попечение Карпова. Слишком много случайностей может произойти, часть из которых способна закончиться фатально.
Поэтому несмотря на то, что должен отсыпаться после напряженных суток, я сейчас рядом с сыном Василисы. Уйти и оставить малыша одного не могу.
Степка еще слишком тяжелый и меня не покидает неприятное ощущение, которое так и зудит в центре груди. А врачу свою интуицию нужно слушать, как никому другому.
Что-то мне подсказывает, я еще понадоблюсь мальчику.
– Все в порядке, – произношу на автомате. – Не переживай. Не впервой.
– А то я не в курсе, – отвечает, ухмыляясь, Серега.
Он, как никто другой знает, насколько трепетно я отношусь к своим маленьким пациентам. Мне не раз приходилось оставаться на вторые сутки дежурства, это пошло у меня еще со времен, когда работал хирургом.
К сожалению, с операциями мне пришлось завязать.
– Ты давай, завязывай, – не отступает от своего. – У тебя скоро новая смена и если что, тебя никто не подстрахует.
Хочу отмахнуться, но понимаю, Карпов прав.
– Значит, нужно стабилизировать малыша и дать мне возможность спокойно восстановиться, – не отступаю от своего.
Сын Лисы для меня как родной. Я буду чувствовать себя настоящим предателем, если оставлю его одного.
Пусть даже и под присмотром Карпова.
– Хмельницкий, ты неисправим, – говорит с усмешкой.
– Горбатого могила исправит, – подтверждаю его слова.
Поднимаюсь с кушетки, на которой лежал. Благо, она пока пустует и я могу на ней хоть немного отдохнуть. Смена выдалась не простой, а ситуация со Степкой так вообще выбила из колеи.
– Пойдем, чайку попьем, – предлагает. – А то совсем зачахнешь.
– Погоди, – переключаю внимание на мониторы. Изучаю показатели, смотрю на динамику и понимаю, что состояние не становится хуже.
В данном случае, уже хорошо.
Проверяю выведенную стому. Содержимое отходит, перистальтика кишечника работает, а значит, можно немного расслабиться и выпить чайку.
– Пойдем, – соглашаюсь. – Степка все равно в ближайшие часов пять не проснется.
– О чем я тебе и говорю, – не успокаивается Карпов. – После чая, отбой!
– Ох, Серег, зря ты это сказал, – качаю головой. – Не к добру.
– Да брось ты, – отмахивается. – Я не верю в приметы.
– Они не дураками изобретены, – отвечаю ему. – Еще, блин, спокойной ночи мне пожелай!
– Ан, нет! – ухмыляется. – В эту примету, пожалуй, я верю.
– Во-во! – важно заключаю. – Не стоит недооценивать их мощь.
Снова смотрю на Степку, тревога не покидает. Почему же мне кажется, вот-вот что-то произойдет?
– Ирочка, мы в ординаторской, – Серега предупреждает постовую сестру.
– Конечно, Сергей Борисович, – говорит девушка, бросая на Карпова томные взгляды. Но тот остается непоколебим.
Серега уже несколько лет, как женат. Но жена выпивает из него все соки, треплет нервы и не дает нормально работать. Что ни смена, то скандал.
Однажды дошло до того, что она собрала вещи, ребенка и без предупреждения уехала к маме. После сложнейшей смены, затянувшейся на двое суток из-за серьезной аварии в аквапарке, где пострадало очень много детей и счет на спасение каждого малыша шел чуть ли ни на секунды, Серега вернулся в пустой дом.
А Светка отключила телефон, бросила кота и даже не пыталась связаться с мужем. Свою мать подговорила, чтобы она разыскивающему ее Сергею наврала.
То в измене его обвинит, то в очередном заболевании ребенка…
В общем, “весело” там у них.
Посмотреть так на моих друзей и жениться не хочется. То у Михи проблема на проблеме со своей Элей, то у Лехи с Машей трындец.
Я до сих пор в шоке, что Высоцкий свою уже бывшую жену не посадил. А ведь мог! Просто в этом уверен.
Лехе достаточно было сделать один звонок Максу Майорову, брату Михи, и на Лизку моментально нашли бы управу. Вплоть до заключения под стражу.
Кто-кто, а Майоров без труда мог подобное устроить. С ним лучше не шутить.
– Сань, почему ты так трясешься над этим мальчишкой? – Карпов наконец задает интересующий его вопрос.
– Это сын сестры Высоцкого, – озвучиваю самый простой ответ.
– И что? – не успокаивается. – Ты прекрасно знаешь, что в мою смену ничего бы с ним не случилось.
– Не говори гоп, Серег, – предупреждаю. – Ты тоже не всесильный.
– Что есть, то есть, – печально вздыхает он.
Видимо, друг вспомнил о своем старом случае, когда не смог спасти пациента.
К сожалению, такие моменты есть в практике почти у каждого врача и с этим ничего не поделать. Если заранее понимаешь, что не справишься с потерей пациента, то лучше в хирургию и уж тем более на анестезиолога реаниматолога не идти.
– Степку не оставлю, – заключаю. – Даже не пытайся уговорить.
– Свою смету-то выдержишь? – все подкалывает.
– А у меня выбор есть? – совершенно серьезно спрашиваю его в лоб.
Ухмылка с лица Карпова тут же сползает.
– Нет, – произносит без тени юмора. – Нету.
–Вот и не гунди, – усмехаясь, затыкаю его. – Слушай, а кто у нас из хирургов-то сегодня на смене? – ни с того, ни с сего уточняю у друга.
– Рузанова, – недовольно кривится он.
– Ох, ё, – заключаю протяжно. – Не повезло, так не повезло.
– Да капец! – кривится.
Работать вместе с Марьям в нашей клинике не любит никто. Она абсолютный бездарь! Криворукая, неаккуратная, с космическим самомнением и неуважением к пациентам.
К сожалению, уже несколько лет не получается ее отстранить от дел.
Я наливаю в кружки черный чай с бергамотом. Это был единственный вид чая, который остался в ординаторской, нужно бы подкупить.
Серега достает из своих “скромных” запасов колбасу и сыр, приносит буханку черного.
– Живем, – радостно заключает друг.
– Да у тебя тут прям пир, – довольно осматриваю нарисовавшиеся из ниоткуда вкусняхи.
– А то, – ухмыляется.
Делаем бутерброды, начинаем чаевничать, как в ординаторскую резко распахивается дверь и влетает растрепанная Ирочка.
На девушке нет лица.
– Что случилось? – тут же спрашиваем у нее.
– Звонили из приемного, – округлив глаза произносит. – Массовое ДТП. Часть пострадавших везут сюда!
Глава 6. Саша Хмельницкий
– Твою мать! – единственная фраза, которая способна охарактеризовать то, что непременно случится. Это полный капец.
На дежурстве Рузанова. Не Майоров, не Высоцкий и даже не Игратов! А именно она.
Твою мать.
Твою мать!!
А-а-а!!!
Марьям не способна оперировать без предварительной подготовки, она совершенно и абсолютно непрофессиональна! Рузанова едва справляется, когда есть четкий план операции и всегда лажает, если хоть что-то идет не так. А здесь экстренные! Здесь времени думать нет ни секунды!
Мы пулей вылетаем из ординаторской, моментально забываем про усталость и сон. Нас ждет долгая и напряженная работа, а уж после всего отдохнем.
– Звони парням, – сухо произносит Сергей нажимая на кнопку лифта. С этой части здания проще спуститься вниз именно на нем.
– Они не смогут приехать, – озвучиваю суровую правду. – У них у каждого на личном завал.
Даже Аля не станет дергать парней, настолько у них все серьезно. А вот примчаться сама сможет, да и как минимум Игнатова пришлет.
– Кирюха и Изольда Альбертовна максимум, на кого можем рассчитывать, – обрисовываю неприглядную картину.
– Аля не в городе, – добивает новостями Карпов. – Пока доберется, Рузанова уж половину народа погубит.
– Игнатов отписался, что тоже уехал, – читаю сообщение. Настроение падает все ниже.
– Хреново, – озабоченно произносит Серега.
– Да не то слово, – тяжко подмечаю я.
Если сейчас не произойдет чудо и не приедет кто-то из нормальных хирургов, то у попавших к нам пациентов и без того невысокие шансы, уменьшаются прямо на глазах.
Приезжает лифт, мы в тяжелом молчании заходим в него. Спускаемся.
– Я Ланскому позвоню, – решаю наконец, когда мы выходим.
Другого выхода все равно нет и помощи больше ждать неоткуда. А спокойно смотреть, как Марьям гробит людей, я не смогу.
– Дмитрию Владимировичу? – удивляется Карпов.
Он замедляет шаг, останавливается и разворачивается ко мне лицом.
– Ты и с ним знаком? – в шоке смотрит на меня.
– Мы начинали вместе, – поясняю спокойно.
– Охренеть! – кидает в мою сторону красноречивый взгляд и заворачивает в приемное. Там гомон и гвалт.
Я останавливаюсь перед входом в отделение, пишу старому другу сообщение с просьбой срочно приехать и только после этого выдвигаюсь вперед.
Переступаю порог и… все эмоции исчезают. Смотрю на открывающуюся передо мной картину с холодной головой.
Приемное забито людьми. Не протолкнуться!
Тех, кто может подождать, просят отойти в сторону, к сожалению, помощь им сейчас никто не сможет оказать. Игнорируя стоны и слезы, пытаюсь оценить обстановку. Вдруг взгляд цепляется за стоящего напротив пустующего сестринского поста сотрудника “Скорой”.
Рядом с мужчиной на каталке лежит ребенок, по внешнему виду которого сразу понятно – помощь очень сильно нужна. Направляюсь прямиком к нему.
– Что тут у вас? – спрашиваю, всматриваясь в пострадавшего.
– Мальчик. Пять лет. Тупая травма живота, – поясняет сотрудник “Скорой”.
Он протягивает мне планшет, я мельком пробегаю по тому, что было сделано в отношении ребенка.
– Обо что ударился? – спрашиваю у стоящего рядом со мной мужчины. Больше никого с мальчиком нет.
– О подлокотник, – говорит осудительно.
– Не был пристегнут? – уточняю. Ситуация ухудшается прямо на глазах.
– Да, – подтверждает мои опасения.
– Где родственники? – спрашиваю единственное, что меня сейчас волнует. Если моя догадка подтвердится, то у мальчишки шансы на выживание тают на глазах.
– Без понятия, – пожимает плечами. – Он был с водителем, тот без сознания. Тяжелый. Его в “девятую” повезли.
– Понял тебя, – все хуже и хуже. – Марьям! – громко кричу. Ответа, естественно, нет. – Мальчика забираю, – обращаюсь к ожидающему мужчине. – Готовь к операции, – передаю медсестре.
Времени нет. На рентген очередь колоссальная.
Смотрю на малыша, измеряю пульс и в очередной раз убеждаюсь, что прав.
– Серег, – хватаю Карпова за рукав. Он как раз мимо проходит.
– Что такое? – останавливается сразу же. Кидает на мальчонку мельком взгляд, и тут же принимается более внимательно изучать ребенка.
– Тупая травма живота, – делюсь имеющейся у меня информацией. – Пристегнут не был.
– Твою ж мать, – выдыхает обреченно. – Беру.
Медсестра увозит мальчугана.
– Я пока сам справлюсь, – отстраняю друга. – Иди, – киваю в сторону бегущей к нам медсестры. – Тебя.
– А это, – показывает на Рузанову. – К тебе.
– Да капец, – набираю в грудь чуть больше воздуха. – Марьям! – зову громко.
Наконец, она меня слышит и останавливается. Жестом подзываю девушку к себе.
– Хмельницкий, что орешь на все отделение? – шипит недовольно.
– У нас разрыв селезенки у пятилетнего ребенка, – обрисовываю картину. На все ее недовольства мне просто посрать. – Его готовят к операции. Ты сегодня дежурный хирург.
– И что? – пожимает плечами. – У меня здесь каждый второй экстренный! – показывает жестом на ожидающих людей. – Я не могу уйти из отделения.
– У ребенка разрыв селезенки, – давлю на нее. – Ты риски оцениваешь?
– Без тебя разберусь! – отмахивается. Хочет уйти.
Не позволяю ей сбежать, хватаю за локоть. И тащу за собой к лифтам.
– Отпустил меня! – шипит. Дергается. Пытается вырваться из моего захвата, но у нее ничего не выходит. – Я Але все расскажу!
– Да хоть самому Ленину! – зло ухмыляюсь. – Ты отправляешься со мной в операционную, – отрезаю жестко. – Прямо сейчас!
– Ты что о себе возомнил?! – кричит не скрывая эмоций. Начинает истерить, как только мы заходим в лифт. – Не стану я никого оперировать! Ты меня не заставишь!
– А кроме тебя некому! – рявкаю. – Либо ты оперируешь, либо мальчишка умрет!
Моя последняя фраза все же подействовала на Марьям. Она поднимает на меня широко распахнутые от страха глаза.
– Как ты смеешь ставить такие прогнозы? – шепчет, не сводя с меня растерянного взгляда. Она в шоке.
– Потому что знаю, с чем именно дело имею, – сухо отрезаю ей. – Мойся иди! – отправляю ее переодеваться и готовиться к операции. – Мне ребенка в наркоз осталось ввести и начинаем.
– У меня нет ассистента! – вспыхивает.
– Сегодня я – твой ассистент! – рявкаю на нее.
Не теряя ни единой секунды лишнего времени привожу себя в надлежащий вид, захожу в операционную. Внимательно изучаю то, что имеется по обследованиям и подбираю наркоз.
Глава 7. Саша Хмельницкий
– Ты оперируешь, я ассистирую, Сергей поддерживает наркоз, – поясняю зашедшей в операционную Рузановой.
Она окидывает меня таким взглядом, что любому другому, окажись он на моем месте, стало бы не по себе. Только вот на меня ее угрозы не действуют. Закаленный!
– Чего стоим? – обращаюсь к девушке с вызовом. – Пациент под наркозом.
– Хмельницкий, ты ассистируешь, – произносит с легким презрением, за которым она прячет свой страх. – Так вот и ассистируй! – подходит к столу, рявкает на медсестру, чтобы подала ей скальпель.
Рузановой подают требуемый инструмент.
Начинается операция.
Я внимательно слежу за каждым ее движением и не могу оставить некоторые действия без комментариев. Ругаю все, что только есть на свете, за то, что мне оперировать нельзя.
Ассистировать тоже нельзя, если честно. Но об этом всем я практически никому не говорил.
Входим в брюшную полость, видим объем повреждений и тут у меня с Рузановой начинается спор. Она, дурында, считает, что селезенку нужно ушивать.
Я категорически против! Не при таком объеме пораженной ткани. Кровопотеря слишком сильна и рисковать жизнью ребенка я не намерен.
– Ты ассистируешь! – Марьям хлестко ставит меня на место. – Эта операция – моя!
– Ребята, поторопитесь, – подгоняет Карпов. – Время зря не теряйте, – просит. – Мальчишка стабилен. Но это только пока.
Только вот Марьям словно бы и не слышит его предупреждения, она упрямо пытается настоять на своем.
Мне приходится подчиниться.
– Долго еще? – спрашивает Серега. По напряженному голосу понимаю, скоро наступит трындец.
– Сколько потребуется! – Рузанова срывается и на него.
Она лишь на один миг поднимает глаза на Карпова, переключает внимание, но этого более, чем достаточно, чтобы навредить ребенку.
– Твою мать! – шипит. – Зажимай! – орет на меня.
– Мы его теряем, – Карпов подливает масла в огонь.
Обстановка в операционной становится слишком напряженной.
Монотонный звук монитора раздается тогда, когда впереди у Марьям еще крайне много работы. Если она продолжит в этом духе, то мы не спасем малыша.
– Отошли от стола! – рявкает Карпов чуть ли не расталкивая нас.
– Да пошли вы! – кидает в сердцах Рузанова, срывает халат и выбегает из операционной. Оставляя нас самих разгребать.
– Чем помочь? – включаюсь в процесс.
– Заканчивай операцию как можно быстрее! – рычит. Смотрит на монитор. – Завели. Пока стабилен.
– Александр Петрович? Что делаем? – на меня смотрят несколько пар глаз. – Как оперировать будете? Без ассистента?
– Лизонька, ты как? Выучилась на врача? – спрашиваю у самой старшей среди присутствующих медсестер.
– Д-да, – кивает нерешительно.
– На хирурга, надеюсь? – не отрываю от девушки серьезный взгляд.
– А как вы узнали? – ахает от удивления.
– Интуиция, – отвечаю немного расслабляясь. – Беги, мойся. Ассистировать будешь.
– Но я… – теряется. – Еще никогда…
– Времени нет, – отрезаю. – Спасти мальчугана хочешь?
Девушка без лишних слов передает свой участок работы другой медсестре, а сама со всех ног уносится мыться.
– Санек, тебя ж уволят за это, – Карпов качает головой. – Выдадут волчий билет.
– Похрен! – огрызаюсь. – Одному мне его не спасти. Лизка давно уже впахивает в операционной, выучилась. Вместе у нас будет шанс вытащить малыша.
– Тогда давай используем его на все двести! – заключает.
Вновь погружаемся в сложнейший процесс. Здесь каждое движение должно быть выверено до миллиметра, нельзя ничего пропустить, но и медлить совсем неприемлемо.
Сложно.
Шаг за шагом иду вперед. Руки болят просто дико, но я стиснув зубы продолжаю операцию.
Знаю, сутки после этого мне будет тупо ни до чего. Я не смогу даже кружку с кофе поднять, но сейчас мне на это все пофиг.
Сейчас передо мной на операционном столе лежит маленький мальчик, который может лишиться жизни. И я обязан его спасти!
Я сделаю это!
Превозмогая боль произвожу удаление селезенки, ставлю дренаж, ушиваю слой за слоем, вяжу узлы крепко-крепко.
– Можно перевозить в реанимацию, – произношу накладывая последний шов. – С мальчиком все будет в порядке.
Последнее говорю по большей части уже себе.
Выхожу в коридор и опускаюсь на первое же подвернувшееся для сидения место. После проведенной операции у меня не осталось сил, я выжат и морально, и физически.
– Будешь? – Карпов достает из кармана халата и протягивает мне электронную сигарету.
– Нет, – отвечаю даже не смотря в ту сторону. – Не хочу.
– Ну как хочешь, – пожимает плечами и убирает обратно.
Молчим.
Мальчика увезли в реанимацию, за его состоянием там проследят. Сейчас будут выводить из наркоза и Карпов в этом тоже будет участвовать.
Но не я.
Мне нужно немного времени прийти в себя. Руки болят так сильно, просто ужас какой-то.
– Что с Рузановой будешь делать? – интересуется друг.
– Гнать из хирургии поганой метлой, – отрезаю.
Я люто зол на Марьям. Слов таких нет, чтобы описать мое состояние!
Очень надеюсь, что в ее тупой голове хватит мозгов не показываться мне на глаза. Иначе я за себя не ручаюсь!
– Где он?! – из лифта выскакивает мужик. – Где мой сын?! – кричит, озираясь по сторонам. Замечает меня с Карповым, тут же направляется к нам. – Где мой ребенок?!
– Посторонним здесь находиться нельзя, – поясняю, преграждая мужику проход в сторону кабинетов. – Спускайтесь на лифте вниз.
– С дороги уйди! – требовательно кричит. – Я должен увидеть своего сына!
По горящему взгляду полному боли и отчаяния вдруг понимаю, чей именно это отец.
– Это ваш сын ехал с водителем? – говорю и как только произношу вслух понимаю, что сказал правду.
– Где он? – кидается ко мне с отчаянием.
– С ним все в порядке, – спешу успокоить разбушевавшегося отца. – Ваш мальчик прооперирован, его жизни на данный момент ничего не угрожает, – незаметно киваю Сереге и увожу перепуганного отца обратно к лифтам. – К сожалению, нам пришлось удалить ему селезенку, но иного варианта спасти жизнь вашего сына не было.
– Жив, – с облегчением выдыхает. – Он живой!
– Не переживайте, – опять успокаиваю. – С вашим сыном все хорошо.
Смотрю на мужчину и мне становится не по себе. Вдруг я узнаю его лицо и понимаю, почему оно кажется мне таким знакомым.
– Валентин Юрьевич, – обращаюсь к мэру города, как положено по имени-отчеству. – Нужно, чтобы вы подписали некоторые бумаги.
– Без проблем! Все подпишу! Все сделаю! – обещает с жаром. – Вы мне ребенка спасли! Он мой единственный сын. Другого больше не будет.
Приезжает лифт, из него выскакивает медсестра.
– Александр Петрович! Вы очень нужны! – тащит меня в кабину. – Там ужас!
– Что еще? – спрашиваю едва стоя на ногах.
– Приемное полное, – сетует. – Без вас не справляемся.
– Иду, – нажимаю на кнопку первого этажа и кабина плавно опускается вниз.
– Спасибо!
Глава 8. Василиса
Утро начинается с проверки телефона.
Не успев толком открыть глаза, принимаюсь шарить рукой по прикроватной тумбочке, нахожу искомый предмет, снимаю блокировку и разочарованно вздыхаю. От Хмельницкого сообщений больше нет.
На душе сразу же становится тоскливо и грустно, ведь я так надеялась, что Саша напишет и скажет мне приезжать.
Но нет… Саша не написал. А это значит, со Степой ситуация остается без изменений. Малыш не пришел в себя.
Вздыхаю. Глушу рвущееся наружу отчаяние и заставляю себя верить в благополучный исход.
Мой сын в надежных руках. С ним обязательно все будет в порядке. Хмельницкий, хоть и сволочь, но он отменный врач и пока он рядом со Степкой, я могу быть спокойна.
Прижимаю к себе чуть крепче сладкий спящий комок. Я так и не смогла отнести Феденьку в его кроватку, мы проспали всю ночь вместе.
Я хоть и стараюсь лишний раз не будить Феденьку, но не трогать его не выходит, уж слишком огромна дыра внутри. Страх окольцовывает, паника душит и единственный, кто не позволяет мне скатиться в пучину безысходности и боли, это мой второй сын.
Касаюсь губами макушки сыночка, закрываю глаза. Вдруг понимаю, что в уголках стоят слезы.
Мой маленький мальчик, мамочка будет с тобой. Пусть некоторое время меня ты видеть не сможешь, мы обязательно все наверстаем чуть позже. Обещаю!
Словно почувствовав мой душевный порыв, Феденька принимается ворочаться. Малыш перекладывается на живот, поднимает сладкую попку вверх и продолжает мирно посапывать.
Позволяю себе полюбоваться безмятежностью и детством, а затем осторожно, чтобы не нарушить чуткий детский сон, выбираюсь из кровати. Подтыкаю с двух сторон одеяло, чтобы Феденька не вывалился, накидываю халат и отправляюсь в ванную.
– Ну ты и спать, – первое, что слышу выйдя из комнаты. – Уже десять утра, а ты все дрыхнешь!
– Мам, – произношу устало. Спорить и ругаться с ней бесполезно, она до конца будет стоять на своем. – И тебе доброе утро, – бросаю мимоходом.
Заскакиваю на кухню, ставлю греться воду для кофе, сама же отправляюсь в ванную привести себя в порядок. В любую секунду может позвонить Хмельницкий с новостями про Степку и я должна быть готова немедленно выехать к сыну.
Но Саша все не звонит.
Просыпается Феденька, варю ему кашу и кормлю сынишку, отправляемся вместе гулять. Я то и дело проверяю телефон, но на нем не оказывается ни единого пропущенного вызова.
Наступает полдень. Не выдерживаю и звоню брату.
– Вась, привет, – хмурый голос Леши отзывается тревогой в душе. – Ты просто так или по делу? – спрашивает по-деловому.
– По делу. Просто так, – признаюсь.
– У нас завал, – говорит брат. – Что такое? Говори быстро, – просит.
Я рада, что он меня не отправил куда подальше с моим звонком. А ведь мог. Потому что у Леши крайне ответственная и сложная работа.
– Ты не знаешь, как там Степа? – задаю наболевший вопрос. – От Хмельницкого нет новостей, а первой ему звонить не решаюсь.
– Правильно делаешь. Его пока лучше не беспокоить, – соглашается брат.