Ты – всё

Она была другой. В общем стиле, движениях, умении держаться.

И она была все той же. В мелких деталях и мимолетных знаках, которые я так жадно ловил.

Бесился и не мог ею насытиться. По кругу. Без права на надежду.

А потом от того же Илюхи узнал, что она развелась.

«Это какая-то шутка? Игра? Ты подстроил все специально? Издеваешься надо мной?»

Подстроил специально.

А вот с какой целью? На этот вопрос точного ответа нет. Сам понять не в силах, чем, блядь, руководствовался, когда проворачивал всю эту аферу с трудоустройством Ю.

Ю… Пора прекратить ее так называть. Даже мысленно.

Моя Ю была стеснительной и робкой. Она боялась смотреть в глаза. Смущалась, когда говорил с ней. Стыдилась своих эмоций. Дрожала от любого физического контакта. Во время поцелуев так трепетала, что буквально тряслась. Возбуждаясь, едва не теряла сознание. Когда трахал, топила в своем блаженстве, превознося до небес. К слову, ни до нее, ни после я больше там не был. Хаха.

Годы спустя не знаю, нравится ли мне то, что я вижу, глядя на Ю сейчас. Изменения в ней приводят меня в ярость. И в этой ярости столько всего, что удержать за грудиной сложно.

Подспудное беспокойство, одуряющая боль, дикое отторжение и агрессивный протест.

И вместе с тем… Эта новая Ю вызывает лютое возбуждение.

Смотрю на нее, и хочется припомнить то, в чем когда-то в угоду своему статусу хорошей девочки обвинила.

Считаешь, насиловал? Ни хрена ты еще не знаешь, Ю.

Издеваться над ней цели нет. От этого легче не станет.

Но мне определенно интересно, как бы эта новая Ю реагировала на мои похотливые ласки сейчас? Краснеть, как я вижу, еще способна. Дрожала бы так же сильно?

Разговаривая с ней, давлю умышленно. По ходу дела расчетливо прощупываю, та ли она, за кого себя теперь выдает? Реально избавилась от всех своих слабостей? Или, может быть, научилась играть определенную роль?

В прошлом у Филатовой прослеживалась четкая позиция. Позиция уязвимого и зависимого человека, который нуждается как в защите, так и в том, чтобы кто-то курировал ее жизнь. Именно поэтому в школе она была с Усмановым, в универе – со мной, а едва я уехал – с новым мужиком.

И вот я помещаю Юнию в стрессовую среду. С какой целью? Считаю минуты до того, как она начнет заискивать, чтобы получить рядом со мной психологически необходимый ей оплот безопасности.

Дождусь ли?

Дам ей пару недель, чтобы расправила полностью крылья. И приступим.

– Это правда? – стартует Илюха, едва захожу вечером в гараж. Бросив шлем на замасленный стол, взбудораженно валит в мою сторону. – Ты в натуре взял на работу эту хтонь?

– Реально? Ты долбанулся, Ян? – подключается Егор.

Мы давно вышли из того возраста, когда могли подраться. Мне двадцать четыре, Илье – двадцать, Егору – восемнадцать. Не по статусу начинать мордобой. Да и люблю я этих придурков. Но каждый раз, когда один из них говорит что-то о Ю, у меня неизменно возникает желание напомнить, кто здесь старший – втащить одному, а затем второму.

– Выражения, – рычу предупреждающе.

Не сбавляя хода, проталкиваюсь к своему байку. Срываю галстук, за ним стаскиваю рубашку.

– Ты забыл, как эта тварь катала на тебя заяву про износ?!

Обоих это сильнее всего задевает. Я же делаю вид, будто мне похрен.

Однако они знают, чем добить.

– А потом, пока ты костьми гремел и учился заново ходить, вовсю ебалась с другими! – агрессирует Илья.

– Ты же – сплав с металлом, – сокрушается Егор. – Ты титан. Не ведись на нее!

Молча надеваю на пылающую кожу мотоэкипировку. Седлаю байк. Натягиваю шлем.

– Я знаю, что я делаю, – высекаю разъяренно. – Вмешаетесь, хоть слово ей скажете, не посмотрю, что мы братья.

Эти два урода тут же молча скрипят зубами. Пока разворачиваю мотоцикл, тащатся к своим. Знаю, что поедут за мной. Похрен.

Вылетаю из гаража. Прижимаясь к баку, выкручиваю рукоять газа на максимум.

Да, я титан.

Титан у меня в позвоночнике, в ребрах, в ногах… Лучше бы им заменили мотор, который качает реактивную кровь в моем организме. Потому как… Сердце – вот мое уязвимое место. И мой злейший враг.

Впиваясь цепким взглядом в дорожную полосу, воскрешаю события сегодняшнего дня. От той самой душеебательной поездки в лифте до жесткого разговора лоб в лоб, в котором услышал, что от моей любви ядовитой фуксии Юнии Филатовой было смешно.

От ее запаха я чувствую себя пьяным. От ее вида – и вовсе каким-то озверевшим. Раньше крышу срывало от ее невинности и чистоты. Теперь ощущаю ее злость, встречаю сопротивление и вместе с тем улавливаю провокацию. Это заводит пуще прежнего.

Я хочу ее. И я добьюсь. Чего бы мне этого не стоило.

7

Раненое сердце в отчаянии бьет тревогу.

© Юния Филатова

– Потрясающе выглядишь! – восторгается мной мама.

Не первый раз за эту неделю.

А я вот еще не решила, как к этому отношусь. Цели произвести на кого-то впечатление не преследую. Всегда одеваюсь соответственно своему настроению.

И комплименты с некоторых пор игнорирую. Те, что сказаны искренне, не требуют ответа, а все прочие манипуляции – не нужны мне.

Тряхнув волосами, подхожу к кофемашине, чтобы сделать напиток в термокружку и взять его с собой в офис. Больше нет возможности сидеть с семьей за завтраком. И это прекрасно, если забыть о первопричине моего страха еще хоть раз опоздать на работу.

Прошло чуть больше двух недель. С помощью Аллочки, которая взяла надо мной шефство, и благодаря тому, что мне не приходилось взаимодействовать с Нечаевым напрямую, я довольно легко влилась в рабочий процесс. Отдаленность вверенных мне задач от начальства я особенно ценю. И, конечно же, не собираюсь давать Яну ни единого шанса оттачивать на мне свой гребаный командный тон. Пусть практикуется на своей чертовой пустоголовой зае Лилечке.

– Нет, правда, мне так нравятся образы, которые ты сейчас выбираешь, – продолжает мама, пока я раздраженно нажимаю на кнопки кофемашины. – Одежда, укладка, макияж – все шикарно! – перечисляет так экспрессивно, что я просто не могу не взглянуть на себя. – Вроде и строгий стиль, но именно он отлично подчеркивает твою красоту.

Узкая юбка, блузка с епископскими рукавами и воротником-стойкой, единственным украшением которой является ряд мелких жемчужных бусин.

Непонятно, от чего так тащится мама.

– Я похожа на хорошую девочку? – интересуюсь, как обычно, мнением Агнии.

Она в нашей семье не только модный эксперт, но и крайне прямолинейна.

– О, нет, – толкает сестра со смешком. – Скорее на деловую стерву. Бессердечную карьеристку. Ты настолько уверена в своих внешних и внутренних качествах, что кажется, будто считаешь себя выше других. Королева разбитых сердец с льдинкой в собственной груди.

– На фиг мне не сдались чьи-то сердца, – высекаю я, наблюдая за тем, как парующая струйка кофе проходит сквозь пышную шапку молочной пены. Жаль, через стенки термокружки не видно, какие красивые слои образует макиато. – Но твое описание мне нравится. Спасибо, – благодарю, потому что хочу это сделать.

– Не за что, – подмигивает Агуся.

– Это все красная помада, – со слегка приглушенной улыбкой замечает мама.

– Ну, и кошачий взгляд, – добавляет сестра, указывая в сторону моих глаз десертной ложкой, которой собралась есть йогурт. Знаю, что ей нравится, когда я рисую на верхнем веке черные стрелки. Она уже отмечала, что мне они очень идут. – Перфекто!

Закручиваю крышку на термокружке и с улыбкой салютую семейству.

– До вечера!

Направляюсь к выходу мимо едва успевшего войти на кухню папы.

Добираюсь до работы в хорошем настроении, которое не способно испортить даже то, что в маршрутке мне приходится всю дорогу стоять. Держу в ушах аирподсы, слушаю прекрасную музыку и не обращаю внимания на хмурые лица окружающих меня людей. На том же позитиве выскакиваю из транспорта на своей остановке. Шагая, что называется, от бедра, перехожу дорогу. Ловлю себя на мысли, что сегодня мне хочется танцевать. Потряхивая термокружкой, улыбаюсь идущему мне навстречу мужчине. Он охотно отвечает тем же и в какой-то миг даже подмигивает, заставляя меня рассмеяться и, краснея, опустить взгляд.

– Хорошего дня, красавица! – успевает пожелать мужчина, пока разминаемся. – Увидимся, как обычно, за обедом в «Lunch story».

«Lunch story» – это большое двухуровневое кафе чуть дальше по улице, в котором мы с Аллочкой и другими коллегами обедаем. Успеваю догадаться, что этот мужчина ходит туда же. Придерживая разлетающиеся на ветру волосы, оглядываюсь. Еще раз улыбаюсь, хоть и не узнаю его.

– И вам чудесного дня! – выкрикиваю, прежде чем ускориться, чтобы успеть перейти дорогу на мигающий зеленый.

Высокие шпильки задорно стучат по асфальту. Чувствую себя так легко, будто парю над землей. Притормаживаю у афиши популярного в нашем городе клуба. Достаю из сумки телефон, чтобы набить эсэмэску в чате, который Агния недавно переименовала из «Просто девчонки» в «Девочки из банды Сукэбан».

Юния Филатова: Хочу танцевать!

Мадина Андросова: Восемь утра, ма-харошая! Я с четырех из-за Рокси не сплю! Все, чего мне хочется – рухнуть на кровать и позволить глазам закрыться.

Мадина Андросова: А ты, смотрю, сияешь!

Это она отвечает уже на высланное мной селфи.

Мадина Андросова: Надеюсь, это тебя не твой босс-заефил зарядил?))

Не удивляюсь этой дурацкой шутке. И в принципе равнодушно к ней отношусь. Не рассказать в первый же день, что Нечаев – мой руководитель, я не могла. Скрывать подобное было бы странно. Это значило бы, что меня сей факт хоть сколько-нибудь волнует. А это не так.

Агния Филатова: Заефилы не заряжают девочек Сукэбан. Девочки Сукэбан заряжают заефилов.

Юния Филатова: Пошел он!

Мадина Андросова: Ему еще интересно, сколько лет ты была замужем?

Этот вопрос я игнорирую, потому как пофиг мне, что ему там интересно.

Юния Филатова: Еще до офиса не добежала. Прикольную рекламу по пути встретила.

Делаю фото баннера и отправляю девчонкам.

Виктория Андросова: Я бы пошла! Так все достало! Хочется вытрясти негатив.

Она недавно рассталась с парнем, но тот никак не хочет это принимать. Караулит у работы, ломится по ночам в квартиру, угрожает и шантажирует.

Виктория Андросова: Мадь, уверена, что Валик с Рокси тебя отпустят.

Мадина Андросова: Они-то отпустят, но мне, чтобы быть в сознании, придется колоть кофеин внутривенно.

Юния Филатова: Я приду к вам за пару часов до выхода. Посижу с малышкой, чтобы ты поспала.

На это наша новоиспеченная мамочка соглашается незамедлительно.

Мадина Андросова: Договорились! Сразу после работы ты у меня!

Юния Филатова: Окей.

Закидываю телефон обратно в сумку и, нацелившись на вращающуюся стеклянную дверь, ускоряю шаг. Буквально за пару метров до входа мой полет прерывают приближающиеся к зданию с другой стороны Нечаев, его секретутка и… Шатохин.

Узнавание последнего случается неожиданно. Без Яна я бы его не вспомнила. А ведь видела уже! В день собеседования столкнулись в лифте. Он меня и скоординировал… Получается, изначально был в курсе, кто я и зачем здесь.

Очень, мать вашу, интересно.

Лилечка отрывается от компании практически сразу же, так и не дав мне понять, приехали ли они с Нечаевым вместе или встретились где-то на парковке.

– Доброе утро, – здоровается с опаской.

Все-таки не совсем дурочка. Чувствует мою антипатию.

– Доброе утро! – сражаю ее улыбкой и великодушно пропускаю в здание первой.

Переключая внимание на мужчин, говорю себе, что они подошли слишком близко. Сделать вид, будто я не вижу их, равно откровенному проявлению неуважения.

Нечаев уже выглядит злым.

Ловлю его недовольный взгляд на своих ногах. Можно подумать, что он осуждает мой идеальный внешний вид. Осуждает агрессивно – ноги у меня, конечно, длинные, но поднимается Ян Романович по ним бессовестно медленно. Не дожидаюсь, когда минует бедра, на которых застрял, как на биологии в девятом классе, когда набивался сесть рядом, чтобы списывать.

Если уж так яростно ищет, к чему придраться, то, возможно, все-таки стоит дать человеку этот чертов шанс?

Пусть сосредоточит весь свой управленческий потенциал на моей заднице. А заодно и поцелует пусть туда же.

Так и не поздоровавшись, захожу в здание.

Потенциал у Яна Романовича по-прежнему ядерный. Моя пятая точка до самого лифта горит. Сердце выбивает ребра. Пульс оглушает. Но губы отчего-то растягивает довольная улыбка. Она сохраняется на моем лице до тех пор, пока я не захожу в кабину и не обнаруживаю, что адское начальство шагает следом за мной.

Какого черта?

Незаметно оглядываюсь, чтобы убедиться, что в этот раз ничего не перепутала. Все верно. Я на своей территории. Это Нечаев с Шатохиным зачем-то поднимаются со мной. Пока первый останавливается у панели управления, второй смущает растерявшуюся меня ухмылкой.

– Доброе утро, зая!

Вот это кино.

– Я не зая, – ощетиниваюсь холодно, игнорируя само приветствие.

В любом случае именно Тоха повел себя неподобающим образом. Я не обязана сносить то, что мне неприятно. Я ведь не Лилечка. Кроме того, насколько я понимаю, Шатохин моим руководителем не является. Так, приходящая звезда. Из того, что помню, он инвестирует в разные проекты, но официально трудится в компании своего тестя.

Господи, зачем я все это воскрешаю?!

Надо было просто ответить на приветствие, а не огрызаться, показывая, как это обращение задевает за живое.

– Не помню твоего имени. Нечай всегда говорил Зая. Не называть же тебя теперь не-Заей, – насмехается Шатохин в своей обыкновенной манере. – Нет, если хочешь…

Лифт приходит в движение. Но теряюсь я не поэтому. И даже не из-за слов Тохи. Едва сдерживаюсь, чтобы не выплеснуть макиато на белоснежную рубашку оттесняющего меня к хромированной стене Нечаева.

Нет, я, конечно, понимаю, что кабину резко заполнили другие сотрудники… Окажись передо мной кто-то другой, не обратила бы внимания на тесноту!

Но…

Это чертов Ян Нечаев!

У меня скоропостижно развивается клаустрофобия и стремительно заканчивается кислород. Ума не приложу, чем дышать, чтобы не захлебнуться дурманом Нечаева.

Вдох… И я умираю от перенасыщения.

Зачем-то вскидываю взгляд. В глазах Яна та же темнота, что я видела в день нашей первой встречи.

Ничего не рассмотреть. Ничего не прочувствовать. Ничего не понять.

Глупо даже пытаться. В какой-то миг просто кажется, что увязаешь в нем, словно в неизведанной трясине. Затягивает, вызывая неконтролируемый трепет. Когда удается опустить взгляд, с трудом держу ровный ритм дыхания.

– Да уж, сказочка. Нечай и не-Зая, – улавливаю приглушенный и такой же насмешливый голос Шатохина. Хоть и не вижу его, настолько близко Ян стоит, заполняя собой все пространство, точно знаю, что он же выдергивает у меня из рук кружку: – Дай-ка это сюда.

Пока я, изучая незамысловатую структуру ткани пиджака Нечаева, соображаю, как реагировать, четко слышу, как Шатохин делает глоток.

– Выглядишь круто, конечно, не-Зая, – комментирует он дальше. – Но кофе сдает тебя с потрохами. С молоком люди со стальными яйцами не пьют. Это выбор пушистых и ушастых. Соррян.

У меня в голове разгоняется такой гул, что я теряю способность слышать. Замечаю движение кадыка на шее Яна. И вдруг чувствую, как он задевает мой висок горячим и явно отрывистым дыханием. Не могу сдержать дрожь. Она столь сильная, что кажется, вибрации со звоном проносятся по металлу кабины. Нечаев, во всяком случае, улавливает. Ползу взглядом по стиснутым челюстям. Вижу, как сжимаются губы, которые я имела несчастье когда-то целовать.

Раненое сердце в отчаянии бьет тревогу.

Но…

Я не останавливаюсь.

Поднимаюсь выше, чтобы отметить, как расширяются ноздри Яна.

Бах-бах-бах-бах-бах… Дико ускоряется обезумевшая мышца.

В упор не слушая разум, совершаю подъем еще дальше.

И вот… Снова смотрю Нечаеву в глаза. Что-то подрывает черную гладь. Что-то очень-очень страшное и вместе с тем завораживающее.

Кабина дергается. Я с шумным вздохом опускаю взгляд. Ян отворачивается и незамедлительно покидает лифт, следуя за толпой.

– Держи, – с усмешкой возвращает мне кружку Шатохин.

Смотрю на него, перекладывая всю имеющуюся в душе злость.

– Юния, да? – прищуривается, делая вид, что только вспомнил мое имя. – Прости. Не удержался. Ты прям напрашивалась на разъеб. Я подумал: лучше я, чем он. Я не сильно обожгу.

Знать не знаю, что Шатохин подразумевает. И знать не хочу!

Что это вообще, мать вашу, было?!

Нет, нет… Я точно не желаю понимать!

Шагаю мимо Тохи, сердито швыряю кружку в первую попавшуюся урну и направляюсь в сторону своего отдела. Как ни борюсь с собой, падаю в прошлое, которое так стараюсь забыть.

– Да не бойся, – посмеиваясь, Ян обхватывает своей большой и крепкой рукой мои плечи. Сжимая их, не позволяет отстраниться. У меня в благоговении сердце замирает, когда я соизмеряю наши силы и ощущаю его отличительное превосходство. Стоим посреди стадиона. Вокруг так много людей. Мы говорим друг другу, что друзья, но я чувствую себя так, словно полностью ему принадлежу. И шепот, которым Ян проникает в душу, это восприятие только усиливает: – Тебя никто не обидит, клянусь. Я же с тобой. Твой. Давай покажем уродам-баскетболистам, что футбол – это им не в полете в тапки срать, – последнее кричит для всех присутствующих.

– Ты что?.. – пугаясь, жмусь к нему и невольно касаюсь губами уха.

Была бы чуть выше, точно бы дотянулась.

Этот контакт вызывает дрожь. И не только у меня. У Яна тоже.

– Спокуха, зай.

Парни тем временем один за другим оглядываются и начинают гоготать.

– Нечай! Сука, сколько лет, сколько зим… – протягивает со смехом Тоха. – Твоя гребаная самооценка снова без таблеток?

– Моя гребаная самооценка так вымахала, что вы будете сосать у меня стоя.

– Сука… – толкает Шатохин со свистом. – Ну держись!

Шандарахнув дверью кабинета, выныриваю из этого проклятого омута. Но сердце продолжает греметь.

В попытке скорее отвлечься, включаю компьютер и принимаюсь за работу до начала трудового дня. Как подумаю, что Нечаев где-то на нашем этаже, поджилки трясутся совсем как раньше, когда боялась его. Это так злит, что я даже дышу рывками.

Вот было же чудесно, когда не виделись с ним!

Я уже решила, что мне здесь нравится. Что я со всем справляюсь. Что плевать мне, чью фамилию набирать под своей в конце каждого документа.

Лилечка – золото. А я просто… Просто ревнивая стерва.

Надо быть добрее с этой девочкой. Ведь она буфер между мной и Нечаевым. Благодаря ей не приходится бегать к нему на поклоны. Она принимала у меня даже те документы, по которым следовало отчитываться перед руководителем лично.

Все утро усиленно стучу по клавишам.

– Ты сегодня на энергетиках? – посмеивается Алла.

Марина-Арина раздраженно косятся.

У меня самой пару часов спустя аж пальцы горят. А еще болит от непрерывного сидения задница. Заставляю себя подняться, чтобы разогнуть затекшую спину.

– Схожу на кухню за кофе, – выдыхаю, чувствуя, как тело, наконец, покидает напряжение. – Тебе принести? – спрашиваю у Аллы.

– Да, давай, – улыбается, чем сразу же вызывает у меня ответную реакцию. – И шоколадное печенье, пожалуйста. У меня ПМС. Все бесит. И жрать охота непрерывно.

– Никогда бы не сказала, что тебя что-то бесит, – удивляюсь я.

– Это издержки воспитания.

– Хм… Как знакомо, – протягиваю я задумчиво. – Твой Борька ведь адекватный мужик, правда?

– Думаю, да, – смеется Алла.

– А пойдем тогда сегодня танцевать?

– Танцевать? И куда же?

– Неважно – куда. Важно – с кем.

– И с кем же?

– С моим девчачьим клубом «Сукэбан».

Аллочка смеется.

– Как звучит-то, Юния Алексеевна!

– Да-да, – премило киваю. – Пойдешь?

– Сегодня пятница… Почему бы и нет?! Имею я право, в конце концов?! Или мне только борщи варить? Уже, как маме дяди Федора, негде выгуливать платья! Сейчас вынесу Борьке мозг. У него как раз важное совещание на работе… В самый раз будет!

Смеемся уже вместе.

– Все, – отмахиваюсь, поправляя перед зеркалом волосы. – Побегу тебе за печеньем, а то уже страшно за Борьку!

Быстро делаю кофе и нахожу в шкафчике нужную сладость, но немного задерживаюсь, когда в офисной кухне появляется паренек из IT-отдела.

– Шатохин новые проги принес. Скоро вам установим, – делится Артур, выказывая явное обожание. – Блин, вот он реально бог программирования!

– Правда? – проявляю участие сугубо из вежливости.

Издержки, мать его, воспитания, как сказала Аллочка. Иногда и мне его трудно обойти.

Таких открытых и вместе с тем стеснительных людей, как этот Артур, тяжело обижать. Слушаешь, даже если неинтересно.

– Да! Шатохин круче всех, кого я когда-либо встречал!

– Ну… Честь и хвала. Я в свою очередь могу заметить только то, что он специфическая личность.

– Это да… – краснеет Артур. – Шутки, да и в целом выражения у него… Не просто уши вянут, а целый внутренний коллапс происходит. Лодки здравомыслия всплывают кверху дном.

Приподнимая брови, прочищаю горло. Как ни анализирую сказанное, суть аллегории не улавливаю. Но все-таки киваю.

– Ладно, пойду, – вставляю, как только в разговоре образуется пауза. – Работы сегодня много, а я хочу уйти вовремя.

– Конечно! – восклицает Артур, краснея. – Увидимся, Юния.

– Увидимся, – улыбаюсь на прощание.

Зажимая локтем печенье, стискиваю в руках стаканчики с кофе и быстро выхожу из кухни на этаж. Только вот добравшись до своего отдела, едва все это не роняю.

– Юнечка! – восклицает Римма Константиновна. – Ну, где же ты ходишь, милая? У меня давление уже трижды подскочило! Ян Романович вызывал еще полчаса назад!

– Меня??? – не могу скрыть потрясения.

– Да-да, – подтверждает раскрасневшийся Одуванчик. – Беги скорее!

Я словно одна из тех лодок, о которых запрягал Артур… Посреди океана. С пробоинами. Иду ко дну.

Едва справляюсь с тем, чтобы отдать Алле кофе и печенье. Оставляю на краю стола и свой стакан.

– Мне что-нибудь взять? – выдыхаю тихо, обращая взгляд вновь на Римму Константиновну.

Что ему, черт возьми, нужно?!

– Ничего конкретное Ян Романович не запрашивал. Возьми свой планшет, чтобы на всякий случай иметь доступ ко всему, над чем работаешь.

– Хорошо.

С каким-то нервным ехидством прикидываю, можно ли этим дурацким гаджетом серьезно травмировать человека.

Ох… По крайней мере, им можно занять руки.

Выхожу из кабинета с гордо поднятой головой. Иду по коридору, не сбиваясь с уверенного ритма. Но психологически не могу избавиться от ощущения, что траектория, которую я в данный момент преодолеваю – это путь на эшафот.

8

Если в этом есть острая необходимость, Ян Романович…

© Юния Филатова

– Вызывали? – спрашиваю практически бездыханно.

Глупый вопрос, конечно. Но я не знаю, как еще вежливо привлечь внимание игнорирующего меня Нечаева. Минуты три прошло с тех пор, как вошла в его кабинет, а он даже головы не поднял.

Глядя исключительно в экран ноутбука, Ян что-то быстро набирает на клавиатуре. А я все стою перед его столом, не понимая даже, можно ли мне опуститься в одно из кресел. Спина от напряжения деревенеет. Между лопаток и в пояснице возникает жжение. Мышцы живота медленно стягивает болью.

Нужно срочно расслабиться. Но расслабиться я не могу.

Сердце, что называется, на весь организм работает. Чувствую отголоски производимых им безумных ударов в каждой клеточке своего тела. Такое ощущение, что все органы увеличиваются и, перестав в один миг помещаться, разворачивают внутри меня жестокую бойню за территорию.

Дыхание нарастает так же стремительно. Становится частым и громким. Грудь на очередном вдохе распирает так сильно, что критически натягиваются пуговицы блузки. Легкие переполнены, а мне все кажется, будто я недополучаю жизненно необходимого компонента – кислорода.

Все эти реакции так злят! Ведь пока я схожу с ума, Нечаев даже не замечает моего присутствия. Не реагирует и на прямой вопрос. Спокойно работает, тогда как я рядом с ним дышать неспособна.

Мне трудно оторвать от него взгляд. Не могу не засматриваться, пока есть возможность изучать так близко.

Раньше волосы Яна всегда торчали вверх, что вкупе с неисчезающими с лица ссадинами придавало его образу озорства, безбашенности, раздолбайства и, что уж греха таить, сексуальности. Сейчас же у него аккуратная стрижка. От лба волосы зачесаны назад с направлением налево. Ни одна прядка не выбивается из этой стильной темно-русой волны. Волосок к волоску, что называется. По бокам короче, но никаких бритых висков больше не наблюдается.