Развод

Развод

Маша Малиновская

1

Ритка как всегда опаздывает.

– Долбанные пробки, – падает рядом с Леной на диванчик и скорее тянет из трубочки коктейль, который мы ей уже заранее купили. – Я летела как могла, таксисту весь мозг склевала.

– Бедный, – хихикает Лена, – ему теперь нужна психотерапия.

Мы поднимаем стаканы с мохито и осторожно чокаемся, а потом тянем по глоточку.

– Ирина, правда, что вы с Шаповаловым разводитесь? – Рита вскидывает брови. Думаю, именно ради этого вопроса она так и торопилась на встречу.

– Уже. Сегодня утром развелись, – снова обхватываю губами трубочку, крепко сжав холодное стекло пальцами, чтобы Рита не заметила, как они подрагивают.

– Обалдеть, – качает она головой. – Что случилось? Он тебе изменил?

– Нет, что ты, – едва не закашливаюсь. – Мы просто приняли решение расстаться. Так нам обоим будет лучше.

Рита несколько раз в немом удивлении хлопает ресницами. Знаю, что она шокирована. Девчонки все в шоке.

– Ну и дура ты, Ирка, – выдаёт со смешком.

– Это ещё почему? – смотрю на неё непонимающе.

– Потому что он – владелец сети ресторанов, Ира, крутой бизнесмен, молодой, сексуальный и теперь свободный. А ты – тридцатидвухлетняя разведёнка с прицепом. Такими мужиками не разбрасываются, Ира.

Мне хочется ответить ей, но все слова куда-то деваются. Внезапно в груди образовывается дыра. Странное холодящее ощущение, когда я вспоминаю сегодняшнее утро.

…

– Поставьте подпись здесь, – женщина с высокой причёской и жемчужными бусами на дряблой шее подсовывает мне журнал, прошитый у корешка нитками. – И здесь. И вы тоже.

Потом она ставит галочку и показывает, где расписаться моему мужу. Точнее, уже бывшему мужу. Почти, без пяти минут бывшему.

Ставлю свою подпись, задержав дыхание. Как когда-то задерживала и дрожащими пальцами выводила во время регистрации брака. Гордей тоже расписывается. Молча. На меня не смотрит.

– С этого момента вы официально разведены, – сообщает работница ЗАГСа.

Одно из моих самых болезненных воспоминаний детства – день развода родителей. Когда отец пришёл и забрал чемодан, а мать ушла к подружке заливать горе вином. Мне было двенадцать, а моему брату Ромке шесть. Он плакал и не понимал, что происходит, а мне было страшно находится в два часа ночи с ним вдвоём в квартире, пока наши родители проживали этот сложный день кто как мог.

И вот сейчас, в эту минуту, мы с Гордеем делаем то же самое с нашим ребёнком. Нет, конечно же, не так остро и болезненно, сначала поговорили с детским психологом и постарались смягчить как смогли. Но даже если ваза падает не на кафель, а на ковёр и разбивается, осколки не менее острые и всё равно ранят.

На пороге мы оба почему-то останавливаемся. Друг на друга не смотрим. Я сжимаю в руках сумочку, а Гордей убирает ладони в карманы брюк.

По плечам бегут мурашки, когда обращаю внимание, что чуть дальше, у парадного входа, толпится свадебная процессия. Невеста вся в белом облаке из платья и фаты, молоденькая и красивая. Жених, довольный и смеющийся в ответ на шутки друзей. Счастливые. Красивые гости в ярком и разноцветном, родители со слезами на глазах, несколько детей лет семи, играющие в догонялки в красивых нарядах.

Они шумным ульем пытаются выстроиться на ступенях, чтобы запечатлеть на фото этот важный, счастливый день.

У нас с Гордеем тоже так было когда-то. Целых десять лет прошло с того дня. Я помню, как была счастлива, и сейчас от этих воспоминаний в груди что-то остро покалывает.

– Ну вот и всё, Ирина, – говорит Гордей. Его голос звучит сухо и приглушённо.

– Вот и всё, – киваю ему в ответ, а у самой что-то теснится под рёбрами и вдох полноценный сделать не получается.

Мы расходимся каждый к своей машине. Он выезжает с парковки первым, а я ещё какое-то время просто сижу в машине. Не чувствую уверенности в руках, чтобы взяться за руль. Сердце грохочет, ноги ослабели.

Я прикрываю глаза и откидываю голову, упираясь затылком в сиденье. Мне нужно привести пульс в порядок, прежде чем выезжать на дорогу. Но сердце стучит и стучит. Быстро-быстро.

А ведь это я сама предложила развод. А он ответил “хорошо” после недолгой паузы. Словно печать поставил.

Я в тот момент едва не задохнулась. Наверное, скажи он “нет”, возмутись, да даже пусть бы накричал – это бы стало знаком для меня. Тогда бы мы могли ещё попытаться побороться. За нас побороться.

Но это “хорошо”, сказанное тихо и как-то равнодушно, расставило все точки над и.

Не было грязных скандалов и делёжки имущества, не было взаимных упрёков, измен и прочей мерзости. Мы не собирались ломать друг друга.

Мы просто решили отпустить. Без боли и взаимных душевных увечий.

Точнее, так мы думали. Думали, что сможем.

Но, кажется, мы жестоко ошиблись…

…

– Вон, кстати, и твой Гордей, – кивает Рита на окно. – Ой, точнее уже и не твой.

Я оборачиваюсь и вижу своего уже теперь бывшего мужа за окном. Он открывает пассажирскую дверь, и в машину к нему садится какая-то женщина. Высокая блондинка в бежевом пальто, красивая и статная.

В последний момент, прежде чем сесть в машину самому, Гордей поднимает глаза и мы встречаемся взглядами через оконное стекло. На мгновенье. Но оно глубоко отпечатывается внутри меня.

Грудь больно обжигает. Мне должно быть всё равно, он свободный теперь человек, но почему тогда по всему телу разливается боль?

– Мда, Ирка, – качает головой Рита. – Ох и пожалеешь ты ещё, ох и пожалеешь…

2

Домой я возвращаюсь поздно и на такси. Вика осталась ночевать у моих родителей, так что меня встречает полная тишина.

Включаю свет в прихожей и скидываю туфли. Не спешу их убирать – пусть валяются. Кроме меня теперь сегодня никто не увидит беспорядка. Собственно, Гордей никогда и не делал мне замечаний по хозяйству, но я сама себя постоянно понукала и критиковала:

“Ты должна быть идеальной хозяйкой, Ирина”

“Никакая еда из кафе не заменит приготовленной дома”

“У каждой вещи должно быть своё место”

И всё в таком же духе.

А сегодня… сегодня я захватила с собой роллы из ресторана и бросила туфли как попало.

Прохожу в гостиную и опускаюсь в кресло. На самый краешек.

В квартире такая тишина, что тихий шелест стрелки часов на стене кажется слишком громким. Я всматриваюсь в темноту за окном, пытаясь привыкнуть к пустоте. И в квартире, и в груди.

Иначе я представляла день нашего с Гордеем развода. Думала, что почувствую, как переступаю грань, как передо мною открываются новые двери, возможности. Новая жизнь.

Не то чтобы мне и старая не нравилась, но я стала чувствовать, что задыхаюсь. Мне не хватало воздуха. Не хватало полёта. Я стала терять себя, а когда поделилась переживаниями с Гордеем, он пожал плечами и ответил, что я надумываю. На следующий день купил нам с Викулей билеты на море.

Он так и не понял, что я говорила о другом…

Встаю и иду на кухню. Тут горит только светодиодная лента над столешницей, но мне хватает. Достаю из холодильника бутылку белого вина и наполняю бокал до самого края. Беру в руку и замечаю, как он дрожит. Вот-вот расплескает вино.

– За новую жизнь, – говорю сама себе, поднимая бокал.

Только вот голос что-то горько звучит…

Пью до дна. Залпом. Вино ледяное, и я почти не чувствую вкуса.

Глаза прикрываю и вижу… его… с той блондинкой.

Спицей в сердце ширяет – а вдруг он с ней давно? Ведь не мог же так быстро… за неделю до подписания бумаг съехал.

А если всё это время, пока я задыхалась в нашем браке, он уже был с нею?

Мы с Гордеем поженились, когда мне было двадцать два. Он был моей первой любовью, стал моим первым мужчиной. Я думала, что вытянула счастливый билет, так оно, собственно и было. Надеялась прожить вместе до глубокой старости.

Его отец как раз вводил его в бизнес, а я пыталась укрепиться в полученной профессии. Спустя четыре года у нас родилась Вика.

Я ушла в быт и ребёнка, погрузилась в семейную жизнь с головою. Гордей продолжал быстрыми темпами расти в бизнесе, а после смерти своего отца возглавил его.

Мы были счастливы. Каждый наслаждался своей ролью. Идеальные: идеальный муж, идеальная жена, идеальный ребёнок.

А потом… что-то изменилось. Не знаю, в какой момент и что именно, но мы будто… стали чужими. Не сразу, конечно, и сами не заметили, как это произошло. Словно мы плыли, плыли, и только потом заметили, что между нами метры и метры водной глади. И уже не дотянуться.

Мы просто утратили нашу общность. Разговоры за ужином сводились к обсуждению успехов Вики в игре на фортепиано и занятиям с репетитором по английскому.

Мы больше не смотрели фото с последнего отпуска, лежа перед сном, не залипали вместе в сериале – теперь у каждого был свой. Не говорили о друзьях, ведь теперь у меня были свои подруги, а у него партнёры по бизнесу.

Нас больше не объединяло ничего, кроме дочери. Ну и секса. Он тоже был, да. Раза два-три в неделю без вдохновения.

Нет, конечно, оргазмы никуда не делись. Но… побледнел тот дурманящий эротический дух, та самая химия, так тянувшая нас друг к другу. Остался просто спорт. И оргазм в конце, чтобы легче было уснуть.

Мне становилось горько, когда я думала об этом. Когда пыталась отыскать искру в его взгляде, но не видела её.

И однажды после секса я ему сказала:

– Нам надо развестись.

А в ответ прозвучало то самое “хорошо”…

Желудок сжимается. Не стоило залпом пить столько вина, тем более я за весь день съела только салат из зелени с креветками.

Глубоко дышу, пока не перестаёт мутить, а потом забираю бутылку и роллы в гостиную. Сбросив платье прямо на пол, я открываю шкаф, чтобы достать халат, но взгляд останавливается на бледно-голубой мужской рубашке.

Почему она здесь? Гордей же все вещи забрал. А эту забыл, что ли…

Рука сама тянется и пальцы прикасаются к тонкой ткани. Скользят по ней, а потом крепко сжимают. Сдёргиваю рубашку с плечиков и сминаю в руках. Резко втягиваю запах, который она хранит. Его запах…

Я сменила простыни и наволочки как только Гордей ушёл. В этот же день. Но подушка всё равно пахнет им. Слабо, едва-едва. Она пахла им целых десять лет, последние несколько из которых для меня в этом не было ничего особенного.

Но именно сейчас и именно эта рубашка вдруг вызывает резкую вспышку возбуждения, накатившую так внезапно и мощно, что я задыхаюсь. Зажимаю её между ног и сползаю вниз на пол.

Что со мною? Что я творю? Почему я это делаю?

Может, это мой способ, моя потребность попрощаться и отпустить?

Я впитываю его запах до одурения. Лёгкими, кожей, всем нутром. Уже и не помню, когда так ярко его ощущала. Сжимаю бёдра сильнее. Во рту пересыхает.

И я кончаю. Так сильно, как не получалось все последние годы.

3

Я заканчиваю сводить таблицу, закрываю вкладки и выключаю компьютер. Успела!

Набрасываю плащ и одновременно вызываю в приложении такси, а потом выбегаю в приёмную.

– Ирина, ты уже всё? – окликает меня Саша, моя коллега.

– Да, отчёт Антону Макаровичу я отправила, завтра перешлю примерные креативы, – киваю ей, про себя ругаясь на службу такси, которая до сих пор не подобрала мне машину.

– Я тоже заканчиваю. На кофе зайдём или ты торопишься?

– Сегодня никак, Саш, – копаюсь в сумке в поисках расчёски. Такси, слава Богу, очухалось, правда ждать почти семь минут. – Мне Вику до половины шестого нужно забрать из музыкальной школы. Так что по средам я точно пас.

– Ну давай, может, следующим разом, – улыбается Саша.

– Пока-пока, – машу ей и тороплюсь к лифту.

Без машины неудобно. Терпеть не могу ездить на такси, но своё авто пришлось оставить в сервисе. И сказали, забирать не раньше пятницы.

Пока еду в такси, пишу маме, что успеваю за Викой, и ей не придётся отпрашиваться с работы. Мама работает медсестрой в детской поликлинике, и там начальство очень негативно относится к разного просьбам уйти пораньше.

– Вот здесь, пожалуйста, – показываю таксисту на ворота музыкальной школы, а то он, кажется уж как-то сильно разогнался и будто мимо собрался.

– Понял, – кивает мужчина и тормозит.

Я выбегаю и тороплюсь ко входу. Занятие уже как раз закончилось, и Вика должна одеваться. Она знает, что без меня нельзя выходить, будет ждать в коридоре на лавочке.

Но едва я вхожу в фойе, слышу знакомые голоса.

– Представляешь, у меня сегодня наконец-то получилось сыграть эту сонату! Сколько мы мучились! Тамара Григорьевна меня похвалила, – радостно щебечет дочь.

– Ты у меня умница, солнышко, – отвечает ей мужской голос.

Тут я как раз поворачиваю за угол и вижу их – Вику и Гордея.

– Привет, мам! – Вика бросается ко мне и тянется поцеловать щёку. – А ты почему здесь?

– За тобой приехала, – киваю бывшему мужу, здороваясь.

– Так сегодня же среда – меня забирает папа. Ты забыла?

– Точно, – легонько хлопаю себя ладонью по лбу. – Действительно забыла. Ещё и волновалась, что опоздаю.

Чувствую себя растеряно. Стою и смотрю, как Гордей помогает Вике надеть ветровку и ловлю неприятное ощущение, будто я не при деле. Лишняя в моменте.

После дня нашего развода прошёл месяц. Я нашла работу и пытаюсь активно влиться в социальную жизнь после шести лет, проведённых дома. Вернуться в профессию, доказать самой себе, что умею не только борщи варить и рубашки гладить.

Гордея за этот месяц видела не часто и то мельком. Он приезжал за дочкой по средам и пятницам, а на следующий день привозил обратно, иногда даже не поднимался. Наверное, вот так нос к носу мы столкнулись впервые.

– Давай вещи, – протягиваю Вике руку.

– Так я же сегодня к папе. Мам, ты чего?

– Точно.

Хочется дать себе затрещину. Что-то я совсем закружилась, запуталась в днях.

– Но мы сначала в парк пойдём, на площадку. Там вату вкусную продают. Папа обещал мне банановую. Поехали с нами, мам, ты же всё равно без машины пока.

– А что с твоей машиной? – Гордей сосредоточено сводит брови.

– В ремонте, – коротко отвечаю. Не знаю, почему его это теперь волнует.

– Малыш, я вызову такси, пока поработаю дома, а вы с папой езжайте, – улыбаюсь дочке.

– Ну ма-а-ам! – Вика включает тот самый свой фирменный взгляд лапочки-зайки. – Ты и так очень много работаешь! Нужно хоть иногда отдыхать. Поехали!

Я понимаю, что она скучает. Нет, не по маме и не по папе. Она скучает по семье. Какой бы понимающей и умненькой она не была, Вика – всего лишь маленький ребёнок, любящий обоих своих родителей. Ей сложно осознать, что как было уже не будет.

Я поднимаю глаза на Гордея, пытаясь понять, что он думает на этот счёт.

– Поехали, Ирина, – кивает, порадовав дочь, а потом мы тебя после парка к дому подкинем, там недалеко.

– Хорошо, – соглашаюсь я, и мы выходим на улицу.

Оказывается, машина Гордея припаркована прямо за воротами школы. А я мимо пробежала и не обратила внимания.

Он помогает Вике пристегнуться в кресле на заднем сидении, а я сажусь на переднее. Странно ощущать себя здесь, а раньше было так привычно. Частью жизни было, чем-то естественным. И запах в салоне, и ручка под локтем и даже едва заметная, только мне известная затяжка на полотне ремня безопасности, оставленная моим поясом от плаща.

Гордей садится за руль и заводит машину. Я опускаю глаза и замечаю, что он ещё не снял обручальное кольцо. Надо же, забыл, наверное. Интересно, а его эта новая пассия из-за этого не высказывает недовольство? Или ей всё равно.

Перевожу глаза на свою правую руку и интуитивно сжимаю её в кулак. А я ведь тоже своё не сняла. Забыла, честное слово. Оно так привычно там сидит, что я даже и не подумала.

До парка едем молча. Вика негромко напевает песню из любимого мультика, Гордей следит за дорогой, а я… я пребываю в каком-то странном напряжении. Чувствую, что пульс повышен, хотя не замечаю, что прям нервничаю. Да и с чего бы мне нервничать?

В парке Вика получает свою долгожданную банановую вату, съедает за пару минут и уносится со знакомой по детскому саду девочкой на карусель.

А мы с Гордеем остаёмся вдвоём. Повисает неловкость. Странная и необъяснимая, потому что мы десять лет вместе прожили. Какая уж тут неловкость…

Но тем не менее, мне хочется обхватить себя руками. Обнять. Закрыться. Даже не от Гордея, а от самой себя, от этих странных ощущений, возникающих рядом с ним вопреки здравому смыслу.

Лёгкий ветер доносит аромат его туалетной воды, и я борюсь с желанием сделать шаг в сторону, чтобы не чувствовать этот запах. Потому что… потому что он зарождает во мне что-то странное. То, что уже не должен. Непонятное волнение… Не такое острое, как в тот первый вечер с рубашкой, но как минимум напоминает о том моменте, и это уже выводит меня из равновесия.

Я молчу. Можно многое обсудить, у нас ведь дочь общая. Нам придётся взаимодействовать. Но все слова пропадают. Мысли смазываются. Поэтому я и стою молча, наблюдаю за тем, как Вика играет на площадке.

– Ира, у вас проблемы с деньгами? – внезапно спрашивает Гордей.

– Нет, с чего ты взял? – удивлённо смотрю на него.

– Вика сказала, ты много работаешь.

– Дело не в деньгах. Просто сложно снова вливаться в работу. Всё нормально у нас.

– Обязательно скажи, если возникнут какие-то трудности. Не хочу, чтобы вы в чём-либо нуждались.

С одной стороны вроде бы и приятно, что он заботится о дочери таким образом, но с другой… будто это некое неверие в меня и мои силы.

– Спасибо, но мы справляемся, – отвечаю твёрже.

– Хорошо, – кивает он и на несколько мгновений переводит на меня взгляд.

Меня будто током бьёт, когда мы встречаемся глазами. Покалывание по коже расползается. Озноб ползёт по позвоночнику, а сердце удар пропускает.

Когда мы вообще в последний раз смотрели друг другу в глаза?

Я в который раз себе повторяю – это нормально. Развод – это травма. Даже без скандалов и интриг. Это травма для всех хотя бы потому, что десять лет жизни – не пустой звук.

Но даже при всей логике собственная реакция всё равно пугает меня.

4

Уснуть получается поздно. Я снова очень остро ощущаю пустоту. Пытаюсь увидеть в свободном вечере плюсы – принимаю ванну с пеной, читаю книгу, включаю сериал. Но как-то не заходит. В ванне расслабиться не получается. Вода сначала кажется горячей, потом холодной. В книге события и персонажи путаются. Если бы кто спросил, о чём я прочитала текст на десяти страницах, то я ответить, наверное, не смогла бы.

И с сериалом та же песня. Вроде бы и яркий, интересный. Герои красивые, костюмы супер. Вообще, я люблю исторические сериалы. Но сегодня совсем не воспринимаю. Скорее устаю, пытаясь вникнуть, чем отдыхаю.

Наверное, до часу ночи точно стою на балконе. Просто дышу воздухом и наблюдаю, как за жилкомплексом по трассе, освещённой жёлтым светом фонарей, едут нечастые автомобили. Считаю их зачем-то. И это странным образом хоть немного меня расслабляет.

Утром, конечно, чувствую себя невыспавшейся. Голова тяжёлая, под глазами синяки. Но нужно собираться на работу и приготовить вещи для Вики – мама заберёт её из сада пораньше и отведёт к логопеду.

Принимаю душ и сушу волосы. Слишком длинные, наверное, пора их отрезать. Гордей когда-то сказал, что ему нравится, чтобы мои волосы были ниже плеч. Давно сказал, ещё мы только поженились. Вот я и носила длинные много лет. А теперь каре хочу. Запишусь в салон на пятницу после работы.

Едва успеваю натянуть юбку и набросить блузку, как в дверь звонят. Это очень странно, потому что, во-первых, я никого не жду, а во-вторых, минуя консьержа и домофон мало кто может попасть на этаж.

Тороплюсь в прихожую, на ходу застёгивая блузку, и включаю экран у двери. Там Гордей и Вика.

– Что-то случилось? – тороплюсь открыть, чувствуя тревогу. – Заболела, что ли? Почему не позвонили?

– Мам, я поделку забыла, – Вика ныряет в квартиру, скидывает туфли и бегом бежит в свою комнату.

– Она вспомнила уже когда к саду подъезжали. Пришлось вернуться, – объясняет Гордей.

Странно видеть, как он стоит у порога и не проходит дальше прихожей. Будто и не жил тут десять лет.

Интересно, почему он звонил, а не открыл ключом? Может, думал, я тут не одна? Или… точно, он же, уходя, положил свою связку на полку у порога. Так и лежит там.

– Мам, ты не видела, куда я поделку поставила? – слышу голос Вики из детской. – Не могу найти.

– У тебя же на столе стояла. Викусь, давай быстрее, я на работу опаздываю уже.

Пока Вика выходит обратно, осторожно неся в руках коробку с поделкой из шишек и отдаёт отцу, я надеваю плащ и беру сумочку. Такси в лифте вызову.

Вика в лифте и пока выходим болтает без умолку. Рассказывает, чем они с папой вчера занимались.

– А когда досмотрели мультик, мы играли в игру. Папа расстелил на полу такой большой плакат, и там нужно было передвигать фишки. Я в лес какой-то забрела, а он проиграл, когда случайно вышел к океану и попал в тупик.

Где-то под ложечкой начинает сосать, и мне кажется, что дочь вот-вот скажет что-то типа: “а выиграла в игру тётя такая-то. И ещё она приготовила вкусные блинчики”.

Но Вика добавляет:

– В общем, мы пришли к выводу, что вдвоём играть не особенно интересно. Ты, мам, тоже с нами как-нибудь попробуй.

– Как-нибудь попробую, – киваю ей и поправляю ласково косичку на плече.

На пороге подъезда Гордей раскрывает над дочкой зонт, мы прощаемся, и они уезжают. А я продолжаю ждать чёртово такси, которое присылает мне уведомление, что из-за погодных условий ситуация на дорогах ухудшилась, и время ожидания увеличилось. Ещё на тринадцать минут!

И даже по прошествии этих тринадцати минут машины не видно. В приложении показывает, что она стоит на повороте, а потом вообще поворачивает и начинает зачем-то объезжать дворы.

Блин! Да что ж такое! Засада какая-то. А сегодня ещё и совещание при директоре с утра. Опаздывать на него мне совсем-совсем не хочется, не тот это способ зарекомендовать себя как профессионала.

Пока снова нервно разглядываю карту в приложении и крутящуюся там на месте машину, не замечаю, как рядом тормозит авто.

– Садись, Ирина, подброшу.

Поднимаю глаза и вижу своего бывшего мужа. Он успел отвезти Вику в детский сад и уже едет обратно, а я всё жду своё такси.

Я иду на компромисс с некоторым внутренним дискомфортом и соглашаюсь. Благодарю Гордея и называю адрес офиса.

Мы перебрасываемся парой фраз о дочери и дальше едем молча снова. Дождь на улице усиливается, вода по стёклам уже сплошным потоком. На улице серо, на дорогах пробки. Но Гордей как всегда спокоен и сосредоточен. Ни одной эмоции на лице. Это меня всегда так бесило. Ну как можно быть таким, словно каменным?

А вообще, это потрясающая стрессоустойчивость. Наверное, завидовать надо.

– Здесь, пожалуйста, останови, – прошу его, когда подъезжаем к бизнес-центру, где располагается офис рекламного агентства, в котором я теперь работаю.

– Дождь же, давай ближе подъеду.

– Да тут три метра, а тебе потом разворачиваться.

Но Гордей всё же заезжает на парковку бизнес-центра и только тогда останавливается.

– Спасибо! – благодарю его снова и выскакиваю из машины. Я уже вот-вот опоздаю, нужно торопиться.

Зонт заело и решаю так добежать. Тут правда несколько метров, да и дождь почти стих. Так, капает немного. Но надо мною вдруг распахивается другой зонт.

– Ирина Геннадьевна, доброе утро. Промокните.

– Здравствуйте, Антон Макарович, – от дождя, оказывается, меня спас сам директор нашего агентства. – Благодарю за помощь.

– Помогать таким красивым женщинам для меня в радость, – улыбается он, а меня эта фраза, вроде бы как несущая комплимент, смущает. Я тоже улыбаюсь в ответ, но при этом чувствую себя странно. Внутри появляется странное противоречие. Сопротивление этому неожиданному знаку внимания от чужого мужчины.

И лишь когда за спиной слышится резкий шорох шин, понимаю, откуда это странное чувство.

5

– У тебя уже был секс? – Ритка вскидывает брови, заговорщически улыбнувшись, и прикладывается к стаканчику с кофе.

– Нет, – хмурюсь. Её вопросы мне почему-то неприятны. И вообще, я уже жалею, что согласилась в перерыве сходить с ней на кофе. Иногда Рита сильно раздражает. – После развода месяц прошёл, Рит, какой секс. Им так-то занимаются с кем-то.

– И? – она хмыкает. – Целый месяц, Ира! А не только месяц. Ты уже целый месяц в разводе! И до сих пор никого не нашла. Не умеешь ты жизнью наслаждаться, Ирка.

– По-твоему, я прямо после ЗАГСа должна была прыгнуть к кому-нибудь в постель?