Полная версия
Мама для чужого сына
– Сука! Явилась? – пьяно тянет Виктор. – Монашка чертова.
– Витя, дай мне просто уйти, – блею я, крепко сжимая ручку чемодана.
– Витенька, кто это? – каркает брюнетка.
Фу, ну и мерзость этот ее голос! Ей точно лучше молчать.
– Жена! – кричу я. – Руки в ноги взяла и… вон отсюда! – поднимаю с пола туфель и швыряю его во вторую сонную тетерю. – И ты вставай! Вон отсюда!
– А это не тебе, сука, решать, кому тут вон! – рычит Ольшанский и тянет меня за волосы. – Ненавижу тебя! И семейку вашу чертову тоже.
– Так отпусти. Давай разведемся. Обещаю, я не буду…
Виктор не слушает – размахивается и бьет меня по щеке. Хлестко, наотмашь… Голова отскакивает, как болванчик, а на лице ядовитым цветком вспыхивает жгучая боль… Слезы против воли брызгают из глаз… Горькие, жгучие – я их так ждала… Но не позволю Ольшанскому видеть мою слабость.
– Какой развод, если на кону такие бабки? И папаша твой завязан по уши? Куда ты, Лика? Лик…
Виктор пытается меня удержать. Хватает за руки, стыдливо опускает взгляд, только меня не остановить… Дергаю руку что есть силы и решительно направляюсь к выходу. Щека пульсирует, слезы выедают глаза… Терпи, Лика, терпи… ты потом поплачешь…
– Машину чтобы на стоянке оставила! Поняла, дрянь?! Ты ничего не получишь! Ни копейки здесь нет твоего! И денег я тебе не дам! Катись, сука! – истерично кричит Виктор и на прощание бьет меня по спине. – Приползешь ко мне, как бомжевать надоест! У-у-у! Ненавижу! Приползешь, ноги будешь мне целовать, потому что в другом случае я… я посажу твоего папашу.
Впечатываюсь в дверной косяк лбом и, спешно подобрав упавшую ручку чемодана, вылетаю из дома… Я ушла – без денег и ценностей. Сохранила крупицу гордости и самоуважения, чтобы начать жить заново.
Глава 5.
Лика.
Черта с два я оставлю машину! Утираю нос, как поранившийся ребенок и приваливаюсь к холодной стене подъезда. Пытаюсь отдышаться и унять чудовищную дрожь в теле. Останавливаюсь в пролете между этажами и прислушиваюсь: тишина… Если Виктор побежит за мной, спотыкаясь на ступеньках – ей-богу, я уроню подбородок от удивления! Хмыкаю сквозь слезы, радуясь долгожданной свободе, и вылетаю на улицу. Бросаю чемодан в багажник и быстренько сажусь за руль. Не сомневаюсь, Виктор обязательно подаст заявление об угоне, чтобы проучить меня, но до центра я доехать успею.
Жизнь пробуждается ото сна – деревья зеленеют редкой листвой, в лучах весеннего солнца поблескивают ручейки, на полях зияют, как бельмо, островки грязного снега. Перевожу тоскливый взгляд с пейзажей, проносящихся за окном, на обручальное кольцо. Какие оно пробуждает мысли и чувства у счастливой жены? Радость, невыразимую тоску по любимому, бегающее под кожей, словно клещ, стремление скорее увидеть мужа… У меня возникает только одна мысль – как я смогу подороже его продать? А еще серьги с бриллиантами и браслет, валяющиеся на дне сумочки.
Меня останавливают на первом же посту. Лейтенант вздыхает, окидывая «угонщицу» сочувственным взглядом и предлагает вызвать такси… Черт, я и вправду выгляжу жалко – заплаканная, с растекшимся под глазом синяком, лохматая… Нашлась, воительница хренова! Вопреки ожиданиям Ольшанского сотрудники ДПС расценивают ситуацию правильно и отпускают меня – «семейный конфликт, жена со следами побоев на лице». Так и вижу перекошенную рожу муженька – он-то рассчитывает благородно вызволить меня из обезьянника! Отстегнуть служителям закона кругленькую сумму и забрать домой «загулявшую и строптивую» супругу… Исполнить роль принца-спасителя! Тьфу!
– Девушка, давайте я все-таки вызову такси… или нет, я сам отвезу вас. Куда вы сейчас? Может, поедем в отделение? Вы снимете побои…
Лейтенантик оказывается жалостливым. А мне некуда идти… Такие вот дела. Парень кажется надежным с виду, и я соглашаюсь.
– Мне поближе к центру, пожалуйста… Не знаю куда. Я еще не решила. Нужен недорогой хостел. – Выдавливаю, стыдливо отводя взгляд. – А насчет заявления – не мне с ним тягаться… Проще уйти.
– Да есть тут один на Ленинском проспекте. «Арбуз» называется, – он не к месту улыбается.
По телу лавой растекается усталость, режет тонким лезвием боль, а обида… она отдает горечью во рту. Вот так, Личка, превратилась ты из дочери профессора МГИМО в бомжиху… И виновата в этом только ты, дуреха… Я не стану звонить родителям – отец первый, кто найдет меня и вернет под «заботливое крылышко» Виктора. Его ведь все обожают! Боготворят, восхищаются, уважают. Все, кроме дряни жены.
Мне некого просить о помощи, не от кого ждать поддержки… Хотя нет – есть же Варька Горностай – моя университетская подруга и кума. Да-да, я крестная мама ее доченьки Насти. Покручиваю телефон в руках, раздумывая, стоит ли вешать свои проблемы на чьи-то плечи? И все-таки звоню…
– Варюш, привет. Как вы там? Как Сашенька и Настюша?
Тоска настигает меня, как лавина. Бьет под дых так ощутимо, что я забываю, как дышать. Скучаю… Как же я скучаю по временам, где мы были счастливы – смеялись, шутили, жили, страдали, любили, предавали и прощали… Смотрели на жизнь широко распахнутыми глазами, ели ее большими ложками и верили в лучшее…
– Привет, Беккер. Ой, то есть Ольшанская. – Смеется Варька в динамик. – Личка, все хорошо, Настя – вот на днях упала на улице, шишку набила… Но ты не волнуйся – Федька ее сразу рассмешил. Пообещал купить новую куклу, представляешь? Лик, ты слушаешь?
– Я… Варька, я от мужа ушла. – Выдавливаю хрипло. – Он меня ударил. Я…
– Лика, не вздумай его прощать. – Не вижу Варюху, но твердо уверена – выглядит она сейчас, как надутый и злой еж.
– Ни за что. Наоборот, я счастлива. Давно хотела уйти… Только мне…
– Я переведу тебе деньги на первое время.
– Варька, мне бы совсем немного… Пару тысяч. Я завтра найду работу и…
– Не спорь, Беккер! Потом разберемся.
Лейтенантик смущенно сует мне в ладонь листок блокнота со своим номером телефона и жестом указывает, куда идти. Бубню под нос «спасибо» и спешно покидаю автомобиль ДПС. Мечтаю принять душ и поплакать. И есть хочу… Волна жалости того гляди накроет меня с головой, но я стойко держусь – протягиваю портье паспорт и оформляюсь в пятиместную комнату. Принимаю душ, оттирая прикосновения грязных рук мужа… Тру кожу до красноты, намыливаю шампунем голову. Слезы смешиваются с горячей водой, унося мою прошлую жизнь прочь… А под тоскливым островком снега совсем скоро взойдет крепкая зеленая трава… Ведь так? Тихонько вою, чтобы не напугать соседок, а потом успокаиваю себя, цепляясь за надежду на лучшее… Я выстою. Я сильная. Меня не так легко смирить. Пусть попробуют – зубы обломают! На этой обнадеживающей ноте выключаю душ и обматываю вокруг головы полотенце. Сейчас высушу волосы, поем что-нибудь и пойду в ломбард…
– Девушка, простите… – мои размышления грубо нарушает ворвавшаяся в дверь соседка по комнате. – У вас телефон звонит.
– Спасибо, – киваю и протягиваю руку к дребезжащему смартфону. Странно, номер незнакомый – кто бы это мог быть? – Да, слушаю вас.
– Добрый день, Анжелика Львовна. Меня зовут Лейла – я личный помощник Джордана Осборна. Вы сможете подъехать завтра в офис компании…
– Не понимаю, почему вы мне звоните? – задыхаюсь от возмущения. Как он смеет присылать ко мне своих секретарш? – Ему сложно позвонить мне самому?
– Сэр Джордан поручил мне связаться с вами и пригласить завтра…
– Знаете что? Пошлите сэра Джордана… в жопу!
Глава 6.
Джордан.
– Лейла Бахтияровна, – цежу сквозь зубы, стремясь сохранить самообладание. – Разве я просил вас вмешиваться? Звонить самой?
– Какая разница, Джордан? Это Ольшанская, а не королева Англии, – фыркает она, чопорно поправляя очки.
– Для меня, как королева Англии! Вы ничего… не знаете о наших отношениях. – Тычу пальцем в небо, словно речь идет о чем-то возвышенном.
– Звоните же, сэр Джордан, – Лейла заламывает руки и неуверенно протягивает телефон. – Нужно срочно что-то делать! «Монарх» расторг договор на поставку и «БизнесИнвест» тоже… Мы так и останемся без клиентов, сэр…
– Хватит, Лейла! Только дураки верят информационным вбросам. Значит, не нужны нам такие клиенты. – Запускаю ладони в карманы и отворачиваюсь к окну. Что я в самом-то деле должен звонить при ней? – Положите трубку на стол и… Я позову вас позже.
Стук каблучков Лейлы стихает. В кабинете повисает напряженная тишина, она скапливается над головой, как грозовая туча и давит, давит… Нужно ли мне возвращаться в прошлое и бежать по сожженному мосту? Цепляться за обломки разбившихся надежд и ранить кожу, царапать душу воспоминаниями? Тягостно вздыхаю, словно мне предстоит некая повинность, и набираю цифры заветного номера. В конце концов, у меня есть оправдание – я хочу спасти семейный бизнес!
– Анжелика, здравствуй… Это Джордан.
– Здравствуйте, сэр Джордан, – ёрничает она. – Вы соизволили позвонить сами? Похвально.
– Приезжай завтра в полдень. Есть разговор, – проглатывая ее «шпильки», произношу я.
– Я… меня нет в Москве, Джо. Я улетела в жаркие страны, вот такие дела. Надо было соображать быстрее, а так… Упущенная возможность для бизнесмена твоего уровня сродни катастрофе.
– Когда ты вернешься?
– Через неделю. Или позже.
– Хорошо, Энджи. Я позвоню тебе через неделю.
Отбиваю вызов и шумно выдыхаю. Не похожа Личка на беззаботную отдыхающую – уж слишком напуганной и несчастной она выглядела. А уж эти ее подколки… Защитная реакция, не иначе. Гордая, строптивая, страстная… Она лучше умрет, чем признает собственную неправоту или попросит о помощи… Но ведь она уже просила? Значит…
– Дмитрий Саныч, поднимитесь ко мне в кабинет, – без колебаний звоню начальнику службы безопасности фирмы.
Так правильно, убеждаю себя. «Рыться в жизни Анжелики за ее спиной правильно», – шепчет сидящий на плече дьяволенок. «Она не простит такой низости и… подлости. Это мелко и недостойно», – подает голос ангелок на втором плече. Поднимаюсь с места, стремясь убежать от голоса назойливых советчиков. Я решил, что так правильно, и точка!
– Джордан Александрович, слушаю вас, – тяжело дыша, как от быстрого бега, произносит Саныч.
– Садитесь, прошу вас, – взмахиваю ладонью в сторону кресла, скрипя зубами от русского «Александрович». Ну кто их надоумил? – Мне нужно узнать местоположение вот этого абонента. И… всю информацию, что можно раздобыть. Девушка, быть может, в опасности…
А вот это звучит, как жалкое оправдание. Дмитрий Саныч старательно записывает фамилию «попавшей в беду девушки» и неуклюже поднимается, торопясь приступить к выполнению задания.
***
Жизнь в мгновение ока переменилась. Перевернулась вверх дном, словно неповоротливый, шевелящий тонкими лапками жук. Мэйсон кричит днем и ночью, просит грудь и отказывается от смесей. А Тася… Следовало ожидать, что жена не примет ребёнка. Зачем ей чужой малыш в придачу к фиктивному мужу? Правильно, незачем. Она привыкла жить в свое удовольствие, мотаться с подругами за границу, есть устрицы и морских ежей, а запивать деликатесы белым вином за штуку баксов.
«Ее не смущает, что я простой бармен…», – в груди жжет от воспоминаний. Каким же я был дураком, что поверил в это! Таисия Коваль прекрасно знала, что я не бармен: ее отец – Денис Коваль – сотрудник Департамента промышленности и энергетики вцепился в папашу, как клещ. Не знаю, какие они воротили дела… Возможно, Коваль продвигал проекты Алекса Осборна за откаты? Узнать наверняка невозможно – мои полномочия ограничиваются лишь одним подразделением фирмы, а отец слишком предусмотрительный, чтобы раскрывать карты даже перед собственным сыном.
Мэйсон капризничает. Прохаживаюсь по просторной гостиной, прижимая кроху к груди – так его животик меньше болит. Надо ли говорить, что я почти не сплю? Няня фыркает и строит кислые мины, охает и всучивает Мэя, стоит мне мелькнуть на пороге. Я прошу ее еще об одном одолжении – дать мне пять минут на душ, а потом… Окунаюсь в чуждый мне мир подгузников, молочных смесей и колик. Качаю сына, хожу с ним на руках полночи, а утром встаю по будильнику и бреду на работу. Одно радует в этой ситуации – Тася съехала. Нет, она не предложила развестись – лишь купить ей квартиру в Сити, желательно не хуже моей…
– Мэйсон, пойдем гулять? – неожиданно произношу я. Вырываюсь из липкого клубка своих размышлений. К черту Тасю с ее требованиями! И папашу Алекса с его пустышкой Наташей! Лику с ее Ольшанским, будь он неладен! Мэй пускает слюни и гулит. Неужели, понимает? Смотрит на меня карими, как каштаны, глазами и довольно сучит ножками.
Кладу Мэйсона в электронное кресло-качалку и развожу смесь. Мою пустышки, опускаю в сумку влажные салфетки, пеленки, погремушки. Да, я быстро освоился в роли отца и мне это, черт возьми, нравится! Мэй нехотя сосет смесь – очевидно, малыш понял, что груди он больше не получит… И от осознания этого херово на душе…
– Ешь, сынок. Теперь дядя Джо у тебя за маму и за папу.
Я похоронил Сюзи и Тома на родине в Лондоне – участие родителей заключалось только в аренде частного самолета. Мать так и не нашла времени оторваться от рестораторов, а отец предпочел заплаканным родственникам Наташу… Вскрытие показало, что мои близкие погибли от травм, вызванных аварией. «Данных за покушение не обнаружено», – довольно прогрохотал следователь Фисенко. Я организовал похороны и вернулся в Москву этим же вечером – измученный, выжатый как лимон – я торопился к сыну, радуясь расцветающей в сердце привязанности… У меня есть сын – наследник, соратник, друг. И я, совершенно точно, не буду воспитывать его, как это делали родители…
– Идем, малыш? Ну, ну, не капризничай.
Мэйсон терпеть не может надевать шапку, морщится, когда я завязываю тесемки под его пухлым подбородком. Накрываю полусонного мальчишку одеялом и спускаюсь на лифте во двор. Ну вот, не прошло и пяти минут, Мэй засыпает. Покупаю кофе навынос и устремляюсь подальше в сквер. Весенний ветер остужает разгоряченные щеки и забирается под полы куртки, играет верхушками деревьев и раскачивает качели на детской площадке. Скоро станет совсем тепло – мы будем много гулять с Мэйсоном, а летом поедем на Средиземное море… Колеса коляски бодро поскрипывают, а я погружаюсь в сладостные мечты о скором будущем… Мы будем играть в футбол, танцевать, есть мороженое, ходить в лес. Глотаю миндальный раф, не сразу понимая, что в кармане гудит телефон – я предусмотрительно поставил его на беззвучный режим.
– Да, Дмитрий Саныч, слушаю.
– Джордан, сэр… Телефон Ольшанской Анжелики Львовны определяется в Москве – она не выезжала за пределы города. Ленинский проспект, женский хостел «Арбуз».
– Уверены? – сжимаю зубы так, что они скрипят. Все-таки обманула.
– Да, я даже позвонил туда. Девчонка живет там последнюю неделю. Жалоб никаких, никого не приводит. Тихая, скромная.
– А вы ее не видели? – грудь сжимает, словно тисками. Опять ты, Беккер… Какого хрена ты опять ворвалась в мою жизнь? И почему мне не все равно?
– Не видел. Сережа накопал кое-что, Джордан. В полицейских базах девушка не числится, правонарушений, штрафов и прочих задолженностей не зарегистрировано. Но есть кое-что в базе одной из частных медицинских клиник. Сэр, она…
– Ну же, Саныч!
– Она сделала аборт почти два года назад. Странно это все, Джордан… Александрович. Прерывание беременности провели через месяц после свадьбы. Мужики решили, что ребенок не от мужа… Если бы от мужа – то рожала! А так… нагуляла где-то и скрыла, так сказать, улику.
– Спасибо, Саныч. Огромное спасибо.
Сучка! Как она могла? Подкатываю коляску к ближайшей лавочке и сажусь, опуская голову. Смотрю в одну точку так долго, что кроссовки, облепленные грязью колеса и цветная тротуарная плитка сливаются в одно размытое пятно. Как она могла убить нашего ребенка? Решила за меня, не сказала? Ненавижу! Как? Убить малыша – это же чудовищно! Перевожу взгляд на Мэя и сжимаюсь от нежности и… злобы на эту дрянь. Никогда не прощу. Достаю телефон и выполняю обещание…
– Лика, добрый вечер. Ты вернулась из отпуска? Прошло уже восемь дней и…
– Да, Джордан. Если нужно, я внесу визит в свой плотный рабочий график.
Подумаешь, фифа! Сидит там в вонючем хостеле и строит из себя королеву Англии! Вздыхаю, чтобы не наброситься на нее по телефону и отвечаю:
– Во сколько ты сможешь приехать?
– Сейчас просмотрю записи в блокноте. В двенадцать не могу, в два тоже… Утром могла бы. Тебя устроит в десять?
– Да.
Глава 7.
Джордан.
Иногда жизнь бывает чертовски несправедливой – она опрокидывает ушат кармического мусора в самый неподходящий момент. Мэйсон будит меня на рассвете оглушительным криком. Ничего не смыслю в детских болезнях, но, кажется, малыш горит. И градусника в моем доме, как ни странно, нет! Что делать? Вызывать скорую или дожидаться няню? До ее прихода всего час… Решаюсь подождать.
Деловой костюм висит на вешалке немым укором – ясное дело – работа мне сегодня не светит. Оставить больного сына я не смогу! Волнение пожирает меня, как вулкан. В голове против воли вспыхивают страшные картинки – больница, капельницы, трубки, пилюли…
Не прощу себе, если с Мэйсоном что-то случится! Ест он неплохо – к счастью, одна из десятка купленных смесей пришлась ему по вкусу. Сынок шумно глотает питание, с жадностью цепляется губками в пустышку и засыпает. Острожно кладу его в качели, включаю их и шагаю в душ – скоро придет няня, а позже… Лика. Черт, неужели придется отменять встречу? Избавить себя от сладкой муки видеть ее снова, смотреть в изумрудные, испуганные глаза… Глаза лгуньи и детоубийцы. Тьфу!
Я так много думал о ней, в красках представляя, как буду выпытывать из Энджи правду, что… Вероятность провала кажется мне катастрофой! Принимаю душ, натягиваю хлопковую футболку, просторные спортивные штаны и осторожно выхожу в гостиную. Мэй спит – беспокойно покряхтывает и сучит ножками. Сгорая от волнения, звоню няне, чтобы поторопить ее – пожилая Влада Антоновна наверняка знает, как помочь малышу?
– Влада Антоновна, вы скоро будете? – тихонько произношу в динамик.
– Нет, Джордан, я заболела… Представляете, ночью поднялась температура, начался кашель. Я боюсь заразить малыша. Похоже, мне придется остаться дома… На неделю.
– Выздоравливайте, – обреченно вздыхаю.
Как же быть? Отменять встречи с клиентами и телевизионщиками, не ехать в офис, не видеть… Лику? Малыш просыпается и хрипло плачет. У него течет из носа, пылает лоб… Не знаю, что делать. Прижимаю кроху к груди и хожу по комнате, как чумной. Гипнотизирую экран телефона, раздумывая, отменять ли встречу с Ликой, но тут она звонит. Сама…
– Слушаю, Лика. – Приходится говорить громко, чтобы перекричать орущего Мэйсона.
– Здравствуй. У тебя есть… ребенок? – она спрашивает таким тоном, словно речь о чем-то постыдном.
– Да, а тебя это удивляет? – раздраженно пыхчу я. – Лика…
– Да, Джо?
– Можешь приехать ко мне домой? Ну… вместо офиса? Сын заболел, а я не знаю, что делать?
Она могла бы съязвить – уколоть побольнее, отпустить реплику про мать ребенка и ее отношение к больному сыну, но Лика уточняет адрес и обещает быть в скором времени. Выдыхаю с облегчением, будто в мой дом собирается нагрянуть мессия!
Мэйсону нравится, когда я с ним разговариваю. Малыш переводит заинтересованный взгляд с потолочных светильников на мое лицо, как будто думает, о чем там папка бормочет? А я рассказываю ему о Лике и нашем путешествии в тайге…
– Мы искали Федю, представляешь? И я его почти нашел! Дедушка, у которого Федор жил, испугался и скрыл его местонахождение! Подумал, что я браконьер. А, знаешь, Мэйсон, какой в тайге снег? Плотный, пушистый… А ели такие высокие, кажется, они пронзают небо верхушками. Вспарывают тучи, а из них сыплется крупный снег. Я тебе обязательно покажу Байкал и…
В домофон звонят. Мэйсон недовольно кряхтит – рассказ-то пришлось прервать! Впускаю гостью и замираю возле двери, ожидая ее появления.
– К нам идет тетя Лика, Мэйсон. Мы с ней… она меня… В общем, сам сейчас все увидишь. – Шепчу, наблюдая за довольным личиком сына.
Личка тихо стучится. Расцениваю ее жест, как заботу о малыше и так же тихо открываю дверь.
– Привет, проходи.
– Господи, Джордан, какой он хорошенький! – улыбается она. – Как его зовут?
– Мэйсон.
Лика сбрасывает белоснежные брендовые кроссовки и джинсовую куртку с розовой опушкой, не отрывая от мелкого взгляда. Похоже, у меня выискался маленький соперник – на меня Личка даже не смотрит! Ее нефритовые глаза вспыхивают неподдельным теплом, вокруг них рассыпаются тонкие лучики, на губах играет полуулыбка… Мария Магдалина, не иначе. Внутри ворочается обжигающий ком – мне столько нужно сказать, о многом спросить, но я молчу, оглушенный ее появлением. Впитываю ее нежный запах белого жасмина и высокий, певучий голос.
– Джо, где можно помыть руки?
– Проходи на кухню.
– У тебя… красиво. Очень уютно и… – Энджи краснеет, оглядывая мое жилище. Заламывает руки, смущаясь и не находя места для себя в моем доме и, очевидно, жизни… Маленькая, хрупкая, ей удается заполнить собой все пространство и вытравить воздух. Я словно забываю, как дышать…
– Неплохая квартирка для простого бармена, да, Эндж? – обижаю ее для чего-то. Хотя, что греха таить – я просто злюсь на себя и собственную реакцию на девчонку.
– Будешь теперь всю жизнь меня этим попрекать, да, Джо? Тыкать, как нашкодившего котенка, – нервно сглатывает она, подходя к раковине. Включает воду и моет руки. Не найдя полотенца, вытирает их о свои джинсы. – Я знаю, как ты ненавидишь меня. Признаться, я думала, время притупило твою обиду, но… Вижу, что нет. Зря я пришла.
Эндж отрывается от столешницы и понуро бредет к выходу. Боже, какой же я дурак! Чертов идиот! Не помню, чтобы когда-то так глупо вел себя.
– Постой, Лика. – Срываюсь с места и касаюсь ее плеча. Она отшатывается от меня, как от чумного. Раскрывает губы, чтобы возразить и качает головой. Ее собранные в высокий хвост пряди – длинные и завитые на концах – рассыпаются по плечам шелковистым золотом.
– Прости, я зря, наверное…
– Джордан, дай мне ребенка! – переключается Лика внезапно. – У него же сопли, ты посмотри на него? Маленький, иди сюда, иди к тете Лике…
Не успеваю опомниться, Энджи вырывает Мэйсона из моих рук и притягивает к груди. Гладит его по пухлым щекам, темной головке и смотрит с такой нежностью и сочувствием, что хочется провалиться под землю от стыда! Минутой раньше я малодушно ее обидел…
– У него температура, Джо. Нужен детский Нурофен и капли в нос. – Командует она, качая ребенка, как родного.
– Какие капли, Лика? – тупо смотрю на картинку мечты – женщину и малыша на руках, забывая обо всем…
– Морская вода или физраствор. Вообще, лучше показать малыша врачу, его нужно послушать. Мало ли что… Да, котик?
Мэй улыбается ей, черт возьми! Одурманенный красивым голосом, он не сводит взгляда с зеленых глаз и подвижных губ без помады.
– Ули-ули-уленьки, налетели гуленьки! Сели гули ворковать, стал наш Мэйсон засыпать. Джордан, отомри уже и что-то сделай!
– Что нужно… делать?
– Дай мне платок или салфетку, я вытру ему сопли.
Она тихонько поет моему сыну, играет с ним, беспардонно целует малыша в знатные пухлые щеки, не обращая на меня никакого внимания. Я стою как истукан, растекаясь лужицей от умилительного вида. Мэй не издает ни звука – довольно болтает ножками, гулит, улыбается… Маленький предатель – в моих руках, видимо, ему сидится не так сладко.
– Джордан, если нужно, я могу съездить с тобой в поликлинику. Ну… если твоя жена не будет против. – Лика стыдливо опускает взгляд. – У тебя есть слинг?
– Что?
– Слинг. Это такая штука, в ней удобно носить ребенка. Я у Варьки Горностай видела. Ткань обматывают вокруг спины и талии и сажают малыша. В Ютубе есть инструкция, можно посмотреть, как это сделать правильно. – Щебечет Лика. Она наклоняется, чтобы поцеловать Мэя. Край ее водолазки оттопыривается, открывая взору застарелый синяк на шее… Так вот, что она прятала? Не хотела встречаться, ждала, пока с лица и тела сойдут синяки. Господи, какая же Ольшанский мразь!
– Постой, Эндж… – подхожу ближе и решительно оттягиваю ворот кофты. – Это он, да?
– Не твое дело, Джо! – фыркает она и заливается краской.
– А чье? Почему ты промолчала, Энджи? Придумала чертов отпуск, чтобы синяки сошли с лица, да?
– Да! Да, черт возьми. Ты чертовски догадлив, сэр Джордан. И что? Ты доволен, рад? Теперь твоя душенька спокойна? Я ведь получила по заслугам… Меня никто так сильно не ненавидел. Никто… Так, как ты…
Личка плачет. Прижимает маленького и всхлипывает в его макушку. Целует его в голову, гладит по спинке, перебирает пальчики Мэйсона.
– Лика, прости меня. Я так не думаю, слышишь. И не радуюсь… Черт. Отдай уже мне ребенка.