Любовь за гранью 11. Охота на Зверя

И снова понимание, что он не виноват. Только мне от этого не легче. Меня трясет от бессилия. Мы так много прошли вместе, но еще никогда я не ощущала такого опустошения, словно ничего из всего, что я пережила, больше не имело никакого значения. Зачеркнуто, стерто ластиком и вышвырнуто на свалку за ненадобностью. Завибрировал мой сотовый, и я потянулась за аппаратом. Посмотрела на дисплей и медленно выдохнула, увидев имя звонившего.

– Госпожа…я…даже не знаю, что сказать. Я поражен тем, что вы оказались правы, и приношу свои извинения.

К черту их извинения! Меня они волнуют меньше всего, как и их заверения в том, что он мертв, тоже мало волновали. И я слышала по голосу, что звонит он не из-за этого. Слишком взволнован.

– Но ты звонишь не поэтому, верно, Шейн?

– Верно. Мы получили результаты ДНК. Мы знаем, кто убийца.

Я прислонилась головой к двери, пытаясь унять дрожь во всем теле. Кажется, я уже тоже знала ответ на этот вопрос. Меня пронзило, как ударом тока, еще до того, как он ответил.

– Это ДНК вашего мужа, госпожа.

Стиснула телефон, закрывая глаза…меня накрывало по-новой с такой силой, что под ребрами, казалось, разгорелся пожар и жег меня изнутри. Вот она целостная картинка. И перед глазами мелькают изуродованные трупы, голые женские тела, покрытые ранами…

« – А он их…

– Да. Еще как да. По полной программе и в самых извращенных формах. Только это явно не было насилием. Посмотрите на ее лицо – выражение безграничного экстаза. Дьявольщина какая-то. Понятия не имею, что это за тварь, и как ему удавалось их уводить за собой, а потом проделывать все это. Они же прекрасно понимали, что с ними происходит, и позволяли ему. Никаких следов борьбы. Черт с ними со смертными, но вампиры…

– Если он мог подчинить их волю, то это многое объясняет».

Задохнулась, схватившись за горло, где еще так явно ощущала прикосновения его пальцев. Захотелось содрать этот кусок кожи, чтобы не ощущать их. Чтобы какое-то время вообще не думать о нем и о том, что только что узнала.

– И это не все, – давай, добей меня Шейн. Контрольным в голову, – охотники нашли еще трупы на свалке в местных трущобах. В одном из самых загаженных районов города. Он начал свой путь именно оттуда. Крысы, кошки, собаки, бездомные и дешевые шлюхи. Дело дрянь. Охотники объявили розыск, а от вас требуют выдать им убийцу, иначе в ближайшее время здесь будет поисковой отряд нейтралов.

Стиснув челюсти, поднялась с пола, тяжело дыша, все еще прислоняясь к стене. Меня лихорадило с новой силой, даже испарина выступила над верхней губой и на висках. Если Охотники узнают, кто убийца, даже страшно подумать, что грозит Нику. Королю европейского клана Братства, в прошлом нейтралу. Его казнят без суда и следствия. Его просто растерзают.

А перед глазами голая мертвая вампирша с приоткрытыми остекленевшими голубыми глазами и картинки яростного совокупления с ней и моим мужем в главных ролях. Картинки того, как он ее трахал перед тем, как осушить досуха… и снова дежа вю…когда-то я такое уже видела собственными глазами.

Тряхнула головой, собирая всю волю в кулак. Мне кажется, я даже слышу, как хрустят мои пальцы. Я подумаю об этом позже. Не сейчас.

– Значит так. Уничтожить все тела. Мне плевать, как вы это сделаете! Пожар в морге, апокалипсис, землетрясение, но я хочу, чтобы были уничтожены все улики. Сотрите отчет о ДНК или подмените фальшивыми результатами по всем картотекам в лабораториях и департаменте. Зачистите все места преступлений, чтоб волоска не осталось. И найдите того, кого можно будет подсунуть охотникам как убийцу. У вас должны быть должники, Шейн. Надавите на них. Угрозами, шантажом, надавите на семьи. Мне нужен тот, кто возьмет вину на себя.

– Понял. Все будет сделано.

– Отчитаешься мне по каждому пункту.

– Да, конечно.

Все так же тяжело дыша, прошла к окну и прислонилась щекой к стеклу, стараясь немного успокоиться.

– Когда вы сообщите всем о том, что господин жив?

– Скоро. Шейн!

– Да, госпожа.

– Никто не должен об этом знать. Никто в братстве, и никто в клане. Ни мой отец, ни кто-либо из семьи. Никакой утечки информации. Головой отвечаешь за это.

– Понял.

Я отключила звонок и положила сотовый на подоконник. Я выдержу. Я привыкну к этой мысли, пойму, как себя вести, и я выдержу! Как бы он ни изменился, это Ник. И у меня есть фора – я его знаю. Знаю все его плохие черты и хорошие. Знаю его привычки. Эти женщины мертвы и ничего для него не значили… Тихо взвыла, вжимаясь в стекло пылающей щекой, проклиная слезы, которые непрекращающимся потоком катились по щекам. Невыносимо представлять его таким…его руки на теле другой женщины, его губы на чужих губах. Впрочем, они все поплатились за это жизнью. И я даже не содрогнулась от ужаса, как раньше.

Я была рада…Господи, я начинаю меняться, и сама превращаюсь в чудовище!

Отошла от окна, стянула через голову платье и повернулась к зеркалу. Какой он видит меня сейчас? Я ему нравлюсь…Это я поняла сразу. Очень нравлюсь. Хотя разве ему не нравились те несчастные, которых он убивал пачками последние дни?

«Один и тот же типаж»…Ведь они чем-то похожи на меня. Каждая из них. Или я тешу себя какой-то призрачной надеждой?

Надо начать все заново. Это мой мужчина, и я не собираюсь сдаваться. Он вспомнит. А не вспомнит – я сделаю все, чтобы опять продраться в его сердце. Ведь я помню дорогу, знаю каждый закоулок в этом чертовом лабиринте и смогу его пройти даже с закрытыми глазами. Пятнадцать проклятых лет я сражалась за наши отношения, и я не намерена вышвырнуть их в прошлое.

Взяла сотовый и набрала номер отца. Он ответил почти мгновенно.

– Я ждал, когда ты скажешь мне сама, ждал, что он позвонит. Почему это заняло так много времени, Марианна?

– Потому что все очень сложно, отец.

– Разве с ним бывало когда-то легко? Где этот мерзавец? Я хочу надрать ему задницу!

– Кажется, у него примерно такие же желания в отношении тебя, папа. Ник ничего не помнит. Не помнит лет пятьдесят из своей жизни. Может, и больше. Я пока не знаю, что именно произошло и где именно начинаются его воспоминания, но это совсем другой Ник. Это тот Ник, который все еще не в нашей семье. Возможно, для него ты являешься врагом, и он не знает о смерти Самуила.

– Значит, будем знакомиться заново, – отец усмехнулся, а я понимала, что это попытка подбодрить меня, – где он сейчас?

– Дома. Согласился приехать, потому что я пообещала отдать ему перстень.

Мой голос слегка сорвался, и я судорожно вздохнула.

– Думай о том, что ты была права. Черт, не знаю, какая дьявольская связь есть между вами, но он все же жив, этот сукин сын, и ты действительно это чувствовала.

– Но он не помнит меня совершенно.

– Вспомнит. Дай ему время.

– Если он захочет это время дать мне.

– Захочет. Если ты права, и Ник не помнит последние пятьдесят лет, то его хрустальная мечта – иметь то, что он имеет сейчас, и он никогда от всего этого не откажется.

– Но он может отказаться от меня, папа.

Отец рассмеялся, и мне вдруг стало немного легче.

– Это же ты, девочка. Разве ты ему дашь отказаться от себя? У Мокану нет ни малейшего шанса.

Я слабо улыбнулась, и мне до боли захотелось сейчас прижаться к отцовской груди и разрыдаться. Он подбадривал меня. А ведь мы оба знали, что Ник непредсказуем в своих решениях.

– Когда ты скажешь детям?

– Я позвоню им…

– Позвони. Они ждут. Это они сообщили мне, что ты нашла их отца.

Я распахнула окно настежь, вдыхая морозный воздух, стараясь не думать, что Ник совсем рядом. Всего лишь в нескольких метрах от меня. Не думать о том, что он делает сейчас и о чем думает он сам.

– Мам…,– сжала сотовый сильнее, когда услышала голос старшего сына, – ты просто скажи, с ним все в порядке?

– Да, Сэми, ваш папа жив. С ним все хорошо, и он уже дома.

– А ты? С тобой все хорошо?

Мой чувствительный мальчик всё знает. Всё понимает. Боится сказать неосторожное слово. И снова стало больно…потому что они пережили этот жуткий месяц вместе со мной, и если я не смирилась, то они прошли через все муки ада, прощаясь мысленно с отцом снова и снова. И сейчас, когда он вернулся для них с того света, они не могут даже обнять его, потому что не нужны ему.

Сердце сильно сжалось. Так сильно, что я зажмурилась.

– Со мной все будет хорошо. Вашему папе просто нужно время.

– Мы знаем. Мы будем ждать, мам. Ты не волнуйся за нас. Самое главное, что отец жив, правда?

– Правда. Это самое главное, родной. Я в выходные приеду к вам обязательно. Присматривайте за Яриком. Все будет хорошо. Вы же теперь мне верите?

– Верим, – он улыбнулся, и я почувствовала эту улыбку сердцем. Вот так. Да, мой мальчик, верьте мне. Я постараюсь. Я очень надеюсь, что у нас все получится.

Бросила взгляд в окно – к дому подъехала машина Серафима.

Глава 7

Я всегда любил женское нижнее бельё. Даже будучи маленьким нищим бродягой, я любил подсматривать за тем, как девушки купались в реке или мылись на заднем дворе своего дома, спрятавшись за толстой тканью, натянутой между двумя деревьями. Смотрел в основном на тех, кто ещё не успел раздеться и фантазировал о том, как они выглядят без этих кусочков ткани на своём теле.

Куда интереснее фантазировать о том, что скрывает одежда, чем видеть выставленные напоказ достоинства, ведь секс зарождается именно в голове.

С возрастом мало что изменилось. Правда, теперь я не скрывался, теперь они раздевались прямо при мне, сексуально извиваясь, и я просто обожал смотреть, как они поддевают тонкими пальчиками ажурные трусики, облегающие соблазнительные задницы. Женщину можно заставить стать мокрой, даже не прикасаясь к ней. Даже когда на ней самое обычное домашнее платье. Достаточно смотреть на неё так, будто она уже стоит перед тобой в кружевном белье. Смотреть так, чтобы она видела не только твою похоть, но и те картинки, что видишь ты сам.

Я дотронулся до красного кружева и стиснул зубы, невольно представив, как оно смотрится на теле Марианны. Да, как только она ушла, я решил осмотреть свою комнату и залез в комод с её нижним бельём. Чёрт, девочка явно одевалась для меня. Точнее, раздевалась для меня. Черное, красное, бордовое оттенялось редкими оттенками сиреневого и синего. Чулки. Грёбаное море чулок, от вида которых в паху прострелило нереальным возбуждением.

И везде её запах. Он лишает контроля, он выбивает почву из-под ног. Особенно, когда понимаю, что она недалеко. В одном здании со мной, и это будоражит. Это заставляет сжимать кулаки, чтобы не броситься искать её. Для себя.

Так, нужно отвлечься, иначе я с ума сойду. В этой комнате слишком много секса. Здесь им пропитано всё. Даже вешалки в шкафу. Взгляд зацепился за закрытую шкатулку на трюмо. На её крышке лежал браслет в виде переплетённых цветочков. Работа явно выполнена на заказ. На изнаночной стороне надпись «я буду любить тебя вечно». Первая мысль – что за сентиментальная хрень?! Потом осознал, что вряд ли моя жена стала бы хранить подобные подарки от других мужчин в нашей спальне. И в таком случае…чёрт, каким наркотиком меня пичкает эта малышка?

Хотя, с другой стороны, если она считала, что я умер, то вполне могла позволить себе принимать подарки от любовника. Сунул безделушку в карман, решив узнать всё позже из первых уст.

Мне нужно было осмотреть дом. Правда, вначале я подошёл к двери, за которой явно была моя супруга, потому что я слышал её приглушённый голос – говорит по телефону. Приложил руку к деревянной поверхности, думая о том, что мне ничего не стоит выбить её на хрен, чтобы показать девочке, как сильно она ошибается, думая, что может убежать от меня. Усмехнулся, вспомнив, как расширились её глаза, пока она пятилась к двери, оставляя меня в спальне. Она боялась, но Зверь чуял, что добыча боялась не его, а себя саму.

Что ж, Мокану, а чего ты ожидал? Твоя новоиспечённая супруга, похоже, такая же ненормальная, как и ты.

Почему-то в голове её голос раздался «Возможно, ты никогда не насиловал ДРУГИХ женщин». И это её «ДРУГИХ» эхом отдаётся, обивается набатом. И от мысли, что мог брать её силой, становилось не по себе. Я знал, что такое насилие. Это больше, чем адская физическая боль. Это больше, чем слёзы, окаменевшие в горле и раздирающие его на ошмётки. Это унижение, смешение человека с грязью под ногами, в которой не хочется пачкать подошвы сапог. И это признание собственной неполноценности перед жертвой для самого насильника, даже если он пытается проявить таким образом свою мощь.

Чёрт! Я спрошу у неё об этом вечером как раз после разговора с Серафимом. Дааа, такими темпами у меня к ней длинный список вопросов накопится, а ведь моя Шахерезада обещала еще и продолжение нашей с ней истории рассказать этой ночью.

Я прошёл дальше по коридору и толкнул ближайшую дверь, вошёл в неё и замер, разглядывая тёмно-синие аскетические стены с чёрными шторами. Минимум мебели, один шкаф для одежды, второй для книг. Очень много книг. И всего одна большая фотография на полке. Взял её в руки. Очень похоже на портрет. Да, я ошибся. Это был портрет красками. Я с Марианной и детьми. Я сижу в кресле, Марианна с бесконечной нежностью улыбается художнику, стоя позади меня и обвивая руками мою шею. На моих коленях девочка…дочка, сказала она. Камилла. Она сидит боком, склонив светловолосую голову на мою грудь и глядя хитро исподтишка на художника. Маленький мальчик стоит рядом с креслом, вскинув головку кверху, и с каким-то восторгом смотрит на Марианну. Так обычно сыновья в раннем возрасте смотрят на матерей. Влюблённо, восхищённо и с выражением благоговения. Я сам когда-то смотрел так на свою собственную мать и мечтал убить каждого мужчину, который уходил, оставляя её в слезах. Я был бы самым юным серийным убийцей в истории Земли, так как таких ублюдков в её жизни было слишком много.

Провёл пальцами по изображению, напрягая голову. Ну же, Мокану. Вспомни. Посмотри! Ты мог забыть этот камин рядом с креслом, мог забыть свой черный свитер с воротником под горло, мог забыть эти белые шторы. Но как ты можешь не помнить чувство абсолютного умиротворения, которым веет от этой картины? У тебя, мать его, никогда его не было! Ты не имел права забыть то счастье и гордость, которые светятся в твоём взгляде! В глаза бросилась собственная ладонь, которой я на портрете прижимал к себе девочку, и я подумал о том, что ей очень подходит быть Принцессой. Отложил в сторону картину Самуила, наверняка, писал её именно он. Самуил. Чёрт, имя явно давал не я. Ещё бы Владом назвали.

Пробарабанил пальцами по корешкам книг. Старший сын, а я был уверен, что это именно его комната, явно был развит разносторонне: самые разные жанры, от классики до современной литературы. Открыл верхний ящик книжного шкафа и увидел фотографии. И на всех – мы вдвоём. Вот он, совсем маленький, сидит на мне верхом, а я лежу на зеленом газоне. Он весело хохочет, настолько заразительно, что кажется, и солнечные лучи смеются вместе с ним.

Дьявол, кто же такая эта Марианна, что, женившись на ней, я получил перстень? И почему перстень оказался дома в то время, как обручальное кольцо было на мне? Столько вопросов самому себе, что от них начинает раскалываться голова.

На другом фото мальчику уже лет двенадцать, он стоит, иронично вскинув бровь и сложив руки на груди, и я вздрагиваю, потому что снова вижу в нём самого себя. Что я испытываю, общаясь с ним? Гордость? Радость? Будучи человеком, никогда не задумывался о детях. Пока Анна не забеременела. А до этого просто некогда было – приходилось выживать здесь и сейчас, а не думать о будущем.

О том, каково это быть отцом, впервые задумался, уже утратив возможность им стать. Как, впрочем, и бывает в нашей жизни. Только потеряв, мы действительно начинаем ценить то, что имели.

Достал все фотографии из ящика и начал расставлять их на полке. Кем бы я ни был, сколько лет жизни ни стерлись бы из памяти, я не хотел оставаться воспоминанием в ящике книжного шкафа собственно сына.

Покинул его комнату и спустился по лестнице вниз. Поймал за руку того немолодого слугу, который целовал мне руку.

– Генри?

– Да, господин, – он усердно закивал головой, пряча странную улыбку за усами.

– Проводи меня в мой кабинет.

Он удивленно вскинул брови, но коротко кивнул и, приглашающе махнув рукой, припустил впереди меня, слегка подворачивая правую ногу.

Остановился возле темной двери с круглой чёрной ручкой и, отойдя в сторону, вдруг схватил меня за рукав рубашки и начал причитать:

– Господин, я так рад…Мы так рады. Господин, мы ведь уже все…, – смахнул пальцем выступившую слезу, – а госпожа не верила. Мы видели. Моя Сара мне показывала. Они все верили, а она нет. Выгоняла соболезнующих. Отключила телефон, чтобы никто не звонил.

– Зачем она отключила телефон? – я осторожно высвободил свою руку, думая о том, что болтливые слуги в доме – это катастрофа. Хотя сейчас мне это было на руку.

– Они все звонили и соболезновали. А она, – его голос дрогнул, сделался восхищённым, – она им всем говорила, что вы живы, и что она не собирается тратить время на их глупые разговоры.

– А почему твоя госпожа не верила?

– Я всегда говорил Саре, что между вами божественная связь. Что госпожа чувствует вас на расстоянии, а вы её. Так и получилось, господин. Так и получилось!

Он снова радостно заулыбался, а я сдержанно кивнул ему и махнул рукой, отпуская.

Интересно, значит, меня заживо похоронили все мои знакомые, и только Марианна верила в то, что я не умер. Но почему? По ее словам, меня не было целый месяц. Тридцать дней я не выходил на связь ни с кем, и они решили, что меня больше нет.

Так она сказала мне в машине по дороге домой.

«– Скажи…Расскажи, что с тобой случилось, Ник? Почему тебя так долго не было? Где ты был?

– А сколько меня не было, куколка?

– Месяц, – её голос задрожал, и она еще сильнее стиснула пальцы, – чёртов месяц, день за днем, час за часом я ждала от тебя хотя бы одного слова. Хотя бы простого «я жив»…, – отвернулась, пряча слёзы, выступившие на глазах.

– Ошибаешься, девочка, – я склонился к ней, обхватывая ладонью побелевшие пальчики, – меня не было гораздо дольше. Так я, по крайней мере, чувствую.

– Сколько? – выдавила из себя, не убирая руку, и я улыбнулся, поглаживая большим пальцем её ладонь.

– Минимум, лет сорок или шестьдесят. Я не могу сказать точно. Но то, что вижу на улицах сейчас, изменилось явно не за десять или даже за двадцать лет.

– Но что произошло с тобой? – она резко подняла ко мне лицо, – С какого момента ты помнишь себя?

– Я не знаю. Я помню, как очнулся в зловонной подворотне, из которой валил такой смрад, что тянуло выблевать свои же кишки. Вот только, – сам не заметил, как стиснул маленькую руку, вспоминая, – я не мог сделать даже этого. Я не мог пошевелиться. Даже моргнуть. Я лежал живым трупом, – она громко и рвано выдохнула, и я убрал свою руку, – чёртову уйму времени и слушал, что происходит вокруг меня. Мне повезло, что в том районе такие узкие улицы и высокие здания с навесными крышами на первых этажах, что туда даже свет не пробивался. Первым, что я увидел, открыв глаза, была жирная серая крыса с облезшей на боках шерстью».

При воспоминании о том, как вгрызался клыками в подобную тварь, затошнило, и я потянулся к портсигару, стоявшему на тёмном дубовом столе. Достал сигару и, покрутив её в пальцах, поднёс к носу, вдыхая запах. То, что доктор прописал. Лучшее лекарство от амнезии, мать вашу!

Повернулся к бару, на котором стояла бутылка виски и стакан.

– Что ж, Николас, в этом доме есть практически всё, что нужно тебе для счастья: виски, сигары и сногсшибательная женщина. А еще на твоём пальце красуется перстень, о котором ты мечтал сотни лет…Какой же твари на этот раз ты перешёл дорогу, что тебя попытались лишить не просто жизни, но и памяти обо всей этой роскоши?

Впрочем, в случае со мной вопрос был риторическим. Легче сказать, кому я нравился, чем перечислять имена тех, кто меня ненавидел. Язык можно было бы сломать.

На мгновение мелькнула мысль, что моим несостоявшимся убийцей вполне могла бы быть та же Марианна. Супруга Николаса Мокану, которого звали не иначе как Зверь. Разве нужна большая причина для того, чтобы желать ему смерти? Навряд ли. Вспомнилась её реакция в клубе. Сосредоточился, пытаясь определить, чего больше было в ней: испуга или радости. Но нет, слишком искренними мне показались её поцелуи и слёзы. А ещё я вспомнил её боль. Как ощутил её, будто свою. Будто это у меня сердце кто-то схватил ледяными пальцами и резко дёрнул вниз, обрывая с корнями.

«Я всегда говорил Саре, что между вами божественная связь. Что госпожа чувствует вас на расстоянии, а вы её».

Все мои связи с Богом заканчивались на выкриках шлюх, исступленно взывающих ко Всевышнему в то время, как я их трахал. И о чём говорил слуга, я понятия не имел, но на хорошо разыгранный спектакль сегодняшний день не походил. Да и смысла никакого не было в подобной постановке.

На отполированной поверхности стола ни пылинки – слуги неплохо сработали, учитывая, что еще час назад все они считали меня мёртвым. Значит, знали, что скоро спущусь сюда. Что же, в этом доме мне не только были рады, но и изучили все мои привычки. Кем же ты стал, Мокану? Кто-нибудь ответит мне на этот вопрос так, чтобы не порождать цепочку других?

На столе лежало устройство, я такое видел у одной из своих жертв в номере, она называла его «ноутбук», кажется. Сказала, что это такой компьютер. Включала на нём музыку для стриптиза. Правда, я тогда был всё же больше увлечён этой маленькой дрянью в платье из рыболовной сетки и её грациозными движениями.

Открыл крышку устройства и в нетерпении забарабанил пальцами. Я смутно помнил, что нужно делать дальше. Вспомнилось, как после секса и плотного завтрака с куколкой, а, вернее, самой же куколкой, наугад тыкал пальцами во все кнопки, проклиная сам себя, пока не выключил его окончательно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.