bannerbanner
Близняшки от тирана. Потерянная семья
Близняшки от тирана. Потерянная семья

Полная версия

Близняшки от тирана. Потерянная семья

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 4

Близняшки от тирана. Потерянная семья

Яна Невинная

Глава 1

– Оксана Юрьевна? – осторожно спрашивает директор детского лагеря, куда я два дня назад отправила дочку.

Что-то в этом простом вопросе настораживает. Сразу же возникает недоброе предчувствие. Мгновенно. Материнское сердце не может обманывать, а мне было весь день не по себе. Крепче сжимаю трубку, откладывая в сторону детские вещи, которые убирала в комод в нашей с Лизой комнате. Сажусь на розовый диван, машинально поглаживая мягкий ворс обивки. Новая обстановка должна понравиться моей девочке, когда она вернется из лагеря. Получилась настоящая комната принцессы.

– Да, это я… Что-то случилось?

Разве директора лагерей звонят родителям без причины? Или в этом навороченном месте так заведено?

– Вы только не волнуйтесь… Но мы не можем найти Лизу, – продолжает Ирина Борисовна. Кажется, ее так зовут. В трубке слышны детские возгласы, помехи. Я мгновенно придумываю, что мне послышалось, и начинаю тянуть время до осознания катастрофы.

– Это как? Не можете найти где? Она в прятки играет?

Пауза.

– Нет. Мы ищем ее уже несколько часов.

Темнота. Полная темнота перед глазами. Я молчу и не знаю, что сказать.

Ужас сковывает по рукам и ногам. Вскакиваю с места и кричу в сторону кухни, где расположился с удочками отчим. И мой муж.

– Дядя Гена! Иди сюда! Скорее!

Отчим врывается в комнату, смотря на меня вопросительно и немного сердито. Колючий взгляд обжигает затаенной злобой. Он давно просит называть его просто Геной, давно хочет сделать наш фиктивный брак настоящим. Но я не могу… Физически, морально… Это меня сломает.

– Лиза пропала! Надо срочно ехать в лагерь! – восклицаю, и он мгновенно скрывается в дверном проеме, чтобы одеться и взять ключи от машины. Чувствуя липкий пот, выступивший на спине, обращаюсь уже к директрисе: – Объясните, что случилось! Как вы могли потерять ребенка?

– Мы не потеряли. Она никуда не ушла, она уехала с другой девочкой и ее отцом.

– Что? С какой еще девочкой? Как вы это допустили?!

Истерика охватывает меня все сильнее.

– Это не телефонный разговор. У нас есть видеозапись. Вы должны всё увидеть сами. Оксана Юрьевна, приезжайте, пожалуйста, в лагерь. Только очень прошу: без полиции. Я уверена, что с Лизой всё в порядке. Не нужно никуда обращаться. Вы всё поймете, когда увидите запись. Простите, мне очень нужно идти… Я жду вас… Как приедете, скажите охране, меня позовут.

Директриса кладет трубку, оставляя меня в полном ступоре стоять и смотреть на погасший экран. Что за запись? Что за мужчина? Какая-то девочка… Холодный пот снова прошибает меня, и в голове одна за другой проносятся ужасные картинки…

Безжизненное тело дочери, маленький гроб… Боже, нет! Нельзя даже представлять такое!

Спешу схватить сумку и всунуть ноги в кроссовки. Поеду прямо так, в спортивном костюме, ненакрашенная, растрепанная.

Плевать! Я должна выяснить, что с моей девочкой!

Зачем? Зачем я ее туда отправила?!

Я согласилась отдать дочку в лагерь по настоянию дяди Гены, чтобы прийти в себя после похорон матери. Никак не могла выбраться из депрессии. Целых полгода. Сделала ремонт в квартире, пошла на курсы массажа, обновила гардероб… Ничто не могло избавить меня от беспросветной тоски.

Мы так долго боролись за здоровье мамы. Ради этого я пошла на суррогатное материнство. Пересадили ей почку, она не прижилась, мама жила на диализе и пыталась вопреки всему наслаждаться жизнью. Постоянно бегала куда-то, занималась хозяйством, не хотела быть обузой.

Ее сбила машина… Мама не мучилась долго, почти сразу умерла. Но это никак не успокаивало, не унимало боль, вонзившуюся иглой в сердце. Я была не готова расстаться с родным человеком…

А теперь пропала Лиза, моя девочка, мое счастье, моя единственная отрада…

Гоним на внедорожнике дяди Гены. Он мучает меня нескончаемыми вопросами. Дубленая кожа моряка морщится, когда он злобно кривит лицо. А мне хочется накричать на него! Это он уговорил меня отправить Лизу в лагерь. Настаивал, убеждал. Дескать, мне надо прийти в себя, а девочке негоже видеть мать в таком состоянии.

Так-то оно так, но я не показывала Лизе своего горя. Она даже на похороны не ходила. Зачем пятилетней девочке такое тяжелое испытание? Я оберегала ее ото всего. И предложение насчет лагеря показалось мне сначала неприемлемым.

Не хотела отпускать от себя ребенка. Но Гена убедил, что так будет лучше для всех.

Додавил. Да, конечно, потом я поняла, зачем он так настаивал! Хотел остаться со мной наедине. Я верила, что он заботится о дочке своей любимой женщины. Но на деле он всегда меня хотел. Только меня.

Так и заявил спустя неделю после смерти матери. И наш брак, заключенный лишь на бумаге, чтобы дать мне другую фамилию, ему не терпелось… подтвердить.

Меня передергивает от одной только мысли, что его заскорузлые руки коснутся меня. Он стал мне противен, когда я увидела его истинное лицо. Он никогда не любил маму. С какого возраста я стала для него предметом желания? С какого? Когда он стал заглядываться на меня? Когда я ходила перед ним в короткой футболке, считая отцом? Или еще раньше?! А я оставляла с этим человеком Лизу!

Поскорее бы он отправился в плавание. Мне не терпится избавиться от его присутствия. Но вместе с тем он и только он обеспечивает наше с дочкой благополучие. Мы живем в его квартире, он оплачивает все наши нужды. У меня совсем мало своих денег, а Лиза привыкла к хорошему…

Лиза…

– Здравствуйте, – подбегаю к посту охраны и вижу там невысокого мужичка с усами, – мне нужна Ирина Борисовна.

Мельком оглядываюсь. Такое красивое идиллическое место. Сосны, озеро, вдали маленькие аккуратные домики, спортивные снаряды, качели. Действительно хороший лагерь, но, видимо, безопасность детей не в приоритете.

– А… это вы… – как-то странно мнется он. – Вересова Оксана Юрьевна?

– Да, это я.

– Это вы охранник? Вы разрешили увезти какому-то чужому мужику ребенка?! – вопрошает дядя Гена, грозно наступая на испуганного мужчину.

– Да он… да я… Давайте я запись покажу? Вы всё поймете. Только позову директора.

– Покажите запись! Потом позовете! – требует Гена, и мы заходим на небольшой пост охраны, где я падаю в предложенное кресло, вглядываясь в маленький экранчик.

Вижу дорожку, по которой мы приехали. Потом шикарную машину черного цвета, она медленно подъезжает к воротам, и из них выходят две девочки.

Мгновенно узнаю Лизу.

Она держит за руку… точную свою копию.

Хватаюсь за сердце, боль охватывает всё мое тело целиком, кусаю губы в кровь, отчетливо понимая, кого я вижу. Сестренку Лизы… Я не знаю, как ее зовут. Я в абсолютном неведении, как зовут мою вторую дочь, о которой всегда запрещала себе думать. Которую вижу всего лишь второй раз в жизни.

Но судьба распорядилась так, что сестры нашли друг друга.

– Видите? Видите, как девочки похожи? Я был уверен, что они близняшки! Не отличишь же!

Молчу, я не в силах говорить. Вглядываюсь в экран – там из машины выходит он, человек из моего прошлого. Я сразу же узнаю волевое хмурое лицо, черные волосы, плотно сжатые губы.

Арслан Бакаев, отец моих детей.

Он велит девочкам садиться в машину, оглядывается по сторонам и машет рукой своему охраннику, чтобы тот договорился с постовым.

– Он сказал, что это его дочки, что в лагере им плохо, он их забирает, – оправдывается растерянный постовой. – Я же не знал… Я и подумать не мог… Ну они же явно сестры.

– Вы за это сядете, – угрожает Гена, стискивая мои плечи, – вы ответите за это, я сейчас вызову полицию!

Выворачиваюсь из его захвата и смотрю прямо в глаза:

– Какая полиция, Гена? Ты же знаешь нашу ситуацию…

Он замолкает. Естественно, он знает.

Знает, что полиция грозит мне самой за то, что я сделала. Я не должна была никогда пересечься с Бакаевым. Но он нашел мою девочку и забрал ее. Конечно, он сразу догадался, что это за ребенок.

Его дочь, которую он считал умершей в родах.

Которую я забрала себе.

Глава 2.

Моих сил хватает лишь на то, чтобы упасть на переднее сиденье внедорожника. Стискиваю пальцы до побелевших костяшек и жду, пока Гена сядет за руль и увезет нас из этого места. Он очень дотошный и не оставит ситуацию нерешенной. Меня трясет, не могу вытерпеть ожидание. Жаль, что я так и не научилась водить машину, вождение мне попросту не далось.

Мысленно я уже не здесь, в лагере никто мне не поможет вернуть мою девочку. Плевать, что руководители не понесут наказание, на всё плевать, это неважно…

Мне срочно нужно ехать к Бакаеву в столицу, умолять, убеждать… Я совсем не знаю этого человека. Видела считаные разы. Вообще, во время моей недолгой работы лаборантом в перинатальном центре я наблюдала совсем другие отношения суррогатной матери и родителей, решившихся на этот сложный шаг.

Обычно они регулярно встречаются с той женщиной, которая вынашивает плод, заботятся о ней, полноценно общаются. Но в нашем случае все было совсем не так.

 Семь лет назад, Москва, перинатальный центр «Возрождение»

– Как мама, Оксан? – озабоченно спрашивает тетя Валя, сестра отчима, пристроившая меня после медицинского колледжа лаборанткой к себе в перинатальный центр. Короткие темно-рыжие волосы тети Вали красиво вьются вдоль длинного вытянутого лица, такого же как у ее брата. Убери кудри – и получится точная копия отчима. Сходство немного пугает.

Запыхавшись после быстрого бега из больницы досюда, переодеваюсь в белый халат и иду с ней в лабораторию.

– Плохо, теть Валь, необходима пересадка почки, нужны деньги, – со вздохом сообщаю ей о нашем непростом положении. У нее есть деньги, должность позволяет, но у меня и в мыслях нет просить у нее в долг. Сумма слишком велика. Я не поверила своим ушам, когда лечащий врач мамы назвал ее мне украдкой в кабинете.

– Ага, намекнули, что очередь будет годами длиться? – понимающе кивает она. – Знаю, знаю… Всё можно решить быстрее, так? И почка сразу найдется?

– Да, – снова вздыхаю, занявшись привычной рутиной. Боюсь напутать что-то, потому что сложно сосредоточиться. Прокручиваю в голове варианты развития событий. Успокаивающая рука тети Вали на моем плече пугает так, что я резко оборачиваюсь, уронив на пол пробирку. Пустую. К счастью, я не уничтожила ничего важного. Пока убираю крошево из стекла, тетя Валя задумчиво на меня смотрит.

– И что думаешь делать?

– Квартиру продать можно… – неопределенно пожимаю плечами. Больше денег взять негде. Дядя Гена зарабатывает хорошо, но не настолько.

– Удумала тоже! А жить где! С мамкой и Генкой? У тебя должно быть собственное жилье. Жениха нет? – спрашивает зачем-то.

– Нет… – удивленно вскидываю взгляд, не понимая вопроса.

– Недавно у тебя медкомиссия была… со здоровьем все в порядке… – продолжает она бормотать. – А ты никогда не думала стать суррогатной матерью, девочка?

– Что? – чуть не роняю очередную пробирку и бросаю это гиблое дело. Сегодня я пока не в состоянии работать. – Нет, конечно нет. Даже в голову не приходило. Как можно отдать своего ребенка?!

– А так, запросто! – фыркает тетка, внимательно смотря на меня. На мой живот. Берет какие-то документы в руки, просматривает их. – Есть у меня пара одна. Татарская семья, богачи. Несколько протоколов ЭКО делали. Тщетно. Последний раз применили агрессивную схему гормонов, но яичники практически никак не отвечали на стимуляцию. Двадцать зрелых яйцеклеток получили. И что ты думаешь? Тяжелая побочка. Яичники начали расти. Она вдобавок поправилась на десять кило. Депрессия у дамочки. А тут еще это. С мужем всё в порядке, сдал материал, оплодотворили клетки и культивировали эмбрионы, заморозилось только пять… Дамочку в больницу, гиперстимуляция, прокол… В общем, не прижился ни один эмбрион.

Молчит, смотрит на меня пронизывающим взглядом. До меня начинает доходить, чего же хочет тетя Валя.

– Вы предлагаете мне стать суррогатной матерью для этой семьи?

– Предлагаю, Оксана, именно. Ты заработаешь денег, поможешь хорошим людям. Они несколько лет пытаются. Как видишь, ей самой никак, а ты молодая, родишь себе еще деток. Сама видела много раз, с каким трудом суррогатные мамашки с детьми прощались, а потом за новыми детьми приходили. И это не какие-то алкашки, а нормальные женщины. Обстоятельства у всех свои. Тебе маму надо спасать.

– Но я не могу, теть Валь, не смогу отдать своего ребенка… – бормочу несвязно, хлопая глазами.

– А маму хоронить сможешь, зная, что могла спасти?

– Я…

– Только, Оксан, дело будет между нами, слышишь? – подходит ближе и доверительно начинает шептать: – Они оба в отчаянии, но знаешь, что самое страшное? Не получится ничего из ее яйцеклеток. Я уверена. Ко мне вчера ее муж приходил на частный прием, поговорили по душам. Говорит, если не будет ребенка, конец его браку и, по моему личному мнению, психике этой дамочки. Совсем она ку-ку стала после неудач с ЭКО и других проблем со здоровьем.

– Не понимаю, что вы имеете в виду? – со страхом спрашиваю я.

– Он готов на всё, говорит, даже согласен на другую яйцеклетку. Так я вот думаю: твою? Да, знаю-знаю, запрещено, незаконно… Но с документами всё уладим, Оксан, ты не волнуйся насчет этого. Ребенок может родиться еще один, второй, третий, а мама у тебя одна…

***

Встряхиваю головой, вперивая невидящий взгляд в Гену, севшего за руль. Машина трогается с места, а он сует мне в руку какую-то бумажку.

– Выяснил адрес Бакаева. Вбей в навигатор. Едем за Лизой.

Глава 3

– Попробуй поспать, – кивает мне Гена после очередной остановки на заправочной станции, где мы остановились на короткое время. Он стоит, курит, пыхтит своей вонючей сигаретой, а я оглядываю его, стоящего ко мне вполоборота, потираю замерзшие плечи. Я вся продрогла, хотя на улице жара, солнце слепит и ни единого ветерка. Но мне зябко, я вся дрожу и, кажется, даже заболеваю.

Мы добираемся до Москвы уже восемь часов. Домой заехали только за документами, покидали вещи по сумкам, даже не поели, очень спешили. Теперь у меня от голода ноет желудок, но есть не могу. Пробовала – не получается. Я неспособна принимать пищу, беспокойство за дочь совершенно лишило меня сил.

Гена раздражает. Всем. И как курит, порой сплевывая и нервно покусывая губы, и как смотрит на меня. В какой-то мере снисходительно – с высоты своего возраста, он на пятнадцать лет старше меня. В меру осуждающе – он так и не простил мне решение стать суррогатной матерью, вернее то, что я с ним и мамой не посоветовалась и за его спиной сделала это. Сестру свою вычеркнул из жизни и до сих пор не может говорить о ней спокойно, так, чтобы не облить помоями.

– Как я могу спать, Ген? – задаю риторический вопрос. Он же плотно сжимает бледные губы и выбрасывает сигарету, идет ко мне и кладет руку на поясницу, подталкивая к машине.

– Все же попробуй. И перестань уже плакать, лицо опухло. Ты в таком виде будешь разговаривать с Бакаевым? Вот что, лялька, ложись на заднее сиденье и поспи.

Его «лялька» стреляет в самое солнечное сплетение, отдаваясь там болью и воспоминаниями из детства. Ведь раньше я считала Гену папой, верила, что он обо мне заботится. Теперь эти добрые моменты искажены, как в кривом зеркале. Я не знаю, какого рода забота это была, если сейчас у него ко мне явно не родительский интерес… Противно, тошно… Но я не дергаюсь от его прикосновения, это было бы слишком нарочито, привлекло бы внимание. А у меня сейчас нет сил, чтобы копаться в прошлом и выяснять отношения с мужем.

– Когда мы пойдем к нему? Мне нужно переодеться, привести себя в порядок, – подаю голос с заднего сиденья, где устроилась, поджав под себя ноги и закутавшись в теплый плед.

Гена плавно трогает машину с места и смотрит на меня через зеркало дальнего вида.

– Поедем в отель, снимем номер, потом отправимся к нему.

– Раздельные номера, – заявляю твердо, но таким тихим голоском, что мои слова кажутся жалкой просьбой, а не четким заявлением о границах.

Сжимает руль грубыми пальцами и снова пронзает взглядом.

– Зачем? Это смешно, Оксана. Ты моя жена, ты должна жить со мной на одной территории, где бы мы ни появились. Что за цирк, лялька?

– Необходимость в этом браке отпала, нам нужно развестись, – твердо напоминаю ему о том, что он и так знает. Брак был фиктивным. – Мы не смогли спрятаться от Бакаева, смена фамилии не помогла, переезд в другой город не помог. У нас не получилось спрятаться. Ничего не помогло, теперь он заберет Лизу… – снова скатываюсь к истерике, всхлипнув и зажав рот рукой.

– Он отец, он имеет право на девочку, – кивает Гена, – но и ты имеешь. Попробуем судиться. Но шансов мало, Оксан, сразу скажу. Он влиятельный человек, со связями, с огромным состоянием. Уважаемый. Валька не могла выбрать худшего варианта. Почему не подобрала семью попроще? Ах да! – добавляет со злостью. – Хотела побольше денег срубить за то, чтобы ты свою яйцеклетку отдала и своего ребенка выдала за ребенка жены Бакаева! Он попросил, а она и рада стараться, пошла против закона за большие бабки. А потом еще потребовала у меня денег, когда ты Лизу выкрала, чтобы все оформить документально, будто девочка умерла. Зараза рыжая!

– Тетя Валя помогла нам, спасла маму, и благодаря ей у меня теперь есть Лиза, – выговариваю тихо, вспоминая события минувших дней. Да, я украла Лизу, не смогла смотреть на нее, такую маленькую, хрупкую, лежащую в инкубаторе. Девочек было две, родителям хватило бы и одной, чтобы стать счастливыми. Долгожданное чудо, ребенок после стольких лет мучений.

А я… я не смогла отдать им двоих детей, никудышная из меня получилась суррогатная мать. Но это же моя девочка, моя плоть и кровь, я бы умерла, если бы пришлось отдать ее. Отдать их двоих. А так я разделила свою боль напополам. И если бы не этот чертов лагерь…

– Оксана, ты знала, на что шла. Мы бы смогли собрать деньги, выкрутились бы как-то, продали бы квартиру. Ее все равно пришлось в итоге продать, чтобы заплатить Вальке! – продолжает злиться Гена. Мы так давно не обсуждали ту историю, что сейчас словно плотину прорвало. – Все эти годы столько денег ушло на восстановление вашего здоровья! Ты после рождения детей еле оклемалась. Сиделки, няньки, лекарства…

Он как будто обвиняет, но никогда не был меркантильным, я знаю, что он не считает копейки, а просто злится на обстоятельства. Он, как и я, сетует на то, что в наших реалиях простых людей каждая услуга, каждая купленная вещь ударяла по карману. Но мы продлевали жизнь маме, мы справлялись как могли… Нельзя сказать, что все было впустую.

Сейчас я понимаю, какой счастливой была. Моя девочка, мне так ее не хватает. Снова достаю из сумки розовую заколку для волос и щелкаю ею, щелкаю, беспрестанно щелкаю, пытаясь успокоиться.

– У тети Вали будут проблемы, да? – задаю вопрос, который приходит на ум. Теперь Бакаев знает, что вторая девочка не умерла. Он бы знал об этом с самого начала, если бы явился на роды, если бы присутствовал в больнице, но они с женой игнорировали меня всю беременность, отделываясь передачей информации через тетю Валю. Я не задавалась вопросом, почему это так. Только потом, когда пошла на форум суррогатных матерей, поняла, что обычно все происходит совсем иначе.

– Конечно будут! Привлекут к ответственности. Подделка документов – это тебе не хухры-мухры! И поделом ей! А то построила себе дачу на югах и дом за границей купила и сдает его. Денег куры не клюют. Разводит богатеньких клиентов, обдирает их как липку, пользуется чужим горем…

Он еще долго поносит сестру громким басом, посылает на нее все кары небесные, но я не слушаю, полностью уйдя в свои тяжелые мысли. Я всё это слышала не раз и не два. Гена не скажет ничего нового.

Мне нужно морально подготовиться к встрече с Бакаевым, продумать все с холодной головой.

***

Перестаю бороться с ветряными мельницами и позволяю зарегистрировать нас с Геной в одном номере. Шумная многолюдная Москва ошеломляет. Здесь так просто затеряться. Может, мы зря уехали? Спрятались бы и тут, чужие имена бы нас прикрыли. Хотя какая теперь разница…

Едва принимаю душ и привожу себя в порядок, как в номер входит Гена. Он оделся в строгие черные брюки, надел белую рубашку и синий свитер, побрился, от него разит сильным, едким запахом одеколона, от которого мне становится дурно.

Я стою и растерянно смотрю на свою одежду, разбросанную комками на кровати.

– Ты еще не готова? Тогда я поеду один. Смеркается, будет неприлично приехать в чужой дом после девяти вечера.

– Нет, я поеду! – срываюсь с места и хватаю первые попавшиеся джинсы, всовываю в них ноги и сверху надеваю серую толстовку с ярким розовым принтом. С рисунком из пайеток, которые так любила перебирать моя Лиза. Плевать, что Гена пялится на меня в одном белье, не до сантиментов. Поворачиваюсь к нему и замечаю голодный взгляд. Пугающий, пробирающий до мурашек.

– Выходим, – командует он, и я спешу за ним.

В машине весь воздух напитан звенящим напряжением, мы оба очень волнуемся, Гена крепко сжимает руль, я комкаю в руках заколку.

– Перестань! – требует Гена, этот звук вывел его из себя. – Ты выпила успокоительное? – спрашивает требовательно.

Мотаю головой, потому что забыла. Идиотка. Меня колотит, давлюсь рыданиями…

– Дура, – Гена психует и останавливает машину, разрешает мне выйти наружу, немного отдышаться, а потом заставляет принять несколько белых таблеток.

Когда мы подъезжаем к особняку Бакаева, на землю уже ложится ночь. Как мы ни старались приехать пораньше, чертовы пробки не дали этого сделать. В воздухе уже царит прохлада, поют ночные птицы, ветер шевелит листву деревьев, окружающих величественное светлое здание. Где-то там моя девочка… За этим высоким кованым забором. Как в тюрьме.

Вглядываюсь в окна, ища силуэт Лизы, а Гена в переговорное устройство на воротах сообщает о цели визита. Ворота медленно открываются, и мы въезжаем на машине на территорию владений Бакаева.

Приходится проехать еще несколько минут и пройти по мощеной дорожке, прежде чем мы оказываемся у крыльца. Там нас встречает охрана – двое высоких серьезных мужчин в черных костюмах.

– Господин Бакаев ждет в кабинете, – объявляет один, – а вы стойте здесь.

Твердым жестом руки останавливает Гену, его не пускают вместе со мной, значит, в логово зверя я отправлюсь в одиночестве.

Сглатываю и, бросив жалкий взгляд на растерянного отчима, следую по анфиладе коридоров за охранником. Огромный дом поражает свой роскошью, помпезностью, подавляет, заставляет чувствовать себя ничтожной и незначительной.

Здесь запросто можно заблудиться, я словно в замке старинном оказалась. Высокие потолки, толстые мягкие ковры, статуи, картины… Но это все проходит мимо моего внимания, не трогает ничего внутри, лишь дает понимание о богатстве Бакаева, о его финансовых возможностях, которые пугают.

Двери его кабинета огромные, вычурные, будто мы сейчас ступим в тронный зал. Но нет, это кабинет-библиотека, в который я вхожу, затаив дыхание. Возле массивного стола из красного дерева стоит человек в черном костюме.

Арслан Бакаев уже ждет меня, оценивающе осматривая с ног до головы.

– Здравствуй, Оксана, – говорит медленно, растягивает слова. – Не понимаю, зачем ты пришла.

И я немею.

Глава 4

Сцепив трясущиеся руки в замок, мнусь возле двери, захлопнувшейся позади меня с оглушительным треском, и рассматриваю хозяина дома.

Высокий, внушительный, надменный и мрачный. Упакованный в черный деловой костюм с иголочки. Белая рубашка контрастирует со смуглой кожей. На благородное лицо тенью ложится щетина, красивые губы недовольно стиснуты, черные волосы аккуратно уложены, волосок к волоску.

И весь он такой – идеальный, мужественный. И холодный, словно камень. Пронзительный взгляд примораживает меня к месту.

А густой бархатистый голос режет как ножом:

– Ты очень отважная или же глупая, раз посмела перешагнуть порог моего дома. Одно мое слово – и ваша поганая семейка аферистов сгинет с лица земли. Я уделю тебе несколько минут. Будь за это благодарна. Что тебе нужно, Оксана?

– Моя девочка…  – начинаю робко, но страх за дочь придает мне смелости, и я шагаю прямо к Бакаеву с обвинениями: – Вы забрали ее! Как вы могли? Она же испугалась, когда ее забрал незнакомый мужчина! Она будет про меня спрашивать!

– Она не твоя, – хмурит свои густые брови, осматривая меня с ног до головы пренебрежительным взглядом. – И ты прекрасно это знаешь. Альбина играет со своей сестрой. Она приняла меня как своего отца и Зарину как свою сестру. Сходство очевидно. Девочка все поняла без лишних слов. К счастью, Альбина еще очень маленькая, она тебя забудет и полюбит свою настоящую маму.

На страницу:
1 из 4