"Три звезды" миллиардера. Отель для новобрачных

"Три звезды" миллиардера. Отель для новобрачных

Тала Тоцка

Глава 1

– Милаш, не вертись, а то получится криво, – говорю дочери, пока завязываю у нее на поясе пышный бант цвета сливочного мороженого.

У всех троих девочек одинаковые платья и ободки для волос. Ободки украшены цветами и ленточками.

– Вы похожи на сладкие карамельки! – говорю детям.

– Карамельки цветные, мамочка. Мы зефирки! – поправляет меня Миланка.

– У меня вот тут торчит, – показывает моя младшенькая, Марьяша, на выбившийся локон, и я беру расческу.

– Готово! – откладываю расческу и расправляю на платьице воланы.

– Мы красивые, мамочка? – спрашивает моя старшенькая, Маргаритка, стоя перед зеркалом.

– Очень! Вы у меня как куколки! – обнимаю дочку так, чтобы не растрепать аккуратно уложенные локоны, и целую в носик.

– А меня? – Миланка обнимает за шею, собираясь по привычке влезть на колени, но вовремя останавливается, чтобы не измять воздушное платье.

– И тебя, – чмокаю и ее в нос.

Они сегодня снова «цветочные» девочки, и мы целое утро посвящаем прическам и нарядам. Меньше просто не получается.

В другие дни, когда я тороплюсь, прошу помочь кого-нибудь из персонала, но сегодня у меня свободное утро. И я рада, что могу провести его со своими детьми.

Марьяша протискивается между сестрами и тоже подставляет мордашку. Все правильно, три носика, три поцелуя, как обычно.

Только бы они снова не начали спрашивать, на кого они похожи. В прошлый раз у меня получилось вовремя переключить их внимание на белочку, выскочившую на аллею парка.

Сейчас под рукой подходящей белочки нет, есть только толстый, отъевшийся Марсель. Но вряд ли он способен кого-то отвлечь. За все это время этот ленивый комок шерсти даже не пошевелился. Съел утреннюю порцию и спит в кресле, свернувшись клубком и накрыв лапой нос.

Это все новый повар Андреас. Это он спросил у моих девочек, в кого они такие блондинистые. А откуда мне знать, в кого? Ладно у них глаза голубые. У их отца, Артема Асадова, они темно-синие, может и у девчонок потемнеют.

Но волосы у Артема темные, у меня тоже. А все мои три девочки светленькие как одуванчики.

Сказать детям «я не знаю» не поворачивается язык.

Хотя, если мне повезет, и они забыли…

– Мамочка, а на кого мы похожи? – спрашивает младшая, Марьяша.

Черт. Не повезло. Как я сама могла забыть?

Так и не подготовилась.

Принимаюсь лихорадочно перебирать в голове близких и дальних родственников. Но, как назло, никто на ум не приходит.

Говорить, что они похожи на папу, тоже не хочется. Во-первых, это не так. Во-вторых, я показала девочкам фото папы, только своего. Сказала, что он катался на лыжах в горах и разбился.

А мой папа тоже был темноволосым. И мама. Даже бабушка, хоть она уже седая.

Ну не было у нас в семье блондинов, ни одного.

Три пары глаз выжидательно смотрят, я уже близка к панике. Но пока мне снова везет. И даже без белочки.

– Где мои девочки? – заглядывает в кабинет пиар-менеджер Джессика. – Скорее, гости уже подъезжают! Только корзинки не забудьте.

– А разве мы их хоть раз забыли? – возмущенно передергивает плечами Марьяша. – На секундочку!

Я непроизвольно вздрагиваю. Вот интонацию младшей дочки точно ни с кем не перепутаешь.

Хорошо, что здесь нет хозяина этих интонаций. Нет и быть не может.

Или… нехорошо?

***

Мы спускаемся в холл. Девочки бегут впереди – у них ответственное задание. Они первыми должны встретить юбилейную пару новобрачных.

Какую-то там бла-бла-тысячную, я такие цифры не запоминаю. Это не в компетенции управляющей, моя задача, чтобы гости остались довольны обслуживанием.

Да, я уже целых полгода сама управляю отелем. Мария ушла в декрет, и компания доверила руководство мне. Мистер Рич шутил, что я попаду в книгу рекордов Гиннеса как самая молодая управляющая в истории отельного бизнеса.

Вполне возможно, я все собираюсь загуглить, но забываю. Конечно, завистники утверждают, будто это из-за того, что я владею акциями отеля. Но я-то знаю, как много я работала, чтобы занять эту должность.

И разве такая компания как «Цитадель» стала бы утверждать мою кандидатуру только потому, что я акционер? Смешно.

Отель перестроили и переименовали, он уже давно не «Паладин», а «Три звезды». Не знаю, кто предложил так его назвать, но на собрании акционеров больше всего голосов получило именно это название. А мои девочки, когда подросли, стали его символом.

Они без преувеличения считаются визитной карточкой отеля. Я не планировала, все получилось само собой. Мы делали рекламную фотосессию, моих дочерей нарядили «цветочными» девочками.

Рекламный постер получился настолько удачным, что название «Три звезды» стали связывать исключительно с моими малышками.

Я не знаю, кто пустил этот слух, но я лично слышала от нескольких инсайдеров, что девочки Плохие – это талисман. Если они встречают новобрачных, это хороший знак. Значит у пары гарантированно не будет никаких проблем с деторождением.

Не знаю, насколько это правда, но я лично слышала, как одна наша гостья при виде Марьяши, Милаши и Маргоши всплеснула руками и воскликнула:

– Какая милота! Дорогой, я хочу таких же!

Когда отель перестраивали, на звукоизоляции никто не экономил. Но на протяжении всего времени, которое эта пара проводила в номере, даже в подвале было слышно, как старался дорогой исполнить желание своей молодой жены.

Понемногу отель оброс приметами и традициями. Ему приписывают самые фантастические заслуги, что, впрочем, идет ему только на пользу.

К примеру то, что паре, которая провела брачную ночь в нашем отеле, обеспечена долгая и счастливая семейная жизнь.

Не знаю, в чем причина и какая во всем этом заслуга отеля, но процент развода «наших» пар в самом деле рекордно низкий. Безусловно, мы ведем такую статистику.

Кстати, был случай, когда одна такая парочка приехала к нам же праздновать свой развод. У них на двери заклинило замок, и когда дверь вскрыли, бывшие молодожены поехали по новой регистрировать брак.

Такие моменты в своей работе я обожаю больше всего!

Сегодня у нас забронированы номера для нескольких пар – то ли три, то ли четыре. Кто из них приедет первым и станет юбиляром, неизвестно. Мы никого не предупреждали, пусть все будет по-честному.

Мои зефирки уже выстроились напротив входа с корзинками. Мало кого могут оставить равнодушными мои девочки, когда хотят вызвать умиление и целое море розовых сантиментов.

Несколько минут любуюсь ими и в последний момент замечаю, что у всех троих развязались ленты на туфельках. Ленты атласные, скользкие, поэтому часто соскальзывают и развязываются.

Если бы я только заметила раньше!

Но входная дверь уже открывается перед юбилейной бла-бла-тысячной парой. Надо хоть послушать, какие они по счету…

Отвлекаюсь от своих детей, поднимаю глаза на гостей, и в глазах темнеет, а ноги подкашиваются. Я не падаю лишь потому, что спиной вжимаюсь в изящную декоративную колонну. Она ничего не подпирает, просто элемент интерьера.

Правда, теперь ей придется подпирать меня.

Скольжу по колонне спиной, перебирая руками, а сама не свожу глаз с вошедшей пары. Потому что перед моими – и своими! – детьми возвышается Артем Асадов.

Их отец, моя бывшая любовь, а теперь мой – Боже, за что? – новобрачный постоялец.

***

Я очень старалась не следить за жизнью Артема, хоть честно признаюсь, это было нелегко. Особенно вначале. Но внезапная смерть его отца Мурада Асадова наделала немало шума в мире отельного бизнеса. И конечно я знала, что Артем занял его место.

Знала и искренне ему сочувствовала. Кому как не мне его понять? Я тоже осталась без обоих родителей, и при всей моей любви к бабушке, их она мне заменить не могла.

Прячусь за колонной и жадно разглядываю девушку, которая стоит рядом с Артемом в подвенечном платье. Кажется, это совсем не та, которую я видела в Вене на ярмарке и с которой Артем целовался под омелой.

Но может я выдаю желаемое за действительное?

Шесть лет наши дороги не пересекались. Я не считаю тот вечер на Ратушной площади, Асадов тогда меня даже не заметил. И я всегда считала, что у нас нет общих точек пересечения.

Но теперь, глядя на три фигурки в нарядных платьицах цвета сливочного мороженого, я понимаю, как ошибалась.

Мои девочки кажутся совсем крошечными рядом со своим высоким широкоплечим отцом. Чьи плечи, похоже, стали еще шире. Они как хрупкие фарфоровые куколки, Артем мог бы всех троих с легкостью поднять одной рукой.

И сейчас, выглядывая из-за декоративной колонны, я особенно остро ощущаю, как между нами натягиваются крепкие невидимые нити. Целых три. У меня с этим мужчиной целых три точки соприкосновения, которые связали нас навсегда.

Вот только, скажите, к чему мне это понимание? Асадов понятия не имеет, что трижды отец.

Внезапно появляется непреодолимое желание, чтобы он узнал. Хочется увидеть его реакцию. Мои девочки никого не оставляют равнодушными, меня уже достали всевозможные рекламные агентства с предложением составить их портфолио.

Тут же пробивает: они не только мои. Они и его тоже. Наши. Внутри поднимается волна протеста, а за ней сразу просыпается совесть. Может, он был бы рад это узнать?

Представляю, как выхожу из-за колонны и подхожу к Артему.

«Привет! Как дела? А у нас с тобой есть дочки, представляешь?»

Нет, трэш какой-то.

«Привет! Как дела? Познакомься, это твои дети!»

Нет, вот это «Как дела?» звучит совсем по-идиотски. Как могут быть дела у мужчины, который только что женился? Дураку ясно, что у него все прекрасно. В отличие от некоторых.

А может так?

«Здравствуй, Артем. Поздравляю с бракосочетанием. Живите долго и счастливо, только с детьми советую не торопиться. У тебя уже есть трое».

Представляю, как его глаза становятся размером с блюдца. Затем представляю выражение лица его новоиспеченной жены.

Закатываю глаза и сильнее влипаю в колонну. Если бы у меня получилось с ней слиться, было бы просто чудесно.

Тем временем музыканты играют нежную, трогательную мелодию – под нее обычно все плачут, даже мужчины. Мои девочки набирают горсти розовых лепестков и бросают перед нашей юбилейной парой.

Артем внимательно рассматривает малышек, затем внезапно взмахивает рукой.

– Подождите!

Музыканты перестают играть и озадаченно переглядываются. Новобрачная тоже смотрит на него глазами-блюдцами. В холле устанавливается звенящая тишина.

Асадов подтягивает на коленях брюки и садится перед моими дочками на корточки. Наклоняется, завязывает развязавшуюся атласную ленту на туфельке сначала Маргоши, потом Милаши, затем Марьяши.

Выпрямляется, поднимается с корточек, оглаживает брюки и выжидательно смотрит на музыкантов.

Те нестройно заводят мелодию, но теперь все смотрят на моих детей. А я вижу, как переглядываются девочки и что-то изумленно говорит им Марьяша. Что именно, мне не слышно.

– Какие прелестные девочки! – тем временем восклицает новобрачная и наклоняется к моим дочерям. – Вы так похожи! Вы случайно не сестрички?

– Конечно, сестрички, раз похожи, – отвечает за всех моя младшая дочь, исподлобья глядя на новоиспеченную Асадову.

– Они такие милые! – поворачивается та к Артему, а я молюсь, чтобы никто не додумался одновременно посмотреть на него и на Марьяшу. И сравнить.

Эти кислые выражения лица как будто отпечатаны на 3D-принтере.

Тишину разрезает пронзительный визг.

– Ай! Какой кошмар! Черный, кот! – вскрикивает с ужасом новобрачная.

Я в состоянии, близком к обмороку, наблюдаю из-за своей колонны, как Марсель выходит в холл и садится в центре.

Глава 2

Новобрачная оборачивается к Асадову.

– Дорогой, сделай что-нибудь! Черный кот на свадьбе это ужасная примета!

– Он не везде черный! – протестующе вскидывает голову Милана.

– У него белые лапки! И грудка! И на носике пятнышко! – вступается за незаслуженно оболганного кота Маргаритка.

– На секундочку, – одновременно говорят Артем с Марьяшей и поворачиваются к возмущенной новобрачной. А затем Артем в изумлении вперяется взглядом в Марьяшу.

Марсель явно чувствует поддержку. Он встает и вразвалку, не торопясь подходит к своим хозяйкам. При этом словно проводит невидимую границу между детьми и «юбилейной» парой.

– Какой ужас! Он перешел нам дорогу, – истерично вопит молодая жена, и я вижу как морщится Артем.

Мда… Не могу утверждать о собственной непредвзятости, но и назвать Асадова счастливчиком у меня не поворачивается язык. Девушке перед замужеством не мешало бы подлечить нервы.

Судя по лицу ее любящего супруга, он тоже так считает, потому что обрывает любимую жену на полуслове.

– Дети правы, Влада. Прекрати истерику.

– Дорогой, это очень плохой знак, – наша гостья послушно понижает уровень шума.

– Это не знак, это Марсель, – супит брови Марьяша и поворачивает ладошку вверх. – Он кот.

– Марсель? – Асадов внезапно замолкает и хмурит лоб, как будто пытается ухватить за хвост призрачное воспоминание.

Миланка поднимает кота на руки, Артем пристально разглядывает животное.

«Боже, Боже, Боже, – шепчу одними губами, глядя на высокий потолок, – он не может его помнить. Он не должен его узнать!»

Артем покусывает нижнюю губу и тоже смотрит в потолок.

Смотрит долго. Приказываю себе успокоиться.

Не узнает. Разве можно узнать в вальяжном восьмикилограммовом коте размером со среднюю собаку крошечного мяукающего котенка? Его, кстати, и собаки боятся.

Замираю, влипнув в колонну. В холле тихо, лишь тикают большие часы над ресепшеном, а по самим дальним уголкам отеля эхом разносятся глухие удары. Это мое сердце стучит с утроенной силой.

Асадов оглядывается по сторонам и поворачивается к притихшим администраторам.

– Позовите управляющего отелем, – говорит он сухим тоном. – Здесь вообще есть управляющий?

– Есть, – отвечает ему Марьяша, и он с удивлением опускает глаза вниз.

– Ты его знаешь?

– Это наша мама, – говорит Маргоша.

Артем вновь присаживается перед девочками на корточки. Милаша протягивает ему Марселя.

– Хотите погладить?

Асадов рассеянно протягивает руку, но вовремя спохватывается.

– Так где же ваша мама?

«Заболела, на карантине. Нет, в больнице. А лучше в коме. Нет, в тюрьме»…

Он не должен меня видеть. Я, конечно, уже не восемнадцатилетняя девочка, но и что я изменилась до неузнаваемости, тоже не скажешь.

Отлипаю от колонны, задом пячусь в спасительную темноту коридора, дальше перехожу на бег. Я должна долететь до кабинета быстрее, чем туда придет Асадов.

А что, если он уже догадался? Или откуда-то узнал о дочках? Зачем владельцу сети отелей высшего класса понадобились наши «Три звезды»? И ведет он себя странно.

Почему сам решил завязать девочкам ленты на туфельках? У моих детей все время что-то развязывается, как не ленты, так шнурки. Никому в голову такое не приходит. Как правило, сразу зовут меня.

Значит, все-таки знает? Холодею от одной такой мысли и удваиваю скорость.

Мчусь в кабинет, по пути затягивая волосы в хвост. И почему я не ношу парики? Как просто и элегантно было бы спрятаться от Асадова за париком, раз уж я не удосужилась сделать пластическую операцию…

Влетаю в кабинет и опускаю жалюзи. Полумрак, уже что-то.

Лихорадочно роюсь в сумке. Неужели я не взяла очки-обманки? Я специально их купила, как только совет директоров утвердил мою кандидатуру, чтобы добавить образу солидности. И парочку лишних лет.

Не могу их найти, попадаются только солнцезащитные очки.

Но если я буду сидеть в кабинете в солнцезащитных очках, Асадов точно что-то заподозрит. Еще и в темноте.

Выдвигаю ящик и радостно вскрикиваю. Есть! И очки, и упаковка медицинских масок. Мысленно возношу краткую благодарность карантину, напяливаю очки, маску, падаю за стол и рывком открываю крышку ноутбука.

Успеваю в последнюю секунду. Дверь распахивается, на пороге возникает Артем Асадов.

Это он такой высокий и широкоплечий или у меня слишком узкий дверной проем?

Сама себя мысленно одергиваю. Я не должна о нем думать как о мужчине. Он для меня постоялец, новобрачный, молодожен – кто угодно, только не красивый мужчина с шикарным, прокачанным торсом.

Лучше бы он растолстел. Или облысел. Мне бы сейчас было намного легче.

– Госпожа Хелена Плохая? – звучит резкое, и я вздрагиваю от звуков его голоса. – Вы управляющая этого отеля?

– Мугу, – несколько раз киваю, спрятавшись за ноутбуком.

– Девочки с корзинками ваши? – Асадов подходит к столу и встает напротив. – И кот тоже?

– Умгу… охо… ага, – мычу нечленораздельно.

– Можно поразборчивее? – он упирается руками в столешницу, и я бормочу поспешно, откашливаясь и всячески изображая простуду.

– Какой кот?

– Черный.

– Марсель?

– Толстый черный кот, – начинает терять терпение Асадов.

– Ах, кот… – хлопаю себя по лбу и утвердительно киваю. – Теперь наш.

– Что значит, теперь? – Асадов возвышается над столом и грозно хмурит брови.

– Нам его оставили, – брякаю первое, что приходит в голову.

– Кто? – спрашивает Асадов, хмурясь еще сильнее. – И когда?

– Постоялица одна. Давно, лет пять назад. Сняла номер, – принимаюсь вдохновенно врать, – а ее срочно вызвали по работе. Она попросила присмотреть за Марселем, и ее задавила машина…

– Что? – даже в полумраке вижу, как сереет его лицо. – Она погибла?

Понимаю, что перегнула палку. Вдруг Асадов захочет положить цветы на мою могилку? Где мне ее брать? Можно, конечно, договориться со сторожем или просто временно наклеить свою фотку на первый попавшийся памятник. Но это уже перебор.

– Сбила, – поправляюсь, – сбила машина, а не задавила. Она пока в больнице была, котик у нас и прижился. Простите, эти глаголы, все перепутались в голове…

– Красивая? – помолчав, спрашивает Артем.

– Машина? Откуда я знаю, – пожимаю плечами. – Я не видела.

– Девушка! – рявкает Артем, и я вытягиваюсь в кресле. – Девушка красивая?

– Ну… так… – тяну, неожиданно засмущавшись, – может быть…

– Как ее звали? Не Алена?

– Алена… – шепчу и изумленно моргаю, когда он опускается в кресло возле стола и прикрывает глаза рукой.

Он все-таки помнит?

Молчу, шокировано глядя на Асадова, и хоть в кабинете тепло, до самой глубины пробирает мелкая, лихорадочная дрожь.

Артем сейчас так близко, на расстоянии вытянутой руки. В последний раз это было почти шесть лет назад, только тогда мы были в его кабинете. В его огромном роскошном офисе, откуда город был виден как на ладони.

Тогда я была глупой, по уши влюбленной девчонкой, а он смотрел на меня как на досадную оплошность. Он так старательно готовился отомстить, а я оказалась не тем оружием.

Холостой выстрел, который не попал в цель.

Хм. Ну или попал, но совсем не туда, куда Асадов целился. Результат оказался нежданным для нас обоих. А для него до сих пор неизвестным.

– Она больше не появлялась, эта девушка? – глухой голос вызывает новую волну дрожи. Так не говорят о людях, которые безразличны.

– Нет, – отвечаю сипло.

– И вы не знаете, что с ней?

– Не знаю, – я едва дышу. Мы снова замолкаем, но тишина становится невыносимой, и я набираюсь смелости: – Вы были знакомы?

Артем поднимает голову.

– С Аленой?

«Нет, блин, с Марселем!»

– Да, я… Я знал эту девушку. Недолго, но знал.

Убиться веником! Он меня всего лишь «знал»!

Мысленно себя корю и даже головой качаю. Нельзя быть такой неблагодарной. Мне следует утешиться тем, что Асадов так обтекаемо и тактично выразился. Знал бы он, какой багаж «знаний» остался у меня после, наверняка употребил бы другое выражение.

– У вас бывали в жизни моменты, о которых хочется забыть навсегда? – тем временем негромко продолжает Артем, и я невольно поддаюсь магии его голоса. Низкого, приятного, с очень притягательной хрипотцой. – Похоронить в памяти, потому что они тянут за собой целый шлейф других воспоминаний. Неприятных, иногда даже мерзких. Они напоминают о собственных проступках. О собственной грязи и низости. Поэтому о них стараешься забыть, убеждаешь себя, что это прошлое. И потом это прошлое настигает тебя в самый неожиданный момент.

С головой накрывает обида, такое ощущение, что я сейчас захлебнусь.

Вон оно что. Пока я растила наших с ним детей, он как мог боролся за собственную чистоту и непогрешимость. Чертов чистоплюй.

Я бы тоже не отказалась навсегда похоронить воспоминания о том, как легко отдалась малознакомому мужчине. Как позволила использовать себя в качестве орудия мести.

Только я не могу себе этого позволить. У меня перед глазами каждый день мельтешат три очень милых напоминания. И я слишком их люблю, чтобы хоронить воспоминания об их отце. Я все равно ему за них благодарна.

– Сожалею, что мой кот вынудил вас вновь пережить те неприятные минуты, – говорю все так же сипло, теперь уже нарочно, – примите мои извинения.

В душе разрастается целый клубок старых и новых чувств и ощущений. Растерянность, сожаление, разочарование. И страх.

Как бы мне раньше ни хотелось, чтобы Асадов узнал о дочках, интуиция подсказывает – нельзя. Кто знает, как он отреагирует. А что, если отберет? Сколько таких случаев описано в прессе, когда богатый влиятельный отец забирает детей у матери под предлогом, что сможет лучше обеспечить их будущее!

Что Асадов сделал, чтобы узнать о дочерях? Он даже не попытался выяснить, вымогала я у него деньги или нет. Сразу обвинил в шантаже и подослал своих эсбэшников, чтобы они закрыли мне рот. Деньги швырнул как подачку, а сам, оказывается, от воспоминаний убегал.

Так что фак тебе, а не дочки, Асадов.

Целых три раза фак.

Я не скажу тебе о них, по крайней мере сейчас. Ты обязательно узнаешь потом, когда они вырастут. И не дождешься, чтобы я по тебе страдала. Это ты будешь страдать, когда увидишь, какими красавицами они выросли.

Будешь волосы на себе рвать от отчаяния.

Мое бурное воображение рисует одну за другой картины моего триумфа: Марьяша, Маргоша и Милаша стоят на подиуме с коронами победительниц конкурса красоты на головах, я рядом с ними сияю и раздуваюсь от гордости, а под подиумом плачет старенький, подслеповатый Асадов.

Можно с палочкой.

Пусть еще будет плешивый, ну или хотя бы начинающий лысеть.

Упиваясь собственной местью, я увлекаюсь и не сразу обращаю внимание, что у Асадова уже прошла минутка угрызения совести, и теперь он с интересом рассматривает мой кабинет.

– А почему у вас в кабинете так темно? – резкий голос взрывает тишину, и мои фантазии рассыпаются ярким сверкающим конфетти. – Почему опущены жалюзи? Надо открыть окна.

Он встает и направляется к окну.

– Нет! – вскрикиваю я так громко, что он вздрагивает и замирает на полпути. Я понижаю голос, намеренно возвращая сиплые нотки. – Нельзя. Здесь на стенах очень светочувствительная краска. От солнечного света она трескается и осыпается.

– Так перекрасьте.

– Мне нравится оттенок. Боюсь, что не получится добиться точно такого же.

– Тогда включите свет, – он оглядывается по сторонам в поиске выключателя.

– Не могу. Лампочка перегорела.

– Что у вас тут за бардак! Некому заменить лампочку? Давайте, я поменяю.

Черт, я забыла, с кем имею дело. Асадов самый нестандартный и непохожий на других миллиардер.

Он сейчас абсолютно серьезен, и я верю, что он не просто в состоянии заменить в кабинете лампочку. Владелец сети фешенебельных отелей «Параллель» вполне способен лично перекрасить стены в моем кабинете.

– Спасибо, я справлюсь, – останавливаю его, – вы наш гость. Вас уже заждалась молодая жена. Если больше нет никаких пожеланий, которые вы хотите озвучить, вам лучше вернуться в холл отеля и продолжить церемонию встречи. Мои дети и весь коллектив очень старались, чтобы вам и госпоже Асадовой все понравилось. Надеюсь, что вы…

– А если есть? – перебивает он меня, и я непонимающе вскидываю голову. Неужели он заметил, как дрогнул мой голос, когда я произнесла «госпожа Асадова».

– Что есть? – переспрашиваю и даже на время забываю сипеть.

– Есть пожелания, – Артем перегибается через стол и нависает надо мной темнеющей глыбой.

– Какие? – шепчу, пересиливая заложенность в горле. И дыхание почему-то участилось.

– Я много слышал о вашем отеле. Скажите, кто у вас главный креативщик? Кто генерирует все эти потрясающие идеи?

– Ка-ка-какие иде-деи, – от неожиданности начинаю заикаться.

– Да хотя бы распускание всех этих слухов. Что брачная ночь в вашем отеле залог долгой и счастливой совместной жизни. Что у всех сразу будет по тройне. Кто придумывает весь этот бред, который, как ни удивительно, потребитель проглатывает и не давится? Покажите мне этого самородка.