( Не) Установленное отцовство

– Это, конечно, метод страуса, – она закидывает ноги на стол. – Но если я нажрусь в зюзю, то свидание накроется медным тазом. Типа медотвод. Хотя, когда Алекса хоть что-нибудь останавливало. И что теперь? Бежать? Покупать пистолет?

Геля отпивает ещё, и, поставив бутылку на пол, ведёт руками по груди, разминает одну и другую, массирует соски, сминает их. Язык скользит по приоткрытым губам.

Пожираю Гелю глазами, но голод лишь усиливается. Это выше моих сил. Моя необласканная девочка. Лучше бы с меня кожу содрали живьём, чем такие муки. Зацелую тебя всю от макушки до кончиков пальцев. Потерпи. Теперь уж точно не стоит вылезать из-под стола. Закончив играться с грудью, Геля разворачивается к зеркалу.

– А может притвориться пьяной и устроить дебош в ресторане? – Геля берёт перьевой веер и обмахивается им, томно прикрыв глаза. Рассматривает себя из-под длинных ресниц в трёх зеркалах. – Что скажете, дамы?

«Что он трахнет тебя, не доезжая до ресторана», – рвётся у меня с языка. В груди тут же вскипает злоба, как смола в адовом котле. Геля серьёзно собралась к нему на свидание?

Хлопает входная дверь, и Геля поспешно натягивает сорочку. Убирает бутылку под скатерть и прячется за створкой шкафа. Достаёт из него чёрный халат с золотыми драконами.

– Мам! Смотри какой щенок! – вбегают мальчишки с лохматым псом. – Давай возьмём его дом охранять?

– Здрасьте, приехали! Какой же это щенок? – Геля затягивает пояс.

Пёс, похожий на болонку, нюхает воздух, и я понимаю, что этого товарища правда стоит взять в охранники. Только не сейчас! Пёс заливается лаем и вырывается из рук Бориса.

[1] ДЕЗ – дирекция единого заказчика. Пришли на смену ЖЭКам с 1996 года.

Глава 3

Геля

– Стоять, Зорька! – ору, подхватывая собаку, как вратарь мяч. Мартини она, что ли, учуяла. Спалит меня сейчас перед детьми. Без мохнатого собутыльника обойдусь. – Во-первых, братцы-кролики, кто вам разрешал входить без стука, да ещё в верхней одежде врываться к маме в комнату?

– Простите, засранцев! – шаркает в поклоне Глеб.

Борис, выпучив серые, как у меня, глаза толкает его плечом.

– Это где ты такое слово услышал? – глажу болонку. Она с подозрением обнюхивает меня. Вряд ли её прельстили мои французские духи. Однозначно на алкоголь натаскана животина.

– Это нас тренер, Кирилл Андреевич, так назвал. Помнишь, Борис тогда за мной после кружка юных физиков зашёл. Показал пацанам в раздевалке первый закон термодинамики на примере бутылки с лимонадом … Ой, у нас же новый тренер! Знаешь, какой классный!

– Стопэ! Помню! Звонил мне тогда Кирилл… Андревич. – Тренер Глеба подкатывает ко мне уже полмесяца. Но на боксёров, после Алекса, я вряд ли когда-нибудь поведусь. Тем более Кирилл младше меня на десять лет. – Вернёмся к собаке. Она не похожа на бездомную. Так что кругом!

– Ну мама!

– Кругом! И шагом марш в свою комнату писать объявления: «Найдена собака, – смотрю на ухмыляющуюся собачью морду. Глазки-пуговки, стриженая чёлка, – очень скучает по своим хозяевам».

Собака опять начинает вырываться и лаять.

– После «скучает» поставьте три восклицательных знака! – вручаю пса Глебу: – Только держи крепче. Фати, принесёшь собаке что-нибудь слопать?

Выставляю компанию за дверь и выхожу на веранду. На витражные окна тоже нужно повесить занавески. И решётки поставить. Бывают же такие симпатичные – ажурные.

На лестнице стихает топот мальчишеских ног. Фати касается моего локтя:

– Ну что, всё вернулось на круги своя? – в её голосе слёзы.

– Это было ожидаемо. Ты же знаешь, Питер – город маленький.

– Прямо у дверей? Как собака?

Сверху доносится собачий лай.

– Давай не будем больше о собаках!

– Так зачем ты в дом-то его повела? – качает головой Фатима.

– Знаешь, хоть Германия и спец по фильмам для взрослых, но я за десять лет жизни там совсем забыла, что собеседника опасно приглашать домой. – Достаю из комода ящик с инструментами, оставшийся от прежних хозяев. – Пойдём крючки на место прибьём. После собеседования.

– Забеременеешь ведь снова.

– Ты будешь удивлена, но шторм по имени Алекс сегодня лишь омыл мои берега.

С молотком и гвоздём в руках ищу в стене прежние дырки.

– Дыхни-ка, – Фати, отыскав крючки в ворохе одежды, выпрямляется и с подозрением смотрит на меня.

– Да, я пила! – беру у неё крючок и прислонив к стене луплю молотком по шляпке гвоздя. – Потому что вечером Алекс придёт снова. И я… Я не знаю, что делать.

Сажусь на ворох одежды и прислоняюсь к стене. Теперь каждый раз входя в дом, буду вспоминать о нашей фееричной встрече с Алексом.

– Он любит тебя, – Фати, хватаясь за поясницу, встаёт на колено и усаживается рядом со мной. – И вряд ли когда-нибудь оставит в покое.

– Моё тело помнит его, – кровь приливает к щекам, когда я вспоминаю губы Алекса на шее, его жадные пальцы, терзающие моё лоно. Горячее прикосновение члена, рвущегося внутрь меня.

– Что про детей сказал?

– Хочет записать их на себя.

– Знаешь, кызы… – Фати берёт меня за руку, и я кладу ей голову на плечо. К моей матери вернулась память, но не разум. Поэтому Фати стала для меня второй мамой. – Я сегодня увидела Алекса и призналась себе, что хочу вернуться к нему. Я же тогда из женской солидарности психанула. У нас с тобой, сама знаешь, судьбы похожи. Но Алекс был хорошим хозяином. Дурил, конечно, но это из-за вседозволенности.

– А Юлю он тогда от вседозволенности на столе разложил?

Фати толкает меня плечом.

– Юля твоя та ещё провокаторша. Будто сама не знаешь.

– Я бы хотела её увидеть. Но даже не знаю, где искать.

Смотрю на часы – через полчаса приедет Алекс, а я сижу на полу и вспоминаю, как бывший муженёк меня лапал.

Фати подливает масла в огонь:

– Геля, ты живёшь прошлым! Кончай дурить. Алекс такую школу прошёл. Старых ошибок не повторит.

– «Воровка никогда не станет прачкой»[1], – поднимаюсь и, напевая, приколачиваю крючок за крючком.

Звонок в дверь оглушает, но ещё громче стучит сердце:

– Скажи ему – меня нет! Заболела, умерла, вышла в астрал и не вернулась.

Помогаю Фате встать, и, захватив молоток, смываюсь в комнату.

– Не дури, кызы! – несётся мне вдогонку.

– Уехала скажи! С хахалем!

В комнате холодно. Окно вроде закрыто было. Бросаюсь к нему – открыто! Срочно решётки и современные замки на все рамы и двери поставлю. Щеколда на старой —достаточно поддеть ножом. Хлопает входная дверь. Бегу к выключателю и вырубаю свет. Ныряю под стол. Детский сад, но если Фати не спалит меня, то, может, и прокатит. Высовываю руку наружу и забираю бутылку. Всё! Я в домике. Пью из горла и трясусь как заяц. Слышу, сыновья несутся по лестнице. Собака заливается колокольчиком. Ну конечно, а я-то думаю, кого не хватает в этом хоре голосов. Мальчики, не подведите!

– Вы к маме? – Борис сообразительнее Глеба, но беспечнее. Безоблачное детство в Германии не прошло даром. – Её комната здесь. Только постучитесь…

– А вы кто вообще? – Глеб более бдительный.

– Ай! – вскрикивает Алекс. – Милый пёсик. Как его зовут?

– Зорькой мама назвала, – Глеб явно не намерен пускать Алекса в мою комнату. – Так кто вы?

Небеса, кто-нибудь там успокойте собаку!

– Ты ещё спроси: «Чьих будешь?» – смеётся Алекс. – Молодец, пацан. Глеб? Ведь правильно?

– Правильно будет, когда назовётесь, – бычит Глеб.

– Алексей Чернов. Может слыхал?

– А должен был?

Отпиваю ещё пару глотков. Если Фати сказала, что меня нет, то Алекс скорее всего отправится ждать меня в машину. Или он заметил промах Бориса?

– Мальчики! Идите наверх. Что за невоспитанность?

– Подожди, Фатима!

– Алексей Дмитриевич! У ребят ещё уроки не сделаны. Мама придёт, ругать их будет.

– Маму нужно слушаться! Хорошо учитесь?

– Нормально, – Борис поймал волну брата.

– Тогда надо будет вознаградить таких бравых пацанов! Алексей Чернов! Давай лапу!

– Борис, – представляется мой маленький заучка.

– Лапу пусть Зорька даёт. У меня рука, – Глеб не ведётся на сладкое.

– Тогда дай пять!

– Держи краба! Вон убежал! – Топот ног вверх по лестнице говорит, что Глеб оставил Алекса с носом. Не очень вежливо, но я не буду сына ругать.

– До свидания! – Борис поднимается по лестнице не спеша. Тявкающая охрана, похоже, в его руках.

На втором этаже хлопает дверь. Сейчас Фати выставит Алекса, и сигану через окно на задний двор… Господи! Ничего не поменялось. «Ну, погоди!», вторая серия. Версия «18+».

– Значит, говоришь, нет Манюни? – в голосе Алекса усмешка.

– Мы пришли, а её нет.

– Пальто жёлтое на месте. Или у неё их, как в наборе трусов «Неделька»?

– Алексей Дмитриевич, ну нет вашей Манюни.

– Дай хоть взглянуть, как моя девочка обустроилась.

От неожиданности обливаюсь мартини. Дверь распахивается и луч света с веранды проникает в моё укрытие через дырку в скатерти. Когда парни успели её расковырять?

– Алексей…

– Вышла отсюда, я сказал! – рычит Алекс, включая свет. Мурлычет, закрыв за собой дверь: – Какой дивный аромат. Позабыл его совсем.

Алекс проходится по комнате. Скатерть, шелестя картами, слетает со стола.

– Давно бухаешь в одиночку?

Алекс садится на пол и допивает из кружки остывший чай.

– Я не бухаю, – икаю то ли от страха, то ли от выпитого на голодный желудок.

– А что тогда? – Алекс ныряет взглядом в распахнувшийся на моей груди халат. – Поливаешься «мартини» вместо духов перед свиданием? Считай, я оценил. Одевайся.

– Алекс, я никуда не поеду. У меня дети. Да и на работу завтра первый день…

– Так и у меня дети. Печатный станок для денег сломался, так что тоже с утра дела.

– Мы просто посидим в ресторане, и ты привезёшь меня домой? – Мысленно повторяю: «Икота, икота, перейди на Федота».

– Вроде ничего другого пока не предлагал, – Алекс поднимается с пола и отряхивает пальто.

– Ты привезёшь меня домой? – уточняю я.

– Привезу тебя домой в здравом уме и твёрдой памяти, клянусь! – на губах Алекса играет озорная улыбка. – Это только женщин до тридцати нужно поить до беспамятства, чтобы ночь удалась. А с девочками постарше всё с точностью до наоборот.

Выползаю на четвереньках из укрытия. Алекс подхватывает меня как пушинку, усаживает на стол.

– Зачем я тогда тебе? – хнычу, всё ещё надеясь на чудо. – Мне скоро тридцать пять. А вот богатые мужики в любом возрасте нарасхват. Только свистни. И набежит толпа страждущих и алчущих.

– Я тебе сейчас так свистну, – Алекс стягивает с моих плеч халат вместе с лямками сорочки и подтягивает за бёдра так, что я впечатываюсь в его стояк. – Как ты не понимаешь? Мне не нужна толпа. Ты моя жена. И я буду брать тебя как захочу и когда захочу. Так, как ты, никто и никогда меня в постели не ублажит.

Он возбуждённо хрипит мне в рот и настойчиво протискивается в него языком. Целует меня долго и ненасытно. Точно ядом жалит, растворяя мою волю. Вроде похудел, но это лишь видимость. Он всё та же гора мышц и облако тестостерона. Моего бывшего мужа явно хорошо «грели» с воли. Не одними моими передачками жил.

– Зачем тебе работать, Геля? Тебе достаточно быть нежной и мокрой, покорной и услужливой, – Алекс сдёргивает меня со стола и через мгновение я лежу, уткнувшись в него носом. Алекс одной рукой удерживает меня между лопаток, а второй задирает подол халата и забирается под сорочку. Властно поглаживает моё лоно и раскрывает его. – А кто это не побрил сладкую девочку к свиданию? Непорядок. Ноги шире! Шире я сказал!

Шлепок по попе. Ещё один. И вновь длинные пальцы вонзаются в мою плоть, выныривают и разминают её:

– Ты моя, Геля. Я пришёл, чтобы напомнить об этом, – Алекс резко дёргает за чувствительный бугорок. Тело, истосковавшееся по мужской ласке, пробивает ток.

– Лёша, – задыхаюсь, сотрясаясь в конвульсиях.

– Вот я уже и снова «Лёша», – он склоняется надо мной и продолжает нещадно орудовать у меня между ног. – Хочешь, чтобы я вошёл в тебя?

– Нет, – хватаюсь за край стола, чёткие движения пальцев Алекса сводят меня с ума. – Нет! Только не останавливайся!

Ненавижу себя за сорвавшиеся с языка слова.

– Как скажешь, – тихо смеётся он, подключая ещё один палец, – но могу предложить кое-что получше.

Уже не соображаю, что он говорит. Тишину наполняет бесстыжее хлюпанье. Слёзы текут по моим щекам. Уговариваю себя, что всё это просто физиология. Жила все эти годы, как монашка, и вот результат. По телу снова прокатывается волна наслаждения.

– Твою ж мать! – Алекс вытаскивает из меня пальцы и входит одним толчком. – А, сука, как там у тебя всё узко. Сохранила себя.

Он сжимает мои соски, долбит, выколачивая из меня благие намерения и чистые помыслы. Выгибаюсь, растворяясь в его желаниях. Алекс наносит последние удары и замирает. Его член пульсирует во мне. Семя вперемешку с моими соками, течёт по ногам. Выпрямляюсь, прижимаясь спиной к груди бывшего, но такого родного мужа. Алекс тяжело дышит и впивается в мою шею. Клеймит меня засосом.

Разворачиваюсь и натыкаюсь на изучающий взгляд синих глаз. Замахиваюсь, чтобы влепить запоздалую пощёчину. Алекс перехватывает мою руку и целует её:

– Спасибо тебе за сыновей! Теперь хочу девочку.

– Кстати о детях! Мне нужно в ванную, – отодвигаю Алекса и достаю из шкафа полотенце.

– Не надо, – он отбирает его у меня и вытирает член, потом мои ноги. – Хочу, чтобы ты пахла мной. Всегда. Хочешь, не пойдём никуда?

Алекс плюхается на тахту, и она жалостно скрипит под его задом.

– М-да, – вздыхает он. – Весь дом перебудим. Завтра кровать сюда нормальную куплю.

Единственная возможность выставить Алекса из дома, отправиться с ним в ресторан.

– Нет уж, давай посидим, где ты там хотел.

До прихода Алекса, у меня была мысль одеться поплоше, если всё-таки придётся с ним пойти. Но после пол-литра «мартини» и множественного оргазма достаю из шкафа чёрную водолазку с пикантным вырезом над грудью, кожаные штаны и коробку с новыми ботфортами на высоких каблуках. Купила их, в память о Кэнди. Так и не нашла случая обновить.

– Отвернись! – кидаю через плечо.

– Угу. Сейчас! Только музычку включу, – он вытягивается на тахте и тыкает пальцем в магнитофон на тумбочке.

За первыми аккордами звучат слова моей любимой песни группы «Авария»: «Все мелодии спеты, стихи все написаны. Жаль, что мы не умеем обмениваться мыслями…» [1] Повернувшись спиной к Алексу, переодеваюсь.

– Давно за двенадцать, а ты ещё в гостях, ты думаешь остаться так останься просто так, – подпевает Алекс.

Застёгиваю молнию на сапогах и выпрямляюсь.

– Очуметь! – цокает языком Алекс. – Носик припудри и погнали.

Выходим на веранду, и мне стыдно даже взглянуть на Фати. Она, отложив вязание, поднимается из-за стола. Зато Алекс уже чувствует себя как дома. Заглядывает в холодильник:

– Что-то пустенько у тебя.

– Ничего не пустенько, – ещё больше смущаюсь, видя, как Фати прячет довольную улыбку. – В морозилке есть фарш, вот молоко и яйца, внизу – овощи. На сковородке котлеты ещё …

Алекс закрывает холодильник и поднимает крышку сковородки. Мальчишки уже слопали все котлеты. Алекс вздыхает и выуживает из кармана кошелёк. Достаёт две тысячные и протягивает Фати:

– Сгоняй завтра на рынок, купи мяса нормального, сыра, колбасы. Пацанам, что там они любят. И приготовь мои любимые рулетики баклажановые.

– Слушаюсь, Алексей Дмитриевич, – Фати покорно берёт деньги у барина.

– А ты чего тут раскомандовался? – встаю перед Алексом руки в боки.

Он притягивает меня к себе и целует в макушку.

– Да, и мартини прибери из комнаты нашей мадам. Мы уехали. Пригляди за ребятами.

Алексей уводит меня в прихожую и подаёт пальто.

– Надо сюда ещё вешалку нормальную, – напоминает он себе.

– Я закрою за вами, – Фати уже превратилась из моей подруги в служанку Алекса, – хорошо вам погулять.

Выходим из дома, окунаясь в сырой осенний вечер.

– Куда поедем? – забираюсь в высокий джип. Идеальная чистота и запах машины, только-только выехавшей из салона.

– У залива приличную харчевню видел, – Алекс заводит мотор, включает передачу, и внедорожник трогается. – Поехали шашлыков пожрём, за жизнь побазарим. Глеб наш порадовал сегодня. Мой характер у пацана.

Улыбка сползает с моих губ. Услышав сегодня, как сын разговаривает с Алексом, я и сама прибалдела. Те же интонации и высокомерие. Ещё один король мира растёт.

– А Борис не порадовал?

– Борис в тебя больше. Но я займусь им, и выровняется.

Мы снова, медленно но верно, превращаемся в пару. Давно сыгранную во всех отношениях. Размышляю, как бы повернуть разговор в неудобную для Алекса сторону?

– Приехали, Манюнь.

Алекс помогает мне выйти. Пронизывающий ветер с залива тут же пробирается под пальто. Ресторан с панорамными окнами манит уютной подсветкой и негромкой музыкой. Места все заняты, но Алекс забронировал столик. Оставляем пальто в гардеробе, и администратор проводит нас к столику с видом на залив. Кивком подзывает официанта.

– Сто лет нигде не была, – усаживаюсь в мягкое кресло.

– Такая же ерунда, – улыбается Алекс, располагаясь напротив.

Молоденький официант кладёт перед ним меню и зажигает красные свечи на столе:

– Что-то сразу принести для вас?

– Мне сок томатный. Геля, тебе кофейку или что покрепче?

– Покрепче.

– Сто пятьдесят водки и мясную тарелку, – заказывает Алекс, не открывая меню. – А на горячее оформи сразу два шашлыка из баранины.

— Официант делает пометки, повторяет заказ и смывается в сторону бара.

– Не настолько крепче, – теряюсь я.

– На лёгких напитках быстрее улетишь. А правило трёх рюмок ещё никого не подводило, – Алекс подвигает мне меню. – Посмотри, может, ещё что глянется.

– Лёш, давай честно? – откидываюсь я в кресле.

– Давай, – Алекс склоняет голову набок, и мне становится не по себе от его взгляда.

– Я приехала из Германии, чтобы найти Артура.

– Успешно?

– Нашла пока только его отца. Всё лето моталась в город, а потом Фати случайно увидела Виктора в магазине у станции «Зеленогорск». Она, как и я, видела его всего один раз, но запомнила.

– Я счастлив. Дальше что?

– Фати проследила за Виктором и дала мне адрес. Я купила на все деньги, что у меня оставались, дом на соседней с Правдиными улице. Две цены дала, чтобы старичков-профессоров уболтать.

Официант приносит сок, водку и закуску. Алекс мрачнеет на глазах:

– Я сам, – прогоняет официанта, наливает мне водки и берётся за сок. – Вздрогнули.

Чокаемся и я осушаю рюмку залпом:

– Ох, ядрёная!

Алекс уже держит наготове кусочек бастурмы на вилке.

– Закуси, – скармливает мне его и накалывает ещё. – Открывай рот.

Позволяю себя накормить и устремляю задумчивый взгляд на залив. Лунная дорожка серебристой змейкой уходит вдаль.

– А чего в Сестрорецке-то не осела? Там хоть дом на дом похож.

– Это твой дом Алекс. Как я могу жить в доме одного мужчины и искать другого?

– Я твой муж.

– Мы в разводе, на минуточку.

– Да, хорошо, что успели развестись перед засидкой, и всё удалось сохранить.

– Так ты только из-за этого согласился на развод? – Щёки горят от выпитого. – Знал, что сядешь и согласился?

– Как знал… Чуйка была, что приплыву скоро. После знакомства с Виктором, кстати, ощутил пристальное внимание к своей персоне. Хотя ещё до знакомства с ним решил переписать всё на тебя.

– А если бы я пустила твоё имущество по ветру?

– Лучше ты, чем менты да прокуроры. Здесь ведь вот какая вещь: работягу уволят, он что сделает?

– Пойдёт найдёт такую же работу, – пожимаю плечами.

– Ключевое слово «такую же», в корень зришь. Так вот, дело в мышлении. Человек, способный зарабатывать миллионы, будет зарабатывать миллионы.

– Воровка никогда не станет прачкой, – вспоминаю песню, которую совсем недавно напевала.

– Да.

– Пойдёшь снова убивать и грабить?

– Девяностые прошли, Манюня. Сейчас есть новые схемы. Голодными с тобой не останемся.

– Ключевые слова: «с тобой», – передразниваю Алекса. После первой рюмки прихожу в себя и становлюсь смелее.

Алекс наливает мне вторую:

– Купить дом и ждать неизвестно чего. Звучит как план. Провальный, но тем не менее. Вздрогнули!

Выпиваю и снова ем из рук Алекса.

– Мы ушли от темы, – напоминаю ему.

– Да, прости! И что там господин Правдин? Выгнал тебя в шею?

Кровь ударяет в голову, кончики ушей сейчас превратятся в пепел и отвалятся.

– Алекс!

– Что «Алекс»? Мой братец даже не удосужился встретиться с тобой лично. Думаешь, его папаша не рассказал Артуру в красках, как мы живём? Это для меня ты любимая женщина, а в понимании Виктора – бандитская подстилка и ничего более.

Мне нечем крыть. Я всё себе придумала.

– Ещё не ходила к нему, боюсь… Боюсь, что ты прав.

– Ну и в рот ему потные ноги, малыш! Заживём с тобой, как в сказке! – Алекс подливает мне водки. – Выпей и успокойся.

Послушно опрокидываю рюмку и открываю рот. Алекс улыбается и кладёт мне на язык кусочек ветчины. Голова кружится, и говорить о Правдиных больше не хочется. На сцене девчонки выделываются под «стрип».

– Неуклюжие коровы. – Настроение хуже некуда.

– Точно, – кивает Алекс и, хитро улыбнувшись, спрашивает: – Подруга твоя, Юля, как поживает?

Во мне неожиданно вспыхивает ревность:

– А чего ты вдруг её вспомнил?

– Танцевала она классно. Ничего не могу сказать. Курнул тогда и снесло башню от её выкрутасов. На такие танцы у мёртвого встанет.

– А я не хуже танцую, – с вызовом смотрю на Алекса.

– Да ладно! – оживляется он и кивает в сторону сцены. – Покажи этим малолеткам класс.

– Легко!

– Сейчас договорюсь. Пойдём.

Сама не знаю как, но спустя пару минут оказываюсь на сцене. Софиты слепят, напоминая о моих выступлениях на театральных подмостках. Растворяюсь в музыке и, ещё не доходя до пилона, срываю аплодисменты растяжкой и пируэтами. Запрыгиваю на пилон. Какая это обалденная вещь! Алекс стоит у самой сцены, его глаза блестят. В водолазке жарко, и я сдёргиваю её. Толпа восторженно вопит, Но я танцую лишь для Алекса, впервые в жизни приревновав его к другой женщине. Музыка заканчивается. Подхватив водолазку, спрыгиваю в его объятия.

– Вот это адреналин! – целую Алекса в щёку, смущаясь устремлённых на меня голодных взглядов раскрасневшихся, точно в бане, мужиков.

– Ты обалденно танцуешь! – Алекс помогает мне одеться. – Народ просто слюнями изошёл.

Мы возвращаемся на место. Официант приносит горячее и ещё графин водки:

– Управляющий просил передать, что это всё за счёт заведения.

– Мило, – Алекс, подмигивает мне. – Но передай хозяину, что я ещё в состоянии заплатить за ужин. Это был просто мастер-класс для ваших пигалиц.

Официант уходит, а я обмахиваюсь льняной салфеткой, приходя в себя. Алекс с аппетитом впивается в сочную мякоть баранины и стонет:

– Это божественно! Ты только попробуй!

Отрезаю кусочек и отправляю в рот:

– О! Прямо тает, – киваю я.

– Может, ещё водочки? Раз уж принесли? – Алекс макает лаваш в густой соус и с блаженным видом откусывает кусок. – Нужно было на такси ехать.

– А как же правило трёх рюмок? – усмехаюсь, строя бывшему мужу глазки.

– У тебя же есть я. Сказал – доставлю домой, значит, доставлю.

– А если женщина за тридцать разбуянится?

– Сегодня тебе можно всё!

– Редкий случай, – ехидно замечаю, наворачивая с аппетитом шашлык.

Алекс наливает водки, и пододвигает мне рюмку. За разговорами мы уминаем ещё по порции. Помню, как Алекс выходит в туалет, а я, ощущая лёгкую тошноту, на улицу. Тупая боль в затылке, и чья-то ладонь зажимает мне рот. Проваливаюсь в темноту.

[1] «Если хочешь остаться» – Песня группы «Авария», 2005г.

[1] «А я милого узнаю по походке» – песня неизвестного автора. В 90-е годы обрела популярность, благодаря исполнению Гариком Сукачёвым

Глава 4

Артур

Представляю, каким идиотом я предстал бы перед Гелей и детьми, не поймай она болонку. Так и вижу, как выбираюсь на четвереньках из-под стола. Никакие слова в голову не лезут, кроме дивного вопроса из фильма «Двенадцать стульев»: «Наших в городе много?» Обошлось, к счастью или к несчастью. Из разговора Гели с Фати, я понял, что моя мышка любит этого мудака. Всеми четырьмя лапами упирается, но её тело помнит и хочет Алекса. Не меня. Психанул и свалил через окно. Дома рухнул, не раздеваясь, на диван в гостиной.

– Ты где колобродил? – отец садится ко мне на диван. – Опять боли?

– Отвали от меня! – рычу в подушку.

– О как! Ты ничего не попутал?

Соскакиваю с дивана, чуть не спихнув отца, и прохожусь по комнате. Над камином портрет матери. Мы и правда очень похожи: тёмные волосы, карие глаза… Они каждый раз смотрят на меня по-разному. Сейчас, мне кажется, с укором. Как обычно, тушуюсь перед мамой. Я потерял её, когда мне только исполнилось тринадцать лет. Частенько приходилось жить у бабушки и деда – родителей отца. Последние полгода до трагедии, разрушившей нашу жизнь, я целиком провёл у них. Отец по специальности военный врач, мать – медсестра при нём, регулярно ездили в Афганистан, и командировки их становились всё длиннее. Скучать времени не оставалось. Дед, ветеран войны и полковник в отставке, организовал меня по полной в плане боевой подготовки. Возил в соседний военный городок в клуб «Юный ленинец» на тренировки по рукопашному бою и в тир. Я и не думал идти пойти после школы куда-либо кроме военного училища.