(не) идеальный жених

– Я… – подаю голос, чтобы отменить свое предложение, но Геннадий уже ловко тащит клеть с курицами в сторону сарая. Переполошившиеся наседки начинают кудахтать. Баров уже практически держится за живот от смеха.

– Сделка века, Исаева! – ржет как коняка. – Смотри, какое доверие. Еще не договорились о цене, а работничек уже бросился исполнять поручение. Чем будешь платить? Дядь Гена у нас традиционной ориентации, ему твои шмотки и косметика не подойдут. Придется, видимо, натурой.

– Ты! – шиплю на него, подходя ближе и от злости наступая гаденышу на ногу. Давлю со всей силы. Жаль, что я не на каблуках, чтобы продырявить его лапу. – Не мог мне сказать?

– Что сказать? Ай! Хватит, Исаева! – ловит меня за талию и отставляет на несколько сантиметров, как какой-то манекен, но мне так хочется добраться до него, что я начинаю новую атаку, щипая его за бока и намереваясь укусить за ухо!

– Экие вы горячие! День на дворе, а вы тут устроили! – отмечает проходящий мимо Геннадий, подхватывая вторую клетушку и подмигивая нам.

– Скажи ему! – шиплю в ухо Барову, всё же умудрившись укусить за мочку.

– Ай! Да что сказать?! – ловит он меня, переворачивает и притягивает к себе за талию, упираясь грудью мне в спину и скручивая руки. Этакая живая и горячая смирительная рубашка. – Уймись, Исаева, – говорит в ухо, посылая дробные мурашки по телу. – Придется расплачиваться натурой. Тебя никто не тянул за язык.

– Ты меня подставил! – воплю во всё горло, пытаюсь высвободиться из капкана рук. – Ваша деревня меня уже достала! Я устала, я вся потная. Я хочу помыться!

– Баня в субботу, – сообщает мимоходом Геннадий, оказавшись рядом и отряхивая руки. – Можете в садовый душ сходить, там как раз в бочке нагрелась вода.

– Спаси-и-и-ибо… – шиплю как змея, вертясь наподобие этой скользкой тварюшки.

От этого трения во мне рождаются непрошеные эмоции, импульсами стреляющие в разные точки тела. Близость Барова кошмарно действует на меня, пробуждая воспоминания о прошлом, погружая в него с головой и заставляя терять связь с окружающей действительностью…

– Да, нам не помешает охладиться, – хрипло говорит мне в ухо Баров, захватывая зубами и потягивая зубами мочку уха.

Ну зачем он так делает?! Это же просто наваждение какое-то.

Будто прочитав мои мысли, он глухо шепчет:

– Ты первая начала, я только продолжил твою игру. Пойдем в душ, снимем напряжение.

– Вот еще! – вырываюсь из его объятий, чувствуя себя разгоряченной и растерянной.

А он стоит как ни в чем не бывало, ухмыляется себе под нос.

Как он посмел воспользоваться моей слабостью? Мгновенно трезвея, признавая за ним победу в первом раунде, но не победу в войне. Ты у меня попляшешь, Баров!

– Где там этот душ? С дороги не помешает умыться. Геннадий, Арсений вам заплатит за разгрузку! – деловито кидаю напоследок и устремляюсь в сторону ворот дома, не реагируя на окрики. Поделом ему! Его знакомый, пусть договаривается как хочет.

Прижавшись к забору со стороны дома, пытаюсь отдышаться. Оглядываю двухэтажное деревянное строение, выкрашенное в желтый цвет. Живенько так. Нарядно. Белые наличники, двухскатная крыша. Рядом с домой сад, огород, колодец, баня, хозяйственные постройки. Идиллия просто.

И я бы даже порадовалась отдыху на природе, не будь рядом раздражающего фактора. Ищу взглядом этот самый душ. Как он должен выглядеть? Наверное, какая-то кабинка с пластиковой бочкой наверху. Пусть я истинно городской житель и плохо себе представляю, как всё устроено в деревне, но примерно ориентируюсь, как тут что обстоит.

О, вот она, моя прелесть!

Обнаружив искомую кабинку, захожу внутрь, погружаясь в благословенную прохладу. Тут даже имеется душ со шлангом, а если повернуть вентиль, идет вполне себе теплая вода. Шустро стянув с себя потные вещи, скидываю их на полочку и встаю на резиновый коврик, хватая мыло и начиная намыливаться.

Стараюсь экономить воду и включаю ее только тогда, когда уже готова смыть пену. Таким образом я почти полностью моюсь, радуясь, что у меня не длинные волосы. Нет, все-таки мы, люди, вышли из воды. Нет большего блаженства, чем обливаться этой живительной субстанцией.

Вот только последняя порция воды оказывается холодной до колючих мурашек! Просто ледяной! Завопив, я резко выключаю вентиль и начинаю дрожать, решая поскорее выбраться наружу и растереться полотенцем. Упс! Про него-то я не подумала.

Тихонечко открываю дверь, выглядывая наружу. Натыкаюсь взглядом на довольного Барова, стоящего с ведром в руке. Меня тут же простреливает догадкой. Уж слишком у него выражение лица говорящее.

– Так это ты меня водой облил?! Добавил холодной в бочку?!

– Закаляйся, если хочешь быть здоров, – ржет этот весельчак. Песни он тут мне мотивационные петь вздумал. Я сама решу, когда мне закаляться.

– Сейчас ты у меня будешь вообще не здоров!

– Полотенчико не надо? – ухмыляется он, не комментируя мой выпад, а бесцеремонно разглядывая кусочек моего тела, который видно в проеме дверцы.

Немедленно захлопываю дверь, наблюдая в щелку за этим гаденышем.

– Ладно тебе, Исаева, – лениво тянет Баров, прислонившись к деревцу возле душевой кабинки, – хватит там сидеть, выходи. Полотенце у меня.

Он еще и дразнится! Мало того, что устроил мне холодные обливания, так еще и издевается и не перекинет полотенце через дверцу, как сделал бы любой нормальный человек. Зачем устраивать мне неудобства после такого тяжелого пути? Сначала заставил сумку носить, потом воды не давал, подставил с дядей Геной, теперь это… Изверг!

– Я не выйду к тебе голая! – заявляю, чтобы даже не надеялся. – Что ты там себе удумал?

– Давай я к тебе зайду, согрею заодно.

– Ты серьезно? – От удивления я даже забываюсь и открываю дверцу, которая нещадно скрипит. Брр! – Ты когда решил, что тебе что-то перепадет?

– Когда понял, что можно совместить приятное с полезным, – как ни в чем не бывало бесцеремонно меня разглядывает, а я, скукожившись и прикрыв себя руками, резво преодолеваю расстояние между нами и хватаю это чертово полотенце. Прячусь снова в душе, чья прохлада больше не кажется благословенной, и начинаю растираться.

– Что тут полезного, а что приятного?

– Как что? Уход за дедушкой – полезно. А покувыркаться с тобой будет приятно.

– Просто приятно?! Тебе память отшибло, Баров? – осведомляюсь надменным тоном королевы. – Ты называл это другим словом. Каждый раз причем.

– Не, не помню, – дразнится гаденыш, прям по голосу понимаю, как он потешается. – Придется напомнить.

– Не придется, – обламываю его. Выхожу из душевой, завернутая в полотенце. Мокрые пряди болтаются, задевая плечи и холодя кожу. Босые ноги утопают в траве. – Довольствуйся воспоминаниями, которые ты перечеркнул, прыгнув в койку к другой.

– Когда я соглашался на твой безумный проект, думал, ты хотя бы постараешься изображать влюбленную девушку, – урезонивает меня, оказываясь слишком близко. – Слушай сюда, Исаева! Дед почти всю жизнь проработал начальником завода, перед ним прошли толпы людей, и он разбирается в характерах, так вот он ни за что не поверит, что мы вместе, быстренько позвонит отцу, и ты пулей полетишь отсюда, а потом и замуж за старпера, чего ты так боишься. Но я вижу, что не так уж и сильно, раз продолжаешь вести себя как королева перед верноподданными.

– Какая речь! И я бы похлопала, да боюсь, что полотенце упадет! – говорю резко, уязвленная правдой. Я за малым исключением иду навстречу и соглашаюсь, когда мне что-то ставят в укор или в чем-то обвиняют. Даже если это правда! Такой уж характер, что поделать? Поздно меняться! Но, сцепив зубы, признаю правоту Барова. Ведь я жутко не хочу замуж за человека, который будет мне улыбаться вставными зубами! – Но ладно уж, Баров, давай подумаем, что нам со всем этим делать. Твой дед, ты и командуй.

– И ты прямо подчинишься? – изгибает бровь в дугу, заправляя кончик полотенца мне возле груди, а я мгновенно хлопаю его по руке, чтобы не поддаваться влиянию его близости.

– У меня нет выбора, ведь я сама на это напросилась, – вынуждена признаться со вздохом. Как ни крути, он прав.

– Хорошо, что ты это понимаешь, Никочка, а то я думал, что тебя уговаривать придется изображать мою невесту.

– Как ты меня назвал? Что за Никочка?

– Мой дед точно не поймет, почему я свою любимую невесту зову по фамилии.

Нашу бурную перепалку прерывает звук открывшейся со скрипом двери дома. Вскидываю взгляд и обнаруживаю знойную даму выдающихся параметров, в ярко-синем платье в белый горошек и с пергидрольными кудрями.

– А вы кто? – нагло вопрошает дама, высовываясь в дверь. – Пётр Дмитриевич говорит, пойди погляди, кто там шумит.

– Здравствуйте, я его внук, а вы кто? – спрашивает Баров, и в его голосе я слышу удивление.

– Я Елена, соседка, присматриваю я за дедом вашим. Это же у нас на участке он ногу сломал, неудобно мне перед хорошим человеком, вот я в доме и стараюсь помочь чем могу. Да вы проходите, он вас ждет с утра, – сменяет она тон на радушный.

– Я в таком виде не могу перед твоим дедом показаться, – догоняю Барова, то ли прячась за его спиной, то ли просто хватаясь за него в попытке добиться помощи.

Он кивает и передает мне сумку, которую, видимо, соизволил принести с собой с телеги. Не удержавшись, делаю ему шутливый реверанс, выдавливая благодарную ухмылочку, и прошмыгиваю в дом мимо соседки.

Вот сейчас начнется настоящая комедия со мной и Баровым в главных ролях. Жди меня, Оскар!

Глава 6

Выглядеть прекрасно спустя десять минут после наспех принятого душа – задача непростая. Но кто справится с ней лучше, чем я? Правильно! Никто. Я же гуру стиля и моды. Зеркало мне тоже это подтверждает, демонстрируя миленькое красное платье с открытыми плечами, ковбойские кожаные сапоги и шляпу. Вот хоть прямо сейчас на родео или в бар в стиле Дикого Запада покорять ковбоев. Сойду за свою.

– Спасибо, что принес сумку, милый.

Пожалуй, начну свой актерский экспромт с нежного сюсюканья с Баровым. Войдя в большую светлую гостиную в чисто деревенском стиле, обнаруживаю его возле деда. Тот лежит на диване и с любопытством смотрит на нас. Надо уточнить у своего «жениха», почему меня раньше не удостаивали чести познакомиться с главой семьи.

– Добрый день, – максимально вежливо здороваюсь, повисая на своем потенциальном благоверном. Этот охальник мгновенно пользуется случаем и прижимает меня к себе. – Я Вероника.

– А я Пётр Дмитриевич, – представляется хозяин дома и смотрит на внука. – Сенька, когда ты уже успел вырасти и пожениться? Барышня, простите, что вас в таком виде принимаю, это временное неудобство, – разводит руками, с сожалением глядя на свои неподвижные ноги, накрытые покрывалом.

– Разве же за такое извиняются? – говорю совершенно искренне, с сочувствием и заботой. – Главное, лежите побольше, мы вам мешать не будем.

– Да какой мешать? – старик, всплеснув руками, смотрит на меня с улыбкой. – Вы меня хоть повеселите, а то скучно вот так кулем валяться. Как трутень. Я ж как привык? С петухами встать – и во двор. Занятия всегда найдутся.

– Вот поэтому мы и приехали, дед, помочь, – кивает Баров, подбадривая деда улыбкой.

– Не слышу особой радости, внук! Боишься, что не справишься? – улыбается дед Барова и хитро так смотрит. А он симпатичный даже для своего возраста, и не злой. Я другого ожидала, ведь нас так пугали побывкой в деревне. Или я рано расслабляюсь?

– Вдвоем, – гад подтягивает меня к себе так, что я даже стукаюсь косточкой таза о его твердый бок, – обязательно справимся. Моя Никуся очень любит деревню и всё, что с ней связано. Ее ничем не испугать.

– Как-то непохоже, вы уж меня извините, Ника, но вы больше смахиваете на городскую жительницу на курорте, – откровенно выражает свое мнение Пётр Дмитриевич. Такая откровенность мне импонирует, но не успеваю ответить, Баров меня опережает, поглядывая на меня с улыбкой.

– Она тебя удивит, дед, я сам не верил, пока не убедился на собственном опыте.

И ведь не пихнуть его, не оттолкнуть от себя, упыря такого.

– И где же вы трудились, позвольте узнать?

Вот и дед не верит, кажется, своему внучку-вруну. В голосе отчетливо слышится недоверие. Но ответить не успеваю, благословенное спасение приходит оттуда, откуда не ждали. Тетка, про которую я и позабыла, зовет нас на веранду подкрепиться после дороги. Зычный голос сотрясает стекла. Зачем же так орать? Чай, мы не за три километра от нее и не в лесу заблудились, но что я, вообще, знаю о деревенских порядках?

Может, у них так принято.

– Борщеца я вам налила, со сметанкой, хлеба свежего взяла в магазине, – суетится вокруг кровати, помогая дедушке Арсения пересесть в специальное кресло с колесиками. У нее это ловко получается. Видно, что эту процедуру они не раз проделывали.

– Фух, кажется, всё прошло вполне неплохо, – делюсь с Баровым впечатлением, быстрее других оказавшись на веранде с накрытым столом и чудесным видом на сад с огородом.

– Сложно всё испортить за пять минут. Ты, конечно, можешь. Поэтому, считай, сегодня у тебя рекорд, – посмеиваясь, комментирует вполголоса.

«Женишок» усаживается на стул, с довольным видом пододвигая к себе тарелку с красным варевом. Суп с овощами? Нет, меня к такому жизнь не готовила. Не то что я постоянно ем красную икру и трюфели, но я не ем суп в принципе. Люблю плотную еду, а не растворенную в бульоне. Брр, жижа с мясом и овощами, приготовленная неизвестно кем, точно не то, что доктор прописал.

– Мне бы чего-то холодненького, есть? – спрашиваю со смущением у Елены, когда она возвращается в дом.

– А что, борщ не любите? Он холодный. Сейчас еще зеленушки добавим.

Хватает пиалу с зеленью и щедро насыпает в тарелки.

Хм, чувствую, здесь я часто буду оставаться голодной, если не возьму дело в свои руки.

– А я такого и не пробовала даже… – мнусь на месте, даже не усаживаясь на стул, тогда как другие уже вовсю орудуют ложками и вроде не планируют отходить на тот свет.

– Садитесь, Вероника, – приглашает меня к столу дед, – в ногах правды нет.

– Это очень вкусно, – дразнится Баров, – вкус детства, – аж мурчит от удовольствия.

– Да, Сень, твоя бабушка всегда готовила будь здоров! Помнишь? – наслаждается воспоминаниями дед. – А твоя будущая хозяйка готовить умеет?

Ради приличия найдя себе пристанище за столом, пытаюсь сделать вид, что ем. Но, по сути, лишь отламываю кусочки хлеба и засовываю их в рот. Ложку полоскаю в красной воде с плавающей травой. Вот хлеб вкусный, отрицать не могу.

– А мы сегодня и проверим, – находит меня Баров взглядом, – Елена, наверное, устала, мы ее отпустим, и Ника нам сама ужин приготовит.

Вот ведь гад полчузий! Неужели так жизнь не мила, что он так торопится с ней проститься? Эх, довела я парня…

– На что ты меня подписал? – возмущаюсь я, стоит нам оказаться на кухне, отделенной от гостиной тонким тюлем, повешенным в дверном проеме. Жадным взглядом окидываю светлое пространство в поисках еды.

Голод не дает нормально соображать. Ведь я так и не поела толком, хлеб не в счет. Но шариться по полкам в чужом доме даже для меня перебор. Кухня оснащена современной техникой, слава богу, а то я уж грешным делом подумала, что меня заставят готовить ужин на печи.

– Кто бы говорил! Готовка ужина – это та самая малость, которой ты можешь мне отплатить за поддержание твоей легенды, – рассуждает Баров, опираясь на столешницу задом. На фоне развешенных на стене пучков какой-то сушеной травы смотрится в своем мажорском прикиде странно.

– Тише! – подскочив к Барову, на автомате затыкаю его рот ладошкой, глядя в выпученные от изумления глаза. – Потише про легенду, – поясняю шепотом, чтобы не принял меня за сумасшедшую, и убираю руку, но гаденыш ловит меня за талию и подтягивает к себе, располагая между своих широко расставленных ног.

Из этой позы я часто оказывалась сидящей на столе для страстных игрищ. Нельзя вспоминать такое, я не собираюсь поддаваться влиянию близости бывшего, хоть он меня и волнует по-прежнему.

– Дед уже включил футбольный матч, он нас не слышит. Не дергайся, Исаева. Так не пойдет. Ты в своей роли должна быть убе-ди-тель-на! – дразнится, чуть ли не язык показывает. Очень ему мои мучения нравятся, бьюсь, как рыбка в сети рыболова, но гадкий бывший не выпускает из своих лап.

– Не думаю, что твой дед попросит нас целоваться при нем! – шиплю змеей, кулаками упираясь в твердую грудь.

– А кто говорит про поцелуи? – наклоняет голову и смотрит с хитрым прищуром.

– Баров, фу, ты потный. Иди прими душ, – толкаю его, ловко переводя тему.

– Кто-то использовал всю воду из бочки. Как я тебе помоюсь? – парирует, еще и смея насмехаться.

– Только не говори, что мыться тут можно в душе, когда нагреется вода, или в бане по выходным! – фыркаю, ничуть не поверив в эти байки.

– Представь себе. Это тебе не город. А воду в бочку еще натаскать надо, если дождя не будет.

У меня глаза на лоб лезут от этой информации. Никак она у меня в голове не укладывается.

– Ты шутишь! Баров, вы же миллиардеры! Зачем вы издеваетесь над собственным дедом и позволяете ему жить в таких примитивных условиях?

– Ничего ты не понимаешь. Это дом его родителей, в котором он жил с детства и куда переехал из города, ностальгия, все дела, не хочет превращать его в современную квартиру, его право, – поясняет Баров, и его слова вызывают во мне странное смятение, напоминая фразу папы про «рай в шалаше».

Может, есть что-то большее, чем комфорт и деньги? Да нет, мыться раз в неделю! Ездить на телеге! Есть холодные вареные овощи!

Как они все с этим мирятся? Сами себе враги просто!

– Нет, не может быть такого, я пойду к Елене и спрошу у нее, как тут обстоит дело с помывкой, не верю, что женщины моются тут настолько редко. У нас, знаешь ли, бывают эти дни! – многозначительно двигаю бровями, но Баров лишь ухмыляется, ловя меня за руку.

– Ты уже помылась, угомонись, кухня ждет своего чудо-повара. Приготовь поесть, потом иди куда хочешь.

– Как-то это обидно прозвучало. Будто тебе всё равно, куда и когда я пойду. Я, вообще-то, в чужой незнакомой деревне, – дуюсь как девчонка.

– А ты хочешь, чтобы было не всё равно? – опаляет жарким взглядом, который помимо воли вызывает во мне реакцию. Крайне нежелательную. Не хочу на него реагировать, но что делать, если он так и норовит вызвать меня на эмоции? Подзуживает, дразнит, издевается, делает намеки…

– Зачем ты постоянно намекаешь на наше прошлое? К нему нет возврата.

Не могу спрятать обиду в голосе. Почему-то сейчас чувствую именно ее. Иррациональную обиду на Барова за то, что ему так легко даются эти слова про наше прошлое. Ничего в нем не показывает того, что он вовлечен, он просто развлекается.

Для него будто ничего не стоит проводить со мной время в шутливых перепалках, как с какой-то подружкой детства, а не с девушкой, которая его волнует.

Ведь со мной именно так! Я же на него даже смотреть не могу без того, чтобы не поедать взглядом! А он… Черт, только бы не расплакаться при нем. Отвернувшись, начинаю бездумно греметь кастрюлями и сковородками, будто реально смогу что-то приготовить.

Кому и что я хочу доказать? Готовить я не умею. Никогда не нужно было. Обычно я питаюсь в ресторанах, даже не задумываясь, как приготовлены блюда. Главное, чтобы вкусно и некалорийно.

– Ладно, давай помогу, а то ты будешь до завтра громить кухню, – Баров оказывается рядом, толкая меня бедром в бок и протягивая руки к кастрюле. Мой вопрос он просто проигнорировал. Я же радоваться должна, верно?

– Что я буду должна? – недоверчиво гляжу на его действия, чувствуя подвох.

Он набирает в кастрюлю воду и достает из-под стула ведро с грязной картошкой.

– Так спешишь расплатиться? Привычка такая или очень хочешь сделать именно мне приятно? Мне-то запросто прейскурант придумать.

У этого человека вообще бывает плохое настроение?

– В этом я не сомневаюсь! Так что мы такое готовим? Вау, тут вода есть из крана? – с восхищением подмечаю, когда Арсений моет картошку в воде. – Ничего не понимаю я в этой вашей деревне. Душ на улице, но вода в доме есть.

– Она холодная, для нужд кухни, это другое. А готовить мы будем картошку в мундире. Нарежем лука и откроем банку с селедкой. Дед такое любит.

– Фу, с луком? Серьезно? – не сдержавшись, зажимаю нос рукой, будто тут уже воняет.

– А ты целоваться собралась, Исаева?

Глава 7

Вероника

– С кем целоваться-то? Я в этой вашей глухомани даже никого не знаю. Ни одного нормального претендента.

Сказав эту колкость, чувствую удовлетворение от вытянувшегося лица Барова. Надо его добить. Не на то рассчитывал, милый?

– А вообще, чем мы с тобой здесь заниматься будем? Куда мы можем сходить? На покос травы, дойку коров или в лес за ягодами? – интересуюсь как бы между делом.

– Так не терпится поработать? Похвально, Исаева, – «стреляет» в меня указательным пальцем. – Я от тебя такого не ожидал, прямо не узнаю. Тогда давай мой картошку. А я, так уж и быть, почищу и порежу лук.

– Зачем ее мыть? Она же будет в шкурках? Разве ее не варят прямо так? И когда ты вообще готовить научился? – смотрю на него с большим сомнением.

– Сварить картошку может даже ребенок. Это же просто примитив, – закатывает глаза, ленивым движением доставая покарябанную доску и крупный нож-тесак.

– Осторожно с ним, – киваю на него, – не отрежь себе что-нибудь очень ценное.

– А что? – Подмигнув, достает несколько луковиц, начиная их чистить. – Ты сильно переживать будешь?

– Мне-то что, – фыркнув, пожимаю плечами и принимаю равнодушный вид. – Вот девки твои расстроятся.

– Не переживай, Исаева, мы с ними как-нибудь разберемся. Ты лучше мой картошку, а то мы так ее год варить будем.

– Вот за что мне это наказание… – воздеваю глаза к потолку, начиная мыть холодной водой картошку, вываленную в раковину. Стараюсь не думать, что он меня опять уделал в разговоре. И девки это, не отрицает же…

Какая гадость. Рукам холодно, песок противно скрипит под ладонями, вода отскакивает от корнеплодов и брызжет на мое платье. Не догадалась я фартук надеть. С горем пополам завершаю эту неприятную манипуляцию и загружаю картошку в кастрюлю.

– Теперь налей туда воды и поставь на огонь, – отдает распоряжение Баров странным сдавленным голосом.

Сделав, как он сказал, разворачиваюсь на месте.

– Что с тобой? Ты что, плачешь?

– Чертов лук, твою мать! – шипит он, бросает нож в сторону и, подбегая к раковине, начинает яростно мыть свои глаза.

Изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, до того забавно он выглядит. Но, как ни стараюсь, смех всё равно прорывается наружу, и я начинаю безудержно хохотать. Плачущий Баров – это что-то новенькое.

Поднимает настроение на раз. Прямо как бальзам на мою израненную его предательством душонку.

– Смешно тебе? – надвигается на меня он, отфыркиваясь и вытирая лицо полотенцем.

Он так внезапно оказывается рядом, что я не успеваю сориентироваться.

Придвигает меня к столешнице. Упирает руки в ее края и нависает сверху своей мышечной массой. Свирепое лицо склоняется надо мной. Губы сжаты в тонкую полоску, а взгляд испепеляет.

– Не сжимай челюсти, Баров, сотрешь зубы в порошок, – елейным голоском советую, стараясь не показывать, что он застиг меня врасплох.

– Очень умная, да? – вцепляется пальцами в мой подбородок, подтягивая его наверх.

Атмосфера сгущается, как перед грозой, и я теряю способность дышать и адекватно мыслить.

Мысли напрочь улетают из головы от близости Барова. Нервно сглотнув, пытаюсь избавиться от наваждения. Ответить новой колкостью, оттолкнуть его, физически воспрепятствовать. Но не могу. Это сильнее меня.

Да и ведь потом от него будет вонять луком.

Надо ловить момент. Нелепое оправдание, Исаева…

Последняя здравая мысль, перед тем как его губы вжимаются в мои. Удар молнии, не иначе.

Меня прошибает электричеством, шарашит по полной, бьет в солнечное сплетение. Самообладание летит к чертям. И я кидаюсь в этот поцелуй, как в омут с головой.

Жадные, голодные поцелуи, болезненное узнавание того, как может быть только с ним, только с ним одним. Жаркое дыхание и лишь ему присущий вкус. Целуемся как одержимые. Как будто сегодня последний день на Земле.

А мы – единственные люди на ней, ответственные за продолжение человеческого рода.

Черт, я скучала.

Бешеный напор сменяются неторопливой нежностью, язык Барова лениво гладит мои губы, уже не толкаясь во влажную глубину.

Я словно пьяная, держусь на последней ниточке, боясь упасть с обрыва в пропасть, полететь туда и погибнуть, разбившись с позором.

Кто я после того, как позволила случиться этому поцелую?

Слабачка. Поплыла, как желе. Дура!